Глава 48

Ярослав


Мэр мне несколько раз намекал, что надо быть более гибким, пластичным, брать клиентов, которые мне не нравились и умело прогибаться под желания «хозяев» города. Быть на короткой ноге с депутатами и вообще входить в их круг.

Мне это осложняло работу, потому что я становился предвзятым и это соответственно серьезно сокращало мою деятельность, но сейчас видя перед глазами сломанную страхом и болью Вику, плачущую дочь и полные искренней веры в глаза Матвея, я понимал, что иначе поступить не мог.

— Что украли это плохо… — протянул мэр.

— Да, выкуп хотят… — сухо сказал я, стараясь не показывать эмоции, чтобы потом они не играли против меня.

— Кто? — перейдя на деловой тон, спросил мэр.

— Мать родная, которая бросила его.

— Ну что ж… в таком случае надо найти. Да. Это хорошая цена за твою работу. Приемливая. Ведь семья это что? Это все, мальчик мой. Понятны мои слова тебе, что без семьи то тебя и нет…

Нет.

Я это и сам прекрасно осознавал.

И меня трясло пока я ехал домой.

Я не знал, что будет делать Света в отношении Матвея. Найдет еще одного оленя, которому скормит байку, что когда-то там родила от него? А что? Эта может! Не удивлюсь, что она еще и со своих клиентов деньги тянула пока беременная была.

Черт!

Черт!

Дурак!

Трус!

Предатель!

Надо было признаться Вике в самом начале! Ещё тогда, когда я только узнал про Матвея! Надо было признаться и все решить. Приняла бы, простила бы, ноги бы до конца дней целовал. Ушла бы, понял бы.

А сейчас…

Ребенок с поломанной судьбой.

Жена с грузом моего предательства.

Дочь лишившаяся отца.

Я туго сглатывал и все чаще бросал взгляд на молчащий телефон. Матвея найдут. Просто вопрос был во времени. Если бы я был уверен, что с ним все будет в порядке, справился бы собственными силами, но так, когда не ожидаешь ничего хорошего, тянуть нельзя.

Я не представлял как поднимусь домой. Я мог вообще не ехать, а ждать результатов поисков на работе, но я представлял как сейчас было Вике и не мог просто не реагировать. Я должен быть с ней и с дочерью. Я должен хотя бы их успокоить.

Смешно. Меня бы кто успокоил…

Я периодически впадал в состояние полной атрофии сознания, когда чисто, чтобы не вылететь во встречку, отмечал рядом проезжающие машины. Я был так виноват перед Викой, перед детьми, что не мог даже себя ощущать человеком. Мне казалось я нелюдь, предатель, лживое чудовище в человеческом обличии.

Машина затормозила на парковке, и я уперся лбом в руль.

Холодный пот стекал по спине, пропитывал рубашку, оставляя влажные следы на ткани, которая холодила кожу.

Бесило.

Мутило.

Выворачивало кислой слюной на газон, и я расплескал минералку из бутылки, полоскал рот. В голове звенело словно купола всех ближайших церквей решили сыграть одновременно.

Паршиво.

Но Вике еще хуже. Я был в этом почти уверен.

Когда я наконец-то на негнущиеся ногах поднялся в квартиру, то меня встретил почти сырой склеп.

Алиса спала на руках тещи в детской. Мать жены сидела в кресле качалке и держала внучку тихо что-то нашептывая. Когда она увидела меня, то наивно вскинула взгляд, но я покачал головой и прикрыл дверь.

Вика была на кухне с моей матерью.

— Вика подумай сама. Она его мать. Всем от этого лучше… — тихо выговаривала моя мать, не понимая одного: если бы Света была матерью для Матвея, а не использовала его, чтобы обеспечить себе безбедную жизнь, никто бы и слова не сказал, но Света хотела денег. — Он будет с матерью, вы дальше живите своей семьей.

— Он не хотел сбегать. Он о ней не говорил, — со стеклянным взглядом как пьяная повторяла Вика, глядя в одну точку.

— Она его мать! — встала из-за стола моя мать, и я тихо и устало сказал:

— Она попросила почти двадцать миллионов. Чтобы вернуть его нам. Как думаешь, что будет с Матвеем если она не получит деньги? Как думаешь, где мне потом его искать? В детском доме? У бомжей на вокзале? Где мам?

Я сорвался.

Меня выбесило простое непонимание обычных вещей.

— Прости, — вздрогнула мать, и я устало сел за стол. Вика медленно встала и обошла вокруг, чтобы оказаться рядом со мной, и я не смог сдержаться, прижал жену к себе, уткнулся ей в живот лбом. Вика осторожно запустила пальцы мне в волосы и спросила:

— Нет новостей?

— Пока что только фото с камер по городу, но маршрут не отследили. Тот с кем она была последний раз, клянется что уже два месяца от неё ничего не слышал…

Я тяжело выдохнул. Отстранился, чтобы не держать Вику возле себя и не доставлять дискомфорт. Но она сама не ушла, а села тихонько рядом и обняла мою руку, уткнулась в неё лицом.

— Ярослав… — протянула мать и встала к плите, щелкнула кнопкой чайника.

— Идите спать… — сказал я. — Отцы где?

— Сидят на закрытой лоджии. После того как Алиса уснула, мы все растеклись по квартире. Я не хотела оставлять Вику… — произнесла мать, а я мысленно добавил, чтобы пилить.

— Понятно… — произнёс я холодно. — Идите спать. Не мучаетесь… Гостевых спален хватит на три семьи…

Вика покачала головой, а мать все же ушла из кухни, оставив нас с выкипающим чайником. Жена медленно встала и заварила мне ромашковый чай с лимоном. Отвратительная гадость, но Вика считала, что он успокаивал нервы, я же думал, что что еще столько ромашки не выросло, чтобы я успокоился.

— Я в кабинете побуду, родная, мне надо быть на связи… — сказал я сухо, потому что не знал, что еще сказать? Что дурак? Так это Вика и так знала, но она встала со стула и первая вышла в коридор, открыла дверь моего кабинета и юркнула в него как мышка.

Я прошел следом, держа в руке здоровенную почти на поллитра кружку и зайдя в кабинет, поставил ее на столик. Вика сидела, поджав под себя ноги на диване и вытирала глаза платком. Веки покраснели, а губы стали почти пунцовыми.

— Это я виновата, — произнесла Вика глухо и спрятала лицо в ладонях. Она задрожала и попыталась сдержаться, но у неё не вышло и вздох превратился в всхлип. Я присел рядом. Я даже не успел ничего сделать, потому что Вика сама потянулась ко мне, залезла на колени и обняла за шею, почти заскулив. Ее горячие слезы капали мне за воротник.

— Вик… — позвал я тихо. — Один я лишь виноват, понимаешь? Это только моя вина. Это мое предательство стало отправной точкой к этому событию. Ты не причем. Не глупи…

— Я чувствовала, что так может произойти… — судорожно призналась Вика, сильнее сдавливая мне шею и щекоча губами кожу. — Он же потом перестал спрашивать про неё. Вдруг она уже не первый раз приезжала? Вдруг она и до этого приезжала…

— Вик, успокойся… не было ничего такого. Это бы отследили и заметили. Время было выбрано специально пограничное. Еще до обхода и после смены охраны. Понимаешь?

— Вот она знала, когда эта охрана менялась, поэтому не раз видимо приезжала и следила, а я не заметила. Я вообще кроме своей обиды на тебя ничего не замечала… Яр, я ужасный человек, я плохая мать…

Говорят, что настоящая любовь это когда боль близкого воспринимаешь стильнее чем свою. И я воспринимал сейчас боль жены как острое лезвие с зазубринами, которое распахивало всю плоть вдоль и поперек, оставляя в ранах кусочки металлической стружки и ржавчину.

— Ты самая чудесная мать. Ты настолько, Вик, чудесная, что даже чужого ребенка сделала счастливым.

— Нет! — вырвалось у Вики, и она заплакала еще сильнее. — Нет! Не сделала! Он к ней пошел, значит все у нас плохо! Все!

Я качал Вику на руках. Я баюкал ее в своих ладонях, чтобы хоть немного забрать ее боли и чтобы она на мгновение успокоилась.

Мне душу подвешивало на крюки от каждого всхлипа жены. И грудную клетку выворачивало наружу.

Ей было настолько больно, она настолько сильно боялась за ребенка, за результат моей измены, что даже не понимала насколько у неё хрустальная душа.

Время медленно ползло и часы отсчитывали его лениво. Словно старый часовщик с масляным фонарем самолично передвигал стрелки. Вика продолжала сидеть у меня на коленях, сжимать в своих окоченевших ладонях салфетку и плакать.

А я умирал от каждой ее уроненной слезы.

Когда ночь стала настолько темной, что краски города растворились в ней, я все еще прижимал к себе жену, с ужасом осознавая, что это последние наши объятия.

Объятия, к которым привела беда.

На телефон постоянно приходили сообщения то от моих ребят, то от полиции.

Я просматривал все это, стараясь, чтобы Вика не заметила. Но когда меня льдом сковало, она все поняла. Поняла и тихо прошептала:

— Я с тобой…

Загрузка...