Рецепт от Парацельса

10

– Мы говорили с тобой об Эмилии Марти из пьесы «Средство Макропулоса». – Аурелия чуть усмехнулась. – Так вот, этой даме надоела жизнь, ей опротивели все ее поклонники и любовники…

– Ты же сказала, что все это выдумки, – напомнил Эрик. – Что Карел Чапек слышал в Эльзасе историю про Парацельса и написал пьесу.

Аурелия поправила волосы и удобнее устроилась в кресле.

– Да, он слышал ее от меня. – Она грациозно наклонила голову и лукаво взглянула на Эрика.

– Ты была знакома с Чапеком?

– И с Чапеком тоже. – Аурелия вздохнула. – С кем только я не была знакома, – протянула она и откинулась на спинку кресла.

– Я понимаю. – Молодой человек действительно пытался что-то понять, но, как всегда, безуспешно. Вернее, с каждой встречей с этой женщиной он осознавал, что бесполезно сопротивляться и ее чарам, и мистической силе. Он смирился со своей судьбой и, успокоившись, внезапно почувствовал себя счастливым.

– Так вот. – В ее глазах появилась поволока влюбленности и томления. – Я хочу сказать тебе, что мне тоже практически все надоело в жизни. После нашего знакомства Чапек воплотил меня в образе Эмилии Марти… – Она хохотнула, но ее глаза были грустными. – Представь себе, я по настоящему не любила никого в своей долгой жизни. Я лишь с разной степенью благосклонности принимала любовь многих мужчин.

Она встала с кресла и отошла к окну. Скрестив руки на груди, Аурелия медленно продолжила свое признание, и теперь ее голос снова зазвучал переливами арфы.

– И только встретив тебя, – она как будто удивлялась своему прозрению, – я снова захотела жить, потому что поняла, что люблю в первый раз в своей огромной, опостылевшей жизни!

– Так почему же ты отвергаешь мою любовь?! – воскликнул Эрик. – Ты не разрешаешь мне даже целовать себя, не говоря уже обо всем остальном…

При его последних словах Аурелия расхохоталась, но вдруг, резко оборвав смех, сделалась абсолютно серьезной.

– Да, ты прав. – Она крепко сжала подлокотники кресла. – Я не могу быть с тобой, потому, что чувствую себя очень старой женщиной, моя жизнь кончается… Но я хочу возродиться для новой жизни… только с тобой. Лишь сейчас я поняла, как может быть прекрасна жизнь, когда человек любит! И что значат столетия существования, если они проходят без любви! Когда ты живешь только для удовлетворения своих желаний, которые, в конце концов, перестают возникать!

Эрик с интересом слушал ее, приняв за красивую метафору слова о «столетиях существования», но высказывания о желаниях, которые «перестают возникать» вызвали у него протест.

– Что-то не похоже, – перебил он ее, – чтобы у тебя пропали все желания. Я помню, как ты радовалась этим вещичкам из бутиков Денвера!

Она покачала головой, сожалея, что он не понимает ее.

– Да все это искусственный интерес! – На ее прекрасные глаза снова навернулись слезы. – Я просто подогреваю себя в желании жить. Не могу же я просто покончить с собой!

– Хотя у тебя есть для этого целая лаборатория, – ухмыльнулся Эрик. В его душе снова нарастало недоверие и неприязнь к ней, к ее коварству и многоликости.

– Да, есть целая лаборатория! – с горькой запальчивостью воскликнула она. – Но у меня есть миссия! Ты понимаешь, что такое миссия, завещанная мне розенкрейцерами? Я должна передать эту шкатулку.

– Кому? – издевательски произнес он.

– Я буду ждать сообщения. – Она указала взглядом куда-то наверх. – Но я должна кому-то передать эту шкатулку!

– О господи! – Эрик поморщился. – Что ты мелешь! Какую шкатулку? Без сокровищ, но зато с нитками и иголками? С каким-то, скорее всего, несуществующим, рецептом?

Аурелия с ужасом и отчаянием посмотрела на Эрика и снова разрыдалась.

– Как ты можешь? – всхлипывая, бросала она. – Ведь ты же обещал мне помочь! Ты сам присоединился к Рону, чтобы найти ее! Как ты жесток и безжалостен!

В сердцах бросив в лицо ему эти слова, она упала на пол и начала биться в истерике. Поначалу Эрик почти спокойно наблюдал за ее конвульсиями, подозревая Аурелию в искусном притворстве. Он восхищался ее артистизмом и безукоризненностью актерских качеств. Но через несколько мгновений в нем начало нарастать беспокойство.

Он неожиданно заметил, как изменились ее прекрасные руки: они стали скрючиваться и покрываться морщинами, гладкое матовое лицо со смугло-румяными щеками побледнело, и на нем появились складки. Когда она уткнулась лицом в пол и затихла, Эрик не на шутку испугался; опустившись на колени, он начал поднимать ее тело, ставшее тяжелым и безвольным. В его сердце начал нарастать ужас, как только мелькнуло предположение, что она умерла.

Но внезапно ее мышцы напряглись, она вывернулась из его рук, и, закрыв лицо, ринулась в ванную комнату. На этот раз молодой человек уже не бросился за ней. Он остался сидеть на полу, согнув спину и низко опустив плечи. В голове не было никаких мыслей: одно отчаяние и пустота.

Эрик не помнил, сколько прошло времени с того момента, как она, внезапно очнувшись, заперлась в ванной. Ему хотелось только одного: снова оказаться в Денвере, заниматься живописью, учить студентов играть в теннис, самому участвовать в турнирах. Равнодушно шевельнулись воспоминания о Роуз, возник смутный образ сидящего за столом мрачного Рона Дагса.

Нет, хватит, с трудом пробудился внутренний голос Эрика. Уйду прямо сейчас. Отвезу шкатулку Дагсу: по крайней мере, он наладит производство этого средства Парацельса, будет хоть какая-то польза людям. Тем более что мне надо отработать деньги, которые он мне заплатил.

А она не пропадет, с неприязнью думал Эрик. У нее есть куча денег, через пару дней она еще соблазнит какого-нибудь легковерного мужичка, и он скрасит ей ее бездарное, циничное существование. Только уже без меня!

Молодой человек с трудом поднялся с пола, взъерошил волосы, глубоко вздохнул и потянулся, вытянув руки вверх.

В этот момент щелкнул замок в ванной, и в дверях появилась Аурелия, вновь сияющая неземной красотой. На этот раз Эрик ничему не удивился: у него уже не было сил, он устал удивляться, очаровываться, страдать, разочаровываться. Эта кошмарная мистика надоела ему, как надоела сама вершительница ее.

Он присел на подоконник, намереваясь спокойно попрощаться через минуту и покинуть эту комнату.

– Сейчас я проглотила последнюю таблетку, – слабым голосом призналась она. – Ее хватит максимум на неделю. После этого все будет кончено…

Душа Эрика осталась равнодушной к ее печальному признанию. Он молчал, скрестив руки на груди, и спокойно разглядывая ее опять мраморное лицо, гладкие руки, гордую осанку и аккуратно расчесанные шелковые волнистые волосы. Ни заплаканных глаз, ни опухшего от слез лица, ни страдания во взоре. Даже свою трагическую фразу она произнесла с печальным спокойствием.

Эрик прикрыл глаза, переживая новую метаморфозу этой птицы Феникс, вновь возродившейся в образе женщины совершенной красоты.

Скорее отсюда, торопил он себя, сейчас снова начнется сцена обольщения…

– Прощай, – бросил он и боком стал пробираться к двери. – Мне надо идти. С меня хватит! Позови Питера, он будет счастлив опять увидеть тебя…

Аурелия раскрыла руки и округлила в недоумении глаза.

– Что с тобой? Куда ты? Что случилось?

Она явно не собиралась отпускать его. Эрик, с детства не терпевший насилия над собой, решил выбраться из этой комнаты во что бы то ни стало. Он схватил красавицу за руки и легонько оттолкнул от двери. Выйдя в коридор, он облегченно вздохнул и побежал прочь.

Войдя к себе в номер, молодой человек сбросил с себя всю одежду и встал под сильную струю горячего душа. Он чувствовал, как с потоками воды и с ароматной пеной шампуня с него смывается наваждение горькой любви-ненависти к этой женщине, как очищается его уставшая душа, как улучшается настроение и появляется радость от предстоящего отъезда домой.

Распаренный и разомлевший от спасительной энергии воды, Эрик сидел в махровом халате в глубоком кресле и, слушая тихую музыку, потягивал ликер «бейлис». Сейчас он наслаждался свободой и представлял себе радость мистера Дагса от встречи с ним. Закрыв глаза, он погрузился в легкое забытье, намереваясь несколько минут отдохнуть перед тем, как отправиться в аэропорт.

Внезапно состояние полной расслабленности нарушила неизвестно откуда появившаяся нотка легкой боли. Как будто заныла старая забытая травма. Молодой человек узнал природу этой боли и приложил усилие, чтобы отогнать ее. Она исчезла, но только на одно мгновение. Появившись снова, боль усилилась и уже не проходила, несмотря на все волевые попытки избавиться от нее.

Эрик встал с кресла, понимая, что больше не сможет расслабляться, и стал собираться к отъезду. Он аккуратно завернул шкатулку в легкую куртку и положил ее на дно спортивной сумки. Сверху разместил маленький рюкзачок с париком, отмычками, фонариком, альпинистской веревкой с крюком, которые помогли ему при проникновении в дом Грантов. Потом он покидал в сумку свои нехитрые вещички. Перед тем, как выйти из номера, он внимательно оглядел его, но внезапно перед его взором возник смутный образ Аурелии, сидящей в позе Джоконды в его кресле. Он не слышал, что она говорила ему, но почувствовал вдруг непреодолимое желание видеть ее, прийти на помощь. Она звала его, и он был не в состоянии отказать ей.

Здравый смысл молодого человека попробовал противиться эмоциональному порыву, но был заглушен и накрыт нарастающей волной любви и желания помочь ей.

Вскинув на плечи спортивную сумку, он быстро расплатился с администратором отеля и, перебежав улицу, помчался к женщине, призывавшей его.

– Я знала, что ты придешь! – воскликнула она, протягивая к нему руки, когда Эрик ворвался в ее номер.

Скинув сумку с плеч, он молча бросился к ее ногам и, обняв их, положил повинную голову на ее колени. Аурелия гладила его волосы.

– Я знала, что ты вернешься, что ты не покинешь меня, – счастливо бормотала она, нежно гладя его по голове. – Как я люблю тебя, дай мне побыть с тобой мои последние дни…

Услышав эти слова, Эрик поднял на нее глаза, полные слез.

– Прости меня. – Он поднес ее руки к губам и прижался к ним. – Я должен был сказать тебе. Шкатулка у меня.

… Аурелия заключила его в объятия и крепко поцеловала в губы. Правда, поцелуй был не страстным, а, скорее, материнским, но молодой человек чувствовал себя безмерно счастливым.

– Я так и знала, что ты поможешь мне! Давай ее скорее! – Она вскочила с кресла, почти оттолкнув Эрика, не успевшего подняться с колен.

Сидя на полу, он вытащил шкатулку и, сбросив куртку, протянул ее своей любимой. Она села на ковер рядом с ним и прежде, чем открыть крышку, долго рассматривала ее, гладила старинное дерево, водила пальцем по серебряным узорам и уголкам. Потом она открыла крышку, высыпала прямо на пол ее содержимое: катушки и клубки ниток, коробочки с иголками и булавками. Аурелия, как заправский антиквар, рассматривала каждый миллиметр шкатулки, поворачивая ее так и этак. Эрик внимательно наблюдал за ней, но так и не понял, почему ее палец остановился именно на правой боковой стороне. Она поднесла шкатулку к глазам, поддела ногтем какую-то дощечку, и та легко открылась, как крохотная дверца. За ней обнаружилось колесико с нанесенными буквами.

Аурелия была счастлива. Это было видно по ее сияющим глазам, глядевшим куда-то вдаль, а может быть, внутрь себя. На ее лице блуждала улыбка Джоконды. Губы что-то шептали. Эрик понял, что она что-то вспоминала. Наверное, шифр, подумал он.

– O vitam misero longam, filici brevem,– четко прошептала она.

Эрик затаив дыхание, попытался запомнить эту фразу.

– Долга жизнь несчастному, коротка счастливому, – с удовольствием перевела Аурелия.

Мудрое напутствие для жаждущего вечной жизни, усмехнулся молодой человек.

– У тебя есть карандаш? – спросила она.

Эрик вытащил из бокового кармана джинсов маленькую шариковую ручку и протянул ей. Пока она оглядывалась по сторонам в поисках бумаги, он быстро вырвал листок из своего блокнота. Аурелия задумчиво взяла его из рук Эрика, наверное, в ту же секунду забыв о его присутствии. Она написала фразу на листке, а затем, стала крутить колесико и поставила напротив еле заметной риски букву O. Выждав несколько секунд, она стала подводить к риске другую букву V. Теперь Эрик понял, что она поочередно набирает первые буквы каждого слова фразы на латинском языке: O VITAM MISERO LONGAM, FILICI BREVEM.

Шесть раз провернула Аурелия колесико, подводя к метке первые буквы шести слов фразы на латыни. И замерла в ожидании одного из самых главных моментов в ее жизни. Она намеренно оттягивала его, и Эрик хорошо понимал это. Сейчас решится все – и для нее, и для Рона Дагса, и для него самого.

Аурелия аккуратно нажала на боковую стенку шкатулки, и ее дно медленно сдвинулось в сторону, обнаружив под ним еще одно отделение. Эрик еще ближе придвинулся к Аурелии и увидел на втором донышке желтый, похожий на пергамент, полупрозрачный листок, сложенный в несколько раз. Сердце Эрика билось так, что его стук, наверное, слышала Аурелия.

Она подняла руку и хотела вытащить листок, но передумала. Не обращая внимания на молодого человека, не считая нужным делиться с ним своими намерениями, она вытащила из косметички тонкие щипчики, аккуратно поддела ими листок и медленно потянула вверх.

В этот момент – о ужас! – листок превратился во множество желтых чешуек, медленно, как снежинки, падающих на ковер: листок рассыпался, как только к нему прикоснулись.

– Боже! – ахнула Аурелия. – Какой ужас! Что это? Почему так?

Теперь она вспомнила об Эрике и с мольбой повернула к нему вопрошающие глаза.

– Пергамент не выдержал соприкосновения с влажным воздухом и светом, – предположил Эрик. – Так бывает, когда бумага или ткань много веков находится в сухом темном безвоздушном пространстве.

– Что же теперь делать? – растерянно проговорила Аурелия.

– А ничего! – воскликнул Эрик, вдруг почувствовав, как у него гора свалилась с плеч. – Жить и радоваться!

Аурелия в изнеможении опустилась в кресло и подперла рукой бледное лицо.

– … Радоваться жизни последнюю неделю жизни… – В ее голосе слышалось тихое отчаяние.

– Не горюй! – Эрику хотелось отвлечь ее от мрачных дум. – Давай поедем на побережье в Ла Хойю или на пляжи в песчаные дюны, где нам было так хорошо. Забудем обо всем и будем любить друг друга!

Но она молчала. Он силой поднял ее из кресла и прижал к своей груди. Она безвольно опустила голову. Молодой человек пытался растормошить ее: он стал говорить ей нежные слова, называя ее самой прекрасной в мире, самой любимой и бесконечно желанной. Теперь она не возражала ему, как бывало прежде, не отталкивала, гневаясь, не отворачивалась. Ему удалось поцеловать ее в губы, но эти губы были холодны, как лед, и он в недоумении разжал свои объятия.

Аурелия опустилась в кресло. На ее устах появилась улыбка Джоконды, но в ней больше не было иронии и легкого кокетства. Теперь она напоминала улыбку Сфинкса или Будды – в ней таилась тайна вечности и полная отрешенность от земной суеты. Эрику показалось, что она смирилась со своей судьбой, и уже слышала голоса, призывающие ее.

Молодой человек опустился на колени и стал собирать в шкатулку мелкие чешуйки желтого пергамента, стараясь не проглядеть самую мелкую частичку. По крайней мере, будет, что представить мистеру Дагсу, думал Эрик, уже представляя, как он будет рассказывать ему о подробностях своих приключений в Сан-Диего.

– Да-да, отвези ее Рону, – мягко проговорила она. – Только сейчас я поняла всю бренность и… глупость нашего с ним противостояния, и подлость моей мести бедному Уильяму. Теперь эта шкатулка больше ничего не стоит. И моя жизнь тоже…

Эрик закрыл шкатулку и опустился на ковер рядом с нею.

– Тебе надо как следует отдохнуть. – Он взял ее руку и приложил к губам.

Ее пальцы были холодны, но запястье и ладони теплы и даже горячи.

Как странно, подумал он, водя ее рукой по своим губам. В нем снова поднималась жалость к этой несчастной женщине, смешанная с болью и отчаянной любовью.

– Езжай, милый мальчик. – От горечи ее интонации у Эрика едва не брызнули слезы. Он уткнулся головой в ее колени, и она стала медленно гладить его волосы. – Все еще будет, ты увидишь…

Эрик удивленно поднял на нее глаза, не поняв смысл сказанных ею слов. Но она мягко посмотрела на него и приложила палец к губам, прося больше ни о чем не расспрашивать.

– Я завтра же приеду к тебе! – воскликнул он, но, быстро прикинув в уме время в пути и пребывание в Денвере, поправился: – Ну послезавтра, обязательно, верь мне! А ты жди меня здесь и отдыхай, я прошу тебя. Ты обещаешь ждать меня здесь?

Она прикрыла глаза, и Эрик расценил это как знак согласия.

– Вот уже не ожидал! – Рон Дагс вместе с дочерью вышел навстречу широко улыбающемуся Эрику.

Молодой человек нашел, что с тех пор, как он видел ее в последний раз, Роуз похорошела и, похоже, повзрослела. Даже в ее одежде появились спокойные тона. Эрику было приятно видеть вместе отца и дочь.

– Эрик! Как классно, что ты приехал! – обрадовалась Роуз и, приподнявшись на цыпочки, чмокнула его в щеку. – Я сейчас уезжаю на уик-энд вместе с Биллом. Я обязательно должна познакомить тебя с ним.

– Моя девочка собралась замуж… – Рон пожал плечами и безнадежно развел руки в стороны. – Уговариваю ее хотя бы закончить первый курс университета… Что за необходимость так рано выходить замуж в наше время?

Эрик весело посмотрел на Роуз, молчаливо спрашивая, может быть, действительно надо спешить? Она поняла его вопрос.

– Нет никакой особой необходимости, – рассмеялась она. – В том смысле, в каком вы оба понимаете ее. Но мы с Биллом хотим быть вместе всю жизнь!

– Дай-то бог! – одновременно воскликнули Эрик и мистер Дагс.

– Ну я поехала! – Она вскинула сумку на плечо, и, достав из кармана ключи от автомобиля, чмокнула отца и махнула рукой бывшему любовнику.

А Эрик, улыбаясь, смотрел ей вслед, испытывая теплые братские чувства к этой шальной девчонке, короткий роман с которой почти выветрился из его памяти.

Проводив глазами новенький сиреневый шевроле Роуз, мужчины быстро перевели взгляды друг на друга.

– Ну что? – Рон с нетерпением дотронулся до плеча Эрика. – Как дела?

Вместо ответа молодой человек соединил в кольцо большой и указательный пальцы руки: о’кей. Мистер Дагс, еще не вполне доверяя оптимистичному настрою бывшего тренера своей дочери, быстро пошел вперед по аллее парка, увлекая его за руку. Молча они прошли в пустынное тенистое место парка и сели на скамейку.

– Ну… рассказывай! – Дагс откинулся на спинку и устремил взгляд перед собой.

Не говоря ни слова, Эрик нарочито медленно раскрыл сумку и достал из нее сверток со шкатулкой.

– Вот! – Он освободил ее от куртки и протянул своему бывшему хозяину.

Мистер Дагс поставил шкатулку на колени и, не решаясь пока открыть ее, потребовал отчета. После того, как Эрик завершил свой рассказ печальной историей с исчезновением рецепта прямо у него на глазах, мистер Дагс неожиданно рассмеялся.

– Ну и слава богу!

Реакция хозяина обрадовала молодого человека.

– Вы знаете, – улыбнулся он, – я тоже почему-то обрадовался такому завершению этой истории.

– Видимо, произошла мгновенная реакция с влагой и воздухом. – Рон высказал мнение, полностью совпавшее с предположением Эрика.

После этого мистер Дагс открыл крышку шкатулки и, увидев желтые лепестки пергамента, беззвучно рассмеялся.

– Вот и все! – Он опустил пальцы в останки рецепта вечной молодости и медленно зашелестел ими.

– Подождите! – остановил его Эрик. – Может быть, есть возможность восстановить текст, собрав все кусочки пергамента. Я подобрал все до одной частички… Где-то я читал, что есть современные методы регенерации текстов…

Эрик произнес эту фразу, с надеждой глядя на мистера Дагса. Ему все-таки хотелось услышать, что рецепт можно восстановить. Но Рон Дагс отрицательно покачал головой, погрузив пальцы в шелестящие чешуйки.

– Сильно сомневаюсь, – медленно произнес он, рассматривая на свет две более крупные частички, – уверен, что здесь утеряна сама запись. Хотя попробовать можно… Завтра я распоряжусь, чтобы специалисты лаборатории попробовали разобраться, можно ли что-нибудь восстановить. Но даже если ничего не получится – не беда. Мы все равно начнем… и уже начали экспериментальное производство вещества, блокирующего ген старения. А опыты на крысах дали вполне обнадеживающие результаты! Кстати, приглашаю тебя принять участие в моих работах.

– Не понимаю, – удивился польщенный Эрик, – чем я-то могу быть полезным в вашей работе?

– Я собираюсь строить новое здание, – сообщил мистер Дагс. – И твое архитектурное образование, полагаю, будет кстати.

– Спасибо, – склонил голову Эрик. – Я подумаю…

Мистер Дагс аккуратно закрыл крышку шкатулки, продолжая держать ее на коленях.

– Ну… как она там? – Этот вопрос, видимо, мучил Рона, и он все-таки решил задать его.

Эрик отметил, что слово она было произнесено с мягким нажимом.

– Она сказала, что приняла последнюю таблетку, – бесстрастно сообщил Эрик.

– Как она выглядит? – глухо спросил мистер Дагс.

– После таблетки – лет на 25! – ответил молодой человек. – А до того она вся светилась, а потом вдруг быстро стала превращаться в старую женщину, и я даже подумал, что она умирает, – добавил он после паузы.

– И ты оставил ее одну, беспомощную? – Рон укоризненно взглянул на Эрика.

Эрик с интересом вскинул взгляд на Дагса. А тот, отвернувшись, стал смотреть вдаль.

Неужели он до сих пор любит ее, удивился юноша, чувствуя легкие уколы ревности и восхищение мистером Дагсом. Сам он уже четко понимал, что справиться с чарами этой женщины невозможно.

– Я обещал ей, что приеду завтра, – признался Эрик.

– Да, обязательно поезжай, – вздохнул хозяин. – Хотя я думаю, что ей уже ничем нельзя помочь…

Эрик был очень благодарен этому человеку, вначале показавшимся ему грубым мужланом. И он неожиданно понял, почему Рон решил расправиться с Аурелией. Он просто устал бороться со своей любовью-ненавистью, которая мешала ему и жить, и работать. Он увидел только одну возможность освободиться от нее, тем более что от этой красавицы на самом деле исходила реальная опасность…

– И что, она действительно может умереть?! – испуганно воскликнул Эрик.

– Да, скорее всего, – ответил мистер Дагс, безнадежно кивая головой.

Молодой человек все еще не мог окончательно поверить, что такое возможно. Всю эту возню вокруг таблеток он до сих пор расценивал как косметические манипуляции для избавления от морщинок и сохранения красоты. И только сейчас к нему стало приходить понимание неотвратимости ее ухода.

Дорога из аэропорта Сан-Диего до гостиницы на улице Музейной теперь была хорошо знакома Эрику. Он с удовольствием наблюдал, как за окнами автомобиля пролетают стройные пальмовые рощи, скалистые утесы вдоль долины небольшой речушки, притока Колорадо. Он знал, что за ближней грядой холмов начинаются самые лучшие в мире пляжи, продолжающиеся до самой мексиканской границы. Он вспоминал, как они с Аурелией гуляли по песчаному берегу, а потом купались в штормовых волнах океана. Ему страстно захотелось вновь оказаться вместе с ней в этих местах. И Эрик решил, что прямо сейчас же, не отпуская таксиста, они с Аурелией, которая, конечно же, ждет его, отправятся на пляжи, а потом и в Ла-Хойю, о которой она так красочно рассказывала.

Взбежав на третий этаж, Эрик толкнул запертую дверь ее номера.

– Открой, милая! – Он подергал ручку двери, хотя уже понимал, что совместной прогулки не будет. Она уехала и в этот раз…

Он сбежал вниз к администратору и увидел, что ключ ее номера висит на месте. Уже будучи уверенным, что она покинула отель, он на всякий случай спросил об этом у юноши за стойкой, который подтвердил, что дама из номера 315 покинула отель вчера после обеда.

Она уехала сразу после моего отъезда, с отчаянием подумал Эрик. Опять обманула, а ведь обещала ждать! Горечь разочарования охватила юношу, но его здравый смысл укорил вспыхнувшую эмоциональность и вернул ему возможность спокойно рассуждать.

Молодой человек прекрасно понимал, что сейчас самое время распроститься с этой женщиной, которая принесла ему больше страданий, чем радости. И не только ему. Она стала причиной, может быть, и косвенной, несчастья и гибели нескольких мужчин. И это те, о которых он знал. А сколько их, ее несчастных обожателей, затерялись в тумане прошедших десятилетий, а может быть, веков…

Эрик все еще не мог до конца поверить в бесконечность жизни любимой им женщины, его разум противился такой фантастической возможности, хотя он неоднократно был свидетелем фактов, подтверждающих это.

… Выйдя на улицу, молодой человек побрел в соседнее кафе, и там за чашкой кофе и сандвичем с ветчиной, он привел в порядок свои мысли.

Будем считать, что всей этой мистики не было вовсе, уговаривал он себя, а все, что со мной произошло за последние две недели, это – случайная авантюра, которая останется в воспоминаниях на много лет.

Эрик немного отвлекся от своих мыслей, разглядывая публику, фланирующую по улице. К своему удивлению, он совсем равнодушно смотрел на хорошеньких девушек с длинными загорелыми ножками, одетых в шорты, мини-юбки и открытые сарафаны.

Выйдя из кафе через полчаса, Эрик почувствовал, что не может противиться желанию поехать на песчаный берег, туда, где он единственный раз был с Аурелией на лоне природы.

… Он вышел из такси в том же самом месте, возле телеграфного столба, у небольшой кактусовой полянки. Как и в прошлый раз, его поразил этот маленький оазис колючих растений, предвестников близкой мексиканской границы.

Эрик подошел к песчаному склону, спускающемуся огромной дюной к пустынному берегу. Перед ним расстилался бесконечный океан, ослепительно сверкающий на горизонте. Эрик медленно стал спускаться к берегу, съезжая вниз вместе с движущимся песком.

Пляж был таким же пустынным, как и неделю назад, когда они с Аурелией провели здесь один из самых счастливых в его жизни дней. Он увидел сухое бревно, на котором она сидела, и с которого он свалился на песок. Не удержавшись от желания подойти к этому сухому дереву, Эрик сел на него и в задумчивости стал гладить ветки, отшлифованные океаном.

День был жарким и безветренным, и молодой человек, сбросив с себя всю одежду, бросился в воду. Вынырнув через несколько метров, он поплыл кролем, делая сильные гребки. Его загорелые руки мелькали над водой, как чайки, ныряющие за рыбой.

Освежившийся и спокойный, он вышел из воды, сверкая на солнце обнаженным телом, и легко побежал по самой кромке океана, с удовольствием чувствуя напряжение каждого мускула, давно лишенного радости активного движения.

Пробежавшись по берегу, Эрик лег на песок и, закрыв глаза, расслабился. Он с наслаждением слушал легкий плеск прибоя, далекие крики альбатросов и еле слышный шелест песка, пересыпающегося на склонах дюны.

К вечеру молодой человек вернулся в отель, который покинула Аурелия. Он снял номер и решил ждать ее. Может быть, ей снова потребуется его помощь и она приедет сюда.

Больше недели он провел в счастливом одиночестве и в ленивой истоме. Первый раз в жизни он бездельничал, деля время между пляжем, отелем, чтением книг и сном. Он спал днем после обеда, ночью рано засыпал, а просыпался поздно утром. Такого с ним прежде никогда не было, и он удивлялся своему состоянию, однако не пытался бороться с ленью и ничегонеделанием.

Однажды он все-таки съездил в Ла Хойю, о которой рассказывала Аурелия. Он лазил по причудливым скалам, наблюдал, как в лужицах между камнями кипит жизнь: ползают крабы, разноцветные актинии изящно двигают своими хищными лепестками-щупальцами. Сидя на камне, он долго наблюдал за рачком-отшельником, пытаясь выманить его из раковины, в которую тот спрятался. Он и сам чувствовал себя этаким раком-отшельником, вполне счастливо существующим в однообразном мирке своей временной раковины.

Красноречивые взгляды, которые женщины бросали на него в ресторане и на пляжах, абсолютно не трогали молодого человека. Художественная натура и богатое воображение поместили его в яркий виртуальный мир. Он представлял, что Аурелия рядом с ним. Он мысленно разговаривал с ней, вместе они восхищались красотой скал и морского прибоя. Вместе с ней он радовался, что ему удалось увидеть популяцию котиков, о которой она рассказывала ему.

Он ждал ее, так как был убежден, что она появится сегодня, ну, может быть, завтра или послезавтра. Разум отказывался осознавать то, о чем она ему сказала. Последняя таблетка, поддерживавшая ее молодость и, может быть, жизнь, давно должна была перестать действовать… На восьмой день ожидания он съездил в знаменитый океанариум Сан-Диего, откуда вернулся усталый уже затемно и, даже не пообедав, забылся глубоким сном. Во сне он увидел свою любимую, которая сидела в золотистом халате, освещенная ярким нимбом. Эрик протянул к ней руку, и она, коснувшись ее, произнесла на латыни: Ne cede malis. Stat sua cuique dias.

Эрик вздрогнул и проснулся, поскольку прикосновение было явственным, а рука очень холодной. Сев в постели, он машинально повторил сказанное Аурелией, в тот же момент осознав смысл фразы: Не падай духом. Для каждого придет его день.

Утром Эрик вновь поехал на пляж в дюны, где провел почти весь день. Он много купался, лежал на песке, его посещали приятные видения, и крепла уверенность, что он еще увидит свою любимую. Лежа на песке, он даже улыбался, представляя себе их встречу. Он уже перестал падать духом и чувствовал, что именно сегодня придет его день.

На какое-то время он забылся и вновь увидел, скорее даже, ощутил присутствие рядом женщины, по которой так тосковал. А когда открыл глаза, то почти кожей почувствовал, что кто-то приближается к месту его уединения. Он мгновенно сел, стараясь скрыть свою наготу, и приложив козырьком ладонь к глазам. С нетерпением вглядываясь вдаль, он заметил метрах в семидесяти от него женскую фигуру в широкополой шляпе. Аурелия! – радостно забилось сердце.

Он быстро оделся и медленно пошел навстречу одинокой путнице, сдерживая себя, чтобы не броситься бегом по песку. Когда между ними оставалось метров тридцать, Эрика пронзило острое чувство узнавания, смешанное с удивлением: эта женщина – Аурелия?!.. Та же фигура, осанка, плывущая походка… Только ростом она, кажется, чуть повыше. Через несколько шагов Эрик отчетливо различил ее черты, и его пронзило разочарование: нет, это не Аурелия… У девушки, приближавшейся к нему, были светлые, широко распахнутые глаза. В них он заметил затаившуюся печаль, удивление, интерес, но не страх. Тонкий нос благородной формы, светло-каштановые пышные волосы, выбивающиеся из-под широкополой шляпы, губы… не полные, но красивого рисунка…

Приближаясь к Эрику, девушка слегка улыбнулась одним уголком губ, и Эрик вздрогнул: Джоконда! Однако через мгновение он изменил свое мнение, отогнав навязчивое воспоминание об Аурелии. Нет, улыбка незнакомки была милой и застенчивой, а вовсе не таинственной или ироничной.

Они остановились метрах в двух друг от друга.

– Как странно встретить кого-то на этом пляже!

Нежный голос девушки напомнил Эрику звук арфы, и он снова с досадой отмахнулся от лезших в голову сравнений.

– Вы часто гуляете здесь одна? – удивленно спросил он, невольно любуясь изящной естественностью ее движений.

– Иногда гуляю, – ответила она, по детски заложив руки за спину. – Я здесь живу недалеко. – Она кивнула головой куда-то в сторону мексиканской границы.

– Мне казалось, – удивление Эрика нарастало, – что здесь пустынные места и никто не живет…

Ему было приятно и радостно видеть эту очаровательную девушку. Странно, что их встреча произошла именно здесь, куда он приехал, чтобы воскресить горькие воспоминания о женщине, в которую, как ему еще полчаса назад казалось, он навечно и безнадежно влюблен. Но сейчас эти несколько мазохистские чувства как будто начали таять под светом сияющих глаз незнакомки, в глубине которых угадывалась затаенная грусть. Как странно, подумал Эрик-художник. Такое юное прекрасное лицо, а глаза страдающей женщины или… раненой птицы, отставшей от своих улетевших собратьев.

– Да, здесь почти никто не живет. – Она утвердительно кивнула. – Есть только три-четыре виллы во-о-он за тем холмом. – Девушка вытянула тонкую изящную руку и махнула ею, указывая куда-то вдаль.

– Вы живете на одной из этих вилл?

– Да, на самой маленькой, – просто ответила она. – А что вы здесь делаете? – последовал ее вопрос.

Эрик в замешательстве не знал, что отвечать. Просто прогуливаться в пустынном месте в тридцати километрах от Сан-Диего было бы, по меньшей мере, странно… Заявить об истинной причине своего появления на этом пляже молодой человек, конечно, не мог.

– Я читал в путеводителе по Сан-Диего, – все-таки нашелся он, – что на границе с Мексикой есть замечательные дюны, вот и решил посмотреть на них…

Его ответ вполне удовлетворил девушку, и она понимающе кивнула. Потом остановилась и протянула Эрику узкую руку.

– Рэлли, – прозвучало арпеджио арфы.

Теперь Эрик уже не досадовал на невольное сравнение, он просто был рад снова слышать дивный голос.

– Эрик. – Он мягко пожал нежную ладошку и буквально утонул в чистом глубоком взгляде удивительных зеленовато-сиреневых глаз, доверчиво и грустно глядящих на него.

Они медленно пошли рядом по песку, вовсе не нуждаясь в дальнейших расспросах и объяснениях. Им обоим было спокойно и радостно. И так просто, как будто они уже давно шли по этому берегу вдвоем. Эрик ни о чем не хотел думать, хотя уже отчетливо осознавал, что эта девушка должна была появиться здесь. Она была послана ему судьбой, а может быть, наступил именно тот день. Он отгонял от себя догадки, которые предлагало ему его творческое воображение…

Они шли молча, изредка взглядывая друг на друга, и каждый радовался неожиданному ощущению: они не случайно встретились на этом пустынном пляже. Эрик стал рассказывать Рэлли о своей жизни, о любви к теннису и живописи, которой он так давно не занимался. Затем стал увлеченно говорить о своем открытии: об игре светотеней при движении песчаных масс, развивая тему, которую затронул неделю назад при беседе с Аурелией. Его как художника волновала изменчивость природы, неуловимость живописной текучести песка. У него появилось желание запечатлеть это на полотне. Рэлли тут же подхватила его мысль. Она сравнила текучесть песка с течением воды, вспомнив полотна нескольких известных художников, остановивших мгновение потока быстрых рек и водопадов. Эрик с удовольствием отметил образованность юной девушки.

– А мне кажется, что текучесть песка, воды, облаков, ветра – она увлеченно перечисляла неуловимые виды движения в природе, – лучше всего может передать музыка! Вспомните Равеля или Римского-Корсакова…

Их разговор перешел к искусству античной Греции и его возрождении в эпоху Ренессанса, они горячо спорили, приводя яркие убедительные доводы, потом соглашались друг с другом, радуясь совпадению вкусов и воззрений. Внезапно оба остановились, замолчав на полуслове, с восторгом глядя друг на друга. Эрик аккуратно снял большую шляпу с волос девушки, которые оказались более светлыми, чем ему показалось сначала.

– Вот теперь я вижу, какая ты!.. – Он не мог подыскать нужного слова.

– Какая? – мягко и просто спросила девушка.

Эрик взъерошил свои волосы, удивляясь метаморфозе, произошедшей с его чувствами. Он снова не мог понять себя, но, если прежде, в отношениях с Аурелией, чаще всего присутствовала боль и борьба любви с ненавистью, то сейчас его душа пела. Он чувствовал себя абсолютно счастливым: эта девушка явилась как живительная сила воды, принесшая ему энергию исцеления, как солнечный луч, рассеявший мрачную тьму.

– Так скажи, какая я? – Они оба не заметили, как перешли на «ты», и это тоже было естественно.

– Я действительно не могу найти правильных слов, – тихо проговорил Эрик, беря ее за обе руки. – Но я знаю: это чудо, что я встретил тебя…

Она понимающе кивнула и двумя руками пожала его ладони. Потом они взялись за руки и пошли по тропинке между холмов, за которыми были те самые «три-четыре виллы»…

Эрик и Рэлли долго шли по пляжу, взявшись за руки. Они не заметили, как вошли в узкую зеленую долину и перешли через живописный мостик, под которым текла неширокая быстрая речка, метров через двести впадавшая в океан.

– Здесь я живу. – Рэлли остановилась у калитки низенькой ограды, через которую свешивались темно-зеленые кусты живой изгороди и виднелся двухэтажный кирпичный коттедж. – И приглашаю тебя в гости…

Она открыла дверь ключом, достав его из маленькой вязаной сумочки, висевшей на шее, и сделала широкий жест, приглашая Эрика войти в дом.

Они вошли в просторный холл с удобной простой мебелью. Дизайнерский опыт молодого человека подсказал, что эта простота – высокий стиль дорогого жилища, который свидетельствует о зажиточности его хозяев. Диваны и кресла из белой кожи, на полу – большой персидский ковер, на стенах – старинные гравюры видов Сан-Диего и его окрестностей. Похоже на Джона Мартенса, известного художника-графика XIX века, чуть не присвистнул Эрик.

Рэлли ловко кинула свою соломенную шляпу, и та, сделав несколько кругов, повисла на вешалке у входа.

– Ого! – с одобрением отметил Эрик.

– Я долго тренировалась, – с гордостью сообщила девушка.

Он посмотрел на нее с изумлением, смешанным с нарастающим восхищением. Удивительное сочетание интеллекта и аристократизма этой прелестной девушки с озорными мальчишескими повадками вызывали у Эрика все нарастающее чувство влюбленности в нее.

Рэлли села в кресло у изящного столика, указав молодому человеку место напротив. Некоторое время они отдыхали, с удовольствием глядя друг на друга, изучая, вспоминая то, что каждый видел в романтических мечтах или в сновидениях. Неожиданно она вскочила.

– Я сейчас! – бросила она, выбежав из холла.

Через несколько минут девушка вернулась. Вслед за ней пожилая женщина в белом переднике ввезла сервировочный столик, на котором стояло много всякой еды. Женщина, улыбнувшись, кивнула гостю. Эрик, как воспитанный человек, привстал, приветствуя пожилую даму.

– Молли, это Эрик…

– Эрик Хенк, – представился он, поклонившись.

– Эрик Хенк, мой друг, – добавила Рэлли, и это необычайно польстило молодому человеку.

Рэлли поблагодарила Молли, и та удалилась. А девушка начала выставлять на столик тарелки с сыром и ветчиной, душистыми тарталетками и фруктами. Когда она начала разливать кофе в изящные фарфоровые чашечки, молодой человек залюбовался ее точными пластичными движениями.

– Это моя няня, – кивнула она вслед удалившейся женщине. – Она во многом заменила мне маму, которая всегда была занята и много ездила в командировки.

Эрик понимающе кивнул, делая глоток душистого кофе. Он решил ни о чем не расспрашивать ее, боясь ненароком проговориться или вызвать подозрения умненькой девушки. Сам он еще не был до конца уверен в своих подозрениях, но интуиция подсказывала ему, что он не ошибается. Некоторое время они молча пили кофе, искоса поглядывая друг на друга. Встретившись глазами, они улыбались, ничуть не смущаясь. Наоборот, они как будто играли, с удовольствием изучая один другого.

– Скоро начнет темнеть, – заметил Эрик, поглядывая в большое окно, выходящее в зеленый палисадник. – Надо ехать в город.

– Ты можешь остаться здесь, – быстро предложила девушка. – Места в доме много, и ты никому не помешаешь.

Эрику очень не хотелось расставаться с милой Рэлли. Более того, он ужасно боялся, что может больше не встретиться с ней. Вдруг случится так, что она неожиданно уедет или он не застанет ее дома…

Вместо ответа Эрик благодарно кивнул, однако было заметно, что он смущен и колеблется, удобно ли принимать приглашение ночевать в доме молодой девушки, с которой познакомился лишь несколько часов назад.

– Соглашайся, соглашайся, – настаивала молодая хозяйка дома. – Ты же без машины. Такси сейчас трудно поймать здесь. Я, конечно, могла бы отвезти тебя в отель, но… мне бы хотелось, чтобы ты был моим гостем.

Ее прямодушие и искренность окончательно покорили Эрика. Он ласково улыбался ей, вертя в руках кофейную чашечку.

– Я буду рад остаться ночевать в твоем доме, – наконец проговорил он. – Хотя чувствую некоторую неловкость… Ведь мы знакомы всего три часа.

– Нет, почти четыре, – рассмеялась она. – Я увидела тебя сидящим на песке и сразу взглянула на часы. Было два часа десять минут. А сейчас почти шесть.

Оба рассмеялись и протянули руки друг другу. В их быстром дружеском рукопожатии промелькнула нежность, которую оба пока не решались показывать. Эрик, правда, попытался задержать ее руку в своей, но узкая загорелая ладошка мягко выскользнула из его руки.

– Так твой дом – самый маленький из здешних вилл? – недоверчиво спросил Эрик, оглядывая высокие потолки и рассматривая винтовую лестницу красного дерева, которая вела на второй этаж.

– Да, самый маленький! – просто ответила Рэлли. – Соседние коттеджи принадлежат очень богатым людям.

Эрик встал из кресла и, засунув руки в карманы, подошел к полке, делящей огромный холл на две неравные части. Он стал рассматривать книги и статуэтки. Это были, в основном, альбомы по искусству и мелкая пластика эпохи Возрождения.

– Ты учишься в университете? – спросил он, скользя глазами по полкам и с благоговением рассматривая подлинные статуэтки XV–XVI веков. Он даже не решился дотронуться до них, хотя ему очень хотелось поближе рассмотреть, например, уменьшенную копию «Давида» Донателло.

– Возьми его в руки, не бойся, – разрешила она, заметив его интерес. – Это авторская уменьшенная копия, – подтвердила она догадку Эрика. – Да, я учусь в университете Лос-Анджелеса. Но моя специальность не искусство, а химия, биохимия…

Эрик удивленно посмотрел на нее, но ничего не сказал, а лишь покачал головой, поражаясь ее осведомленности и образованности, а также ценности домашних безделушек. А его догадки получили еще одно подтверждение.

Девушка слегка улыбнулась ему, вероятно, догадываясь о его хорошо скрытом изумлении. Но неожиданно она показалась ему озабоченной и напряженной. Эрик внимательно посмотрел на нее:

– Ты чем-то встревожена? – заботливо спросил он.

– Я очень устала, и у меня разболелась голова, – тихо произнесла Рэлли. – Следствие нескольких тяжелых последних дней… Давайте я провожу вас в гостевую комнату, а сама пойду лягу.

Она, мягко улыбаясь, направилась к винтовой лестнице. Ее улыбка снова стала печальной. Эрик молча последовал за ней на второй этаж, пытаясь догадаться, что же произошло за эти последние дни. Комната, в которую они вошли, была декорирована в стиле будуара эпохи барокко. Большая кровать под балдахином, зеркала в тяжелых бронзовых рамах с растительным орнаментом. Между высокими окнами с тяжелыми шторами-маркизами размещался большой комод, инкрустированный разнообразными породами дерева. На противоположной стене висел гобелен, изображающий сцену королевской охоты.

Вся эта помпезная обстановка могла бы показаться безвкусной, если бы не ощущение, что вся мебель и интерьер действительно из XVII века.

– Это все подлинное, – сообщила Рэлли, увидев, как внимательно присматривается Эрик к инкрустации столешницы.

– Как в музее, – изумленно протянул молодой человек.

– Вот и разглядывай, что хочешь, – предложила девушка. Она открыла дверцу книжного шкафа, которая оказалась потайной. За ней обнаружилась туалетная комната с современной сантехникой.

– Можешь принять душ. Полотенце и халат на вешалке.

– Интересный у вас интерьер! – заметил Эрик, сунув нос в ванную комнату и тут же вернувшись в будуар.

– Эту комнату обставила мама, – как будто нехотя объяснила Рэлли. – У нее пристрастие к эпохе барокко…

Девушка прижала ладони к вискам. Видимо, у нее на самом деле сильно болела голова.

– Давай, я сниму у тебя головную боль, – предложил Эрик, владевший некоторыми приемами массажа и психотерапии.

Рэлли молчала в замешательстве.

– Ложись же, Рэлли, я попробую тебе помочь! – Не долго думая, молодой человек откинул атласное покрывало огромной кровати, под которой обнаружилось белоснежное постельное белье с вышитыми вензелями по краям простыни.

Но Рэлли покачала головой и опустилась в кресло, стоявшее рядом.

– Ну хорошо… Откинься, пожалуйста, на спинку, – тихо попросил Эрик. – И закрой глаза.

Он начал медленно и нежно массировать ее надбровные дуги, проводя пассы к вискам и затылку. Делая массаж, он любовался нежной, смугловатой кожей девушки, ее пышными светлыми волосами, страдальческой складочкой у губ. Он узнавал эти губы – похожие на только что распустившиеся лепестки розы, которые хочется поцеловать хотя бы потому, что их красота так нежна и недолговечна…

Он чувствовал, как под его сильными пальцами постепенно расслабляются ее лицевые мышцы, он знал, что боль постепенно уходит, уступая место приятной усталости и истоме.

Ее красивые губы тронула едва заметная улыбка, вновь напомнившая ему улыбку Аурелии, но сейчас воспоминание о ней оставило его равнодушным. Молодой человек почти физически ощущал, что девушке нравятся его прикосновения. Пальцы Эрика легкими движениями пробежались по ее гибкой шее, массируя позвонки. Он сдерживал себя, чтобы не повернуть к себе ее лицо и не прильнуть к этим губам, о которых он мечтал столько дней.

Заканчивая массаж, Эрик заметил, что девушка уснула. Она дышала тихо и ровно, чуть приоткрыв нежные губы. А он не двигался, боясь разбудить ее. Сев на край кровати, он стал смотреть на ее лицо, ставшее почти родным.

Вздрогнув от его взгляда, Рэлли открыла глаза, светло-сиреневые с зеленоватым отливом. Таких глаз он никогда не видел и даже не подозревал, что они существуют в природе.

– Извини, я уснула, – устало проворковала она, пытаясь встать с кресла, – спасибо тебе. Голова не болит, но у меня совсем нет сил двигаться.

Эрик легко взял ее на руки и перенес на постель. Положив свою дорогую ношу на прохладную простыню, он накрыл ее одеялом, нежно прикоснулся к прохладным щекам, как бы нечаянно скользнув по теплым сухим губам, и тихо отступил к двери.

– Не-ет, ты ложись, а я пойду к себе в комнату, – пробормотала она, уже засыпая.

Спустившись в холл, Эрик прошелся по первому этажу: заглянул на кухню, обставленную современной бытовой техникой, и в небольшую комнату рядом с ней. Эта комната, видимо, предназначалась для прислуги, но в ней никого не было. Наверное, Молли живет поблизости и ночует у себя дома. Ванная и туалет сверкали чистотой. На стеклянных полках стояли баночки и флаконы с роскошной дорогой косметикой, по преимуществу, французской. Проведя глазами по бутылочкам и баночкам, Эрик вздрогнул, неожиданно заметив знакомый ему старинный флакончик синего венецианского стекла, в котором Аурелия хранила свои таблетки. И хотя он видел его мельком, но ошибиться не мог…

Аккуратно сняв его с верхней полки, он открыл притертую стеклянную пробку и поднес ее к ноздрям. Он ощутил тот самый тонкий запах, которым обладала только она, и который, по-видимому, заставлял мужчин совершать безумства. Да, это был тот самый «старинный» запах, донесший до нашего времени колдовское очарование жестокой и прекрасной эпохи, времени помпезной роскоши, бархата, бронзы, коварства и ухищренных интриг.

Эрик еще раз вдохнул в себя запах воспоминаний о странных и прекрасных двух неделях (всего двух неделях?!), проведенных рядом с этой необыкновенной женщиной. Нет, Аурелия по-прежнему не хочет покидать его и напоминает о себе этим неповторимым ароматом. А ведь он почти забыл о ней, общаясь с этой прелестной, светлой девушкой…

Эрик поставил флакон на место и вернулся в холл. Не зажигая света, он сел на кожаный диван. Он никак не мог собраться с мыслями, чтобы понять, что происходит с ним и вокруг него. Странный сон с явлением Аурелии с ее напутствием: Не падай духом. Для каждого придет его день… А на следующий день – встреча с прекрасной девушкой, которая сразу покорила его сердце, душу и мысли… Неуловимо похожей на Аурелию…

Чем больше молодой человек рассуждал и анализировал, тем яснее приходило понимание: Рэлли и Аурелию что-то связывает. Да и имя девушки напоминает американизированный вариант странного средневекового имени. И уникальный голос, напоминающий звучание арфы, не может случайно повториться у другой женщины.

Догадка уже давно пришла к Эрику… Собственно, она возникла в первый же момент их встречи с Рэлли, но он все еще продолжал сомневаться и сопоставлять факты. Кое-что не сходилось в его рассуждениях, но он был уверен, что разберется. Например, если этот дом принадлежал Аурелии, значит, она очень богата… Так почему же она так радовалась недорогим вещицам, купленным им в бутиках Денвера? Почему, имея роскошный дом в окрестностях Сан-Диего, жила в городской гостинице? Почему не пользовалась машиной, ходила почти всегда в одной и той же одежде: белой кружевной блузке и юбке, купленных Эриком?

А, в общем, это не главное… Важно, что сходилось все остальное: Рэлли и Аурелия удивительно похожи: та же стать фигуры, движения, походка, смуглый цвет кожи, голос, практически идентичен рисунок губ. И, наконец, тот самый флакон из венецианского стекла…

Теперь у него не было сомнений: Рэлли – дочь Аурелии и знаменитого химика Уильяма Ричардса. Он действительно был богат и наверняка построил этот коттедж для своей любимой жены. Но почему Аурелия никогда не говорила, что у нее есть дочь? Эрик продолжал теряться в догадках.

Она многого не говорила или не договаривала, ответил Эрик самому себе. Если бы она сказала об этом, наверняка я бы попытался отыскать ее дочь. Уж она-то знала о моем таланте авантюриста…

Молодой человек невольно хмыкнул. Им снова двигал охотничий инстинкт: теперь ему хотелось отыскать в этом доме следы присутствия Аурелии. Он зажег свет и продолжил изучение дома. Тем более что помнил слова Рэлли: «вот и разглядывай, что хочешь»… В стене холла, противоположной входу, он увидел дверь, прежде скрытую от его наблюдательного взгляда еще одной полкой с книгами и дорогими безделушками.

За этой дверью оказался большой зал, в котором находился рояль. Убранство этой комнаты было выдержано в стиле ампир. Мраморные статуи античных богинь, стоявшие в нишах, вызывали в памяти художника скульптуры из Лувра. Неужели тоже подлинники, поражался Эрик, дотрагиваясь до розового каррарского мрамора, делавшего живыми, почти прозрачными тела Афины и Артемиды. Теперь молодой человек видел в их пластике грациозность Аурелии и ее дочери.

Внезапно ему стало понятно, почему последние дни были тяжелыми для милой девушки. Наверняка они были связаны с неожиданным исчезновением, а может быть… и смертью матери. При этой мысли его сердце пронзила боль, которая постепенно сменилась тихой печалью, а потом неожиданной радостью обретения новой сердечной привязанности, которая стала продолжением и… очищением прежней любви-ненависти.

Он вспомнил слова Аурелии о том, что ей осталась всего неделя. Тогда он не придал этому значения. Ему казалось, что она вечна… Трудно было представить себе, что эта юная с виду и такая желанная женщина может состариться и умереть. Тогда он был очарован, и его разум спал. Сейчас пришла трезвость и истинное понимание вещей. Нехитрые подсчеты показали, что, скорее всего, после похорон Аурелии, если она действительно умерла, прошло не более пяти дней… Бедная девушка, подумал Эрик, она осталась сиротой. Но в следующее мгновение возникла противоположная мысль: вряд ли Аурелия могла быть хорошей матерью. Скорее всего, все достоинства милой девушки: доброта, ум, уважение к людям достались ей от ее талантливого отца Уильяма Ричардса.

Взглянув на часы, молодой человек ахнул: половина третьего утра. Как незаметно пролетело время в размышлениях и осмотре дома! Фотографий и предметов, напоминающих об Аурелии, он не нашел, но почувствовал, что очень хочет спать. Он лег, не раздеваясь, на диван, укрылся шерстяным пледом и почти мгновенно уснул.

Проснулся Эрик от стука входной двери. Быстро взглянул на часы: семь часов десять минут. Видно, пришла Молли. Так и есть: женщина осторожно приоткрыла дверь и заглянула в холл.

– Доброе утро! – улыбнулся Эрик, приглаживая волосы.

– Вы спали здесь? – ужаснулась она. – Я постелила вам в гостевой наверху.

– Да, я знаю, не волнуйтесь, пожалуйста, – успокоил ее молодой человек. – Там спит Рэлли. Она очень устала, я сделал ей массаж, и она сразу уснула.

Молли сделала скорбное лицо и понимающе покачала головой.

– Бедная девочка… – седая голова снова заколыхалась, – вы знаете, что пять дней назад она похоронила мать?

Эрик опустил глаза, почувствовав внезапную боль в душе.

– А что с ней случилось? – тихо спросил он.

– Скоротечная чахотка. – Молли понизила голос и оглянулась по сторонам. – Ее не было несколько дней… она часто уезжала по делам. А потом приехала, резко постаревшая, все прятала лицо под прозрачной накидкой или широкой шляпой. Потом заперлась в своей комнате. Мне не разрешала заходить к ней. Только Рэлли сидела у ее кровати. Она и сказала мне, что ее мама умерла почти мгновенно, как будто растаяла…

– Мне очень жаль, – произнес Эрик приличествующую случаю фразу. – Я слышал, что ее мать почти не занималась воспитанием дочери. – Он решил воспользоваться случаем и все выяснить.

– Как вам сказать, – многозначительно начала Молли, польщенная интересом гостя к ее мнению. – Миссис Ричардс была очень занятым человеком: постоянные конференции, научные семинары по всему миру. Она собиралась начать производство какого-то нового косметического средства. Но миссис Ричардс всегда очень заботилась о своей дочери: приглашала для нее лучших воспитателей, гувернеров, учителей. Девочка свободно говорит на трех языках, прекрасно рисует, играет на рояле. И в университете учится очень хорошо! Она сама решила пойти по стопам своего покойного отца. Хотя мать хотела, чтобы она стала искусствоведом.

Эрик понимал: ему явно повезло, что Молли не хватает собеседников. Поэтому он продолжал расспросы, не забыв сначала польстить пожилой даме:

– У вас такая чистота в доме!

Молли даже покраснела от удовольствия, теребя край белоснежного передника.

– Да, уж я стараюсь, – скромно улыбнулась она. – Девочка для меня, как родная. Я в этом доме уже 15 лет. Тогда они только построили этот коттедж, Рэлли еще не было пяти лет. Да, еще был жив мистер Ричардс… Добрейший был человек. Царствие ему небесное.

Молли перекрестилась и приложила передник к глазам.

– А отчего он умер? – Эрик уже не думал о деликатности, ему хотелось о многом расспросить разговорчивую прислугу.

– Случайно отравился каким-то ядом. – Молли с удовольствием делилась своими знаниями с практически незнакомым ей человеком. – Хотя люди многое болтали… – Прислуга с неприязнью махнула рукой.

– Я смотрю, вы уже подружились! Я очень рада! – раздался веселый голос Рэлли, стоящей на верхней ступеньке лестницы.

Молли сразу умолкла. Она пошла навстречу девушке, быстро сбежавшей по лестнице, и они тепло обнялись, как бабушка и внучка.

– Как же я хорошо выспалась! – нежно пропела арфа, и Рэлли благодарно посмотрела на Эрика.

Она уже умылась и причесала свои пышные светлые волосы. На ней был ярко-голубой костюмчик в крупный горошек: шорты и изящная кофточка, открывающая загорелые плечи.

– Я очень рад, что смог помочь тебе. – Эрик дотронулся до ее руки и слегка пожал ее.

– Сейчас я приготовлю завтрак! – Молли заторопилась на кухню. – Есть пожелания?

– Я хочу оладьи с джемом, – обрадовалась Рэлли. – А ты что хочешь? – Она тряхнула Эрика за руку.

– Я тоже хочу оладьи с джемом, – в тон ей повторил молодой человек. Ему было удивительно хорошо в этом уютном доме с милой Рэлли и ее старой няней. – Но сначала я должен привести себя в порядок, – сказал он, направляясь в ванную комнату.

Через полчаса все вместе сидели за столом на кухне и, уплетая пышные душистые оладьи, говорили о ветреной погоде, о сильных волнах на пляже, о соседской собачке, которая повадилась делать свои дела в их палисаднике.

– Я дружу с этой собачкой, – заявила Рэлли, как ребенок. – Поэтому она приходит, чтобы поздороваться со мной. Ну и заодно…

Эрику очень нравился этот простенький, такой домашний разговор. Первый раз он почувствовал прелесть тихой семейной жизни. Только теперь он стал понимать мужчин, стремящихся жениться на любимых женщинах. До сей поры семейная жизнь представлялась ему сплошной скукой и посягательством на свободу личности. Он смотрел на Рэлли, которая рассеянно слушала милую болтовню своей няни, видел ее умные печальные глаза, и вдруг осознал, что такая личность, как эта девушка, никого подавлять просто не сможет. Она сама обладает таким достоинством и умом, таким самоуважением, что не может не уважать достоинства других людей. Он отчетливо почувствовал это и впервые в жизни ощутил, что только с ней хотел бы прожить всю оставшуюся жизнь, сколько бы ни было ему отмерено судьбой…

Почувствовав на себе его внимательный взгляд, Рэлли повернулась к Эрику, и ее удивительные сиренево-зеленоватые глаза заискрились ласковой благодарностью. Она протянула ему ладонь, и Эрик накрыл ее своей рукой, чуть сжав эти нежные пальчики.

– Что будем делать? – спросил Эрик, когда Молли начала убирать со стола посуду.

Рэлли взглянула на няню, и та понимающе кивнула.

– Я сейчас поеду в… одно место, и могу взять тебя с собой. Подожди меня здесь, я только переоденусь.

Эрик шутливо приложил руку к воображаемому козырьку в знак полного подчинения. Рэлли серьезно посмотрела на него, опустила глаза и вышла.

Молодой человек взял газету, принесенную утром Молли, и развернул ее в ожидании девушки.

Через 15 минут она появилась в холле в темно-синем, строгом шелковом платье и маленькой черной шляпке из соломки, очень шедшей ей. Она молча прошла через весь холл, Эрик последовал за ней к гаражу. Девушка сделала ему знак подождать ее снаружи, и вскоре выехала в новом блестящем «порше» розового цвета. Открыв дверцу, она пригласила Эрика занять место рядом.

– Тебе очень подходит эта роскошная машина, – пошутил он, пытаясь скрыть свое изумление от обладательницы одной из самых дорогих машин.

Рэлли улыбнулась лишь уголком губ, погруженная в раздумье или состояние глубокой сосредоточенности.

– Какой сегодня день? – спросил вдруг Эрик.

– Суббота, 15 сентября, – спокойно ответила девушка.

– Уже пятнадцатое? – удивленно протянул молодой человек. – Как быстро летит время…

Рэлли хмыкнула, отметив, видимо, банальную философичность этой фразы.

– Знаешь, я более чем на неделю выпал из жизни, – попытался оправдаться он. – Все это время только гулял, спал и читал. Но зато отдохнул на всю оставшуюся жизнь!

Рэлли оставила без внимания его фразу, подруливая к цветочному магазину. Она вышла из него с букетом темно-красных роз, которые аккуратно положила на заднее сиденье.

Улицы пригорода были пустынны, и розовый «порше» рванул с места в карьер. Едва спидометр успел показать 120 миль, как девушка обуздала многосильный мотор своего автомобиля. Аккуратно затормозив, она остановилась у каменной стены старого кладбища, увитой жимолостью и мексиканским хмелем.

Догадка, которая возникла у Эрика еще в доме, когда он перехватил многозначительные печальные взгляды женщин, подтвердилась. Он последовал за Рэлли под арку, с которой траурно спускались темно-зеленые лианы плюща.

Кладбище было ухоженным: цветы и кустарники, видимо, регулярно поливались, дорожки, несмотря на ранний час, были чисто выметены, освобождены от опавших листьев и цветочных лепестков. Тишину вечного покоя слегка нарушал звук воды, лившейся из шланга на соседней аллее.

Рэлли замедлила шаг и вскоре остановилась около низкой бронзовой оградки, в которой рядом располагались две плиты. Подходя вслед за ней к месту захоронения, Эрик успел прочитать на первой плите: Уильям Ричардс – 1949–1989.

Молодой человек намеренно медлил, он боялся перевести глаза на соседнюю плиту, чувствуя, что может не сдержать слез при виде места, где навечно успокоилась та, что так сильно затронула его сердце. Он закрыл глаза, все еще не решаясь взглянуть на плиту, под которой вечным сном спала уникальная Женщина, олицетворяющая вселенскую гармонию Добра и Зла. Ее появление в этом мире и уход из него были окружены тайной, которую уже никогда и никому не разгадать.

Когда он все-таки взглянул на могилу, то увидел легкий графический профиль, вырезанный на белой мраморной плите. Удивлению Эрика не было предела: он понял, что изображение перенесено с его собственного рисунка! Того самого карандашного наброска, который он сделал на ферме Джо Ларса.

– Откуда этот рисунок? – едва выговорил он, с трудом подавив возглас изумления.

– Тебе нравится, да?! – воскликнула Рэлли, которую приятно обрадовала схожесть их вкусов. – Этот набросок, сделанный на листке блокнота, я нашла в сумке у мамы. Я не знаю, кто его сделал, но это был очень хороший художник! Он удивительно точно передал суть ее натуры… Ее стремительность, внутреннюю энергию и изящество…

Рэлли поставила розы в мраморную вазу, вделанную в надгробье, в которую хранитель кладбища предусмотрительно налил воды. Девушка сложила ладони у груди и, закрыв глаза, склонила голову. Похоже, она читала молитву, а может быть, просто вспоминала лучшее, что было связано с матерью.

Эрик прочитал надпись на плите: «Аурелия Ричардс-Джогенхейм 1953–2003»… Он отошел в сторону и сел на маленькую скамеечку, стоявшую у соседней могилы. Его пошатывало от всего увиденного, да и мысли надо было привести в порядок.

Итак, для дочери и всех, знавших покойную, ей было 50 лет… Ну что ж, будем считать, что история о связи вечно юной мисс Джогенхейм с таинственной шкатулкой, начавшаяся сразу после Второй мировой войны… или на несколько веков раньше, – полный вымысел. И слова Рона Дагса о том, что она абсолютно не изменилась за двадцать лет их разлуки – бред не совсем психически здорового человека. Не говоря уже о ее старинном почерке, знакомстве с Карелом Чапеком и прочем… А подлинные вещи интерьера эпохи барокко легко объяснимы страстью к коллекционированию…

Эрик вздрогнул, когда Рэлли дотронулась до его плеча. Он поднялся со скамеечки и медленно пошел вслед за ней.

На обратном пути Рэлли поехала медленно, но не в сторону своего дома, а к пляжу, на котором они встретились.

– Моя мама была удивительным человеком, – тихо заговорила она. – Масштаб ее личности не вмещался в привычные мерки, по которым оценивают обычных людей. Одни люди осуждали ее, другие завидовали, кто-то считал ее лживой, коварной эгоисткой. Говорили, что мой папа… умер из-за нее. Хотя Молли уверяла, что отец боготворил ее. Она была прекрасна, умна, таинственна, необыкновенна. Я не всегда понимала ее, чувствовала, что она многое скрывает от меня, но любила ее безумно, даже не будучи уверенной, что она любила меня как мать…

Рэлли остановила машину и, немного помолчав, продолжила свой рассказ. Эрик чувствовал, что ей необходимо выговориться, может быть, первый раз в жизни. Он был счастлив, что она полностью доверяет ему. Как бы в подтверждение этим мыслям, Рэлли благодарно коснулась руки Эрика и пожала его ладонь, а он в ответ задержал ее руку в своей. Нет, это он был благодарен судьбе и… Аурелии за встречу с девушкой, равной которой, наверное, как и ее матери, нет нигде в мире. Девушкой, с которой можно говорить обо всем и которая все поймет.

И внезапно он осознал, что никогда не будет говорить с Рэлли о днях, проведенных с ее матерью. Он даже не скажет ей, что был знаком с ней, что это по его рисунку выгравировано изображение на ее надгробье. Эта и все остальные тайны Аурелии умрут вместе с ним…

В салоне автомобиля было прохладно. Кондиционер работал абсолютно бесшумно. Оба молчали, но это молчание вовсе не тяготило их. Они думали об одном и ощущали это.

– Давай погуляем по берегу, – предложила Рэлли, озорно взглянув на Эрика. Она сбросила туфли на каблучках и босиком вышла из машины.

Они взялись за руки и медленно пошли по самой кромке воды.

– Знаешь, – девушка вдруг остановилась и, серьезно посмотрев на него, сказала: – Мне кажется, что это мама сделала так, чтобы мы встретились.

Эрик нежно и осторожно обнял Рэлли, склонился к ее приоткрытым розовым губам и приник к ним долгожданным поцелуем. А потом тихо сказал:

– Я уверен в этом…