В ту секунду, когда я увидела вошедшего в здание аэропорта Пашу, мир перестал существовать. Он сжался до уровня молекулы, или же наоборот, все эти изменения коснулись лишь меня одной, а мир продолжал жить своей жизнью. Продолжал разговаривать, смеяться, толкаться, извиняться — это не имело никакого значения. Я смотрела лишь на него…
Все эти нескончаемые командировки отпечатались на Паше. Отразились в глазах, в его равнодушном холодном слегка высокомерном взгляде, бросаемым на толпу с высоты своего роста. Казалось, он просто не понимал и не принимал ту бурлящую вокруг радость и сочившееся отовсюду новогоднее настроение. Вокруг напряженного, сведенного брезгливой грустью рта залегли глубокие морщины и даже густая борода не маскировала их.
Он прокладывал себе путь уверенным волнорезом, рассекая бурлящее море радости. Толпа расступалась, просто не имея никакого желания стать единым целым с этим человеком. Как впрочем, и он не хотел этого…
— Пашка! — от громкого оклика я вздрогнула. Увидела, как из толпы выбежала Алина. Он повернулся на голос и резко остановился. На какое-то мгновение его испещренный морщинами лоб разгладился, исчезла и глубокая впадина между сведенными к переносице бровями.
Алина подбежала к нему и, не спрашивая какого-либо разрешения, повисла на его шее. Паша оторопел. Наверное, он просто не был готов к такому проявлению радости от встречи с ним. А быть может уже просто забыл какого это — быть кому-то нужным…
Я с завистью смотрела на обнявшихся брата и сестру. Как бы я хотела быть сейчас на месте Алины. Просто иметь возможность прижаться к нему, просто быть рядом…
К ним подошел и Сергей Леонидович. Обменялся с сыном крепким рукопожатием.
Галина Владимировна не последовала за мужем. Перевела взгляд на женщину, которая, так же как и я, стояла в толпе, боясь даже пошевелиться, чтобы не навлечь на себя холодный равнодушный взгляд сына.
Взгляд…
Я почувствовала его на себе. Боясь поднять глаза, прижалась губами к нежной щечке сына.
— Все будет хорошо. Все будет хорошо, — шептала я, в то время как хохочущий медвежонок вовсю пользовался моментом — шлепал своими ладошками по моему лицу.
Я глубоко вдохнула и наконец набралась храбрости. Подняла глаза, встречаясь с холодным стальным взглядом.
Зря я пришла. Не надо было…
Его взгляд не предвещал мне ничего хорошего. Брови вновь стянулись к переносице. Глубокая складка залегла между ними. Острые морщины прорезали кожу у самого рта. Ходившие желваки вселяли в меня ужас.
Ой, зря…
— Пойдем медвежонок отсюда. — Я сделала один неуверенный шаг назад, второй.
Как же хорошо, что я отказалась от парадно-выходного платья и выбрала спортивный стиль, не стесняющий движений. Удобная устойчивая обувь тоже была как нельзя кстати…
Алина продолжала что-то говорить Паше, активно жестикулируя. Даже Сергей Леонидович внес свою лепту. Но Паша, похоже, их даже не слушал. Бросил походную сумку на пол, убрал отцовскую руку со своего плеча, отодвинул сопротивляющуюся сестру со своей траектории.
Ой, мамочки…
Еще один неуверенный шажок назад, и его резкий, быстрый выпад в мою сторону…
Бежать с ребенком на руках было просто бессмысленно. Да и кого я обманываю. Наивная. Я и без Сережи далеко бы не убежала.
Оставалось лишь медленно отступать, прижимая к себе сына и, словно мантру, шептать в капюшон с медвежьими ушками слова: все будет хорошо…
Паша видимо понял, что убегать я не собираюсь, чуть сбавил ход. Все тот же уверенный в себе волнорез и никто сейчас не посмел бы встать на его пути.
При каждом шаге полы его расстегнутой куртки расходились, открывая моему взору теплый свитер и неизменные джинсы, чуть свободно сидевшие на бедрах.
Повинуясь древнему инстинкту и своему собственному желанию, облизала пересохшие губы. Паша лишь сильнее нахмурился. Его взгляд стал совсем нехорошим. Боже, он же меня сейчас просто прибьет…
Крепче прижала к себе сына. Но Сережа уже и без того перестал нервно елозить и вырываться из моих рук. Он во все глаза смотрел на быстро приближающегося к нам папу.
Паша остановился в каких-то считанных сантиметрах.
Собрала в себе остатки сил. Оторвала глаза от пола и посмотрела на него.
— Паша я… — не договорила, напоровшись на его холодный взгляд. Все слова моментально вытравились из моей головы. Одинокая слеза обожгла щеку…
Нет, я не буду плакать и показывать свою слабость. Смахнула с щеки слезу. Приосанилась и ответила Паше таким же холодным взглядом.
— Это Сережа, наш сын. Если ты хочешь принимать участие в его жизни, я возражать не буду. Составлю график…
От резкого выпада в мою сторону даже подскочила на месте. Паша схватил меня за затылок там, где благодаря стараниям Сережи уже на честном слове держалась резинка. Притянул меня к себе, прижимаясь ко лбу, кажется даже не губами, а зубами. Глухой стон, больше похожий на какое-то утробное рычание разодрал в клочья всю выстроенную эмоциональную баррикаду.
Я расплакалась.
— Паша, я…
— Молчи сейчас. Просто замолчи, — сказал он глухим голосом, царапая кожу лба зубами, бородой, всем…
Подошедшая к нам Алина забрала у меня начавшего хныкать Сережу.
— Паша… — Я неуверенно, словно прощупывая почву, положила одну руку ему на плечо, не встретив сопротивления, положила и вторую. Почувствовала, как с моих волос слезает резинка, как Паша всей пятерней еще больше ворошит растрепанную прическу, на грани с болью наматывая волосы на кулак.
Я царапала ногтями скользкий материал его куртки, стараясь прижаться еще теснее. Ухватилась за ворот до боли в сведенных пальцах. Запрокинула голову, подчиняясь грубому рывку.
Его взгляд, уже не тот, каким он смотрел на меня лишь несколько минут назад. Он стал тяжелее, голоднее…
Сама сделала первый шаг, вставая на носочки, прижимаясь к сомкнутым губам, царапаясь о его бороду. Нескончаемые секунды тянулись… Паша не торопился отвечать на поцелуй, продолжая смотреть на меня сквозь стекла очков.
Я все еще продолжала прижиматься к его плотно сжатым губам, с каждой попыткой понимая, что все тщетно… Слишком поздно…
— Ты даже не представляешь, что тебя сегодня ждет, — наконец сказал он, опаляя меня горячим дыханием, царапая кожу жесткой бородой.
— Так, я то уж точно не хочу это представлять, — вклинялась в разговор Алина. — Родители, будьте добры взять вашего сына. Я уже рук не чувствую.
Кажется, мы одновременно отстранились друг от друга, поворачиваясь к Алине. Сережа и правда извивался на ее руках, тянув ручки к нам. Он сжимал и разжимал свои маленькие пальчики. У меня было свое название этому жесту: дай, дай.
Паша подошел к сестре. Несколько секунд отец и сын с интересом изучали друг друга.
— Пойдешь к папе? — Паша протянул руки и Сережа, показав свои два нижних молочных зубика, потянулся навстречу…