Тимоти Клертон в очередной раз набрал номер телефона госпожи Борн.
— Странно! Просто невероятно. Раньше с ней такого никогда не случалось. — Он растерянно взглянул на сидевшего в кресле Павла. — Даже и не знаю, что думать.
Павел взглянул на часы. Подписание основного договора было намечено на одиннадцать. Сейчас уже две минуты двенадцатого, а Вирджинии до сих пор нет. Что это может означать? Печальные последствия вчерашнего вечера? Неужели Олег был прав и весь интерес госпожи Борн к совместному проекту имеет под собой глубоко личные мотивы? А поскольку вчера Павел деликатно, но твердо дал понять, что намерен заниматься с Вирджинией исключительно бизнесом, что теперь? Об этом даже думать не хотелось.
«Представляю, что бы мне сейчас сказал Олег. — Он еще раз взглянул на часы. — Три минуты двенадцатого. Как там она вчера сказала: надеюсь, это не повлияет на наши деловые взаимоотношения? Ну-ну.»
Павел так и видел перед собой недоуменное лицо Осокина: «Паша, ты с ума сошел! Тебе трудно было приобнять ее, в щечку чмокнуть? Ты что, ради общего дела денек потерпеть не мог? Подписали б договор — и все! Извините, Вирджиния, обознался. Я думал, вы — богиня, а вы всего лишь — деловой партнер. Но, думаю, этот досадный инцидент не повлияет на наши деловые взаимоотношения?»
По обе стороны длинного дубового стола вперемежку сидели все члены российской делегации и четверо представителей инвестиционной компании. Тимоти Клертон восседал во главе стола на президентском кресле и в который раз вызванивал на кнопках телефона номер Вирджинии.
Лица англичан были сосредоточенными, но абсолютно спокойными. Они, похоже, не особенно волновались. Мало ли что могло произойти? Попала в пробку, проспала, в конце концов.
А вот члены российской делегации явно волновались.
«Похоже, все уже в курсе, — отметил про себя Павел. — Поди, успели уже обсудить, что Нестеров „отшил“ Борн, и к чему это может привести? Тогда и про Анну знают. Ну и что? Это-то здесь при чем?»
Клертон обратился к Павлу:
— Предлагаю в последний раз обговорить условия. Так сказать, расставить все точки над «и»…
— Все условия обговорены. Все точки расставлены. Осталось дождаться госпожу Борн и поставить подписи под документами.
— Да-да, конечно, — отчего-то смутился Клертон и снова принялся набирать номер телефона.
В одиннадцать тридцать пять в кабинет вошла Вирджиния. Остановилась у двери. Окинула собравшихся недоуменным взглядом.
— Доброе утро, господа. — В конце фразы отчетливо слышался знак вопроса.
Клертон вскочил с кресла:
— Здравствуйте! А мы уже начали волноваться.
— А что такое? — Она прошла мимо Павла, даже не взглянув в его сторону.
— Как что? — Клертон, словно ища поддержки, растерянно взглянул на хмурого англичанина лет пятидесяти с природным выражением постоянной задумчивости и сосредоточенности на лице. — А договор?
— Договор? — удивилась Вирджиния. Перевела взгляд на Нестерова.
— На сегодня было намечено подписание договора, — напомнил тот.
— Я помню. Но я была уверена, что мы договорились на двенадцать.
Глаза Клертона расширились:
— Да, но ведь сегодня утром вы позвонили, попросили перенести на одиннадцать. Я позвонил, предупредил…
Вирджиния усмехнулась:
— Вы что-то напутали, Тимоти. Извините, господа.
Она принялась листать бумаги, лежащие перед ней на столе. А Клертон стоял рядом, растерянный и униженный. Снова взглянул на хмурого пятидесятилетнего англичанина. Тот едва заметно пожал плечами.
— Я решила также все же подписать дополнительное соглашение по точечному инвестированию мини-маркетов при мотелях, — произнесла госпожа Борн. — Дайте текст соглашения.
Павел растерялся:
— Но… Мы ведь лишь обсуждали возможность подобного соглашения. Никаких конкретных договоренностей достигнуто не было.
— Вы просили меня подумать над возможностью подобной договоренности. Я подумала. Меня это вполне устраивает. Мои референты в подобных ситуациях к моменту подписания договора готовят тексты всех возможных дополнительных соглашений. На всякий случай. Думаю, именно так и должен поступать грамотный референт. Я хочу ознакомиться с текстом этого соглашения.
Павел перевел встревоженный взгляд на Анну. Та раскрыла лежащую перед ней папку. Достала оттуда пару листочков:
— Я подготовила на всякий случай.
— Как видите, у нас тоже грамотный референт, — улыбнулся Павел, протягивая текст Вирджинии.
— Да. Я вижу.
Даже не взглянув на документ, госпожа Борн положила его к остальным. Взяла лежащую перед ней ручку с золотым пером и размашисто расписалась под текстом основного договора.
Через несколько часов в Москве Константин Юрьевич Старков отключил телефон. Громко и длинно выругался.
— Не надо вообще с этими партийными козлами связываться. Тем более с бывшими.
Его собеседник стоял у окна и жевал фисташки, сплевывая скорлупки в руку. Это был мужчина лет тридцати. Очень большой. Не толстый, а именно большой. По виду — бывший спортсмен. Звали его Виктор Маркович Кораблев. Но этого уже почти никто не помнил. В последние годы для друзей, знакомых и работников оперативно-следственных органов он стал просто Быней.
Он выкинул скорлупки от фисташек в открытую форточку. Вытер ладонь о пиджак. Взял со стола початую бутылку «Бодвайзера», сделал пару глотков. Не дождавшись объяснений, спросил:
— Чего там?
— Хреново там! Подписали они договор. И дядя больше не хочет с нами разговаривать на эту тему. Дядя говорит, что и так сделал для нас очень много. Дядя, видите ли, уважаемый банкир, у него и без нас забот хватает.
— Козел, — подытожил Быня.
Некоторое время оба молчали. Быня наблюдал за тем, как Старик крутит в пальцах пачку «Мальборо» — верный признак того, что начальник думает. Когда тот опустил пачку на стол, спросил:
— И че теперь?
— А ты не знаешь? — ухмыльнулся Старков.
— Мочить будем?
— Ну это само собой. Но этого мало. Есть еще Осокин, его заместитель. Не будет Нестерова — на бугре он останется. И все по новой.
— Ну с этим-то легче будет договориться, — хмыкнул Быня.
— Мы сделаем так, чтоб было еще легче. Слушай сюда! Нестерова надо снять сразу, по дороге из аэропорта. Никаких спектаклей! Спокойно, аккуратно. В сердце, в голову — и все! Желательно его одного.
Быня кивнул. Впрочем, не совсем уверенно. Это не ускользнуло от внимания Старкова:
— Ну в крайнем случае еще охранника. Гора трупов тут ни к чему. Нам с ними еще работать потом. Там будет девка осокинская. Ее надо забрать с собой и отвезти на дачу. Пусть у нас погостит, пока мы с Осокиным будем разговаривать.
Еще пять часов спустя в салоне джипа неподалеку от поворота к аэропорту сидели двое мужчин. Шофер позвонил кому-то, обменялся парой коротких реплик.
— Прилетели, — сообщил он соседу.
Тот кивнул. Откинувшись на спинку сиденья, прикрыл глаза. В отличие от шофера мужчина казался абсолютно спокойным. Это было обычное задание. Не первое и, хотелось верить, не последнее. Работа. Нормальная мужская работа. Риск? Так он всегда есть. И когда по улице идешь, тебе кирпич на голову может свалиться.
Шофер вытащил из-под сиденья небольшой короткоствольный автомат. Проверил затвор, положил автомат обратно. Опустив ладони на руль, стал смотреть на поворот, ведущий к аэропорту. Каждый раз, когда из-за поворота появлялась машина, его челюсти, методично жующие жвачку, на мгновение замирали.
— Ярый, слышь? А если он в первой машине будет? Может, их лоб в лоб встретить? Все равно ничего сообразить не успеют.
— Нет, — не открывая глаз, вяло отозвался сосед.
— А ты что, спать собрался? Они же в аэропорту уже.
— Заткнись, а?
— Да не, я просто. Ты спи-спи, я разбужу.
Губы Ярого растянулись в улыбке:
— Ну-ну. Будило… Расслабься, Поршень. Не суетись.
Но расслабиться не получалось. Поршень впервые работал в паре с Ярым — человеком очень уважаемым и авторитетным в их кругах. Никто не знал, какие конкретно задания выполнял Ярый. Но поговаривали, что весьма и весьма серьезные. Чуть ли даже не он банкира Балтушевского ликвидировал. Может, и так, может, болтовня одна. Хотя, в любом случае, все знали: если Ярый берется за работу, значит, работа будет выполнена. Нормально выполнена, как надо. Проблем не возникнет. И это радовало. Но все-таки никак не получалось расслабиться, успокоиться. Даже просто думать о чем-нибудь постороннем.
— Ярый, а если они в объезд поедут? Через Шереметьево-1?
Тот тяжело, со свистом выпустил из груди воздух:
— Ты не будило, парень, ты мудило.