— Лот тридцать восемь! — провозгласил лициатор, — Кольцо. Женское. Белое золото. 750 проба. Инкрустировано алым рубином в шесть карат. Магическим артефактом не является. Начальная цена — двести золотых.
— Триста, — подняла руку Аманда.
Она была верна своему слову. Я мельком бросила взгляд на Грэйс Арон, но та была невозмутима.
— Триста золотых раз, триста золотых два…
Похоже, у Аманды не было конкурентов.
— Триста золотых…
— Пятьсот золотых!
Голос и поднятая рука принадлежали Александру. Мое сердце остановилось. Неужели…?
— Пятьсот золотых раз, — принял цену лициатор, — Пятьсот золотых два. Пятьсот золотых три. Продано за пятьсот золотых господину Магсу.
Александр встал со своего места, подошел к постаменту, получил свой лот. При этом его сопровождали самые ледяные взгляды. И один из них был мой.
— Разве тебе не запрещено участвовать в аукционе? — прошипела я, когда он сел на место.
— Обычно мы не участвуем, — спокойно сказал Александр, — Но правил запрещающих нашей семье это делать — нет.
— Но…
— Розалинда, это мое дело, — отрезал Александр, — И сидите тихо…
На этом наш разговор был закрыт.
Краем глаза я видела, как на сером лике Грэйс Арон появилась ухмылка.
Поле была продана еще пара безделушек, и лициатор объявил перерыв.
Когда Александр пил чай, к нему подошел Фредерик.
— Я рад, что ты решил поиграть с нами, — сказал он, — Жду не дождусь сразиться за лот чести с достойным противником.
Он криво усмехнулся Александру, подмигнул мне, и удалился.
Настроения говорить с этим любителем серых цап у меня не было, и, не имей я обязательств детектива, то я непременно оставила бы Александра один на один с его предметом обожания: сегодня он как никогда много смотрел на Грэйс Арон. Но все же, долг обязывал меня спросить:
— И за что мы собираемся сражаться с Фредериком? Уж не за честь ли прекрасной Грэйс?
Да, получилось как-то не очень по-деловому. Виновна.
Александр посмотрел на меня. И в глазах его читался странный интерес.
— А ты еще не поняла, кто такой Фредерик? — спросил он меня.
Я хотела было открыть рот, чтобы ответить «Ты не потрудился мне об этом рассказать!». И тут мелкие кусочки сложились воедино. Странный вид. Отсутствие фамилии, титула и видимых причин иметь деньги, но явное наличие их. Презрение Александра. Бравада перед ним Курта Хьюгсона. Все шуточки и подковырки, которыми бросался сам Фредерик. И его осведомленность во всеобщих делах. Я поняла. Фредерик был «посредником» на аукционе. Человеком, которого кто-то нанял, чтобы тот всегда предлагал высшую цену за желанный лот. А в нашем случае — когда аукцион был видом королевского суда, и лотами были честь и жизнь — Фредерик, нанятый скорее всего тайной королевской полицией — был не более чем палачом, имевшим возможность «купить» себе жертву.
Я пошла в конюшню — мне надо было подумать. Поухаживать за своей лошадью — тоже была неплохая идея. Я налила лошадке воды, дала корму, взяла расческу в руку. Медленно, я начала расчесывать гриву.
Если Фредерик — посредник — то чьи интересы он представляет? Королевской полиции? Или он может обслуживать еще нескольких клиентов, предпочитающих отсидеться в темноте, и не пачкать свои руки, предоставив это Фредерику? И есть ли возможность, что и убийца может нанять Фредерика как посредника в своей работе? Боюсь, здесь — на аукционе, где нет чести и морали — возможно все. И не думаю, что такой человек, как Фредерик, будет гнушаться работой, если за нее ему заплатят деньги… Кстати о деньгах. Какими средствами оплаты обладает Фредерик? Будет ли это только золото? Или для достижения своей цели(вернее — цели клиента) он пойдет дальше?
— Розалинда, это вы? — услышала я сзади себя голос Генри Соквела.
— Да, Генри.
— Я так и почувствовал, — улыбнулся тот.
Голос его сегодня был очень грустным.
— Тебе помочь с твоей лошадью? — спросила я, глядя, как слепой юноша наливает воды своей лошадке.
— Спасибо, Розалинда, я справлюсь, — ответил Генри, — С самого детства я ухаживал за лошадьми. Это помогает таким как я почувствовать мир.
— Понимаю…
Я продолжала расчесывать гриву своей лошадке, Генри же принялся за свою.
— Честно, будь у меня выбор — я лучше был бы конюхом, чем богатым антикваром.
— Ты не любишь антиквариат? — спросила я.
Генри остановился и будто бы посмотрел на меня.
— Я ненавижу этот аукцион, — сказал он.
Я промолчала, хотя и сама начинала чувствовать нечто подобное.
— Мама говорит, здесь нужно абстрагироваться от всего, не смотреть, не думать, лишь покупать то, что тебе интересно. Но здесь тяжело не смотреть даже с моими глазами, — продолжал Генри.
— Ты можешь попросить ее больше не посылать тебя сюда, — мягко сказала я.
И тут же я ждала шквала возражений от Генри: он ведь был единственным наследником целой антикварной империи. Как он может взять и отказаться от участия в аукционе, приносящем столько дохода семье?
Такого ответа я вполне ожидала, и даже приготовила реплику, служащую моим жизненным девизом «Ты сам хозяин своей судьбе». Но Генри снова удивил меня.
— Да, Розалинда, ты права. Это — мой последний аукцион.
Странный, бедный богатый мальчик.