Практически неразрешимая дилемма выбора сдобы: то ли брать низкокалорийную, с яблоком и клюквой, то ли обсыпанную сахарной пудрой, с черникой, — очень уж увлекла меня, и я долго не замечала, что в очереди, вытянувшейся вдоль прилавка кафетерия, передо мной стоит Трой. Протянула руку, коснулась его локтя.
Погруженный в свои мысли, он подпрыгнул от неожиданности.
— Ребекка. Привет. За чем пришла?
— За булочкой. Решила экономить только на дорогом кофе. Поэтому куплю сдобу и буду вдыхать пары.
Он сочувственно покивал:
— Ох, прямо-таки «Гроздья гнева». Словно ты только что вылезла из грузовика Джоуда.
Я рассмеялась, но он не отозвался. Выглядел расстроенным, и, как я поняла, не потому, что у меня не было денег.
— А вот вам кофеин определенно не помешает.
Трой поднял бумажную чашку:
— Это у меня второй заход. За тройным эспрессо.
— Что-то случилось?
— Я провел в запертом кабинете двадцать минут с тайфуном по имени Касси.
— Ой!
— Господи… Она прямо-таки злая колдунья западного крыла «Кэндллайт букс».
— Если бы мы могли вылить на нее воду, чтобы она растаяла…
— У нее есть какая-то авторша из глубинки, которая решила, что мы должны продвигать ее трилогию о страдающих амнезией слугах так, словно она — Даниэла Стил. И теперь Касси утверждает, будто на обложке мы обязаны вытиснить фольгой имя и фамилию этой дамочки.
Дарлен! Я совершенно забыла о нашем с ней разговоре в Портленде. И теперь уставилась на булочки, мучаясь от стыда. Я хотела создать проблемы Касси, а не Трою.
— Что-то ведь можно с ней сделать. — Трой забарабанил пальцами по стеклу. — Как думаешь, если мы положим немного денег на порог кабинета Арта Сальваторе, он сможет нанять одного из своих громил… э… друзей… чтобы тот разобрался с Касси?
— Это всего лишь слухи, помните? — улыбнулась я. — А кроме того, где мы возьмем деньги?
— Пустим шляпу по кругу! — ответил Трой. — На такое благое дело денег дадут много. Хватит и на киллера, и на то, чтобы отправить меня и этого манекенщика, который демонстрирует нижнее белье от Кельвина Кляйна, на недельку в Канкун.
— Манекенщика?
— Мечтать не вредно…
Я слишком любила Троя, чтобы не покаяться.
— По правде говоря, виновата во всем я.
Когда у нас взяли заказ, я рассказала, что произошло на конференции. Как я объяснила Дарлен, что ей надо надавить на Касси, чтобы добиться желаемого. Мол, скрипучее колесо нужно смазывать. А потом, разумеется, дала понять: если она не хочет работать с одним редактором, никто не запрещает автору перейти к другому, пусть и второй раз за год.
Трой отпрянул.
— Какие у нас, однако, коготки.
— Я сделала это только потому, что Касси действует мне на нервы. У меня и в мыслях не было, что Касси начнет доставать вас.
— Стоп. Не твоя вина, что эта женщина психически неуравновешенная. Думаю, она пришла сюда с намерением стать суперредактором. Тиной Браун[63] из «Кэндллайт букс». А когда тебя сразу взяли на ступеньку выше, она сломалась.
Я искоса глянула на него:
— Как я понимаю, вы сказали ей?..
— Нет и еще раз нет.
— И она по-прежнему злится?
— Злится? — Он закатил глаза. — Вот-вот взорвется. Ходячий Кракатау!
Я пошла наверх, в комнату, где мы пили кофе, настраиваясь на стычку. И произошла она раньше, чем я ожидала. Только я взяла свою кружку и успела налить кофе, как Касси набросилась на меня. Словно сидела в засаде. И я порадовалась, что Трой меня предупредил.
Она встала рядом с кофеваркой, на щеках от злости горели красные пятна.
— Что ты сказала Дарлен Пейдж на этой конференции?
Я надеялась, что лицо мое осталось бесстрастным.
— А что я ей сказала? И о чем?
— Ты знаешь о чем!
Действительно, она вся кипела. Я неторопливо пригубила кофе.
— Боюсь, тебе придется освежить мою память.
— О «Забывчивых слугах»! Дарлен вбила себе в голову, что я не проявляю достаточного усердия, проталкивая ее книги.
Мне с таким трудом удалось подавить смех, что я едва не задохнулась. Зато не брызнула кофе на Касси.
— Нечего ухмыляться! Я знаю, что ты сделала.
— Честно тебе скажу, Касси, на конференции я разговаривала с Дарлен только один раз. И уже не помню о чем.
— Ты приглашала ее в бар и угощала коктейлем. — Она уперлась рукой в бедро. — Могла ты что-то сказать насчет тиснения фольгой обложки ее следующей книги?
Я поджала губы, как бы пытаясь сосредоточиться.
— Я такое сказала?
— Ты знаешь, на серийные любовные романы фольгу не дают!
— Вот и объясни это Дарлен.
— Я объяснила, будь уверена. — Она фыркнула. — Чтобы хоть как-то компенсировать нанесенный тобой урон.
Я улыбнулась:
— Но разумеется, тебе придется успокаивать Дарлен еще раз, когда она обнаружит, что одновременно с ее книгой выйдет книга другой писательницы, имя и фамилия которой будут вытиснены фольгой.
Касси ахнула.
— Чья?
— Джоанны Касл.
На мгновение я подумала, что она сейчас прошибет крышу, а потом выйдет на околоземную орбиту.
— Что?
Я кивнула.
— «Останавливающий сердца».
— Быть такого не может!
— Я уже отослала Джоанне обложку.
Да, перекошенное лицо Касси впечатляло. В тот момент я прекрасно понимала футболистов, которые исполняют ритуальные танцы после забитого гола.
— И Трой дал добро?
Я кивнула.
Такая дикая ярость отразилась на ее лице, что я не на шутку испугалась. Подумала, что в один из дней меня найдут в кабинете мертвой. И Джейнис Уанч, вероятно, пришпилит листок с перечнем долгов к моему бездыханному телу.
— Не понимаю, как тебе это удалось, Ребекка.
Я пожала плечами:
— Может, я забрела к нему в кабинет в алкогольном угаре и под дулом пистолета заставила одобрить тиснение фольгой для этой книги. Может, тебе стоит еще разок заглянуть к Мерседес и рассказать об этом?
Она несколько раз открыла и закрыла рот, прежде чем с губ начали срываться слова.
— Будь уверена, насчет этого я с Мерседес поговорю! — крикнула Касси мне прямо в лицо, так что я почувствовала запах ее зубной пасты. Потом подняла руку и ткнула указательным пальцем мне в грудь. — Думаешь, что тебе все можно, ну погоди!
Я поморщилась и отступила на шаг от ее пальца. К сожалению, отступая, задела локтем одну из кружек, которые стояли на столике. Кружка полетела на пол и разбилась.
Мы обе посмотрели вниз. Ахнули в унисон. Кровь отлила от моего лица.
— Посмотри, что ты наделала! — воскликнула Касси.
Я разбила кружку Мэри Джо. Осколки разлетелись по линолеуму, но сомнений быть не могло: на одном из них красовалось личико девочки Кэти.
— Что я наделала? — отрезала я и опустилась на колени, чтобы начать собирать вещественные доказательства. И тут же порезалась. Сунула окровавленный палец в рот, другой рукой продолжая собирать осколки. Волна обреченности накрыла меня с головой. Что же теперь делать? Мэри Джо меня убьет. — Если бы ты не билась в истерике… — начала я.
Касси молчала. И я сразу подумала: что-то не так. Совсем, совсем не так.
Чуть повернула голову и обнаружила рядом с собой пару костлявых ног в синих колготках и туфлях того же цвета. Собралась с духом и подняла глаза. Мэри Джо, с мертвенно-бледным лицом, уставилась на пол.
— Моя кружка…
— Ребекка сбросила ее на пол. — Такого тона, каким произнесла эти слова Касси, я не слышала с восьми лет.
Ноги Мэри Джо подогнулись, она упала на колени рядом со мной.
— Ты знаешь, что я пила из этой кружки двадцать лет!
Я сглотнула слюну, понимая, что она не сможет достойно перенести эту потерю. И аргументы типа «всякое случается» приниматься не будут.
— Я очень сожалею, что так получилось.
Она промолчала. Только подбирала осколки и складывала их на бумажное полотенце, которое уже подала ей Касси. Саван для кружки.
— Может, я смогу найти вам такую же. Скажем, на интернетовском аукционе. Там можно найти что угодно.
— Это будет другая кружка.
— Да, но…
— Не могла бы ты просто оставить меня в покое? — рявкнула Мэри Джо.
Я поднялась. Касси ухмылялась.
— Тебе лучше уйти, Ребекка. Я побуду с Мэри Джо.
Только в коридоре я поняла, что забыла свою кружку с кофе. Но вернуться не могла. Поэтому решительным шагом направилась к лифтам. К черту экономию! Мне срочно требовался тройной эспрессо.
К несчастью, это мое решение поставило меня лицом к лицу с Мюриэль.
— Привет, Ребекка. Я как раз хотела с тобой поговорить.
Я подавила вздох. Мне нравилась Мюриэль. Мне, как и всем остальным, было любопытно, какую жизнь ведет она за стенами издательства (воображение Андреа рисовало Мюриэль в коже, охаживающей плеткой покорных мужчин; я предпочитала другой образ: скромная девушка, уединенно живущая в Бронксе). Но она демонстрировала прямо-таки мертвую хватку, когда дело касалось книги ее подруги. При виде Мюриэль я всякий раз сжималась. И сожалела о том, что она не отдала «Ранчера и леди» другому редактору.
И о том, что подруга не написала хорошую книгу.
— Ты уж извини, что я тебя постоянно дергаю.
Я сделала единственное, что мне оставалось. Извинилась в сотый раз, отчаянно нажимая на кнопку вызова в надежде спастись в кабине лифта.
— Это ты меня извини, Мюриэль. Я действительно хотела прочитать рукопись вчера вечером. Даже взяла ее домой!
Вот тут я сказала правду. К сожалению, рукопись, лежащая на моем прикроватном столике, не вызвала прилива энтузиазма, хотя я на это и надеялась.
— Но ты начала читать?
— Разумеется… почти закончила. — С одной стороны, я солгала, с другой — уже решила для себя: если так и не сумею двинуться дальше, отошлю рукопись с комментариями по той части, которую осилила (тринадцать страниц). То есть до конца мне оставалось совсем ничего.
Мюриэль по-прежнему не спускала с меня глаз.
— И что ты думаешь?
— Ну… пока по крайней мере… я думаю, определенные перспективы есть. — Неплохо бы продавать как снотворное.
Мюриэль улыбнулась:
— Как приятно это слышать! Мне бы не хотелось говорить моей подруге, что ее книга совершенно безнадежна.
«А ведь так оно и есть», — подумала я, гадая, повернется ли у меня язык сообщить об этом Мюриэль.
— Разумеется, я не могу давать каких-либо гарантий, не прочитав книгу до конца.
Мюриэль кивнула:
— Разумеется!
Двери лифта разошлись, и я шмыгнула в кабину.
Час спустя в мой кабинет влетела Андреа. В своем лучшем, темно-синем, костюме, который надевала только на собеседования.
Она плотно закрыла за собой дверь и заговорила тем звенящим шепотком, каким сообщают только самые сногсшибательные сплетни:
— Ребекка! Ты слышала? С самого верха поступила команда, от Арта Сальваторе, что мы должны сокращать расходы; и догадайся, что за этим последовало?
— Нас уволили.
— Все гораздо лучше! Мерседес решила, что на национальную конференцию в Даллас поедут сотрудники начиная с младших редакторов! — Она ждала моей реакции. Я же не понимала, что она хотела этим сказать. Желанием лететь в Даллас я не горела. Последняя, она же первая, моя конференция прошла не так чтобы блестяще, поэтому я опасалась «отличиться» и в Далласе. Андреа понизила голос и указала на восточную стену моего кабинета. — Касси только что предупредили, что она не поедет.
Я вытаращилась на Андреа. До конференции оставалось несколько недель. Все уже договорились о встречах. Касси, должно быть, страшно унижена.
И зла до предела.
— И как Мерседес это сделала?
— Вот это уже плохие новости. Все контакты Касси расписали тебе и мне.
Но Андреа, я видела, ничуть из-за этого не расстроилась. А ведь она не любила, когда на нее взваливали дополнительную работу.
— А чему ты так радуешься? — подозрительно спросила я.
Она уселась на стул.
— Потому что, если уж тебе интересно, меня скорее всего тоже не будет в Далласе.
Я разинула рот.
— Нашла работу?
Она прижала палец к губам:
— Ш-ш-ш. Может, я и полечу в Даллас, но от издательства… «Газель букс».
Я нахмурилась. «Газель» также специализировалось на любовных романах.
— Я думала, ты хотела выбраться из розового гетто.
— Да, но в «Газель» мне предложили на пять тысяч больше, чем я получаю здесь.
— Это здорово.
— Господи, как я надеюсь, что все получится! — Она откинулась на спинку стула. — Я просто блистала на этом собеседовании. Уверена, что понравилась моей будущей работодательнице. Джоан Коньер… ты ее знаешь?
Я покачала головой.
— Она работала здесь бог знает когда. Я уже приходила к ней на собеседование, но тогда не сложилось. А на этот раз она смеялась моим шуткам.
— Ты шутила на собеседовании?
— Да. На собеседовании нужно держаться раскованно. Мне по крайней мере подходит этот стиль.
Я уже собралась высказать сомнения на этот счет, поскольку ни одно из собеседований не принесло желаемого результата, но прикусила язык, чтобы не нарваться на резкость. Пусть я знала, что мне будет недоставать Андреа, мне хотелось, чтобы она получила эту работу. Или любую другую. Она возлагала столько надежд на уход из «Кэндллайт».
— Говорю тебе, моя новая работа так близко, что я буквально могу ее пощупать. А после первого чека прощай, жалкая студия[64] в Куинсе. Прощай, семичасовой поезд. Сниму себе отличную двухкомнатную квартиру где-нибудь на Манхэттене.
— Когда ты будешь знать точно? — спросила я.
— Джоан говорит, что я, похоже, подхожу им по всем статьям, но у нее запланировано еще несколько собеседований. — Андреа пожала плечами. — Понимаешь, запущенную машину не остановить.
— От всего сердца желаю тебе, чтобы все получилось; пусть это и не в моих интересах.
— Не в твоих интересах? Ты о чем?
Когда я пришла в «Кэндллайт», Андреа просто меня пугала. Теперь стала моей лучшей подругой.
— Если ты уйдешь, с кем я смогу поболтать?
Андреа аж фыркнула.
— Обойдемся без сантиментов!
Я рассмеялась. Выглядела она точь-в-точь как мой младший брат, когда я начинала его обнимать.
— Если я заплачу, ты останешься?
— Милая, я не останусь, даже если ты пригрозишь выброситься из окна.
— Может, поэтому в моем кабинете и нет окон.
Но я знала — мне будет ее не хватать.
Когда вечером я пришла домой, у двери меня встретила лужа собачьей мочи. Само собой, я ступила в нее, поскользнулась и едва не растянулась. Максуэлл радостно прыгал вокруг меня. Облегчился он, судя по всему, давно и уже забыл, что должен испытывать чувство вины.
— Черт побери!
— Что не так? — откликнулся Флейшман.
Я подпрыгнула.
Он выглядывал из соседней комнаты.
— Извини, что напугал.
Я бросила пакет с рукописями на диван. Решила, что дома никого нет, раз Макс налил лужу.
Флейшман посмотрел на пол, потом на меня.
— Ты наследила! — негодующе воскликнул он, сбегал на кухню за рулоном бумажных полотенец и принялся вытирать пол.
Я сидела на диване и наблюдала.
— Я думала, мы договорились удвоить наши усилия и приучить его справлять нужду на улице.
Уэнди принесла нам книгу, в которой подробно описывалось, как это делается.
— Я знаю… но у меня сегодня было столько дел.
— И где ты был?
— Здесь.
Я огляделась. Квартира выглядела точно так же, как и утром, когда я уходила на работу. Никаких следов уборки.
— Не будешь возражать, если я возьму твой «Вордперфект»?
— Я же продала свой компьютер, помнишь?
— Но диски-то у тебя остались. Я хочу загрузить их в свою новую машину.
— Какую новую машину?
— Ой! Забыл тебе сказать… Мое трудолюбие произвело такое впечатление на Наташу, что она заказала мне новый ноутбук.
Его трудолюбие. Над чем же, интересно, он трудился? Я не имела ни малейшего понятия.
— Щедро с ее стороны.
Он пожал плечами:
— Вообще-то это часть нашего плана по выплатам.
Ранее ни о каком таком плане я не слыхивала.
— Я сказал ей, что мне нужно шесть месяцев, отданных только писательству, и она согласилась, что должна на это пойти. Поскольку ни она, ни отец не выложили ни цента за мое образование.
Я в недоумении вытаращилась на него. Мы вместе учились в колледже. Флейш не работал, чтобы оплачивать учебу. Не получал гранты, не брал ссуды. Но проблем с оплатой никогда не испытывал.
— Моя учеба была оплачена из доверительного фонда, — объяснил Флейшман. — Но это деньги родителей моего отца.
Я кивнула. Флейшман так доходчиво все объяснял, и без намека на иронию.
— Понятно. Они у тебя в долгу. Пожалуй, надо сказать моим родителям, что они должны оплатить мне европейское турне, потому что отправили меня в обычную, а не в частную школу.
Флейшман одарил меня взглядом, исполненным страдания.
— Как бы то ни было, Наташа согласилась, что в моей сфере деятельности очень важно показывать товар лицом, то есть мне нужен надежный компьютер и новый принтер.
Он сопроводил меня в свой уголок и представил новому компьютеру.
— Это всего лишь «Делл», но мне нравится.
У меня тоже был «Делл», но его модель была куда дороже. Я почувствовала укол зависти. Не то чтобы мне требовался компьютер — прекрасно знала, что ничего писать не буду, — но так хотелось иметь щедрую благодетельницу…
— Его привезли этим утром, я уже подключился к Интернету и зарегистрировался. И когда искал в твоей комнате диски с программами — надеюсь, ты не возражаешь, — наткнулся на эту рукопись.
— Какую? — спросила я.
— «Ранчер и леди»! Или, как я ее назвал, «Писательница и словесный понос».
Я поморщилась.
— Не такая уж она плохая. Что-то в ней есть. — Пусть и не очень интересное…
— Она ужасна! — взревел Флейшман. — Зачем ты принесла домой такое барахло?
— Ее написала подруга одной нашей сотрудницы.
Он закатил глаза:
— Я так и знал — кто-то на тебя надавил. Иначе ты не продвинулась бы дальше первого абзаца.
— И что, по-твоему, там не так?
— А что так? Прежде всего человек, который так пишет, должно быть, каким-то чудом или на машине времени перенесся к нам из девятнадцатого столетия. А может, учил английский, читая викторианскую прозу. Или эта женщина просто слегка не в себе. Чудачка.
Последнее предположение показалось мне очень даже логичным, учитывая странности, свойственные Мюриэль.
— Мне показалось, что книге недостает оригинальности, — заметила я. — Хотела прочитать рукопись сегодня вечером, а завтра отослать с отказным письмом.
— Избавь себя от лишней головной боли. Напиши отказное письмо этим вечером, а ночью выспись. Не забивай голову мыслями о «Ранчере и леди».
Его идея мне понравилась.
— Но сначала пообедай со мной.
Я вздохнула:
— Пожалуй, нет. На кухне есть макароны.
— На кухне всегда есть макароны, — возразил Флейшман. — А может, сходим в «Сеньор Энчилада»[65]?
Он произнес магические слова. Ресторан «Сеньор Энчилада» мы обнаружили во время наших прогулок. Нам понравилось и название, и интерьер. Так что поход в «Сеньор Энчилада» тянул на событие.
— Может, подождем Уэнди? — Мне не хотелось, чтобы подруга по-прежнему чувствовала себя отрезанным ломтем.
— Нет… она может вернуться поздно, — ответил Флейшман. — И потом, я хочу пойти только с тобой.
Эти слова пронзили бы мне сердце, да только брови его сошлись у переносицы — думал он совсем не о сексе.
Я схватила сумочку, и через мгновение Макс остался в квартире один.
Напряжение дня покинуло меня, как только передо мной поставили тарелку кукурузных оладий с мясом и сыром. Я всегда их заказываю, уверяя себя, что съем только начинку, а сами оладьи оставлю. Обычно так не бывает, но, как говорил мой консультант по похуданию, иногда мы должны аплодировать даже побуждению, пусть этим все и заканчивается.
— В последнее время ты разговаривала с Дэном Уитерби? — осведомился Флейшман, принявшись за энчилады. Они выглядели куда лучше моих оладий. Его тарелка напоминала море расплавленного сыра.
— Нет, — ответила я. — Наверное, увижу его на большой конференции в Далласе.
Его глаза широко раскрылись.
— Правда? Она ведь скоро состоится, так?
— Я не говорю, что буду с ним общаться. Скорее всего увижу только издалека.
Флейшман определенно рассчитывал на другое.
— Может, тебе все-таки стоит с ним пообщаться.
С какой стати Флейшман вообще интересовался Дэном? Я только недавно перестала ругать себя за свое поведение в Портленде. Мне следовало вести себя более сдержанно. Сделать вид, что в появлении Флейшмана нет ничего особенного. Я же разволновалась, завелась… но, с другой стороны, такой уж у меня характер.
— Наверное, я действительно все испортил.
Я не верила своим ушам. Он уже извинился. И обычно не любил возвращаться к ошибкам, совершенным ранее.
— Да ладно тебе. Наверное, и портить-то было нечего.
— Откуда ты знаешь?
— Если бы я ему нравилась, он бы позвонил. Наверняка нашел бы какой-нибудь повод.
— Он не стал бы звонить, помня обо мне и думая, что он третий лишний.
Меня так и подмывало спросить: «Неужто он действительно третий?» С другой стороны, Флейшман ни с кем не встречался, а мы находились в состоянии благостного перемирия. Частично потому, что он так усердно работал и у нас как-то не было возможности в очередной раз сцепиться. Вот я и подумала…
Но такие мысли посещали меня и раньше. Глупые мысли.
— Не думаю, что Дэн вообще заинтересовался мной. Его врожденное обаяние заставило меня подумать, что он проявляет ко мне интерес.
— Полагаю, ты ошибаешься.
— Почему?
— Когда я увидел вас вдвоем, мне показалось, что он явно интересуется тобой.
— После того как ты увидел нас, ты назвал его сандвичем с копченой колбасой.
— Я ревновал, — признался он.
Сердце замерло. Ревновал? Флейшман? К Дэну?
— Проявил эгоизм, — продолжил он. — И теперь это понимаю. Вероятно, разбил что-то такое, из чего мог выйти толк.
— Нет. — Слова давались мне с трудом. — Я, во всяком случае, в этом очень сомневаюсь.
Он покачал головой:
— В этом ты вся: постоянно себя недооцениваешь. Малейшее препятствие заставляет тебя отступать. Ты должна спросить себя: «Кого я хочу?» А ответив себе на этот вопрос, двигаться к поставленной цели.
«Тебя, кретин», — могла бы ответить я. Но промолчала. Неужели после стольких лет он не понял?
— Ты не думала о том, чтобы позвонить ему, пригласить в какой-нибудь бар?
Теперь Флейшман хотел, чтобы я бросилась в объятия Дэна Уитерби? Он окончательно меня запутал.
А может, просто проверял меня, хотел выяснить мое отношение к нему?
— Твое желание свести меня и Дэна… с чего такой альтруизм?
Он пожал плечами:
— Я у тебя в долгу.
— Отнюдь.
Флейш наклонился вперед, отодвинул тарелку в сторону.
— Но это так. Знаю, потом мы поссорились, но правота была на твоей стороне, Ребекка. Ты дала мне хорошего пинка, которого мне так не хватало. И теперь я чувствую, что вновь вышел на правильный путь.
Я не помнила, когда Флейшман вообще шел по правильному пути, но не стала ему на это указывать. Потому что он просто лучился оптимизмом.
— Ты вроде бы поставил перед собой серьезную цель. — И поставить ее очень даже легко, если тебя щедро субсидируют.
— Поставил, но лишь благодаря тебе.
Я покачала головой:
— Ты забываешь свою мамочку.
— Да, конечно, Наташа оказала мне финансовую поддержку. Но именно ты подтолкнула и направила меня.
— Я бы с удовольствием прочитала, что ты там написал.
Он покачал головой:
— Боюсь сглазить.
— Ну спасибо!
— Видишь ли, я очень уважаю твое мнение. Поэтому не хочу давать тебе незаконченный и неправленый текст.
Вот это показалось мне странным. В колледже он показывал даже курсовые работы. И я уже прочитала пять правок первого действия «Ты пожалеешь».
Но как я могла спорить, если он буквально осыпал меня комплиментами.
— Я думаю, ты удивишься, — заключил он.