Я встала так резко, что Алекс Кин выплеснула чай на себя. Приглушенно вскрикнула, опустила край салфетки в стакан с водой.
— Что случилось? — Журналистка попыталась вытереть пиджак. — Вы в порядке?
Нелепый вопрос, поскольку не вызывало сомнений — со мной определенно что-то не так. С выпученными глазами я вглядывалась сквозь бамбук сначала во Флейшмана, потом в Дэна, снова во Флейшмана. Поначалу не могла понять, что к чему. Ради чего они тут собрались? Поделиться впечатлениями?
Заметив меня (а кто бы не заметил?), Флейшман заволновался, но сумел сдержаться, не вскочил. О его волнении говорили только пятна румянца, вспыхнувшие под скулами. Он сощурился, не отрывая от меня взгляда.
Дэн первым пришел в себя. Разумеется, он был наполовину человеком, наполовину Пэтом Сэджаком[91]. Даже подмигнул мне.
— Привет, Бекки!
«Привет!» Такое приветствие я вообще не очень-то жалую. И совсем не хочется слышать его от человека, которого видела последний раз после ночных скачек в номере отеля. Всего лишь три дня назад! «Привет!» Противно, однако!
При звуке знакомого голоса у Алекс округлились глаза, она обернулась. Всмотрелась сквозь бамбук. И вскочила со стула.
— Дэн? — воскликнула она. — Дэн Уитерби?
Улыбка Дэна стала заметно шире. Он тоже поднялся. Разделенные листвой, они обменялись воздушным поцелуем. Судя по всему, эта девица котировалась у него высоко. Возможно, потому, что еще не переспала с ним.
— Где ты была всю мою жизнь? — спросил он.
Журналистка закатила глаза, прямо у меня на глазах превращаясь из деловой женщины в шестифутовую кокетку.
— Работала!
— Я так тебя понимаю!
Теплая встреча после долгой разлуки.
— Два последних месяца — сплошной кошмар, — продолжала она. — Половина редакции ушла в декретный отпуск.
— Должно быть, что-то подсыпали в воду, — хохотнул Дэн и подмигнул великанше. — Будь осторожна, Ал.
Та заржала. И хорошо, потому что мой стон никто не услышал.
Им потребовалось еще несколько мгновений, чтобы заметить, что я и Флейшман (он тоже встал, чтобы не выделяться из компании) молча смотрим на них. Дэн представил его:
— Алекс Кин, это мой самый последний клиент, Джек Флейшман.
Я ахнула.
— Клиент?
Брови Дэна приподнялись.
— Ты не знала?
— Нет, не знала! — воскликнула я. Злобно глянула на Флейшмана. — Никто мне не сказал.
Флейшман пожал плечами:
— Это произошло недавно.
— Вы публиковались? — спросила его Алекс.
— Еще нет, — скромно ответил он и при этом кинул на нее страстный взгляд.
— Еще нет — это ненадолго, — вмешался Дэн. — Не так ли, Бек? — Ему хватило ума не дожидаться ответа. — Джек скоро станет знаменитостью. Это новый Ник Хорнби.
— Великолепно! — воскликнула Алекс.
Я в это время пыталась напомнить себе, что должна вести себя как деловая женщина, дистанцироваться от них. Дэн — всего лишь один из агентов; Флейшман — всего лишь товар. Мерседес приказала мне купить рукопись. Помимо гордости на кону стояло и кое-что еще: моя работа.
К сожалению, ставки требовали моего дальнейшего публичного унижения.
— Мерседес высоко отозвалась о «Разрыве», — с неохотой признала я. Слова с трудом продрались сквозь мое горло, я скорее прохрипела их, чем выговорила.
Тем не менее я это сделала. Наступила на собственную гордость и затронула нужную тему. Приблизилась на шаг к покупке книги. Разумеется, через агента Флейшмана.
Его агента! Вот это по-прежнему ставило меня в тупик. Когда они успели состыковаться?
Однако Дэн, похоже, совершенно не обрадовался тому, что я ставлю профессиональные интересы выше личных переживаний, и лишь сухо улыбнулся.
Потом переглянулся с Флейшманом.
— Как я могу догадаться, это хороший знак? — спросил Флейшман.
«Как я могу догадаться»? Он прекрасно знал, кто такая Мерседес. Я почувствовала, как морщинки собираются у меня на лбу, словно грозовые облака.
— Я бы сказала, это очень хороший знак.
Подлая парочка вновь обменялась взглядами, и на этот раз я потратила больше времени на то, чтобы проанализировать ситуацию. Вывод получился неутешительным. И Дэн мгновенно это подтвердил.
— Если на то пошло, Бек, у нас с Джейком пока нет уверенности насчет того, как нам продвигать этот проект.
То есть они пришли сюда, чтобы разработать стратегию, а я им помешала.
— Естественно, он с радостью отдал рукопись тебе, когда ты попросила об этом, поскольку ты — его близкий друг…
Я могла только надеяться, что они не услышали скрипа моих зубов.
Флейшман мне улыбнулся.
— Короче, у меня появились другие варианты.
— Вот как? — Я повысила голос, но ничего не могла с этим поделать. В ушах звенело. — Позавчера вечером ты сказал мне, что я — одна из первых, кому ты показываешь рукопись. Она у меня меньше двух дней!
Как он мог получить ответы от других издателей? Как они могли принять решение взять рукопись? Откуда взялись варианты?
Очевидно, мне лгали. А самый большой сюрприз заключался в том, что я этому еще удивлялась. Я ведь не подозревала, что у Флейшмана появился агент. Дэн Уитерби!
Подошла официантка, принесла два подноса. Похоже, удивилась, увидев, что мы все стоим и болтаем, разделенные бамбуком. Точнее, трое болтают, а я кричу.
— А вот и наша еда, — проворковала Алекс, радуясь тому, что появился повод закончить разговор.
Официантка кивнула на два пустых стула за столиком Дэна и Флейшмана:
— Хотите пересесть?
— Нет! — выпалили все.
И сели на свои стулья. «Разошлись по углам», — подумала я.
Алекс крутила палочки в руках с идеально накрашенными ногтями.
— Мир тесен. — Она понизила голос, чтобы нас не подслушивали.
Я этого делать не стала. Ярость не позволила.
— Теснее, чем вы думаете.
Она наклонилась ко мне:
— Вы хорошо знаете этого писателя?
— Мы живем вместе, — ответила я и тут же поправилась: — Жили.
Может, делиться подробностями личной жизни нехорошо, но я не могла сдержаться, вошла в раж. Смотрела на аккуратно разложенный на подносе ленч и отчаянно пыталась найти объяснение тому, что происходило у меня на глазах. Цельной картины не получалось. Я знала одно: мне хотелось кого-то убить. И я даже могла сказать кого. Схватила палочки, сожалея о том, что концы тупые. «Вот когда что-нибудь острое не помешало бы…»
Алекс начала рассказывать о том, какой ей видится журнальная статья, и каким-то образом в рассказ о подающих надежды редакторах ей удалось вплести имена полудюжины знаменитых писателей. Я слушала вполуха. Собственно, вполуха я слушала первые тридцать секунд, а потом полностью погрузилась в собственные размышления.
И наконец-то начала понимать, что к чему. Дэн и Флейшман нашли общий язык не сегодня и не вчера. И точно не на этой неделе. Агент не принимает решение представлять интересы того или иного писателя спонтанно. По всему выходило, что Дэн прочитал книгу еще до того, как я улетела в Даллас. И он знал — как минимум подозревал, — что жалкая, убогая, с нетерпением ожидающая, чтобы ее соблазнили, Рената — это я. Я же «вдохновляла» автора на каждую строку.
И какой я показала себя в Далласе? Жалкой, убогой, с нетерпением ожидающей, чтобы меня соблазнили.
Итак, кое-что из сказанного Дэном в тот уикэнд начинало обретать смысл. Комментарии насчет темноты и прилипчивости. Тогда я подумала — как странно называть женщину прилипчивой, едва успев проснуться после единственной ночи. Теперь получалось, что это не просто странно. Гадко.
Да, многое прояснялось.
Флейшман практически подкладывал меня под Дэна. Я и забыла об этом. Эти цветы, шепот перед отъездом в аэропорт. Прямо-таки: «Сделай это, девочка!» Он думал, шансы на издание книги возрастут, если его агент переспит с его редактором.
Только теперь в моих услугах как редактора он не нуждается. Точнее, не было у него уверенности, что нуждается. Появились варианты.
К горлу подкатила тошнота.
Алекс наклонилась вперед, всмотрелась в мое лицо.
— Вы в порядке?
— Все отлично! — проскрипела я и, чтобы это доказать, проглотила суши целиком. Потом еще. Не разжевывая. Просто заталкивая в рот. Меня бросало то в жар, то в холод.
— Может, вы расскажете мне, что делали перед тем, как пришли в «Кэндллайт». Мерседес говорила, что вы работали у Сильвии…
Вне себя от ярости, я вновь ракетой вылетела из-за стола.
— Ты думаешь, это забавно? — спросила я, не обращаясь ни к кому из них конкретно. И сама не знала, на кого больше злилась в тот момент.
Дэн и Флейшман в удивлении уставились на меня.
— Ты про книгу? — спросил Дэн. — Она веселенькая.
— Не про книгу. — Меня передернуло от отвращения. — Да, и про книгу. Про книгу, про меня, про мое соблазнение в субботу вечером, которое так легко тебе удалось. Ты же знал, на какие кнопки нажимать, и понятно почему!
Лицо Дэна залила краска, он изогнул бровь в сторону Алекс.
— Бек…
Я закатила глаза.
— Мое имя — Ребекка. Не Бек. Не Бекки. И уж точно не Рената!
— Может, не стоит нам говорить об этом здесь…
— Тогда где?
— Может, встретимся и…
— Да, конечно. — Я фыркнула. — Конечно. Мне просто нужно дождаться твоего звонка. Более того, готова спорить — ты собирался позвонить мне в самое ближайшее время, не так ли?
— Если уж на то пошло, да.
— По правде говоря, Дэн, мне было все равно, позвонишь ты мне или нет. После воскресенья я об этом не думала. Хватало других забот. Но, как выясняется, ты переспал со мной, вычитав в этой говенной книжке, что уложить меня в постель — пара пустяков… Получается, что ты еще более мерзкий слизняк, чем я себе представляла.
— Я ведь говорил тебе, что книга ей не понравилась! — встрял Флейшман.
По какой-то причине эта фраза окончательно раскрыла мне глаза.
До этого момента я набрасывалась главным образом на Дэна, вероятно потому, что питала к Флейшману гораздо более сильные чувства. А теперь наконец-то поняла — он меня предал. Сердце защемило. Он выставил меня напоказ, предал. Хуже того, превратил в посмешище шесть лет нашей дружбы.
Я набрала в легкие воздуха, чтобы продолжить, набрала много, потому что собиралась говорить и говорить, и воздух этот оторвал от задней стороны зуба непрожеванный кусочек суши, который закупорил мне дыхательное горло. Диафрагма судорожно сократилась, но воздух перестал поступать в трахею.
Я замахала руками. Поначалу никто ничего не понял. Прекрасно. Кусочек суши, перекрывший дыхательное горло, и последовавшая за этим смерть от удушья выглядели бы достойным завершением всех моих злоключений на этой неделе.
На лицах, обращенных ко мне, уже отражалось недоумение.
— Что такое? — спросила Алекс.
Мои руки продолжали дергаться, а двое мужчин и женщина — таращиться на меня. Может, они решили, что у меня апоплексический удар, но я не сомневалась — мое лицо не краснело, а синело.
Алекс схватила меня за руку.
— Господи! Она задыхается. Нужна помощь.
От этих слов настроение у меня улучшилось, пусть и я боялась, что они станут последними, услышанными мною на этой стороне вечности. Причем, хотя кому-то это и покажется странным, той самой, которой я отдавала предпочтение.
Флейшман подскочил ко мне, принялся хлопать по спине. Сильно. На случай, если вы не знаете: когда вы не можете дышать, удары по спине не помогают.
— Подожди! — воскликнул Дэн. — Так нельзя.
Само собой.
— Вспомнила! — Алекс оттолкнула Флейшмана. — Ее нужно схватить вот так.
И обхватила меня сзади, как тряпичную куклу.
— Точно, — одобрил ее действия Дэн. — А теперь нажимай на диафрагму.
— Кулаками! — уточнил Флейшман. Все вдруг вспомнили уроки по оказанию первой помощи.
Алекс в точности следовала их указаниям: сжав пальцы в кулаки, вдавила их мне под ребра. Руки у нее были на удивление сильными. Я буквально услышала хлопок, с которым кусочек суши вылетел из моего дыхательного горла, чтобы благополучно приземлиться в миску с супом, которая стояла перед Дэном.
В моей жизни неприятных моментов хватало, даже с лихвой. В двенадцать лет в летнем лагере, во время похода на велосипедах у меня начались месячные, так кровь на седле мне поминали до конца смены. Собственно, все первые восемнадцать лет жизни слились в один неприятный момент. Но залепить дыхательное горло куском суши во время интервью с автором статьи «Поднимая волну», да еще на глазах двух своих бывших любовников… это тянуло на рекорд. Не только Дэн и Флейшман вытаращились на меня (на самом деле Дэн смотрел в миску с супом), но все посетители ресторана. Стояла полная тишина. Если не считать плеска в бассейне с золотыми рыбками.
Трудно вернуть себе чувство собственного достоинства после публичной регургитации, но от моего достоинства и так уже мало что осталось.
А вот Алекс радовалась, как дитя.
— Господи! — воскликнула она, сияя как медный таз. — Сработало! Я спасла тебе жизнь!
Я пробормотала слова благодарности. Действительно была благодарна. Но при этом хотела поскорее убраться отсюда.
— Надеюсь, я смогу вставить этот эпизод в статью! — добавила она.
Я схватила сумочку. Считайте меня трусихой, но я не видела необходимости в продолжении ленча. Единственная «волна», которую я могла «поднять», уже разошлась по поверхности супа в миске, что стояла перед Дэном.
— Думаю, мы продолжим наш разговор в другое время.
Брови Алекс изогнулись.
— Ну хорошо… — В голосе слышалось разочарование. Она хотела, чтобы я вернулась за столик и до конца ленча славила ее героизм.
Пожалуй, все было сказано.
За исключением одного, и я хотела заявить об этом публично.
Я протиснулась мимо Флейшмана, встретилась взглядом с Дэном Уитерби.
— К твоему сведению, Дэн, твой новый клиент, этот новый Ник Хорнби, считает тебя сандвичем с копченой колбасой!
По пути на работу со мной случилась еще одна беда: я полностью утратила силу воли. Уже миновала «Империю еды», потом вернулась, а через две минуты вышла из магазина с двухфунтовым пакетом «М&М». На тротуаре бесстыдно разорвала пакет зубами, отчего цветные конфетки, как конфетти, посыпались на асфальт. Отправила в рот полную пригоршню, с трудом подавив желание высыпать в рот весь пакет.
Когда вышла из лифта, временная секретарь-регистратор указала на стойку с ячейками для сообщений:
— Вам тут много чего прислали.
Все сообщения были от Уэнди. «Оставила тебе голосовую почту». «Где ты?» «Встречаемся в 3 на с-в углу 96-й и Бродвея».
Я застонала и отправила в рот очередную пригоршню «М&М». Охота за квартирой. Общение с техниками-смотрителями или, того хуже, с агентами по торговле недвижимостью. И когда только закончится этот день?
— Как прошло интервью? — полюбопытствовала Линдси. Она стояла у гудящего ксерокса.
Я пробормотала что-то неопределенное и проскочила мимо.
— Ты выглядишь на сто процентов лучше, чем когда уходила, — крикнула она вслед.
Я закрылась в кабинете, уселась за стол, вновь набила полный рот конфетами, подождала, пока они начнут таять, потом принялась жевать. Господи, ну до чего мне было хорошо. Ни словом сказать, ни пером описать. Я отъехала на стуле, скинула туфли. Положила босые ноги на стол.
Чистое сахарное забвение, вот к чему я стремилась. И к блаженной тишине.
Но с тишиной вышел облом. Едва я погрузилась в нирвану, как открылась и захлопнулась дверь. А через мгновение Андреа лежала на полу, свернувшись в позе зародыша, катаясь из стороны в сторону. И стонала. Ничего подобного я никогда не слышала. Жуткий, какой-то утробный звук. Она напоминала мне большого грызуна, у которого начались спазмы желудка.
Я убрала ноги со стола, наклонилась к ней.
— Эй… Андреа?
Она чуть повернулась. Ну и видок! Волосы всклокочены, юбка задралась по самое некуда.
— Я… в… полной… заднице!
То были первые членораздельные слова, произнесенные после того, как она угнездилась на моем коврике. Я решила, что это добрый знак.
— Что случилось?
Вопрос привел к тому, что Андреа распласталась на полу, словно кающаяся грешница.
— Я отправила свое резюме…
— И что? — Она постоянно рассылала свои резюме.
— В «Кэндллайт».
Я удивилась.
— А зачем?
— Я не знала! — взвыла она. — Понятия не имела, что делаю. Там не было названия издательства, которое дало объявление.
Я вспомнила объявление, по которому получила работу. Тогда ведь я тоже не знала, что отправила резюме в «Кэндллайт». Разумеется, для меня это не имело ровно никакого значения.
— И кто получил твое резюме?
— Кэти Лео! И вместо того чтобы прийти ко мне, она положила мое резюме на стол Мерседес. Предательница!
— Дерьмо.
— Мерседес вызвала Риту и Карен…
— Дерьмо.
— А потом пригласила меня. Они устроили мне засаду.
И я-то думала, что у меня выдался плохой день…
Андреа глубоко-глубоко вдохнула.
— Поначалу я подумала, что меня хотят повысить. А потом она вытащила мое резюме и сопроводительное письмо, и я поняла, зачем они меня позвали. Чтобы сожрать живьем.
Я сочувственно покивала:
— Боже мой!
Андреа подняла голову:
— Все еще хуже, чем «Боже мой», Ребекка. В сопроводительном письме я долго и нудно расписывала, что работаю в одном издательстве целую вечность, а теперь вот ищу работу, которая наконец-то позволит мне проявить себя. И Мерседес зачитала все это вслух.
— Кошмар.
— А самое ужасное, в объявлении компания выглядела золотым дном! Я думала, что посылаю резюме в один из лучших издательских домов, где меня ждут деньги и престиж. — Андреа передернуло. — Кэти Лео пора переквалифицироваться в писательницы. То, что она сочинила для объявления, выдумка чистой воды.
— И что сказала тебе Мерседес?
— Более чем достаточно.
— Она тебя уволила?
— Нет… но ты знаешь Мерседес. Убеждала меня, что я очень ценный сотрудник, а она сама крайне разочарована тем, что я недовольна своей работой, и выразила надежду, что на самом-то деле я увольняться не собиралась.
Я обдумала ее слова.
— Знаешь, Андреа, непохоже, что ты в заднице. Скорее все выглядит так, словно она пыталась… ты понимаешь, подбодрить тебя.
Андреа закатила глаза:
— Что ты несешь? Она знает, что здесь я как муха в паутине. Теперь ей известны мои намерения. За мной будут наблюдать, меня будут мучить, а потом казнят. Если меня будут посылать на конференции, то только в Северную Дакоту. А когда я подумаю, что реабилитировалась, петля затянется. Именно тогда меня и вышибут.
Она видела себя Жаном Вальжаном[92] издательства «Кэндллайт».
— Может, Мерседес говорила правду, — не согласилась я.
— Ой нет. Я обречена. Мне суждено потерять работу, квартиру. Я не только не смогу жить в Куинсе — придется возвращаться в родительский дом. И мне еще повезет, если найду работу на переборке овощей. Я умру старой девой.
— Старых дев больше нет. — Одна из авторш Андреа писала очень популярные дамские вестерны.
— Просто их больше так не называют. — Она стукнула себя в грудь. — Может, я положу начало тенденции. Верну к жизни категорию жалких, потерявших надежду женщин среднего возраста.
Я попыталась представить себе Андреа старой девой нынешнего дня. Зазу Питтс[93] с маленьким ротиком.
— Не хочу тебя разочаровывать, но, по-моему, ты преувеличиваешь.
— Ха!
— Подумай об этом. У Мерседес было твое резюме. Возможно, не один день. То есть ей хватило времени посидеть и подумать, что с тобой делать. И вместо того чтобы сразу уволить тебя, она позвала твоих непосредственных начальниц и устроила этот спектакль.
Андреа скрестила руки на груди.
— Просто хотела посмотреть, как я корчусь от стыда.
— Есть и другое объяснение.
— Какое?
— Она действительно не хотела тебя терять.
Я бы не удивилась, если бы меня обгавкали, поставив в укор мою излишнюю доверчивость. Вместо этого Андреа долго молчала, словно обдумывала мои слова.
— Шутишь?
— Нет, я серьезно. Она заинтересована в том, чтобы ты осталась. Ты хороший редактор. Если бы не твоя помощь, я бы за эти месяцы давно пошла ко дну. — Я сказала чистую правду. Андреа, при всей ее резкости, помогла мне удержаться на плаву.
— Но она знает, что я хочу уйти!
— И что? — Я пожала плечами. — Многие ищут работу получше. Ты не заметила, как чертовски хорошо выглядела Мэри Джо через день или два после того, как в «Ка-эм» появилось объявление о том, что издательству «Эйвон» требуется ведущий редактор?
— Да ладно.
— Так и есть! И вспомни: после ухода Касси Мерседес сказала, что не хочет, чтобы это повторилось. Возможно, говорила от души.
Мы обе посидели, переваривая вероятность того, что являемся ценными кадрами и Андреа вызвали к заведующей редакцией не только для того, чтобы публично высечь. Мысль эта грела душу. У Андреа вроде бы глаза блеснули от слез.
А может, и нет. Может, она просто увидела пакет с драже на столе.
— Господи Иисусе! Два фунта?
Я кивнула, пристыженная.
— Отвратительно! — воскликнула Андреа. — Поделишься?
Я протянула ей пакет, и она, сев, скрестила ноги. Высыпала на юбку половину.
— Люблю эти конфетки.
— Мне требовалась шоколадная терапия, — попыталась оправдаться я.
— Правда? А что с тобой произошло?
Я замялась. Признаваться не хотелось.
Но Андреа не отставала.
— Колись. Не могло у тебя быть хуже, чем у меня.
Я приняла вызов. Рассказала ей все. И реакция Андреа очень даже меня порадовала. Глаза у нее вылезли из орбит, когда я делилась подробностями отношений с Флейшманом, с губ срывались грязные ругательства, когда я анализировала поведение Уитерби, и она признала, честно и откровенно, что платье на мне ужасное. А уж когда дело дошло до событий в японском ресторане, у нее просто отвисла челюсть.
— Писец, — наконец заключила она.
И я не могла не согласиться.
Она вновь заправилась драже.
— А чего ради ты вообще улеглась в постель с Дэном? Я думала, ты бережешь себя для мужчины в лифте.
— Мужчина в лифте — несбыточная мечта. Дэн был под рукой.
— Я начинаю думать, что наилучший вариант — как раз недостижимое.
— Ты про воздержание?
По ее телу пробежала дрожь.
— Я становлюсь старой девой. Может, пора завести в квартире нескольких кошек?
Квартира! Я оторвалась от спинки, посмотрела на время в правом нижнем углу монитора. Без двадцати три.
— Черт! Опаздываю!
Я вскочила. Андреа последовала моему примеру. Драже разлетелось по всему кабинету.
— Куда мы идем?
— Мы?
— Ты не можешь бросить меня здесь одну!
И по выражению ее лица чувствовалось, что это так.
— Мы должны посмотреть квартиру вместе с соседкой. У меня только двадцать минут, чтобы добраться до другого конца города и подняться по Девяносто шестой улице.
У Андреа вновь отвисла челюсть.
— Собираетесь жить на Манхэттене?
— Мы только ищем…
— Знаю. Потому что этот новый Ник Хорнби выгнал вас на улицу. Тем более иду с тобой.
К счастью, поезд подземки подъехал к платформе в тот самый момент, когда мы сбегали с последней ступеньки, так что опоздали мы только на пять минут. Уэнди стояла на углу, скрестив руки на груди, мрачная-премрачная, будто кого-то только что похоронила.
— Я не собираюсь вселяться в вашу квартиру, — прояснила ситуацию Андреа. С Уэнди она виделась впервые. — Пошла за компанию.
— Ты опоздала, — укорила меня Уэнди.
— Всего на пять минут.
— А я вот пришла на десять минут раньше. Поэтому уже посмотрела квартиру.
Теперь я поняла, почему она такая мрачная.
— Никуда не годится?
— Наоборот, фантастическая. Прекрасная. Огромная. — Она вздохнула. — Дорогая.
— Значит, мы не можем себе ее позволить.
— Не можем. — Уэнди, похоже, едва сдержалась, чтобы не броситься под проходящий автобус.
Я пожала плечами:
— Ну, тогда…
— Я хочу ее увидеть! — воскликнула Андреа.
— Хочешь? — спросила Уэнди. Лицо у нее прояснилось, но чуть-чуть.
— Я так люблю все фантастическое, огромное и дорогое!
— А слишком дорогое? — попыталась уточнить я.
Но сопротивляться не имело смысла. Они обе хотели этого. Мазохистки.
Техник-смотритель, тощий нечесаный мужичок, определенно разозлился из-за того, что второй раз на дню должен показывать квартиру одному и тому же человеку.
— Снова вы? — спросил он Уэнди, протягивая ключ.
— Извините.
Грег метнулся в свою квартиру на первом этаже, как таракан — в щель между половицами.
В квартире Уэнди и Андреа непрерывно чем-то восторгались.
— Круто! — восклицала Андреа. — Посмотрите на эти полы!
— Паркет, — поддакивала Уэнди. — Великолепно!
— И потолок… девять футов, не меньше.
— Восемь с половиной, — поправляла ее Уэнди. — Но из-за галтели, соединяющей потолок со стенами, он кажется выше.
Да, не зря Уэнди так часто смотрела кабельный канал «Дом и сад».
Но квартира и впрямь была хороша. Пока эти двое верещали насчет стеклянных дверных ручек и вида на реку (я реку не увидела, потому что не вытаскивала из чулана старый складной стул и не вставала на него, как Уэнди), я прошлась по квартире. Здесь были две маленькие, но настоящие спальни и одна крошечная комнатушка — премия квартиросъемщикам. Кухня размерами не поражала, но все-таки была побольше нашей. В ванной я обнаружила и ванну на ножках, и душевую кабину. Невероятная роскошь.
Я полностью закончила осмотр, когда они добрались до стеклянной двери на кухню.
— Две проблемы, — вынесла я свой вердикт. — Она очень дорогая, и она слишком дорогая.
— Посмотри, какая большая кухня! — воскликнула Андреа, как будто ее слово имело какое-то значение. — Она больше, чем моя.
— И в два раза больше, чем наша, — отметила Уэнди.
Я не верила своим ушам. Все эти годы именно она наиболее серьезно относилась к деньгам. Проповедовала жизнь по средствам и хмурилась, глядя, как мы с Флейшманом зачастую транжирим больше, чем следовало. А теперь, после того как она посмотрела приличную квартиру, все ограничители, похоже, сорвало.
— Даже если бы это была кухня-стадион из «Железного повара»[94], мы не можем позволить себе такую квартиру. А кроме того, если ты хотела переехать поближе к Нью-Йоркскому университету, это место нам не подходит. Географически оно дальше, чем Уильямсбург.
— Не совсем так. Отсюда я могла бы добираться до университета по одной линии. И возможно, в «Старбаксе» мне разрешат перевестись в другую кофейню, ближе к дому.
— Кроме того, расположение комнат неудобное.
Уэнди уперла руки в боки.
— Насколько более неудобное, чем в той квартире, где мы жили? Если уж на то пошло, там даже комнат нет. И дверей на стенных шкафах. Не то что здесь.
— Знаю, но… — Я заглянула в маленькую комнатку, которая, вероятно, была кабинетом. Одну стену занимали книжные стеллажи, от пола до потолка. И вот тут квартира начала очаровывать и меня. Здесь впервые мне хватило бы полок.
Но мы ведь не собирались здесь жить! Почему Уэнди выбрала именно этот момент, чтобы из реалистки превратиться в мечтательницу? Вчера вечером она говорила об ответственном отношении к деньгам. Теперь ахала, глядя на потолки с галтелью и большие стенные шкафы.
— Мы не можем позволить себе такую квартиру, — настаивала я.
— А я думаю, ты сможешь, — подала голос Андреа. Я совершенно о ней забыла.
Пятнадцать минут спустя последние свои деньги я потратила на взятку Грегу, чтобы тот закрыл глаза на Максуэлла, и мы подписали договор об аренде. Втроем — Уэнди, Андреа и я.