Розовый коттедж

Глава четвертая

Малышки такие милые. Сладкие грязнули, непоседливые, сообразительные. Но ему почему-то скучно. Конечно, не тогда, когда они бодроствуют, а когда спят, и Джулз спит, и в доме так тихо, что хочется закричать. Ему вдруг пришло в голову, что приспосабливается только он один. Разве это справедливо? Совершенно несправедливо. Ведь он оказался выброшенным из их жизни не по своей воле.

Прошло тридцать часов, за которые он многому научился: наполнять ванну водой нужной температуры, запускать стиральную машину, отправлять еду ребенку в рот — правда, не всегда удачно. И научился не пить при этом чай — вот этот урок он никогда не забудет.

Сейчас одиннадцать часов вечера, и обычно он работал бы еще по крайней мере три часа. Джулз спит, дети спят, а ему нечего делать. Интересных телепередач нет, с Ясимото связаться он не может, и с Нью-Йорком тоже. Сначала Макс вышагивал по кухне, потом заварил себе чай, потом вылил все в раковину, потому что за день выпил неимоверное количество чаю. Он подумал о вине, которое накануне привез из паба. Они с Джулз выпили всего пару бокалов, так что осталось почти две бутылки. Но не пить же одному? Может, поехать в паб?

Он вышел через черный ход в сад, заодно выпустив погулять Мэрфи, и посмотрел в сторону паба — огней не было заметно. Но что можно ожидать от сельского трактира, где обслуживают до девяти часов? Вдруг где-то на заднем дворе раздался леденящий душу крик. У Мэрфи шерсть встала дыбом, и он глухо зарычал. Макс позвал пса обратно в дом, закрыл дверь и, поднявшись наверх, постучал в спальню Джулии. Она открыла ему дверь почти сразу. На ней была смятая от сна пижама с рисунком кошек. Он почему-то смутился и не нашелся, что сказать.

— Там кто-то ужасно кричит, — наконец выпалил он.

Джулия прислушалась и улыбнулась.

— Это барсук или лиса — они кричат по ночам. Скорее всего, в это время года кричит барсук. Лисы обычно шумят весной. Ты от этого проснулся? — Но, взглянув на него, со вздохом сказала: — Ох, Макс, ты ведь еще не ложился. Ты устал и должен поспать.

— Я не устал. В это время я никогда не сплю.

— А следовало бы, — пожурила его она, вернулась в спальню за пушистым халатом и спросила: — Чаю хочешь?

Чаю он не хотел, но готов был выпить соляную кислоту, лишь бы находиться в ее обществе.

— Чай — это замечательно, — хрипло произнес он.

Они спустились вниз, в гостиную, и Джулия сказала:

— Я подумала… у меня есть DVD девочек с момента их рождения. И даже до рождения. Так интересно. Я подумала… если в гостиной тепло, то мы могли бы это посмотреть. Но тебе, наверное, будет скучно…

— Нет, что ты… Я с удовольствием посмотрю, — неуверенно согласился он.

— Тогда разведи огонь в камине, а я принесу нам чай.

Она принесет еще шоколадное печенье, сыр и крекеры, потому что знает: он голоден и вообще ему необходимо поправиться.

Когда она вернулась с подносом, он сидел на корточках перед камином, раздувая огонь.

— О, чудесно. Вот сыр и печенье, — сказала Джулия и, подойдя к комоду, стала искать DVD.

Она сунула диск в плеер и уселась на пол спиной к дивану.

Они наблюдали за еще не родившимися дочками, и Макс вдруг спросил:

— Какой у тебя был срок, когда это снимали?

— Двадцать шесть недель, — ответила она, удивившись его сдавленному голосу.

Услыхав ответ, он сжал губы и впился глазами в экран. Что с ним? — встревожилась Джулия. Таким она его никогда не видела. Он немного успокоился, лишь когда просмотр закончился и она вынула диск, хотя его рука с чашкой чаю дрожала. Странно. У него никогда прежде не тряслись руки.

Огонь разгорелся и гудел. Мэрфи, лежавший у камина, встал, отошел к дивану и привалился к ногам Макса, а Макс наклонился и почесал пса за ушами, потрепал по шее. Мэрфи поднял морду и с обожанием посмотрел на него.

— У тебя появился новый друг, — заметила Джулия.

— Да, я вижу. Ему не хватает Джона.

— Думаю, ему не хватает крекеров с твоей тарелки, — прагматично уточнила Джулия.

— А что теперь? — спросил Макс.

Джулия поставила диск с уже родившимися девочками.

— Видишь — здесь им два дня. Они родились через тридцать три недели, потому что у меня матка плохо развивалась из-за рубцов и дети перестали расти. Снимали Джейн и Питер. Они были мне опорой.

— Опорой мог быть я, — с обидой произнес Макс, и ей стало стыдно.

— Макс, откуда я знала? Ты всегда был против детей.

— Ты могла бы меня спросить. Дать мне шанс.

Да, могла. Но не спросила, и теперь поздно это изменить. Но извиниться не поздно. Джулия повернулась к Максу и взяла его за руку.

— Мне действительно очень жаль, — сказала она и заставила себя посмотреть ему в глаза, хотя знала, как он зол на нее. Но увидела не гнев, а боль. — Макс? — прошептала она, а он отнял руку и встал.

— Давай продолжим в другой раз. — С этими словами он пошел к двери.

Она услышала, как он поднимается наверх, услышала, как закрылась дверь ванной и зажурчала вода.

Джулия со вздохом выключила плеер, поставила перед камином решетку и вымыла чашки и тарелки. Затем вывела Мэрфи погулять перед тем, как запереть его на кухне. У себя в спальне она услышала, как Макс выключил душ, вышел из ванной и тихо прикрыл дверь своей комнаты.

Джулия долго не могла уснуть, а проснулась от стука двери и голоса Макса, зовущего собаку. День едва начался, и в смутном свете она, приподнявшись на локте, увидела в окне Макса — он в спортивных штанах и футболке бежал по аллейке, а за ним трусцой следовал Мэрфи. Вот он свернул к холму, пробежал по мосту через реку и скрылся из виду вместе с Мэрфи.

Джулия не знала, что именно произошло, но чувствовала: произошло что-то непонятное, и она не знает, как спросить, в чем дело. Возможно, со временем он ей все объяснит.

Макс бежал по тропинке, ведущей из деревни, потом повернул налево, пересек поле и пробежал по железному мосту через реку, потом вьющаяся тропа привела его снова в деревню. Пробежка заняла у него двадцать минут, сняла остроту напряжения и отвлекла от бесконечных спутанных мыслей.

На кухне горел свет, и там была Джулз. Издали он не мог как следует разглядеть ее лица, лишь увидел, что в руках у нее стопка белья и что на ней все тот же пушистый халат, а под халатом, наверное, пижама с кошками.

Он добежал до тыльной двери коттеджа и вошел. Мокрый и грязный Мэрфи — за ним следом.

— Место! — приказала Джулия, и пес послушно пошел под лестницу.

— Мне туда же? — поинтересовался Макс.

Она улыбнулась, внимательно на него посмотрела и спросила:

— С тобой все в порядке?

— Да. Мы отлично пробежались…

Она не дала ему договорить:

— С тобой действительно все в порядке?

— Ну да, нормально.

— Я заварила чай.

Он открыл было рот, чтобы отказаться от надоевшего чая, но передумал и с улыбкой кивнул:

— Спасибо. Дети проснулись?

— Нет, но уже скоро должны проснуться.

— Мне надо бы принять душ, но боюсь, что шум воды их потревожит. Так что я пока попью чаю, если тебе не противно — я ведь потный и грязный.

Она оглядела его с ног до головы и тихонько засмеялась. У нее зарделись щеки. Что это? Неужели он все еще способен ее возбудить?

— Уверена, что выдержу твой вид, пока ты пьешь чай, — сказала она.

Как странно звучит ее голос. И она так сосредоточенно складывает и разглаживает подгузники, словно на свете нет ничего важнее этого занятия. Он подумал об их поцелуе, о том, как коснулся губами ее губ, и его бросило в жар. Хотелось повторить поцелуй, хотелось прижать Джулию к себе, запустить пальцы в ее спутанные волосы и целовать… целовать, пока она не станет стонать от прилива страсти…

— Я, пожалуй, пойду поищу, что надеть после душа, — поспешно произнес он и направился к двери.

— А как же новые вещи, которые мы купили? — спросила Джулия.

— Я не знаю, подойдут ли они для того, что мы задумали на сегодня.

— А что мы такое задумали? — удивилась она.

— Повезти девочек на побережье, — с ходу сочинил он. — День потрясающий, прогноз хороший: солнце, безветренно.

— Для этого идеально подходят твои новые джинсы и джемпер. Сядь и выпей чаю. Если ты станешь ходить и шуметь в соседней с детской комнате, то они уж точно проснутся.

Макс с трудом подавил приступ желания. Но Джулия, к счастью, ничего не заметила, подхватила белье и понесла в кладовку. С чашкой чаю он устроился на кушетке в нише окна и, когда она вернулась, уже полностью владел собой.

Макс был прав — день выдался великолепный. Они повезли девочек на побережье в Феликстоу, припарковали машину и прошлись по набережной. Низкие скалы укрывали их от северо-западного ветра. Макс сам вез коляску, а Джулия шла рядом и радовалась тому, что у нее наконец-то свободны руки.

— Знаешь, — сказала она, — а ведь, если не считать корпоративных поездок к морю, когда мы бывали за границей, мы с тобой очутились на побережье впервые за шесть лет.

Он бросил на нее взгляд и скривился.

— Да, ты права. Но я никогда не любил курортов.

— Я не курорты имею в виду. Я говорю о прогулках по берегу моря, когда ветер бьет в лицо, треплет волосы, а на губах вкус соли. Это так здорово!

Джулия посмотрела на Макса, увидела в его глазах знакомый огонек, покраснела и поспешно отвернулась. Зачем он ворошит прошлое своими взглядами и улыбками? Они раньше никогда не гуляли по пляжу, но… много раз, очень много, занимались любовью на застекленной крыше, выходящей на Темзу. И она хорошо помнит запах реки и соленый привкус на губах. И ей достаточно лишь взглянуть на Макса, чтобы понять: он тоже это прекрасно помнит.

И еще. Когда она смотрит на Макса, на то, как он везет коляску с детьми, то думает о том, что у него вид семейного человека, мужа, у которого жена и две красивые дочки. Господи, как все сложно. Неужели они не найдут общего языка?

— Джулз?

Она поняла, что застыла на месте. Он подошел к ней и с беспокойством спросил:

— Что случилось?

Она молчала, а Макс, вздохнув, обнял ее за плечи и прижал к груди.

— Все будет хорошо, — прошептал он.

Она не была в этом уверена — ведь прошло всего два дня, а он уже успел нарушить их договоренность, стащив ее телефон. А что еще он сделает, стоит ей отвернуться?

— Пойдем и выпьем кофе. Я видела у автостоянки кафе. Еду для девочек я взяла и, возможно, там смогут подогреть бутылочки, — сказала она.

— Опять какая-нибудь липкая бурда? — с опаской спросил Макс.

Она улыбнулась, поняв, что он боится запачкать новый джемпер.

— Все в порядке — я сама их покормлю.

Этим вечером девочек рано уложили спать.

— Должно быть, их сморил морской воздух, — сказала Джулия, разогревая детский ужин — на этот раз домашнего приготовления.

— А это достаточно питательно? — спросил Макс.

Она уставилась на него как на сумасшедшего.

— Разумеется: бульон из цыпленка с брокколи, морковью и картошкой.

— И все это ты сама приготовила?

— Ну конечно! Кто же еще?

Он пожал плечами.

— Просто я не видел, чтобы ты готовила.

— Конечно, ты не видел. Для тебя это не настолько важно, чтобы заметить.

— Джулз, перестань. Я ведь просто…

— Ты считаешь, что я плохо ухаживаю за своими детьми?

— Но они и мои дети!

— Тогда научись для них готовить, — сердито ответила она и швырнула ему поваренную книгу. — Для начала приготовь ужин нам, пока я уложу девочек. В холодильнике куриная грудка, фарш, стейки из лосося и свиные отбивные. Так что выбирай.

Она вышла из кухни с девочками на руках, оставив его, озабоченного, с книгой.

Бог ты мой! Приготовить кофе, тосты и яичницу он на крайний случай мог. Еще мог засунуть полуфабрикат в микроволновку… или сделать заказ по телефону. Но самому готовить из сырых продуктов? Он раскрыл поваренную книгу и пролистал. Что готовят обычно в ресторане? Запеченную в беконе куриную грудку с сыром бри или что-то в этом роде… Прошлым вечером Джулз кормила его сыром. Правда, не бри, а чеддером. Может, сойдет чеддер?

Переступив через лежащего пса, он проверил содержимое холодильника и обнаружил маленький кусочек чеддера. Бекона тоже нет, но есть соус «песто», и, кажется, в буфете на кухне он видел макароны. Итак, макароны с курицей под соусом «песто». И еще кедровые орешки и большая миска салата. Нет, без салата и без орешков. Теперь надо отыскать подходящий рецепт, а потом решить, где готовить: в микроволновке или на плите. А еще нужны «орудия производства». Он достал острый нож, разделочную доску и глубокую сковородку. Сначала разморозил цыпленка, потом разрезал его на куски и обжарил в оливковом масле с луком и пряностями. Открыв банку с соусом «песто», он увидел плесень. Черт! Но есть рис и креветки, так что можно приготовить паэлью. А как, черт возьми, ее готовят? Сунув нос в поваренную книгу, он обреченно вздохнул. Может, все же заказать ужин? Но Джулз бросила ему вызов, а он не привык уклоняться от вызовов. Значит, паэлья.

— О! Ризотто? — Джулия помешала ложкой в сковородке и понюхала.

— Это паэлья, — поправил ее Макс. — «Песто» испортился.

— Но в буфете стоит новая банка.

— Я вышел из положения.

Джулия еще раз подозрительно понюхала содержимое сковородки.

— Сколько чеснока ты положил?

— Там сказано две головки. Мне показалось, что это много, и я положил одну.

— Зубчик или головку?

Он наморщил лоб.

— А в чем разница?

— Головка — это целая луковица, а зубчики — это дольки внутри.

Он сердито на нее посмотрел.

— Не надо было уходить. И вообще ты еще не попробовала.

— Думаю, что чеснока ты переложил, но я ведь не собираюсь ни с кем целоваться, — сказала она и тут же пожалела о своих словах.

— Это можно устроить. — Он окинул ее с головы до ног таким взглядом, словно раздевал глазами.

— Размечтался, — пробормотала она в ответ и вынула две миски. — Вот — раскладывай, а я займусь вином. Хочешь вина?

— Не возражаю против белого. Красное было бы тяжеловато.

— Ну, не знаю. Красное смягчило бы вкус чеснока.

Он в сердцах бросил ложку в сковородку и вышел в коридор. Хлопнула входная дверь.

Вот это да. Она хотела всего лишь подшутить над ним. Она ведь знала, что Макс не умеет готовить; а он так старался.

Джулия услышала, как сорвался с места его спортивный автомобиль, и, прикрыв крышкой сковородку, села и стала ждать. Чего ждать? Если он вернется, она попросит у него прощения, а если не вернется… Что тогда? Она лишила девочек отца, а себя — единственного мужчины, которого когда-либо любила. Неужели нельзя было помолчать? О черт. И она даже не может ему позвонить, чтобы извиниться.