Розы любви

Глава 26

Утолив страсть, они тихо лежали перед камином, обнимая друг друга. Гроза уже проходила, раскаты грома доносились издалека, с другого конца долины.

Странно, что именно грешная плотская любовь излечила ее духовную слабость. А может быть, в этом и не было ничего странного. Так и не почувствовав любви своего земного отца, Клер не смогла принять и любви отца небесного. И в душе ее царила пустота.

Но когда она призналась себе самой в том, что любит Никласа, ее сердце открылось. Если быть до конца честной, в глубине души Клер всегда знала, что отец любил ее как умел. А страдала она оттого, что нуждалась в том, чего он не был способен ей дать. Но теперь она наконец могла принять своего отца таким, какой он был, и любить его без горьких воспоминаний и обид.

Она чувствовала себя так, словно родилась заново. Пытаясь утолить боль Никласа, она преобразилась сама. От переполнявшей ее сердце радости ей хотелось смеяться.

О том, что будет с нею дальше, Клер думала без тревоги. То, что она любила его, вовсе не значило, что он когда-нибудь ответит на ее любовь. Ее рука, гладившая его, остановилась. Что же, когда они расстанутся, ей будет сильно его недоставать. Но она это переживет, потому что теперь в ее сердце больше нет пустоты.

Огонь в камине почти погас, в открытое окно порывами дул студеный ветер. Даже Никлас не мог ее согреть, и Клер начала дрожать от холода. Он, вздохнув, сел и посмотрел на нес. Хотя лицо его было мрачным и несколько отрешенным, его больше не искажало отчаяние.

Клер открыла рот, чтобы заговорить, но он прижал палец к ее губам. Потом натянул ей на плечи нижнюю рубашку и платье, опустил поднятую юбку и, встав на ноги, привел в порядок свою собственную одежду.

Быстро и без лишних движений он закрыл окно, задернул занавески, погасил оплывающие свечи в единственной на всю комнату лампе и поднял с пола свою смятую рубашку. Затем встал на колени, взял Клер на руки и унес ее из библиотеки, не оставив на ковре ни единого следа того, что произошло между ними.

Она положила голову ему на плечо и сонно молчала, пока он нес ее в ее спальню. Уложив Клер на кровать, он раздел ее и укрыл одеялом. Хотя после того, что произошло в библиотеке, смущаться было глупо, она порадовалась, что их окружает почти полная темнота.

Клер ожидала, что теперь Никлас уйдет, но, к своему удивлению, услышала скрежет поворачиваемого в замке ключа и шуршание снимаемой одежды. Потом он лег рядом с нею в постель и притянул ее к себе. И тут она поняла, что смущается, только когда он смотрит на ее наготу, однако не чувствует ни малейшего стыда, прижимаясь к его обнаженному телу.

С чистой совестью н миром в душе она заснула.

Клер проснулась оттого, что кто-то безуспешно пытался открыть дверь снаружи. Было раннее утро, как раз в это время Полли приносила ей утренний чай, и несколько мгновений Клер не могла сообразить, отчего дверь заперта. Потом на нее нахлынули воспоминания о прошедшей ночи.

Полли, смышленая девушка, оставила попытки открыть дверь и удалилась. Слава Богу, что она не местная. И умеет держать язык за зубами: если она догадалась, что Клер спала не одна, то не станет об этом болтать. Клер вытянула руку и обнаружила, что Никласа рядом нет. Но если он ушел, то почему же заперта дверь? Клер села и огляделась.

Никлас стоял у окна, скрестив руки на груди, и смотрел на долину. Он был восхитительно наг, и в бледном свете зари его кожа блестела, как теплая бронза.

Услышав, что она проснулась, он обернулся, и их взгляды встретились. На его лице было выражение, какого Клер никогда не видела у него прежде: то не были отчаяние и чувство вины, которые терзали его вчера ночью, то не была безумная ярость, в которую он подчас впадал. И, конечно, на его лице сейчас не было той игривой открытости, которая так ей нравилась. Что же это? Решимость? Покорность судьбе? Сейчас он казался ей почти незнакомцем, и в нем ощущалось что-то слегка пугающее.

Она нерешительно спросила:

— Как ты себя чувствуешь нынче утром? Он пожал плечами.

— Таким же виноватым, как вчера, но сейчас я по крайней мере больше не схожу с ума. — Его взгляд скользнул по ней. — А вот ты кажешься удивительно спокойной для дочери проповедника, репутация которой только что погибла.

Вспомнив, что на ней нет ни лоскутка и ее наготу прикрывают только распущенные длинные волосы, Клер поспешно натянула простыню на грудь.

— По-моему, для стыдливости уже несколько поздновато, — заметил Никлас.

В ответ Клер с вызовом опустила простыню, оголив себя до пояса, и откинула волосы за спину.

Это несколько поколебало спокойствие Никласа; дыхание его заметно участилось. С видимым усилием он оторвал взгляд от груди Клер и посмотрел ей в глаза.

— Как ты и сама понимаешь, теперь нам придется пожениться, и чем раньше, тем лучше. Я сегодня же пошлю в Лондон за специальным разрешением[27].

Клер в изумлении разинула рот.

— Пожениться? О чем это ты толкуешь?

— По-моему, это очевидно, — невозмутимо ответил он. — Я толкую о законном браке. О том, чтобы стать мужем и женой. Как говорится, пока не разлучит нас смерть!

— Ч-что? — заикаясь, проговорила Клер. — Ты же поклялся, что никогда больше не женишься! С какой же стати ты вдруг вздумал взять в жены меня?

— По очень веской причине — возможно, ты зачала моего ребенка.

Она решительно подавила радость, которая вспыхнула в ее душе при мысли о том, что у нее может родиться от него ребенок.

— Но ты же говорил мне, что есть способы предотвратить зачатие.

— Такие способы есть, но этой ночью я о них не думал, — сухо сказал он.

— Возможно, я и зачала, — согласилась Клер, — но скорее всего этого не случилось. Вполне очевидно, что разумнее было бы подождать и посмотреть, вместо того чтобы совершать опрометчивый поступок, о котором ты вскоре пожалеешь.

— Пока узнаешь наверняка, может пройти несколько недель. Неужели тебе хочется произвести на свет «семимесячного младенца», чтобы все в Пенрите узнали, что ты была вынуждена выйти замуж? Будучи девственницей, ты жила с чистой совестью, и это давало тебе силы спокойно смотреть в глаза своим друзьям и сносить несправедливые упреки тех, кто верил молве. Но теперь все изменилось — из-за меня ты стала уязвимой. И есть только один способ исправить дело.

Клер молчала. Хотя она не чувствовала стыда от того, что утешила его своим телом, ей стало не по себе, когда она представила, как сплетники будут перемывать ей кости и называть безнравственной и распутной.

— А почему раньше ты был так решительно настроен против брака? — прервав наконец молчание, спросила Клер.

Он сжал губы и повернулся к окну, так что стал виден только его темный профиль.

— Мой дед был одержим стремлением не дать роду Эбердэров угаснуть. Я же хотел утереть ему нос и потому отказывался зачать законного наследника. Поскольку он давно уже в могиле и ему все равно, появится ли на свет шестой граф Эбердэр или нет, моя месть была глупой и ребяческой — но ничем иным я ему отомстить не мог.

Никлас снова повернулся к ней. Клер не могла разглядеть выражение его лица, так как он стоял против света.

— Однако моя ответственность перед тобой куда важнее, чем бессмысленная месть деду. Собираясь погубить твою репутацию и лишить тебя невинности, я нисколько не мучился угрызениями совести, но походя сделать тебе ребенка — это было бы непростительно! Поэтому мы должны пожениться.

Стать женой Никласа! Это было пределом мечтаний Клер, но до сегодняшнего утра ей и в голову не приходило, что такое возможно. Может быть, он решил жениться на ней только для того, чтобы искупить свою воображаемую вину в смерти Оуэна?

— С тех пор как мы заключили нашу сделку, ты прилагал все силы, чтобы соблазнить меня, — сказала Клер, — Я что-то никак не пойму, отчего, добившись успеха, ты вдруг в корне изменил свои планы относительно меня?

В его взгляде блеснула усмешка.

— Я не соблазнял тебя — все было как раз наоборот. Ее лицо вспыхнуло.

— Но я вовсе не пыталась подстроить тебе ловушку, чтобы заставить жениться на мне.

— Я знаю, Клер, — тихо сказал он. — Ты преподнесла мне великий дар и сделала это из самых благородных побуждений. Но когда я принял его, это наложило на меня определенные обязательства, а отказываться от каких-либо обязательств — не в моих правилах.

Клер подавила невольную дрожь.

— Слишком холодная основа для брака…

— А она не единственная. — В его глазах вспыхнули знакомые искры. — Теперь, когда я наконец добился своей аморальной цели, я собираюсь повторять это снова и снова. Очень часто. — Она мешкала с ответом, колеблясь, и Никлас добавил:

— Я вижу, тебе требуется дополнительное убеждение.

В два прыжка он очутился возле кровати, бросился на нее. и через секунду Клер уже лежала на синие, а он целовал ее в губы, одной рукой зарывшись в ее волосы, а другой лаская ее грудь.

Посчитав ее хриплый вздох признанием капитуляции, он приподнял голову и прошептал:

— У тебя есть какие-нибудь особые пожелания насчет нашей свадьбы? Лучше всего, чтобы брачная церемония прошла в узком кругу, но, безусловно, все должно быть устроено надлежащим образом.

Клер попыталась собраться с мыслями, что было весьма нелегко, когда Никлас так восхитительно ласкал ее охваченное страстью тело.

— Но я… я не говорила, что выйду за тебя замуж. Его лицо было всего в нескольких дюймах от ее лица, и она ясно увидела, как потемнели его глаза.

— Почему? — спросил он резко и настойчиво. — У меня создалось впечатление, что тебе отнюдь не противно заниматься со мной любовью. Хотя, конечно, некоторые женщины с удовольствием спят с мужчинами, которым они никогда не позволили бы явиться в их дом со светским визитом.

— Перестань нести вздор, — сухо сказала Клер. — Ты все перевернул с ног на голову. Графы не женятся на сельских учительницах.

— Так же, как графские сыновья не женятся на цыганках? Твой отец был викарием, образованным человеком, дворянином, а твоя мать происходила из почтенного фермерского семейства. Уверяю тебя, многие бы сочли, что твоя родословная предпочтительнее моей. — Его омрачившееся было лицо снова повеселело. — Право же. Клер, ты должна выйти за меня замуж. Ты не можешь оставить нашего нерожденного ребенка без имени.

Клер не сдержалась и фыркнула.

— Я вовсе не уверена, что этот ребенок действительно существует.

— И напрасно. — Он легко провел ладонью по ее животу, и начал играть с мягкими завитками между ее бедер. — Потому что сейчас мы с тобой удвоим вероятность его зачатия.

— Перестань! — Она шлепнула его по руке. — Когда ты это делаешь, я не могу думать. Но он не перестал.

— Тебе нет нужды много думать, чтобы сказать «да». Клер схватила его за руку и остановила ее.

— Я могу смириться с тем, — заговорила она серьезно, — что ты женишься на мне без любви, но не с тем, что потом ты, возможно, возненавидишь меня за то, что я вынудила тебя к браку, которого ты не желал.

— Я никогда не возненавижу тебя. Клер, — сказал он с той же серьезностью, что и она. — Я знаю, что делаю, и никогда не стану упрекать тебя в том, за что несу ответственность я сам.

Клер колебалась, не решаясь задать вопрос, который вертелся у нес на языке, — уж очень он был неприятен.

— Есть… есть еще кое-что, — начала она и опять замолчала.

Он вопросительно поднял брови. Клер смущенно отвела глаза.

— Говорили, что своей первой жене ты изменял. Это правда?

Его лицо стало непроницаемым.

— Правда.

— Я знаю, что аристократы относятся к таким вещам иначе, но я не аристократка, — с усилием вымолвила она. — Я бы не вынесла, если бы у тебя были другие женщины.

Никлас долго не отвечал, и лицо его оставалось по-прежнему напряженным. Когда он наконец заговорил, голос его звучал спокойно и бесстрастно.

— Я предлагаю тебе новую сделку. Клер. Я буду верен тебе, пока ты будешь верна мне. Но если ты когда-нибудь ляжешь в постель к другому мужчине, обещаю тебе, что тоже начну развлекаться на стороне.

Клер почувствовала несказанное облегчение.

— Если мы заключим эту сделку, то вас, милорд, ждет скучная и однообразная жизнь, потому что я никогда не посмотрю на другого мужчину.

— Скучная? Это с тобой-то? Ну это вряд ли. — Выражение его лица смягчилось. — Стало быть, ты принимаешь мое предложение?

Она закрыла глаза, чтобы прислушаться к своему внутреннему голосу. И снова, как и прошедшей ночью, ее охватила уверенность, глубокая, абсолютная: то. что она делала, было правильно, именно для этого она и родилась. Никласу едва ли понравится, если она признается ему в любви. Поэтому, открыв глаза, Клер просто сказала:

— Да, Никлас. Принимаю всем сердцем и всей душой. Он стремительно встал с кровати, подошел к ее письменному столу и начал рыться в одном из ящиков. Когда он вернулся, она увидела, что он держит в руке ее перочинный нож. Под удивленным взглядом Клер он поднял другую руку и узким острым лезвием надрезал себе запястье. На смуглой коже выступила темно-вишневая капля, за ней тотчас же последовала вторая. Затем он взял руку Клер.

Догадавшись, что он собирается сделать, она умудрилась не поморщиться, когда он сделал такой же надрез на ее запястье. Прижав ее запястье к своему, так что их кровь смешалась, он тихо сказал:

— Кровь к крови. Дело сделано, жена.

Она смотрела на их прижатые друг к другу руки, чувствуя, что теперь они соединены неразрывными узами. Кровь к крови, пока не разлучит их смерть.

— Это цыганский обряд, да?

— Один из многих. У цыган уйма таких брачных обрядов. — Он улыбнулся. — Обычно свадьба начинается с притворного похищения. Считается неприличным, если невеста чересчур явно показывает, что рада оставить свою семью. Поскольку я вынудил тебя поселиться в Эбердэре, мы можем считать это похищением. — Он поднес ее запястье к своим губам и слизнул кровь. От прикосновения его языка боль в ранке почти прошла. — А теперь пора приступить к исполнению супружеских обязанностей, не так ли? Она раскрыла ему объятия.

— С радостью, муж мой.

Когда Никлас поцеловал ее, у него на мгновение мелькнула мысль: как же непредсказуема жизнь! Три дня назад шахта работала как обычно, Оуэн Моррис был жив, а сам он и не помышлял о женитьбе. Теперь же все изменилось, под прошлым была подведена жирная черта, а будущее стало таким, каким он никогда его не представлял. Он навсегда связал себя с женщиной, которую сейчас держит в своих объятиях. Его прежней жизни с се безграничной свободой и постоянными скитаниями пришел конец. Теперь он станет жить как все, у него будет дом и семья, и, с упоением целуя Клер в губы, он нисколько не жалел о такой перспективе.

Они лежали, обнявшись, чувствуя пряный запах, который оставила на их телах страсть. Когда дыхание Клер наконец выровнялось, она прошептала:

— Кажется, мне теперь понятно, почему церковь не очень-то одобряет половые сношения между мужчиной и женщиной. Некоторых это, пожалуй, может заставить забыть о Боге, ведь трудно себе представить, что в раю можно ощутить большее блаженство.

Никлас издал короткий смешок.

— По-моему, это явное богохульство.

— Наверное, так оно и есть. — Ее пальцы ласково обхватили его затылок. — Я начинаю понимать, почему тебе так хотелось соблазнить меня. Страсть в самом деле прекрасна, ты согласен?

— Да, хотя она не всегда так прекрасна, как была сейчас. — Он положил руку ей на живот, думая и том, не расцветает ли там в эту минуту новая жизнь. — Еще когда ты в первый раз появилась в Эбердэре, я сразу понял, что из тебя выйдет необыкновенно страстная возлюбленная.

Теперь настала ее очередь смеяться.

— А я-то думала, что тебе не терпелось избавиться от моего присутствия.

— Не без того, — согласился он. Она подняла его руку и поцеловала крошечный надрез от перочинного ножа.

— Знаешь, хотя в церкви мы еще не обвенчаны, я уже чувствую себя искушенной замужней женщиной.

— Вот и отлично, потому что отныне я твердо намерен спать с тобой каждую ночь. — Вспомнив о несовершенстве мира, он со вздохом сел и добавил: — Однако ради сохранения остатков твоей репутации я буду приходить и уходить так, чтобы меня никто не видел. Сейчас еще достаточно рано, так что мы скорее всего привлекли внимание только моего камердинера и твоей горничной, а им за то и платят, чтобы они не распускали языки.

Клер невесело улыбнулась.

— Спасибо. Конечно, и с моей стороны малодушно придавать значение пересудам, но — увы — я ничего не могу с собой поделать.

— Поскольку мы будем жить в долине до конца наших дней, осторожность не помешает. — Он наклонился и поцеловал се. — Я нынче же утром пошлю письмо Люсьену в Лондон и попрошу его съездить в коллегию по гражданским делам за специальным разрешением на брак. Он умеет быстро проворачивать такие дела, так что мы сможем обвенчаться в церкви уже примерно через неделю.

Клер кивнула, наблюдая, как Никлас натягивает на себя одежду и тихонько выскальзывает из комнаты. Все случилось так неожиданно, что она до сих нор не вполне верила в реальность происходящего. Никлас предложил ей стать его женой без особой охоты, однако при этом он вовсе не выглядел несчастным. И она поклялась себе, что он не пожалеет о своем решении.

Поскольку в том, что касалось земных благ, все у нее теперь было в порядке. Клер решила, что пора заняться делами духовными. Она встала с кровати, надела халат, потом опустилась на колени в широкой полосе солнечного света, который лился из окна, и, сложив руки, очистила сознание от всех посторонних мыслей.

И тотчас, словно струя ослепительного огня, сердце ее наполнила вера. Это были те самые ощущения божественной радости и покоя, дарованные ее отцу, которые он испытывал ежедневно и стремился разделить с другими. Сосредоточившись в себе еще глубже, Клер вдруг смутно почувствовала, что душа отца где-то рядом. И с изумлением поняла, что он знал о ее слабости и молился о ее спасении. А теперь явился, чтобы разделить с ней духовное пробуждение…

Клер чуть заметно улыбнулась. Даже покинув этот свет, ее отец не перестал усердно помогать тем, кому повезло меньше его, но теперь она больше не обижалась на него за это.

Глаза ее защипало от слез благоговения и смирения. Теперь, когда в ней наконец зажегся огонь, он уже никогда не погаснет — она была в этом уверена. И именно любовь указала ей путь.