Глава 17

— Малыш, — шепчет Марк, отрываясь от моих губ. — Давай-ка накинем платьице, пока я совсем с катушек не слетел.

Я счастливо улыбаюсь, уткнувшись в его шею. От взора не ускользает его неопадающая эрекция, и мне вновь хочется потрогать нежный бархат кожи, сжать и почувствовать горячую налитую упругость.

— Так, Вика! — словно услышав мои мысли, Марк достал с заднего сидения даже не помявшийся наряд и принялся аккуратно натягивать шелк на разгоряченное тело.

Скользкая ткань неприятно холодила кожу, вызывая мурашки. В объятиях профессора было намного теплей и уютнее, поэтому я, не задумываясь, вновь прильнула к широкой груди.

Безумно хотелось нежности, обычной ласки и заботы. Хотелось слышать его обволакивающий баюкающий голос. Дышать с ним одним воздухом. Растворяться в потрясающих чувствах надежности, защищенности, любви.

Марк расправил платье, набросил шубку на дрожащие от холода плечи, и крепко стиснул меня в объятиях. Стало немного больно. Ровно настолько, чтобы почувствовать себя значимой и необходимой. От переполнявших меня эмоций на глазах выступили слезы.

Профессор целомудренно чмокнул в макушку, зарываясь носом в гнездо растрепанных волос, и совершенно серьезным тоном сказал:

— Ну, рассказывай, малыш, что с тобой происходит?

— Кажется, я влюбилась, Марк Робертович, — улыбнулась я.

— Да ну? — по-доброму негромко засмеялся профессор. — Два с половиной года, мисс Беккер, я преподаю у вас различные экономические дисциплины. И за все это время не удостоился и трети того внимания, что выпало от вашей когда-то скромной персоны за последний месяц. Так откуда возник столь повышенный интерес?

— Я прозрела, Марк Робертович.

— Вы знатная врушка, мисс Беккер. Ответ не засчитан. Попробуйте еще.

Клянусь, я понимала, о чем говорит Марк. Он преподавал на нашем потоке по меньшей мере четыре дисциплины, начиная с «Экономической теории» и «Региональной Экономики», заканчивая «Экономикой зарубежных стран» и пресловутой «Макроэкономикой». И действительно, все это время его котировки выше значения «занудный препод в уродских очках» ни разу не поднимались. На самом деле, если бы не папино сватовство и мой отчаянный протест, я бы так и не обратила внимания на этого потрясающего мужчину.

Но что я могла ответить на его вопрос?

Только правду.

Нехотя отлипла от профессора и взглянула в его черные, чересчур серьезные глаза. Сквозь запотевшие стекла автомобиля по лицу Марка скользили огни проезжающих мимо автомобилей. Между бровей залегла хмурая морщинка, на виске все еще дрожала голубая жилка, а губы сомкнулись в капризном изломе.

Такой красивый.

Такой родной.

Будто всю жизнь его знаю и сижу на коленях. Мне удобно, спокойно, легко. Я погладила щеки прохладными пальцами. Не смотря на то, что его щетина царапала мое лицо и шею во время поцелуев, руками она ощущалась невероятно мягкой. Впервые так близко смотрю в глаза профессору. Оказывается, у него по-девчачьи длинные черные ресницы, а в необычайно темных карих глазах, словно искры горят маленькие желтые вкрапления.

Этим глазам нельзя врать. Марк заслуживает откровенной правды, какой бы она ни была.

— Ты прав, Марк Робертович. Все не просто… Отец, с коим ты имел честь сегодня пообщаться, хочет выдать меня замуж. За какого-то престарелого немецкого наследника. Жутко благородного, страшно богатого и ужасно извращенного.

— Вот это характеристика. Вы хорошо знакомы?

— На самом деле нет. Я его даже не видела. Но это и не обязательно. О человеке всегда говорят поступки. Так вот, когда мне было шестнадцать, этот херр, прости господи, где-то высмотрел меня и застолбил.

— В смысле застолбил? — улыбнулся профессор такому детскому выражению. Конечно, умному образованному человеку невдомек, как бывает жесток мир к маленьким русским девочкам.

— О, наследник титулов пришел к папеньке, сказал, что готов на мне жениться. Будет ждать, пока я вырасту и получу достойное образование. Кстати, он тоже какой-то там профессор. Но в дополнение к его руке и сердцу, качающему голубую кровь, было несколько условий, помимо моего диплома. Первое — я должна в совершенстве знать немецкий. Второе — к моменту бракосочетания оставаться невинной. Дескать, их благородному семейству исключительно важны образование, моральные качества и воспитание, нежели финансовый достаток и положение в обществе.

— Хмм… — нахмурился мой профессор. — Ты хочешь сказать, что ты до сих пор девственница?

— Удивлен, профессор? — хмыкнула я.

— Да я охренел, Вика! — его откровенная реакция заставила меня рассмеяться. Да уж, поворот, в глазах профессора я наверняка выглядела распутной девицей свободных нравов.

— В тот же год, когда отцу сделали предложение, я отправилась в закрытую школу в Мюнхене и прожила там год среди немецких девочек разного возраста, ни одна из которых не говорила ни слова по-русски. Тогда же узнала, что у мамы рак. Я пропустила целый год ее жизни. За это время она прошла через химию, пересадку костного мозга, реабилитацию. Когда я вернулась, ей диагностировали ремиссию. А через два года ее все равно не стало.

— Мне очень жаль, Вика. — Марк ласково обнял мой плечи, а я с трудом, но все же удержала слезы. Ни к чему снова рубить раны по швам.

— Потом был скандал с ВУЗом. Я поступила в Суриковку на факультет графики, хотела рисовать иллюстрации к книгам, изображать волшебных героев фэнтези или детских сказок, а в итоге пошла в наш институт осваивать профессию экономиста в сфере международной торговли. И все ради того, чтобы выполнить условие жениха о достойном образовании. Вот скажи мне, Марк Робертович, хороший из меня экономист?

Горский лишь тяжело вздохнул в ответ и отвел глаза.

— Вот то-то и оно… Примерно тогда же ко мне приставили Юрика.

— Юрика?

— Угу. Мой первый охранник. Тогда я еще верила, что он бережет меня от бандитов и отбитых папиных конкурентов, а на деле лишь отпугивал всех парней в районе ста метров. Но, знаешь, меня это не напрягало. Болезнь мамы, потом ее смерть, трудности с учебой… Я всегда была достаточно замкнутым человеком. И до недавних пор мне абсолютно было не до романтических отношений. Хотя, я совершенно не чувствовала, что чем-то обделена или что мне запрещают что-то важное… Нет. Мы с Юриком постепенно как-то сблизились, даже подружились. Он скорее напоминал старшего брата, нежели охранника. Диктовал мне, кстати, в наушник ответы на экзамене по твоей любимой «Экономической теории».

— Так и знал, что ты списала. — прищурился Марк.

— Угу. Заставил меня там чуть ли не раздеться, шпоры все искал несуществующие. — захихикала я.

— Аферистка!

— Я и «Региональную экономику» тебе также сдавала.

— Вика-Вика! А я еще хотел тебе автомат поставить!

— Ой, Марк Робертович! Вот учила я твою нудную макроэкономику! Наизусть, как стихи в школе! И что?! Пришла Анфиса и за пять минут раскатала меня по полной! Ты реально сгорел бы от стыда, если бы слышал мое мычание дебила на параде! Так что да, не заслуживаю я твоего автомата, профессор. Приду на общих условиях. Обещаю, что без наушника! Просто… Согласись, Марк, не всем дано разбираться в тонкостях экономики. Живут же люди и без этой науки. И среди них вполне себе достойные личности.

— Согласен… Прости, мне очень жаль, что столько времени ушло впустую. Уверен, в Суриковке за эти годы ты добилась бы невероятных высот. У тебя потрясающий талант, малыш. Нельзя зарывать его в землю.

— Спасииибо…

— Что же стало с Юриком?

Я виновато поморщилась.

— Дебильная вышла история. На самом деле. Какое-то дурацкое стечение обстоятельств на фоне моего помешательства. Мы сидели в гостиной, щелкали каналы по телеку и наткнулись, значит, на сериал. Оказалось, экранизация одного романа. «Зулейха открывает глаза» — может, слышал? Короче, нас с Юриком зацепило. Ждать новой серии не хотелось, поэтому уже через пять минут я купила электронную книгу. Два дня… Два дня я жила в ожидании счастья для этой несчастной женщины! О, Марк, мое разочарование было такой величины, что мой мир серьезно пошатнулся. Я подумала, мне двадцать два! А я будто в пузыре живу. Все у меня тихо, да ладно. Только вот жизнь как будто мимо проходит. Люди в моем возрасте уже детей рожают, а я не то что член не видела, даже не целовалась ни разу.

— И ты решила поцеловаться с Юриком?

— Нет, профессор, целоваться мне с ним не хотелось. Я решила сразу посмотреть на член.

Марк громко рассмеялся, задрав голову кверху. Так по-юношески искренне и заразительно, что у меня сердце сжалось в приступе умиления.

— На самом деле, смешного мало. Я два дня уговаривала Юрика спустить штаны. Он ни в какую. А меня уже просто переклинило. Казалось, как только увижу мужской орган, сразу откроется какая-то невероятная истина. Ну или в жизненном плане можно будет поставить галочку, типа как «дерево посадил», «дом построил», «на член посмотрел»… Бред, конечно. Но цель была поставлена. Юрика я дожала из принципа. Причем, в прямом смысле. Загнала в угол, сунула руку в штаны… В общем, дебильная история. Не стоило оно того… Юра уволился и я потеряла еще одного близкого человека. Папа нанял Васю и объявил, что на новый год мы едем знакомиться с женихом. Я наивно полагала, что история с замужеством изжила свою актуальность, но оказалось зря. И тогда пришло решение во что бы то ни стало избавиться от девственности. Так сказать, нарушить последнее условие и стать браконепригодной для высокоморального извращенца голубых немецких кровей. Но найти кандидата, когда тебя стережет личный цербер, та еще задача. И единственным ее решением стал университет и один нудный профессор.

— То есть я — всего лишь свободный член?

— Как оказалось, Марк Робертович, член вы весьма востребованный. Но да. Так и было. Я стала присматриваться к тебе. Изначально, план был таков — завалить макроэкономику и добиться сдачи экзамена в индивидуальном порядке, а там уж вечерком в отдельной аудитории нагло соблазнить тебя.

— Ты — коварная женщина, Вика.

— Я отчаялась, Марк!

— Лишаться девственности с первым попавшимся — это плохой вариант!

— Да? По-моему большая часть всех женщин планеты так и поступают.

— Не знаю. Такой статистики я нигде не встречал… Вика, неужели ты действительно думаешь, что отец отдаст тебя замуж против воли? Мне он показался вполне адекватным человеком.

— Не знаю, Марк. Но когда и с кем лишаться девственности я буду решать сама. И я решила, что это будешь ты. И с каждым днем хочу этого все больше. Ты странно действуешь на меня, Горский. Я даже сама себя пугаюсь.

— Со мной ты не должна ничего бояться, малыш.

— Значит, ты сделаешь это?

— Сделаю что?

— Ты лишишь меня девственности?

— Вика, ты не должна торопиться.

— Марк, я и так опоздала! Лет на пять, если сравнивать с любой из моих знакомых!

— Ну а если твой жених окажется сказочным принцем? Красивый, богатый, благородный…

— Старый…

— Да почему старый-то?

— Марк, он профессор.

— Вика, я профессор и мне тридцать два. По-твоему я старый?

— Воот! Ты профессор и тебе тридцать два! А этот немецкий гусь был профессором, еще когда мне было шестнадцать! Да ему сейчас под сорок!

— Это какая-то странная логика, Вика. Ты вообще пробовала узнать о нем что-то реальное? Или все знания — лишь твои потрясающие умозаключения?

— О, я искала! Я изучила весь долбаный интернет. Но эта семейка, очень даже скрытная! Не смотря на то, что в их роду дохрелион народа найти хоть какую-то личную информацию — невыполнимый квест! Аристократы не выносят публичности, видите ли!

— Котенок, ну а если все же твой жених не так стар, хорош собой и любит тебя?

— Если даже и так, Марк, то любят человека точно не за девственность. Сомневаюсь, что сам он все эти годы соблюдал целибат. Если судьба нам быть вместе, то жизнь все равно все расставит по местам.

В машине повисла тишина. Руки Марка обвивали мою талию под расстегнутым пальто, пока моя голова лежала на его плече. Это было не гнетущее, а такое правильное молчание. Я могла бы просидеть так до утра, но идиллию взорвала звонкая трель моего телефона.

— Да, папа… Ты уже дома… А мы все еще едем… Нет, ничего не случилось, у меня разболелась голова, и мы заезжали в аптеку. Да. Конечно… Все в порядке, пап. Скоро буду.

— Надо ехать, малыш…

— Угу…

И мы продолжили сидеть и обниматься…

Загрузка...