(с)дала на «отлично»

Глава 27

Я вновь и вновь набирала свой собственный номер, но кроме длинных гудков так ничего и не услышала. Не помню, чтобы выключала звук. Телефон должен трезвонить, как горн у пионера. Не услышать невозможно. Если, конечно, Марк не оставил сумочку на кафедре.

Номер самого Горского наизусть я, естественно, не помнила. Как известно, с цифрами моя голова не очень дружит. Есть вариант, что профессор слишком благовоспитан, чтобы отвечать по чужому телефону.

Надо скинуть сообщение. Оно обязательно зависнет открытым текстом на экране. Даже такой благородный, как сам принц, Марк Робертович, не зажмурится, когда экран озарится текстом, где фигурирует его собственное имя.

«Марк, возьми трубку, это Вика»

Но последующие десять звонков без ответа были засчитаны в пользу оставленной на кафедре сумочки. Не в пользу благородства Горского. В его высокие морали, честно говоря, верить не получалось.

Ну и хрен с тобой, профессор.

К четырем утра запасы алкоголя иссякли вместе с силами на дальнейшее продолжение вечера. К этому времени предусмотрительный Василий повернул к дому. Мы решили, что Лиля заночует у меня. Вызывать такси в столь поздний час и ехать одной через полгорода весьма опрометчивый поступок, а на Васю, если честно, было жалко смотреть. Это мы развлекались на заднем сидении, а цербер больше шести часов к ряду провел за рулем.

Вместе с силами пить и двигаться ушло и желание говорить. Наша троица в абсолютной тишине, разбавленной лишь едва слышными медленными каверами ночного эфира радио «Романтика» и шорохом зимней резины о ледяной асфальт, задумчиво погрузилась в свои мысли.

Молчание было уютным, монотонное покачивание автомобиля успокаивающим. Злость, обида, как и чувство вины и собственного эгоизма стремительно таяли, оставляя в душе лишь немую пустоту.

Наверное, все же хорошо, что так вышло.

Три часа мы до криков доказывали, что женщины вольны поступать также, как и мужчины. Пойти и использовать мужчину ради своего удовольствия, соблазнить и без лишних слов оказаться в одной постели. А потом также без утомительных объяснений и обещаний ее покинуть.

Но это все неправда.

Правда в том, что НИКТО не имеет право использовать другого человека. Независимо от того мужчина он или женщина.

И у нас с Марком все изначально пошло не так.

По-хорошему, нам надо было поговорить. Выяснить заранее, какой формат отношений приемлем каждой из сторон, чтобы никто не чувствовал себя униженным или оскорбленным, чтобы не пострадала ничья репутация или личная жизнь.

Но разве можно думать о том, что правильно и не правильно, когда страсть, желание и невероятные эмоции сжигают изнутри разум и тело?

Наверное, нет.

По крайней мере, у меня не вышло.

И даже сейчас, раскладывая события по полкам в памяти, я понимаю, что поступила бы точно также.

Видимо, необходимо время, чтобы научиться контролировать открывшиеся мне впервые чувства. Слишком мало опыта. Слишком много упущено.

— Виктория Викторовна… — голос Василия нарушил нестройный ход моих мыслей, и я взглянула на его хмурое, чем-то раздраженное лицо.

Цербер кивнул на лобовое, а я, вглядевшись в темноту, различила силуэт знакомого внедорожника, за рулем которого, откинувшись и закрыв глаза, сидел мой профессор.

Хотя, не мой.

Последний экзамен я ему уже сдала, а с понедельника он вообще больше не работает в нашем институте.

То ли рев мотора, то ли свет фар, то ли открывающиеся ворота заставили Горского открыть глаза. Мужчина спешно вышел из салона на морозный воздух и махнул рукой, как будто точно знал, что я смотрю на него.

— Тормози, Вася.

— Но, Виктория Викторовна…

— Вася, блядь.

Цербер покорно остановился перед раскрытыми воротами, и я вышла навстречу профессору.

Удивительно, но я была совершенно спокойна. Не дрожала, не боялась, не чувствовала себя виноватой. Но до одури хотелось нырнуть в объятия Марка, ощутить аромат его кожи, тепло тела и вкус поджатых твердых губ. Хотелось прикоснуться ладошками к мягкой щетине на щеках, увидеть свое черное отражение в его неповторимых глазах, прошептать, что люблю.

Но холод и отстраненный взгляд Марка куда-то сквозь меня остудили мой глупый романтический пыл. О каких чувствах говорил этот мужчина? Разве у такой глыбы льда горячее человеческое сердце?

— Марк Робертович… Какими судьбами? Передумали на счет оценки? Считаете, что завысили и пришли исправить? Или у Вас появились дополнительные вопросы?

— Вика… — Марк застыл в шаге от меня и устало потер лицо правой рукой. — Я хотел извиниться. Я был груб.

— Ну что Вы, профессор. Ваши замечания были справедливы. Я действительно нагло и эгоистично хотела Вами воспользоваться. Так что это я должна извиняться.

— Вика…

— Простите меня, Марк Робертович, такое больше не повторится, обещаю Вам. Тем более, что наши пути расходятся. Вас ждет Австрия, Гретхен, Анфиса… и черт знает, кто еще…

— А тебя ждет граф фон Беренгоф. — язвительно бросил Марк и его правая рука сжалась в кулак, а в левой захрустела моя сумочка.

— Да. А меня ждет граф фон Беренгоф. Давно ждет. И по всей видимости дождется.

— Вика. Я должен объяснить. Я… Я просто хотел, чтобы у тебя был выбор. Свободный. Унизительно быть единственным возможным вариантом. Первым встречным. Проходящим. Незначительным. Тем, кто приносит боль, и кого потом всю жизнь старательно пытаешься не вспоминать.

— И все же, Вы им стали… Тем, кто приносит боль…

— Вика…

— Марк! Что за мелодрама? Зачем ты здесь? Я уже все претензии твои осознала, приняла. Каюсь, виновата. Что теперь ты от меня хочешь? Я не собираюсь оправдываться и что-то тебе доказывать. Потому что ты все уже для себя решил. И вполне однозначно выпроводил за дверь.

Повисла весьма драматическая пауза. Лиля и Вася так не покинули автомобиль, предоставляя некую иллюзию уединения, хотя, я уверена, наш разговор в глухой тишине прекрасно слышен на всю улицу.

Мне хотелось. До безумия хотелось, чтобы Марк сказал, что чувствует нечто большее и лучшее, нежели унижение. Хотелось услышать, что я сама важна для него, что все наши поцелуи, объятия, близость — не просто обычная реакция в ответ на мои развратные действия, а нечто более высокое и глубокое. Что я тоже нравлюсь ему.

Нет. Не так.

Я хотела, чтобы Марк признался, что влюблен в меня. До вот этой безумной страсти, до ослепляющего желания быть вместе, слиться воедино, врасти в друг друга.

Хотела услышать хоть о каких-то положительных чувствах в мою сторону, а не о тех, что направлены на самого себя. Я понимаю и его обиду, и унижение, и разочарование. Честно-честно. Но я хочу понять и причину. Марк бесится, потому что я пошатнула его чувство собственного достоинства? Или Марк бесится от того, что девушка, к которой он испытывает серьезные романтические чувства, не ответила взаимностью, предложив лишь секс без обязательств?

Ответь.

Ответь мне, Марк.

Скажи мне, что я для тебя не пустое место. Скажи, что влюблен, и ты утонешь в моей нежности, клянусь. Скажи, что я нужна тебе, и я пойду за тобой, и никакие графы меня не остановят.

Но Марк молчал.

И также молча протянул мне сумочку.

— Это твое.

— Спасибо.

В следующий миг из кармана пальто Марк достал мои черные трусики.

— Это тоже твое.

— Ха! Ха-ха-ха-ха-ха — я истерично, громко засмеялась, пока из глаз не брызнули обжигающие горькие слезы.

ВСЕ.

— Вот теперь, действительно… Добби свободен!

Марк резко сократил расстояние, сделав стремительный шаг навстречу, но я выставила вперед руки, сжимающие мои пожитки, и с силой толкнула широкую грудь.

Мгновенно хлопнула дверь автомобиля, и между нами вклинился злой цербер, закрывая ревущую меня своей широкой спиной.

— Вика! — Марк, не обращая внимания на Василия, попытался приблизиться, то ли случайно, то ли специально задев плечом охранника.

— Прощайте, Марк Робертович! Не беспокойтесь, больше я на Ваш член не претендую, в конце концов, я СВОБОДНА, а он у вас НЕ ЗОЛОТОЙ!

Развернувшись, я решительно шагнула за ворота в сторону дома. Вслед за мной, стуча каблучками, семенила взволнованная Лиля. Сзади доносилась ругань Марка и Васи, но слов я не разбирала и впервые была рада, что у меня есть охранник.

Достав телефон, который все же оказался в беззвучном режиме, я открыла галерею, выбрала фото и отправила Марку.

Пусть помнит меня такой, а не со слезами на глазах!