С любовью, искренне, твоя

ГЛАВА 20

РИМ

— … Итак, видишь этот образ? Девушка устала, но полна решимости, верно? И ты понимаешь, просто взглянув на неё, что она собирается… Рим? Ты слышишь меня?

Нет.

Нисколько.

На самом деле, я не слышал ни единого гребаного слова, сказанного Пейтон с тех пор, как она вошла в ресторан сегодня вечером, с блестящим черным кожаным портфолио, зажатым под мышкой. Стройные ноги и загорелая кожа, красное платье на её теле, которое не является обычным нарядом для деловой встречи по нескольким причинам:

1. Оно кроваво-красное. Сексуальное.

2. Обтягивающее.

3. Демонстрирует слишком большое декольте.

Пейтон выглядит очень сексуально, и это охренеть как отвлекает.

А теперь она приподняла брови и выжидающе смотрит на меня, словно я должен изречь какую-то глубокомысленную чушь о фотографии, которую она держит двумя пальцами.

Её ногти темно-серого цвета.

Я отвожу глаза и смотрю на фотографию.

Какая-то дама у раковины, одетая в нашу спортивную одежду решительно смотрит в окно на кухне, как будто собирается покорить гору вдалеке, как только закончит свои дела.

— Да, я весь во внимании.

Нет.

Пейтон улыбается, на её щеке появляется ямочка, которую я раньше не замечал.

— Ты — лжец. Докажи.

Я быстро соображаю.

— Что-то бла-бла, эта гора выглядит высокой? Этой женщине явно понадобится походное снаряжение.

Мгновение Пейтон ничего не говорит — просто пристально смотрит на меня, держа бокал с вином в руке на полпути к приоткрытым губам. Но потом она смеется.

Откидывает назад голову и хохочет.

— Ты смешной, когда хочешь быть таким, ты знаешь это?

Правда? С каких пор?

— Никто не считает меня смешным.

— А я считаю. — Пейтон делает глоток вина и изучает меня поверх бокала.

— Ты явно пьяна.

— Вовсе нет.

— Тебя легко развеселить?

— Нет. Я придирчивый слушатель.

Это не так, эта женщина смеется над всем.

— Ну, тебе следует провериться, потому что у тебя явно сотрясение мозга.

Пейтон снова смеется, вино пузырится горле, её красные пухлые губы растягиваются в улыбке. Белые зубы. Ямочки. Темные волосы.

Она — образец стильной, сексуальной и привлекательной девушки, всё в одном.

Я вожусь со своим ножом.

— Не хочешь сделать перерыв в обсуждении и заказать закуску или что-то в этом роде?

Она выглядит так, будто её удивило моё предложение.

— Конечно. Ты всё равно не обращал внимания. — Её глаза не закатываются, но они близки к этому. — И напоминаю тебе, что эта встреча за ужином была твоей идеей — не моей.

— Я люблю есть настоящую еду, а не перекусывать едой для кроликов из кофейни в середине дня. — Булочки, круассаны и прочее дерьмо. — В том месте у нас тоже ничего не получилось.

На этот раз смех Пейтон громче, и она прикрывает рот льняной салфеткой, вспомнив, где находится. И о своих манерах.

Мы в очень хорошем, мать его, месте — в моём любимом стейк-ресторане, где подают мясо и морепродукты. Пейтон призналась Лорен, что любит лобстеры, когда мой помощник позвонила, чтобы подтвердить дату и время. Так что итальянский ресторан был вычеркнут из списка. Атмосфера здесь мрачная, все столики освещены маленькими лампочками, свет приглушен. Темно-зеленые кожаные кабинки и красное дерево, это место стильное и изысканное и совсем не подходит для встречи, ради которой мы с Пейтон притворяемся, что собрались.

— Мы многого добились на той первой встрече. О чём ты вообще говоришь? — Её дерзкий носик сморщен и смущен, и мне хочется постучать по нему пальцем.

Иисус Христос. Что, бл*дь, со мной происходит?

Я не флиртую — я ужасен в этом.

Я не смеюсь и не шучу.

Я просыпаюсь, работаю, потом сплю и ем. Потом встаю и работаю снова, изредка выбираясь из города, чтобы сделать то, что я изначально намеревался — насладиться природой. На открытом воздухе. Которую я теперь редко вижу, запертый в своём офисе, в бетонных джунглях города, который стал моим домом.

Пейтон задумчиво изучает меня, наклонив голову.

— Не хочешь рассказать мне, что у тебя на уме? Ты сейчас выглядишь погруженным в свои мысли.

Если бы я мог убрать её из своей головы, это было бы просто охренительно, спасибо.

Я беру кусок хлеба из корзинки на столе, разламываю его пополам и кладу один кусочек на тарелку для хлеба. Вторую половину я откусываю. Жую.

— Сейчас я нахожусь в очень странном положении, как в личном, так и в профессиональном плане, наверное. — Не могу поверить, что признаюсь в этом кому-то, и в первую очередь ей. — Мне только сейчас пришло в голову, что я не делал ничего активного вне дома в… Господи. Я даже не знаю.

— Что бы ты сделал в первую очередь, если бы мог?

— Поднялся на гору. — Раньше я часто делал это дома, хотя ничего грандиозного.

— На какую?

— Не знаю, ничего похожего на Эверест, если ты об этом думаешь.

Мы оба смеемся, наши звуки смешиваются.

— Я не думала об Эвересте, скорее, о чем-то в Адирондакских горах.

Размышляю над этим, вертя свой стакан с водой на столе.

— Мне там нравится.

— Дай угадаю, у тебя там есть домик.

Улыбка растягивает мои губы.

— Возможно. — И я хотел бы взять тебя туда, когда-нибудь. Ты и я. Горы. Моя хижина. Уединение.

Нагота.

Пейтон закатывает глаза, но затем наклоняется вперед, как будто собирается открыть секрет.

— Ты позволяешь сотрудникам останавливаться в домике бесплатно? — Она шевелит бровями, выглядя очаровательно милой.

Я разражаюсь звонким смехом, откидывая голову назад, её вопрос был неожиданным.

— Только если они делают для меня хорошую работу.

Пейтое потирает руки.

— Тогда я начну планировать своё маленькое путешествие прямо сейчас, потому что знаю, что сорву тебе крышу этой кампанией.

Сорвать.

Хотел бы я, чтобы она сорвала что-нибудь ещё, кроме моей крыши, прямо сейчас.

Я ерзаю на стуле, снова глядя на её декольте, пока она делает глоток. Такая офигительно полная. Что бы я только не отдал, чтобы перетащить Пейтон через этот стол, расстегнуть молнию на платье сзади и взять соски в рот, прямо здесь, в зале этого шикарного ресторана. Мне было бы наплевать на непристойное поведение. Меня бы волновало только то, какова она на вкус, как её затвердевшие соски ощущаются в моем рту.

Прочищаю горло.

— Тебя всегда интересовал графический дизайн? — спрашиваю я, засовывая второй кусочек хлеба в рот и медленно пережевывая, давая ей время ответить.

— Да. Ну, да и нет. Это не было моей специальностью в колледже, но в детстве я любила дизайн. — Она улыбается, глядя на стол, и закусывает губу, прежде чем снова поднять голову. — Я думала, что стану архитектором, но я не сильна в математике, поэтому мне пришлось сменить специальность, в итоге я получила диплом в области бизнеса. В свободное время рисую, фотографирую и всякое такое.

— Итак. Творческая личность.

— Наверное, я думаю.

— В твоей квартире всё ярко и красочно?

— Ты так себе её представляешь?

Изучаю Пейтон. Она не взбалмошная, просто… счастливая.

— Нет.

— А что ты представляешь?

Я молчу, размышляя. Представляю её обнаженной, стоящей посреди полностью белой комнаты, полные сиськи, жаждущие моего прикосновения, длинные ноги, готовые и желающие обхватить моё тело.

Но я не говорю этого.

— Я представляю себе твою квартиру так, будто на твою жилплощадь вырвало товарами из магазина Pottery Barn. Просто модное барахло повсюду.

— Что… — Пейтон охает. — Ладно, хорошо. Это правда. Именно так выглядит моя квартира, подай на меня в суд. Засуди меня за то, что я люблю модные бежевые вещи. — Она бросает на меня косой взгляд, проводя пальцем по ободку своего бокала. — А как насчет тебя? Как выглядит твоя квартира?

— Не так, как если бы в неё вырвало Pottery Barn.

— Хочешь, я рискну предположить?

Откидываюсь на спинку стула.

— Конечно. Дерзай.

— Ну… — начинает Пейтон. — Много черного цвета, чтобы соответствовать твоему настроению. Холодное пространство. Бетонные полы. Высокие потолки и нержавеющая сталь. Ты купил её такой и ничего не украшал сам. Кто-то пришел и сделал это за тебя, и ты это ненавидишь, но менять было слишком дорого, поэтому ты так и оставил.

Что. За. Черт.

Она приподнимает одну бровь.

— Я права, не так ли?

Я не могу удержаться от смеха — громкого, раскатистого смеха, который сопровождается ударом руки по столу. Вот как я охрененно удивлен, что она меня раскусила.

— Да. Ты абсолютно права.

— Насколько я права?

— Это моя квартира, вплоть до бетонных полов. — Что я ненавижу, потому что в этой гребаной квартире всегда холодно. И если бы я знал, положил ковер. — Мне приходится носить тапочки каждый день, независимо от того, насколько тепло на улице.

— Ты. Носишь тапочки?

— Да.

— Как они выглядят?

— Угадай.

— Гм… черные кожаные со стельками из искусственного меха?

— Пфф, — усмехаюсь я. — Едва ли. Это тапочки медведя гризли. Хантер подарил мне их, и они крутые. — Каждый раз, когда я делаю шаг, медведь открывает пасть и как будто рычит.

— Это что, шутка? Или у тебя действительно есть плюшевые тапочки?

— Я не сказал «плюшевые», я сказал «гризли».

— То же самое, типа того.

— Нет, это не одно и то же.

Пейтон сжимает большой и указательный пальцы одной руки, зажмуривает один глаз.

— Чуть-чуть.

Я не могу понять, дразнит она меня или флиртует со мной. В любом случае, мне это нравится.

Пейтон делает глоток вина и смотрит в сторону, покусывая нижнюю губу.

Определенно флиртует.

Красное сексуальное платье. Красные губы. Высокие каблуки.

Флирт.

На столе всё ещё лежат документы, и я указываю на них.

— Может, нам стоит убрать, чтобы на них ничего не пролилось.

— О. Хорошая идея.

Мы быстро складываем их и запихиваем в черный кожаный портфель Пейтон. Он элегантный и дорогой, и отлично смотрится с её сегодняшним образом. Стильно, сексуально и профессионально.

— Мне любопытно. Почему Нью-Йорк? Почему ты не выбрал другое место для компании, например… Колорадо или даже Чикаго, где разнообразный рельеф? Я знаю, что сначала ты сказал, что это из-за того, что твои родители живут в Буффало, но ты уже мог изменить своё мнение.

Это хороший вопрос, его задают почти все. Особенно журналисты, которые писали обо мне в прошлом. И всё же, когда этот вопрос задает Пейтон, я более расслаблен, чтобы говорить об этом. Она действительно хочет узнать… меня. Это было нечто удивительное в тех электронных письмах, которые мы отправляли друг другу. Кажется, она хочет знать больше. Даже теперь, когда я знаю, кто такая СЛИТ. Это больше не загадочная игра, а… дружба?

— Это Нью-Йорк. Здесь Уолл-стрит и большой бизнес, а я всегда хотел, чтобы мой бизнес был именно таким. Большим. Акционерным. Я не думал, что смогу добиться этого где-то еще.

— Понимаю. А сейчас?

— Теперь я знаю, что мог бы. — Но теперь уже слишком поздно.

Я здесь. Бизнес здесь.

Единственное, что я могу сделать, это открыть больше филиалов в более сельской местности, например, в Колорадо-Спрингс или Вермонт. Или в штате Вашингтон.

Когда-нибудь это случится, но не сейчас.

А сейчас я не хочу больше говорить об этом. Я хочу поговорить о ней.

— Почему ты решила основать свой собственный бренд?

Пейтон откидывается на спинку стула, повторяя мою позу.

— О. Бренд… Мне нравится, как это звучит. Очень. — Она делает глоток, и вода попадает на её губы. — Не пойми меня неправильно, мне нравилось работать на тебя — возможно, даже слишком. Но я была великолепна в своем деле, и, честно говоря, никто не хотел повышать меня из-за этого. Если это имеет смысл.

Да, это имеет смысл. Вы получаете хорошего работника и хотите удержать его на прежней позиции.

Жаль, что она уволилась, когда я мог бы использовать её в другом месте.

— Я скучаю по тому, как встречала тебя в офисе. — Её слова удивляют меня, но я стараюсь не показывать этого.

— О чем ты говоришь? Мы почти не виделись.

— О, я видела тебя много раз. — Пейтон понимающе хихикает. — Ты просто не замечал.

— Когда? — Я почти не спускался на нижние этажи.

— Не знаю, заметил ли ты, но я дружу с Лорен. Мы с ней часто обедали, я заходила за ней и видела тебя. Ты был всегда такой серьезный. — Она делает сердитое лицо. — Всегда сидел за своим столом.

— Я никогда тебя не видел. — Как это вообще возможно, когда она — всё, о чём я могу думать сейчас? Когда она — всё, что я вижу?

— Нет. Твоя голова всегда была опущена.

Сейчас она не опущена. Она поднята, и мои глаза смотрят прямо на неё. И под сияющим светом этого тусклого ресторана она действительно офигительно красива.

Если быть честным с самим собой, то я чертовски разочарован, что её не будет в офисе в понедельник, потому что первое, что я бы сделал, это поднял голову и уставился на неё, когда она бы пришла забирать мою помощницу на обед.

Может быть, даже кокетливо подмигнул бы ей.

Действительно?

— Ты снова это делаешь, — поддразнивает она.

— Что делаю?

— Погрузился в свои мысли.

Какого хрена я продолжаю это делать? Это так не похоже на меня. Это нервирует и немного выбивает меня из колеи. Мне нравится контролировать свои мысли и действия, а Пейтон заставляет меня…

— Дерьмо, извини.

— Когда ты в последний раз занимался сексом? — Её вопрос случайный, неожиданный, неуместный, и я чуть не давлюсь собственной слюной. Пейтон чертовски серьезна и выглядит так, будто действительно хочет знать.

Когда я размыкаю губы, я почти говорю что-то нелепое, типа «Прости?» или «Прошу прощения?», но я прикусываю язык и умудряюсь не покраснеть.

— Я не уверен.

Пейтон не верит мне; это написано на её красивом лице.

— Ты не уверен? Как ты можешь быть не уверен? Я думала, что мужчины помнят все мельчайшие подробности о сексе.

Это не мелочь, это постыдный факт, и я не собираюсь делиться им с ней.

Я отклоняюсь.

— Почему тебя это вообще волнует?

Одна из её искусно выщипанных бровей поднимается.

— О, ты знаешь, почему меня это волнует.

Знаю.

Она хочет покувыркаться со мной.

А у меня не было секса уже… месяцы. Сколько месяцев, я понятия не имею — Хантер наверняка знал бы, если бы я его спросил. Этот ублюдок знает обо всех моих личных делах и помнит бо́льшую их часть. Он самый надоедливый человек, которого я когда-либо встречал в своей гребаной жизни.

— Шесть месяцев, — выпаливаю я, просто чтобы увидеть выражение её лица, выбирая случайное число и полагая, что оно достаточно близко к точному, чтобы успокоить её.

— Не-а, я тебе не верю.

— Ты не обязана мне верить. Это факт.

— Шесть месяцев? Прекрати. Прямо сейчас.

— Хорошо. — Я сжимаю губы, чтобы позлить её, так же, как делал со своей мамой в детстве, когда она говорила мне прекратить делать что-то.

— Серьезно? Как такое может быть?

— Работа, работа, сон, еда… — Перечисляю все причины, по которым у меня не было мотивации заниматься сексом с кем-либо. — Стресс. — Наконец-то я смотрю ей в глаза. — А у тебя?

Пейтон крутит вилку между пальцев.

— Не знаю, может… два года?

Я чуть не падаю со стула.

— Два года?

— Плюс-минус.

И теперь мне известно: Пейтон Левек не трахалась семьсот тридцать дней, и она хочет покувыркаться со мной, и теперь я должен задаться вопросом…

Что, бл*дь, я собираюсь с этим делать? Потому что между нами больше не существует правила, запрещающего близкие отношения между сотрудниками. Но я всё ещё думаю о выражении её лица, когда она была прямо передо мной в моем кабинете. Я не могу. Три слова, которые преследуют меня с тех пор.