10

— Я рад, что с тобой все в порядке. Я звонил в аэропорт. Самолет прибыл вовремя. Понимаю, ты увлеклась делами и забыла, что мы договорились встретиться. — Подойдя к столу, Флетчер взглянул на лежавшие на скатерти бумаги с расчетами. — Пирог с сыром. Я вижу, ты уже пообедала. Забавно, а я считал, что мы сегодня обедаем вместе у меня. Неотразимая привлекательность мистера Парнелла и столь дорогой обед, конечно, достойны новой законодательницы мировой моды Чар Броуди. Конечно, после шумного Нью-Йорка невозможно вспомнить о тихом обеде на балконе, с которого открывается вид на океан.

Чар в отчаянии закрыла лицо руками. Господи, как же она забыла! Она робко дотронулась до руки Флетчера, но он не обратил внимания на ее прикосновение.

— Я забыла, Флетчер, честное слово, забыла. Я очень виновата. Я вернулась утром и помнила, что на день у меня что-то назначено. Но когда приехала на фабрику и обнаружила, что поставка шелка срывается, что нужная выкройка не увеличена для больших размеров, мне пришлось работать на новом маркере. Потом позвонил Росс с этим балансом и предложил пообедать…

Чар в отчаянии посмотрела на Росса в надежде на его помощь. Его самодовольный вид привел Чар в бешенство, но ей нужно было, чтобы он подтвердил ее слова, и она прикусила язычок. Он должен ей помочь. Это ведь все из-за него. И Росс, к облегчению Чар, пошел ей навстречу.

— Она права. На фабрике, когда я позвонил, был настоящий кошмар. Чар было необходимо посмотреть документы по рекламному агентству, и я предложил вместе пообедать. Вы ведь знаете, Хокинс, как это бывает?

— Не уверен. Обычно, когда я договариваюсь о встрече, я держу слово. Особенно если человек, с которым я должен увидеться, ради меня отменяет важные встречи.

— Когда забывают об одной встрече ради другой, это свидетельствует о важности последней, — парировал Росс.

— Росс, — зашипела Чар, пытаясь удержать его от дальнейшего нагнетания обстановки.

— Прости, Чар. Еще несколько слов. Я думаю, мы сегодня сделали все, что намечали.

— И, может быть, даже больше, чем того хотела Чар, — воскликнул Флетчер.

— Ей виднее. Вообще-то я мог бы дать вам хороший совет, Хокинс. В своей статье вы рассказываете, как Чар выполняла первый крупный заказ, но это уже стало историей. Сейчас компания развивается очень стремительно, и я не уверен, что вы со своей камерой можете за всем уследить. — Росс выразительно посмотрел на Флетчера, поднялся и, наклонившись, поцеловал Чар в щеку. — Если у вас есть ко мне какие-нибудь вопросы, я всегда к вашим услугам. — И смерив Флетчера взглядом, добавил: — Днем или ночью.

— Спасибо, Росс, — пробормотала Чар. Опустив голову, она ждала, пока Росс отойдет достаточно далеко, чтобы он не мог услышать ее объяснений с Флетчером. — Это ничего не значит, Флетчер. Мы с Россом давно знаем друг друга. Когда он говорит, что любит меня, он имеет в виду именно это. Он мой друг и компаньон, и я не вижу никаких причин для грубости с твоей стороны.

— Грубость? — удивленно переспросил Флетчер. — С моей стороны? Чар, а где ты была во время этого разговора? Ты видела его лицо? Разве ты не слышала, каким тоном он мне тут выговаривал? Так что нечего говорить мне о грубости и резкости или еще о чем-нибудь в этом роде. Я думаю, твой так называемый «друг» даст мне сто очков вперед.

Рука Чар тихо выскользнула из его ладони. Она откинулась на спинку кресла и положила на стол аккуратно сложенную салфетку.

— Я, очевидно, в твоих глазах выгляжу не лучше. Ведь это я забыла о нашем свидании. Получилось так, что предпочла работу встрече с тобой.

— Не глупи, — сказал Флетчер.

— Просто я стараюсь рассуждать так же рационально, как и ты, — с иронией ответила Чар.

Голова Флетчера дернулась, как от пощечины. Он обвел глазами ресторан, и Чар поняла, о чем он думал в тот момент.

Коронный зал в отеле «Коронадо» был очень красивым. Это был один из лучших ресторанов на острове. Здесь, в этом месте, было все, от чего Флетчер отказался много лет назад. Здесь обедали богатые и могущественные люди, здесь в тишине заключались контракты, за которыми стояли миллионы долларов. Чар чувствовала, что его переполняет обида. Она не могла понять, как он мог возненавидеть то, что когда-то составляло основу его жизни. Чар легко коснулась его руки. Вначале он не ответил на ее жест, но потом их пальцы переплелись, и Флетчер крепко сжал руку Чар.

— Я виновата, очень виновата, любимый. Я знаю, как ты мечтал провести этот день со мной. Я знаю, что нам нужно больше бывать вместе. Но что делать, раз так получилось. Я не хотела тебя обидеть.

Флетчер посмотрел на Чар. На мгновение ей показалось, что в его глазах блеснули слезы, но это был только отблеск проникшего в затененный зал солнечного луча.

— Чар, я отменил сегодня очень важную встречу только для того, чтобы мы могли встретиться. Это было с моей стороны очень неразумно, я признаю, и тебя я просил сделать то же самое. Мне кажется, твои дела было легче отменить, чем мои. Но люди, которым я должен был передать документы, вошли в мое положение. А теперь скажи мне, если ты считаешь, что мы должны быть вместе, почему сама же этому препятствуешь? Ты действительно хочешь быть со мной? — серьезно спросил Флетчер. В его мозгу еще звучали обидные слова Росса.

— Конечно. Я…

— Чар, подожди. Я не хочу продолжать разговор здесь. Поедем к тебе или ко мне. Нам нужно поговорить без посторонних любопытных глаз. Эти люди сейчас теряются в догадках, отчего это Чар Броуди начинала обед в компании одного известного джентльмена, а уходит с другим. Ты же прекрасно знаешь, как быстро рождаются слухи в Коронадо.

— Флетчер, какая разница, где разговаривать, — возразила Чар.

— Ну вот! Замечательно! — Он взмахнул руками, и в тот же момент у столика появился официант. Флетчер жестом отослал его и сказал, понизив голос: — Это замечательно. Теперь ты даже не хочешь остаться со мной наедине.

— Флетчер, что с тобой случилось? Ты ведешь себя глупо. Сейчас середина дня. У меня много срочных дел, а ты злишься, что я не хочу терять полчаса на дорогу. Зачем куда-то ехать, если мы можем поговорить и здесь.

— Господи, Чар, я не уверен, что это очень красиво — нарушать обещание. Особенно если ты дала его человеку, которого любишь или говоришь, что любишь. Но еще обиднее слышать, что ты находишь мою реакцию на все случившееся глупой.

— Но, Флетчер, ведь на самом деле это так и есть. Даже если бы я позвонила тебе, ты все равно не смог бы попасть на важную встречу в Мехико. Ты пытаешься обвинить меня в том, над чем я не властна.

Чар попыталась выдернуть руку, но Флетчер только сильнее сжал ее пальцы и наклонился к ней. Его лицо оказалось совсем близко, она чувствовала тепло, исходившее от его кожи, его черные глаза сузились от негодования.

— Послушай меня, Чар. Я не прошу тебя ни о чем, чего не могу дать тебе сам. Уже несколько месяцев я играю партию второй скрипки в твоей жизни. Отодвинув на задний план свои дела, я помогаю тебе во всем и терпеливо жду. Черт возьми, я стараюсь организовать свою работу так, чтобы не уезжать из Коронадо, потому что это важно для тебя. Иногда, например, в такой день, как сегодня, я даже рискую своей профессиональной репутацией. Когда ты просишь меня о чем-либо, я откладываю все и принимаюсь решать твои проблемы. Мы уже не дети и способны понять одну простую вещь: жизнь — это не только работа. И после всего этого ты говоришь мне, что слишком занята.

— Но возникли неожиданные осложнения, я не могла этого предвидеть. Нужно же считаться с ситуацией. Я должна была без промедления их разрешить. Если не я, то кто же это сделает?

Флетчер прижал ее руку к столу.

— Все те парни, которых ты наняла, чтобы управлять компанией, вот кто. Это же их работа, черт возьми!

— Это моя компания. Если я хочу, чтобы она выдержала конкуренцию с другими, если я хочу, чтобы это было такое дело, о котором я мечтала, то сама должна нести ответственность за все стороны деятельности компании.

— Нести ответственность — не означает единолично принимать каждое решение, контролировать каждый шаг своих сотрудников, кидаться и самой затыкать любую брешь, штопать каждую прореху. Это не означает, что нужно жить и дышать только ради «Броуди Дизайн». Посмотри на себя: у тебя столько денег, что хватило бы на безбедное существование до конца твоих дней. Если бы ты действительно захотела, то могла бы поехать со мной на Таити и рисовать там на берегу океана. Ты можешь поручить управление компанией кому-нибудь другому, но предпочитаешь вести свое дело сама, хотя обладаешь многомиллионным состоянием. Я знаю, я когда-то поступал так же. Но потом все бросил и только тогда почувствовал себя свободным человеком.

— Флетчер, по-моему, ты не слышишь меня, — перебила его Чар, испугавшись не столько его гнева, сколько одного лишь предположения, что она могла бы утратить контроль за всем, происходившим в» Броуди Дизайн». Разве она может пойти на это и доверить все служащим, которых почти не знает?

— Дорогая, я слушаю тебя гораздо внимательнее, чем ты меня. Я тоже был когда-то в таком же положении, как ты сейчас. Поэтому я прекрасно представляю, что с тобой происходит. — Флетчер сел за стол и отпустил руку Чар. Ее прикосновение почему-то стало ему неприятно.

— Тогда ты должен понимать, что я ко всему отношусь серьезно, — парировала Чар.

Не было никакой необходимости еще раз выслушивать всю его историю сначала. Она уже слышала ее раньше. По его рассказам получалось, что он легко добился успеха. У нее же все было совсем иначе, и он, черт возьми, должен это хорошо понимать. Она крутилась как белка в колесе, чтобы достичь вершины. Если он отказался от своего бизнеса и гордился этим, это не значит, что и другие должны следовать его примеру.

— Я понимаю, что для тебя все это очень серьезно, — сказал Флетчер, — понимаю. Но я устал от того, что ты можешь просто забыть обо мне, как о чем-то второстепенном в твоей жизни. Я устал все время ждать, когда ты вспомнишь обо мне. Я стараюсь передать тебе все самое ценное из своего опыта. Но я понимаю, что не гожусь в консультанты. И как быть с моими делами, Чар? Почему ты так несерьезно относишься к тому, чем занимаюсь я? Я перекроил все свое расписание, отменил встречи только для того, чтобы провести с тобой несколько часов. Но это не идет, конечно, ни в какое сравнение с рекламой твоей продукции. Или я хорош только как случайный любовник и не гожусь для того, чтобы участвовать в твоих делах, в твоих творческих планах? Раз так, ты могла бы назначить мне свидание в свое свободное время. Мы бы покувыркались в постели, и тебя бы это вполне удовлетворило. И я уверяю тебя, что смогу найти время для такого свидания.

Чар резко вскочила. Стул, на котором она сидела, покачнулся и упал. Этот шум привлек внимание сидевших за столиками посетителей ресторана, затем прерванные на полуслове разговоры возобновились вновь, а Чар стояла, не в состоянии двинуться с места. Она задыхалась от возмущения. Ссора в публичном месте. Какой позор! Словно в замедленной съемке, Чар взяла в руки сумочку и, не произнося ни слова, повернулась по направлению к выходу. Но что-то удерживало ее, не давало уйти.

Ее сердце разрывалось от боли. Это был совсем не тот Флетчер, которого она любила. Он вел себя, как упрямый ребенок, он с пренебрежением относился к тому, что так много значило для них обоих.

Обернувшись через плечо, она сказала едва слышно:

— Ты выбрал не лучший способ для выражения своих чувств, Флетчер Хокинс.

И, гордо вскинув голову, с сильно бьющимся сердцем, Чар вышла из ресторана. На пути к стоянке она жадно вдыхала свежий морской воздух. Даже услышав за спиной его торопливые шаги, даже почувствовав на плечах тяжесть его рук и оказавшись в его объятиях, Чар готова была разрыдаться от горя. Она была раздавлена. Даже когда ее тело отказалось повиноваться разуму и она прильнула к Флетчеру в надежде, что он поможет ей избавиться от новых странных ощущений, от страха и смущения, и обрести душевный покой, боль и обида переполняли Чар.

— Ты думаешь, это все, что мне от тебя нужно, Флетчер? — хмуро спросила Чар, когда он наконец выпустил ее из объятий. — Может быть, у нас друг о друге неверное представление? Я встретила человека, который наслаждался жизнью и любил свободу. Ты смотрел на этот мир, на общество как бы со стороны. Ты считал его безумным и не хотел жить по его законам. Я никогда раньше не встречала человека, который мог бы поступить так, как ты. А теперь я понимаю: все это ерунда по сравнению с тем, что для тебя действительно важно. Ты так расстроился из-за того, что я забыла о нашем свидании. Я никогда не думала, что тебя огорчит такой пустяк. Ты не нашел секрета счастья. Ты просто хочешь, чтобы все вокруг так считали. Ты такой же мелочный и жадный, как и любой другой человек, вот только предмет твоего вожделения — не деньги, а власть. И сейчас тебе нужна власть надо мной.

— Ты не права, Чар, и ты это знаешь. Мне не нужна никакая власть. Просто я хочу все делить с тобой поровну — и трудности, и успех. Я хочу любить тебя, Чар.

Он обнял ее и заглянул в глаза. Вместо нежного, жемчужно-серого цвета он увидел в них стальной блеск, предгрозовую мрачность туч, готовых разразиться бурей. В них не было ни упрека, ни сожаления — только отчужденность.

Чар не хотела его слушать. Она пребывала в полной растерянности. Если она его выслушает, придется что-то решать, а она и так приняла сегодня уже слишком много решений.

— Я-то как раз права. Особенно если учесть то, что привлекает меня в твоей персоне. «Кувыркаться в постели» — ты это так называешь? Это, конечно, неплохо, но как ты можешь после этих слов смотреть мне в глаза, Флетчер?

Чар оттолкнула его руку и отступила на шаг назад. Солнечный свет заиграл на тонких золотых нитях, вплетенных в ткань ее хлопчатобумажного платья. Охваченная отчаянием, Чар стояла и, словно завороженная, следила за переливающимися и сверкающими нитями.

— Ты должен наконец определиться, Флетчер. Если ты хочешь быть свободным гражданином мира, то не надо читать все эти нудные нотации. И потом, что задело тебя больше всего? То, что я забыла о нашем свидании или что обедала в обществе Росса? А может быть, то, что была задета твоя профессиональная репутация? Раньше мне в голову не приходило сравнивать тебя с Россом, но теперь, мне кажется, положение изменилось. По крайней мере, с Россом я чувствую себя уверенно. А о тебе что можно сказать? Ты даже не знаешь, чего ты хочешь. То ты расстроен и сердишься на меня за то, что я неправильно управляю компанией, то предлагаешь все бросить, уехать на необитаемый остров и предаваться там радостям любви. Скажи мне точно, чего ты хочешь, Флетчер? Подскажи, и я постараюсь сделать так, чтобы тебе было хорошо. Но только не заставляй меня разгадывать загадки. У меня больше не хватает на это времени. Моя жизнь переменилась. Может быть, все дело в том, что в твоей жизни ничего не меняется?

Флетчер с нежностью посмотрел на Чар. Он никогда еще не любил ее так сильно, как сейчас, и никогда так не боялся потерять ее.

— Возможно, ты права. Твоя судьба повернулась так круто, моя же — нет, потому что я давно решил ничего больше не менять. Я хочу только одной перемены — чтобы ты вошла в мою жизнь. Тогда бы и твоя компания процветала, и я был бы счастлив, потому что ты так долго об этом мечтала. Понимаешь, я думал, что успех и деньги будут служить нашей любви и обогащать нашу жизнь, представляя новые возможности для творчества. Я не мог себе представить, что ты станешь такой расчетливой и эгоистичной. Ты сильно изменилась, Чар. Когда ты последний раз рисовала? Когда последний раз вдохновение заставляло тебя брать в руки карандаш? Когда простое прикосновение к шелку приводило тебя в восторг? Я помню, как ты разворачивала рулон за рулоном только для того, чтобы насладиться ощущением, возникающим, когда пальцы прикасаются к струящейся ткани. Сейчас рулон ткани для тебя только единица хранения на складе, выкройка — не удивительный плод фантазии и точного расчета, а просто деталь, которую нужно переделать на несколько размеров.

Флетчер посмотрел в сторону и провел рукой по волосам. Казалось, он не мог найти слов, чтобы объяснить Чар, что он чувствует, донести до нее чувство ненужности и заброшенности, которое не давало ему покоя.

— Чар, если ты обвиняешь меня в жажде власти над другими людьми, то, боюсь, мы сейчас далеки друг от друга, как никогда.

— Флетчер, — с горечью сказала Чар, — ты за деревьями не видишь леса. Ты упрекаешь меня в том, что я забросила творчество и потеряла вдохновение. Но я так не считаю. Я — деловая женщина. Я должна заботиться о своих служащих, о развитии компании. Ты, наверно, забыл о подобной ответственности. Ты уже давно не беспокоился ни о чем, кроме пленки, которую нужно отдать в проявку. Но я не собираюсь бросать свое дело, следуя твоему примеру, и не намерена расставаться с творческой работой. Я добьюсь, чтобы «Броуди Дизайн» стала преуспевающей компанией. Понимаешь, я верю в сны и, когда они начинают превращаться в реальность, не хочу пробуждаться.

— Забавно. Я чувствую то же самое, но только грезил, наверно, не о том. Я мечтал, что мы будем любить друг друга до конца своих дней.

— О, Флетчер, не надо, — с мольбой в голосе остановила его Чар. Он говорил так искренне, выглядел таким расстроенным, таким убитым, что у нее сжалось сердце. Это трудно было вынести, но Чар не хотела сдаваться. — Мы так ни о чем не договоримся. Нельзя же решать такие проблемы на стоянке у ресторана. Извини, я забыла о нашем уговоре. Но это единственное преступление, которое я совершила. Я ничем не обидела тебя, не бросала тебя, поэтому ты не можешь чувствовать себя покинутым и забытым. Я допустила промах, и, думаю, будет лучше, если мы оба забудем о нем. Сейчас мне нужно вернуться на фабрику. Дай мне поработать остаток дня, а вечером мы поговорим, идет?

— Хорошо. Когда угодно.

Флетчер засунул руки в карманы. Он почувствовал нервную дрожь. Ему хотелось кричать, чтобы выразить всю свою боль. Он ненавидел неопределенность, ненавидел себя за то, что не может справиться с волнением. Он понимал, что нужно уйти. Чар не должна догадаться о его страданиях. Ее тонкие пальцы сжали руку Флетчера, словно стараясь убедить его, что он не одинок. Но Флетчер понимал: мысленно она уже была не здесь.

— Я позвоню, как только вернусь домой. Если ты не возражаешь…

— Нет. Прекрасно. Поговорим позже, я должен идти.

И Флетчер легонько погладил Чар по нежной щеке, маленькому острому подбородку, провел по ее полным губам пальцем и почувствовал, как Чар поцеловала его.

Не произнося больше ни слова, Флетчер быстро повернулся и ушел. Он не хотел видеть, как она уезжает. Не хотел молча смотреть, как она сядет за руль белого «мерседеса» с таким видом, словно была рождена для такой роскоши, и уедет прочь. Ему был ненавистен сияющий солнечный день в Коронадо, и он не хотел больше никого видеть.

Направившись в противоположную сторону, он спустился к воде, избавился от туфель, сбросил рубашку и побежал вдоль моря, около самой воды. Холодные брызги обжигали ноги, грудь, попадали в лицо. Он бежал, не останавливаясь, пока, обессиленный, не взобрался на песчаный холм. Когда он добрался до своего дома, он уже точно знал, как ему поступить, как сохранить их любовь.

Быстро приняв душ, Флетчер почувствовал, что тоска, сжимавшая сердце, отступила. Он оделся и набрал номер Чар, но ее дома еще не было. Он не мог услышать ее голос, не мог поговорить с ней. Тогда он оставил сообщение на автоответчике. Он уезжает, не убегает от нее, а просто уезжает, чтобы разобраться в том, что произошло между ними. И он не знает, когда вернется.


— Mais non! Я этого не возьму!

Пилар меряла шагами заднюю комнату своего магазина. Это продолжалось уже давно, две последние недели. Пять шагов в одну сторону, три — в другую, потом направо к столу со швейной машинкой, готовой к работе. Швея, обычно сидевшая за ней, получила месячный отпуск. Работы не было и, возможно, больше не будет.

— Я хочу поговорить с Жоржем, tout de suite. Он не может быть настолько занят, чтобы не взять телефонную трубку. Мне нужно, чтобы он прислал другие модели для коллекции из трикотажа.

Пилар, закатив глаза, слушала, как женщина на другом конце провода невнятно объясняла, почему Жорж не смог выполнить заказ Пилар. Женский голос источал доброжелательность, звучал так сладко, но Пилар не могла дождаться, когда она наконец повесит трубку. Чуть не плача от огорчения, темнокожая красавица бросила трубку и опустилась в кресло в стиле Людовика Четырнадцатого. Всего несколько месяцев назад здесь сидела Чар, а она, Пилар, купалась в лучах устремленных на нее восхищенных глаз.

Но представление окончено. Занавес опущен. Покупателей у нее было мало, а надежд на лучшее еще меньше. Все шло из рук вон плохо. Пилар закрыла лицо руками. Все это время Ваше воевал против нее, а она об этом даже не догадывалась.

Она не могла вспомнить, как это началось. Вначале прошел слух, что Ваше недоволен успешным дебютом Пилар в роли владелицы модного магазина. Пилар оказалась неблагодарной, ведь это он сделал ее, создал ей имя. А она даже не подумала представить его коллекцию в магазине, который так пришелся по душе английской герцогине. Его разозлило, что Пилар вышла из повиновения.

Поползли какие-то невнятные слухи, и вдруг Пилар заметила, что одна клиентка просто не появилась в назначенный день в салоне, другая не позвонила, как обещала. Кто-то отказался от заранее обговоренной встречи, прислав записку или передав извинения. Все было очень цивилизованно. То один поставщик, то другой вдруг отказывался прислать Пилар то, что она просила. Банки отказывали ей в кредите, ссылаясь на то, что она — новичок в модном бизнесе.

Тряхнув гривой густых черных волос, Пилар решила не думать об этом. Она была Пилар, и Париж знает ее. Париж ее любит! Она никогда не предполагала, что Ваше заставит Париж выбирать между нею и им. Но со временем, когда она поняла, что он оказывает давление и на покупателей, и на поставщиков, почти все уже было потеряно. Но все-таки какая-то надежда еще оставалась. Ваше больше всего на свете нравилось изображать из себя гениального кутюрье, а Пилар была готова подыграть ему.

Она послала Ваше записку, он ответил. Приходи, пообедаем вместе, настойчиво предлагал он, вспомним прежние времена. Пилар согласилась и, надев черное бархатное платье с серебристым кружевным воротником, появилась в доме Ваше. Они сидели за столом друг напротив друга, и Пилар была готова сказать все, что ему хотелось услышать, просить, умолять его, чтобы он перестал мстить ей.

— Итак, — сладким голосом начал знаменитый кутюрье сразу после обеда, согревая в ладонях рюмку с коньяком, — сколько времени мы не виделись? Как ты, Пилар?

— Ах, Ваше, ты знаешь об этом лучше меня. Я понимаю, что ты играешь со мной в игру, не объяснив ее правил.

Ваше в притворном удивлении поднял бровь. Его позабавила мысль о том, что Пилар ни о чем не догадывалась.

— Ну что я мог знать о тебе, Пилар? С тех пор как ты покинула меня, мне осталась только работа. Ты видела Ларису, мою протеже? Она прекрасна. Ее светлые волосы великолепно контрастируют с моими последними моделями, ты не находишь?

— Да, она прелестна, Ваше. Я счастлива, что ты нашел свою музу, — осторожно заметила Пилар. Ваше смотрел на нее так, как когда-то, еще во времена их совместной работы, когда она была его любимой манекенщицей. Она ненавидела этот пристальный холодный взгляд человека, наслаждавшегося страданиями других. — Но, Ваше, тебе изменяет память. Mon Dieu, ведь это ты расторг со мной контракт, разве я не права?

— Дорогая, что ты такое говоришь? Тебе изменяет память. Это ты покинула меня. Вначале твоя душа, потом и твое тело. Ты перестала ценить то, что я создавал. Этого я не могу простить тебе, Пилар. Без тебя я чуть не пошел на дно, вдохновение оставило меня. И только Лариса вернула меня к жизни. Сейчас я продолжаю работать. Мои коллекции стали лучше, чем раньше. Так что я даже благодарен тебе за твой уход. Ты дала мне шанс подняться на новую ступеньку в искусстве моды.

Пилар все это уже слышала. Он играл с ней в» кошки-мышки», в эту глупую игру, которой он развлекался последний год, когда они были вместе. Наверное, раньше она была глупой девчонкой, обожавшей его. Ведь он обратил на нее внимание и выделил из десятка других манекенщиц. Но теперь она кое-что поняла, стала умнее. Она видела его насквозь: самовлюбленный, самонадеянный эгоист. Пусть другие падают перед ним ниц. С нее довольно.

— Ну хорошо, — вслух размышляла Пилар, — если ты так преисполнен благодарности, то почему тратишь свое драгоценное время на уничтожение моего магазинчика? Почему ты, известный кутюрье, опускаешься до такой мелочной возни?

В маленьких глазках Ваше вспыхнула ненависть. Отведя взгляд, он, не торопясь, с помощью серебряной вилки извлекал из раковины улитку. Ваше притворялся, что поглощен созерцанием раковины, совершенством ее формы, ее блестящей поверхностью, отражавшей неровное пламя свечей в канделябре. Казалось, он глубоко задумался, пытаясь найти ответ на резкие слова Пилар. Через несколько минут он произнес, не поднимая глаз:

— Пилар, ты была прекрасна. Среди манекенщиц тебя можно было назвать бриллиантом. Никто не мог представить мои модели так, как это делала ты. Ты давала им жизнь, в них появлялось нечто большее, чем просто совершенство кроя или великолепные линии. И все восхищались тобой. Все. Но никто не замечал меня. У меня великий талант, но я знаю, обо мне никто не думал.

Ваше поднял голову и посмотрел на девушку так, словно удостоил ее великой милости.

— На самом деле я не требовал, чтобы меня любили. Я хотел только признания, хотел, чтобы меня оценивали по достоинству. Это ты, а не я стала символом модного дома Ваше. Я не мог этого вынести. Ты должна была уйти с моей дороги, из моей жизни. И вдруг эта глупость с магазином на улице Сент-Оноре. — Недоуменно пожав плечами, Ваше аккуратно положил вилку на льняную скатерть и, опустив подбородок на сжатые в кулаки руки, пронзил Пилар напряженным взглядом. — Вначале меня это не взволновало. Но потом я увидел твое имя на вывеске, я услышал о твоем успехе. Все восхищались тобой — твоим вкусом, твоим стилем, твоим умом. Сколько разговоров об этой лавке, которую ты называешь салоном элегантной одежды! Все это было смешно, честное слово. Но я должен был убедиться, что ты ничего не сможешь сделать против моей воли, что я еще не утратил своего могущества. Поэтому я позвонил одному, другому. Кого-то попросил, кому-то намекнул, что нам, работающим в модном бизнесе, не стоит связываться с новым, неизвестным магазинчиком и ставить свое имя рядом с именем той, чей успех вряд ли переживет текущий сезон.

— Но твое имя и не стояло в одном ряду с моим, Ваше, — напомнила Пилар. Она расправила плечи и смотрела на него не мигая. Он ни за что не должен догадаться, что она боится разориться по его милости.

— И это тоже было твоей ошибкой, Пилар. Если бы ты только спросила, не хочу ли я предложить одну или две модели для твоего магазина…

Пилар резко встала, бросив на стол отделанную кружевами полотняную салфетку. В этом старинном особняке шестнадцатого века, который Ваше называл своим домом, даже в столовой, напоминавшей зал средневекового замка, было очень холодно, но Пилар пылала от негодования.

— Тебя невозможно понять, Ваше. У меня такое чувство, словно я разговариваю с двумя разными людьми. То ты не хочешь, чтобы наши имена стояли рядом, то предлагаешь мне выставить в салоне твои модели. Ты должен дать мне возможность встать на ноги.

— Я ничего тебе не должен, милая, — ответил он, откидываясь на спинку старинного, обитого бархатом стула. — Ты больше мне не нужна. Я думал, что нужна, но ошибся. Я хочу только одного: уходи с моей дороги. А ты быстро пришлась им по вкусу, правда? Всем этим журналистам, фоторепортерам, состоятельным дамам. Даже герцогине. Какое волнующее было время! Но все кончено. Париж понимает, кто правит модным бизнесом. Во всяком случае, не владелицы магазинчика одежды с хорошенькой мордашкой.

— Но есть и другие модельеры, Ваше, — тихо произнесла Пилар. — Они не боятся тебя.

Ваше злобно засмеялся.

— Никто из модельеров такого уровня, как я, как Ив Роша, не будет иметь с тобой никаких дел. Могу дать тебе хороший совет: ищи богатого мужа, чтобы он содержал тебя. Я никогда не позволю тебе встать на ноги. Никогда.

Пилар медленно обвела глазами великолепно декорированную комнату. Когда-то здесь начался ее взлет. Как часто вдвоем с Ваше они смеялись и разговаривали в этой столовой. Здесь бывал весь цвет парижской моды. Ей импонировала любовь этого талантливого, знаменитого мужчины. Нельзя сказать, чтобы он покорил ее как любовник, но она испытывала благодарность к нему за то, что он ценил ее и выделил из множества манекенщиц. Ее прельщала роль прекраснейшей из прекрасных. Но сейчас все предстало перед ней в истинном свете.

Ваше был безусловно талантлив, но, совершив головокружительный взлет, он стал равнодушно относиться к творчеству. И это случилось довольно давно. Теперь он работал только ради денег и власти. Он создавал свои модели для любого, кто был готов хорошо платить. Он считал друзьями только тех, кто его боготворил. Но она теперь, слава Богу, уже не прежняя глупая девчонка и может постоять за себя.

— Ты — негодяй, Ваше.

Больше Пилар ничего не сказала и с величественным видом направилась к выходу. Уже у самых дверей ее настигли его язвительные слова.

— А ты — дура, Пилар. Ты останешься одна.

Она предпочла не отвечать и, не оборачиваясь, вышла из комнаты.

И вот Пилар сидит в задней комнате магазина совсем одна, вспоминая этот злополучный вечер, мысленно перебирая день за днем, неделя за неделей все, что случилось потом. Ваше оказался прав. Все ее почитатели куда-то неожиданно исчезли. Так осыпаются лепестки с увядшего цветка. Покупатели иногда заходили, некоторые из них смотрели, не появилось ли чего-нибудь нового, советовались с ней. Но что она могла им предложить? Платья, несколько месяцев провисевшие в магазине? Пояса и шарфы, купленные еще к зимнему сезону? Конечно, нужно еще раз связаться с Чар. До нее так трудно дозвониться. Она была так занята все это время. Может быть, Чар могла бы…

Нелегкие размышления Пилар были прерваны: внезапно замигала маленькая лампочка, возвещавшая о появлении покупателя. Пилар быстро смахнула некстати скатившуюся по щеке слезу. Выпрямившись во весь рост, она мельком взглянула в зеркало, чтобы убедиться в своей неотразимой элегантности. Для начала она подмигнула своему отражению, потом ее лицо озарила белозубая голливудская улыбка, и великолепная хозяйка модного магазина вошла в зал, чтобы приветствовать покупателя, внимательно изучавшего витрину. Пилар излучала радушие и уверенность в себе.

— Monsieur, vous desirez?

Обернувшись, тот ответил:

— Если это означает «Могу ли я чем-нибудь помочь?», то ответ будет утвердительным. Да. Надеюсь, что да.

— Флетчер Хокинс, — воскликнула Пилар и бросилась ему на шею.

Загрузка...