Секрет успеха

12

— Так вот ты где!

Голос Чар звучал так нежно. Он обволакивал, как легкое одеяло, бережно охраняющее утренний сон. Шум голосов, доносившийся из соседней комнаты, убаюкивал Флетчера, его мысли были далеко. Хотя он не отдавал себе отчета, почему покинул заполненный гостями зал, все и так было достаточно ясно. Он ушел, потому что был чужим среди этих людей.

— Ты меня все-таки нашла, — улыбнулся Флетчер. Он держал в руках стакан и потягивал бренди. — Мне всегда нравилась роль владельца большого поместья. Наша хозяйка обставила библиотеку — убежище мужчин — с таким комфортом! Не понимаю, почему она поменяла стольких мужей, если окружала их таким уютом. Я бы сказал, что ее бывшие мужья многое потеряли.

Флетчер лениво рассуждал, уютно устроившись на диване, закинув ногу на ногу. Чар села рядом и при свете лампы с зеленым абажуром принялась рассматривать его. В смокинге Флетчер был так красив! Чар смотрела на него, повернувшись вполоборота, ее гибкую, длинную шею обрамляли кружева, украшавшие платье из тонкого хлопка. Она казалась женщиной из другого мира или далекой эпохи. Что-то новое, странное ощущала в себе Чар. Она обостренно чувствовала прикосновение ткани платья к груди, ей казалось, что вокруг глаз появились крошечные морщинки, кожа туго обтянула скулы, щеки запали. Такие незначительные изменения, но, Боже, как они беспокоили ее!

Глядя на себя в зеркало, она видела там кого-то очень похожего на прежнюю Чар, но в то же время замечала столько различий. Чего-то в ее новом облике недоставало, но Чар не могла понять, чего именно. Она молила Бога, чтобы Флетчер не заметил этих тончайших изменений в ней. Они пытались опять наладить отношения, и Чар хотела, чтобы все было так же, как тогда, во время их первой встречи. Но, к счастью, свет в библиотеке был рассеянным и Флетчер ничего не заметил при таком «удачном» освещении.

— Я рада, что тебе нравится у Марджи. Но не думаю, что библиотека стала причиной ее бесчисленных браков, — засмеялась Чар, прогоняя тревожные мысли. Она дала себе слово не думать сегодня о работе, забыть обо всех опасениях и страхах. Забыть обо всем, кроме веселья, и наслаждаться приемом, организованным в ее честь.

— Я думаю, ты права.

Флетчер затянулся и, выпустив дым, наблюдал, как сизое облачко, поднимаясь к лепному потолку, растворяется в воздухе. Чар проследила за взглядом Флетчера и прикрыла глаза. Ей нравился аромат его сигар. Бренди, сигара, красивый мужчина в черном смокинге… Какой реквизит, какие декорации, какие костюмы, а пьеса не удалась.

Флетчер сидел здесь один, удалившись от шума. Актер отказался выходить на сцену. Его исчезновение раздражало царицу бала. Она не знала, куда он ушел, когда вернется. Ее сердце разрывалось от боли, когда она представила, что он ушел навсегда, а он в это время потягивал коньяк в тиши библиотеки.

— Ну, — вздохнула Чар, проведя ладонью по старинной ткани, которой был обит диван. — Кто на этот раз обидел тебя нарочитой демонстрацией своего богатства, равнодушием к простоте, неспособностью вести беседу о высоком искусстве и творчестве вообще?

Флетчер засмеялся.

— В твоем представлении я невыносимый человек, какой-то нетерпимый, капризный старый ворчун.

Чар удивленно вскинула бровь и молчала, словно предлагала Флетчеру оправдаться.

— Я не так ужасен, Чар, — запротестовал он, — да, снобизм мне претит, но я, по крайней мере, не устраиваю сцен. Просто я сбежал с этой «маленькой вечеринки для самых близких друзей» и нашел себе спокойное местечко. Я отдыхаю и перевариваю ужин. Что в этом плохого? — Помолчав немного, он посмотрел через распахнутые двери на гостей, веселившихся в громадной гостиной Марджи.

Скользнув взглядом по дорогим кожаным креслам, по ореховым панелям на стенах библиотеки, он мысленно представил себе мраморный холл и невероятных размеров гостиную. Раньше ее называли бы бальным залом.

— Как можно жить в таком доме, когда остаешься здесь один, без сотни гостей?

Чар оглянулась, оценивая детали убранства библиотеки.

— Я чувствую себя здесь прекрасно и думаю, это очень удобный дом. Все так красиво. Невозможно не восхищаться мастерством и фантазией тех, кто его проектировал и строил.

Посмотрев на Флетчера, Чар удивилась. В его черных глазах таилась насмешка.

— Что случилось? — спросила она, и улыбка исчезла с ее лица.

— Это так мило, что ты вспомнила о мастерстве и творческой фантазии. Я думал, ты расскажешь, во что обошлась позолота на литых деталях.

Их глаза на мгновение встретились. Чар обиженно отвернулась. Он вел себя так, будто хотел оскорбить ее. Она хотела подняться, но Флетчер, мгновенно отложив сигару и отставив стакан, удержал ее.

— Прости, — прошептал он и легонько потянул ее за руку. Чар оказалась у него на коленях, и Флетчер обнял ее. — Прости, я забыл. Никаких язвительных замечаний, никаких колкостей. Во всем виноват этот прием, этот роскошный дом, эти люди. Все это не для нас, Чар. Помнишь нашу первую встречу? Ту ночь, когда мы танцевали, забыв обо всем на свете? Как мы смеялись тогда над этим кичливым богатством!

— У тебя странная память, Флетчер, — пробормотала Чар, проведя ладонью по его груди. Ей нравилось прикосновение к крахмальной ткани его рубашки, украшенной плиссированной вставкой.

— У меня прекрасная память, Чар. Я помню удивительную женщину, предпочитавшую одиночество на берегу океана шумному веселью богачей.

— Тогда, на свадьбе Дженифер, я никого не знала. То есть я знала этих людей, но они не были моими друзьями. Я не… Ох, я не знаю.

И, сжав руку в кулак, она шутливо ударила его в грудь. Ну как ему это объяснить? Тогда, на свадебном приеме Дженифер, она была чужой в толпе богачей, человеком другого круга. Просто любопытный представитель рода человеческого, художник, одинокая женщина, зарабатывавшая себе на хлеб собственным трудом. Женщина со вкусом, вносящая разнообразие в жизнь этих скучающих господ и дам.

Теперь она считает этих людей своими друзьями, теперь она с ними на равных, а может быть, и богаче большинства из них. Она соперничает с ними в размере состояния, которое заработала собственными руками и творческой фантазией. Чар знала, что в этом зале некоторые женщины завидуют ее успеху, таланту и ее независимости.

Но Флетчер этого бы никогда не понял. Он даже не задумывался, что равенство в материальном положении может служить основой для прочных отношений. Он давно не вращался в обществе. Его сейчас не интересовало то, к чему стремилась Чар. Она боялась, что все ее богатство вдруг пропадет и она опять окажется ни с чем. Чар так долго жила в бедности, что теперь хотела получить все сразу: богатство, Флетчера, признание. Удивительно, что он не мог понять, зачем ей все это нужно.

Прижавшись щекой к крахмальной рубашке Флетчера, Чар прислушивалась к биению его сердца. Он тяжело вздохнул и ласково погладил ее по голове. Оба молчали, но в этом молчании не было привычной гармонии, ощущалась какая-то натянутость, неловкость. Чар заговорила первой. Она спросила Флетчера о том, что взволновало ее еще две недели назад, когда она встречала его в аэропорту. Уже тогда она почувствовала напряженность, хотя их встреча была наполнена нежными прикосновениями, поцелуями, заверениями в бесконечной любви.

— Где ты был, Флетчер? Где ты был? Почему оставил меня одну?

Флетчер прикрыл глаза. Он ей ничего не говорил и не собирался этого делать. Он хотел все начать сначала, с чистой страницы, как тогда, когда они встретились в первый раз. Чар приняла его возвращение так естественно, не задавала никаких вопросов. Он никогда еще не был так счастлив, если не считать нескольких первых незабываемых дней их близости. А теперь ей нужно было знать, где он нашел успокоение после их ссоры.

— Я летал в Париж, Чар. Я был у Пилар.

Флетчер по ее голосу догадался, что она улыбается.

— Замечательно, — сказала Чар и крепче прижалась к его груди.

— Ты не сердишься?

— Я сама бы хотела оказаться там, — мечтательно произнесла Чар и чуть было не добавила: если бы не была так занята. Но она вовремя прикусила язык и прильнула к Флетчеру. — И Пилар объяснила тебе, что я — неразумный ребенок, которого нужно посадить на колени и гладить по головке?

— Вовсе нет. Она открыла мне глаза на кое-что другое. В частности, мы много говорили о той суете в твоей жизни, которая доставляла мне столько огорчений.

— Это вовсе не суета, — возразила Чар, поднимая голову и с улыбкой глядя на него. Она давно уже не слышала в его тоне насмешливых интонаций.

— Конечно. Все правильно. Это не суета, это твой замечательный, всепобеждающий успех. Пилар убеждала меня, что я не должен мешать твоей увлеченности работой. Она считает, что должно пройти время, пока ты найдешь свое место в этом блестящем мире денег и власти…

— Ну? — Перебирая пальцами складочки на белоснежной рубашке Флетчера, Чар ждала, когда он закончит фразу, оборванную на полуслове.

— И еще она считает, что я должен укротить свою ревность.

У Чар перехватило дыхание. Она была поражена неожиданной исповедью Флетчера. Она хотела знать все, что он чувствовал, но по некоторым причинам сдержалась и не стала его расспрашивать. От сознания, что Флетчер не винит ее в их размолвке, Чар стало легче.

— И ты поступил, как она советовала?

— Конечно, я так и сделал, — ответил Флетчер, — но я ведь тоже не святой, Чар. Я не расстался с состоянием, которое заработал много лет назад, хотя у меня и было желание сделать крупные пожертвования различным благотворительным фондам. Некоторые могли бы сказать, что я сижу на денежном мешке. Но мне нравится жизнь, полная неожиданностей. Я покинул общество, потому что хотел сохранить свое «я», когда успех затмевает в жизни все человеческое, разрушает мою личность. Я должен был уйти от бремени собственного успеха. Я хотел…

— Ах, вот вы где, мои дорогие! Два самых почетных гостя! — Улыбающаяся Марджи Хадсон заглянула в открытую дверь библиотеки. Она раскраснелась от выпитого вина, и Марджи это очень шло. Даже издали Флетчер видел, как сияют ее голубые глаза. — Пошли. Ведь это вечер в твою честь, Чар. Все спрашивают, где ты. Флетчер, некоторые дамы мечтают побеседовать с вами. Им так понравились их собственные изображения на фотографиях из вашей статьи! Думаю, они хотели бы узнать, нельзя ли получить эти снимки на память. Когда у вас в руках фотокамера, вы неотразимы! Ну, пора присоединиться к обществу. Я не буду знать, что ответить гостям.

— Мы придем через минуту, Марджи, — сказал Флетчер, но Чар уже поднялась.

— Мы уже идем, — заторопилась она и, обернувшись к Флетчеру, сказала: — Марджи права. Все это устраивалось для меня. Я должна идти. Сейчас не время прятаться от моих самых надежных покупателей. Пойдем, Флетчер. Поправь галстук, и пойдем веселиться со всеми.

Улыбнувшись, Чар взяла хозяйку под руку и бросила через плечо:

— Ты скоро?

Он грустно покачал головой, наблюдая, как она уходит, чтобы наслаждаться обожанием публики. Все эти женщины, которые сейчас клялись ей в дружбе и рассыпались в комплиментах, едва узнавали Чар, пока не пробил час ее успеха. Флетчеру стало грустно. Она даже не посмотрела, идет ли он следом.

— А ведь ты ошибалась, Пилар. Это она изменилась, она, а не я, — пробормотал Флетчер.

И, подняв стакан с остатками бренди, он молча провозгласил тост за своих более удачливых соперников — за положение в обществе, за власть и, конечно, за богатство. Он уже был готов признать свое поражение.

Прижав к уху телефонную трубку, Чар медленно прохаживалась по балкону. Прислушиваясь к гудкам, она не могла оторвать глаз от захватывающего зрелища — восхода солнца. Внизу, вдоль кромки океана какой-то мужчина совершал утреннюю пробежку, низко над водой с редкими криками проносились чайки. Иногда они опускались на воду и покачивались на волнах. Вода была такой синей, голубое небо просвечивало сквозь прозрачные белые облачка. Даже на рассвете чувствовалось, что день будет жарким. Прекрасная увертюра в преддверии июня. Хороший день сулил Чар прекрасное настроение.

— Bonjour. Boutique Pilar.

Чар остановилась и, улыбаясь, поздоровалась с подругой, с которой ее разделял океан.

— Привет, Пилар.

— А, Чар, — воскликнула та, чувствуя, что слезы подступают к горлу, так взволновал ее голос подруги, — мы так давно не разговаривали. Ты получала мои сообщения?

— Конечно, получала, но у меня абсолютно не было времени тебе позвонить. Ты должна меня простить, я очень тебя об этом прошу.

— Конечно, я так рада тебя слышать. Так счастлива, Чар, ты просто не представляешь.

Чар нахмурилась.

— Пилар, у тебя все в порядке? Ты разговариваешь как-то странно.

— Нет… Да. Я говорю, да. Потихоньку. У меня возникли некоторые трудности, Чар, и я ждала твоего звонка. Думала, ты сможешь мне помочь, — сказала Пилар упавшим голосом, и Чар испугалась. Подруга в любой ситуации вела себя спокойно и мужественно.

— Конечно, Пилар, все что угодно. Почему ты не попросила передать, что тебе необходимо срочно связаться со мной?

Чар явственно представила, как взлетает изящная рука подруги, отмахиваясь от забот. В трубке опять раздался ее голос.

— Но это только скоро возникла такая необходимость. Ой, я хотела сказать, недавно. Прости. Иногда я забываю нужные слова.

— Оставь в покое слова. Объясни, что происходит, — перебила ее Чар, облокотившись о перила балкона в квартире Флетчера. Она смотрела на океан, но думала только о Пилар, о том, что с ней случилось. — Ты заболела? Может быть, тебя кто-нибудь обидел?

— Нет… Да. Что-то в этом роде. Я не больна. Мое тело в порядке, но душа… Ваше решил, что я не должна была открывать свой магазин. Он заставил почти всех поставщиков отказать мне. Только несколько человек работают со мной. Они — не кутюрье, просто хорошие художники-модельеры. Так что клиентура теперь несколько изменилась. Да и продавать почти нечего. Я боюсь, что не вынесу этого. Мой контракт с Ваше закончен, он мне больше ничего не платит, а сбережения… — Пилар так долго молчала, что Чар смогла представить в воображении всю картину происходившего.

— Хорошо, ни о чем не беспокойся, — быстро ответила Чар, лихорадочно перебирая различные варианты в поисках выхода из сложившейся ситуации. — Ваше — не Бог, ты это прекрасно знаешь. Тебе нужны деньги? Я могу прислать тебе, сколько надо. — Эта женщина была не просто ее подругой. Она положила начало успеху самой Чар, которая сейчас даже залилась краской стыда, что сразу же не перезвонила в Париж и не узнала, что с Пилар. Ведь она никогда бы не стала беспокоить Чар по пустякам.

— Дорогая, ты очень добра, — с облегчением засмеялась Пилар на другом конце провода. — Нет, мне не нужны деньги. Кому я буду их платить, если Ваше всем запретил поставлять мне товар? Если бы ты могла прислать мне свою новую коллекцию… Сейчас я не могу заплатить, но с удовольствием взяла бы твои вещи на комиссионную продажу. Я знаю, это стоит больших денег, Чар, но если бы ты могла…

— Не беспокойся ни о чем, — перебила подругу Чар. Ей была невыносима мысль, что Пилар приходилось просить. Будь проклят этот Ваше! Будь проклят каждый, кто обидит Пилар! — Я прямо сейчас позвоню на фабрику. Какие размеры тебе прислать?

— Чар, — вздохнула переполненная благодарностью Пилар, — ты очень добра. Если можешь, пришли вечерние платья от четвертого до десятого размеров. Ну, и еще что-нибудь, что сама найдешь нужным. Я буду рада всему. Спасибо, Чар.

— Не стоит благодарности. Считай, что все решено, — ответила та таким тоном, который был знаком всем ее служащим. Не могло быть сомнений — она выполнит свое обещание.

— Хорошо, я так и буду считать, — с облегчением засмеялась Пилар. — Ты — моя спасительница. А теперь скажи, как у тебя дела? Как Флетчер? Вы все так же счастливы?

— Пилар, не разыгрывай из себя невинную овечку. Я знаю, что он был у тебя в Париже. И я должна была позвонить тебе немедленно, чтобы поблагодарить тебя. У Флетчера все хорошо. — Обернувшись, Чар через открытую дверь бросила взгляд на спящего Флетчера. На второй вопрос ответить было труднее. Счастливы ли они как прежде?

И да, и нет. Конечно, теперь, когда они пошли на некоторые уступки друг другу, обоим стало легче. Флетчер занялся своим проектом, связанным с нарушителями американо-мексиканской границы. Он больше не перекраивал расписание своих встреч, подлаживаясь к Чар. Она была уверена, что теперь Флетчера не раздражает ее постоянная занятость. Вечерами они всегда бывали вместе, делясь дневными впечатлениями и предстоящими планами. Потом вечер подходил к своему неизбежному завершению. И хотя считалось, что часы, которые они проводят вдвоем, принадлежат только им, Чар не могла время от времени обойтись без некоторых хитростей.

Иногда, как, например, сегодня утром, она поднималась рано и звонила в Нью-Йорк, просматривала отчеты, принимала решения о закупке тканей, изучала образцы, которые Кэрол всегда давала ей вместе с информацией о ценах. Потом она тихонько пробиралась обратно в постель и притворялась, что спит до звонка будильника. Флетчер ни о чем не догадывался, а она чувствовала удовлетворение, потому что сделала все, что было необходимо. И все шло хорошо. Но в это утро Чар так нужно было услышать голос подруги! Поэтому она и позвонила в Париж. Итак, Чар стояла на балконе и, любуясь сверкающим океаном, разговаривала с дорогой подругой, пока Флетчер мирно спал. Были ли они счастливы?

— Да, Пилар, мы счастливы. Кое-что изменилось. Я не обсуждаю теперь с Флетчером свои успехи и достижения. Странно, но кажется, что он мне завидует. Я всегда думала, что он терпеть не может бизнес.

— А ты?

— Я? — удивилась Чар.

— Флетчер считает, что твои заботы растут, как снежный ком.

— Это мой бизнес растет, как снежный ком! — засмеялась Чар.

— Поздравляю! — весело ответила подруга на другом конце провода.

— Так пусть растет и дальше, Пилар. Я делаю то, что должна, и Флетчер рядом со мной. Поэтому надеюсь, что не превращусь в того безумного, думающего только о работе маньяка, о котором он рассказывал тебе в Париже.

— Ну, значит, все хорошо.

Чар чувствовала, что подруга хотела еще что-то добавить, и медлила в нерешительности, но не стала больше задавать вопросов. По правде говоря, она немного устала от Флетчера и его постоянной критики. И Пилар с ее недомолвками и красноречивым молчанием тоже вдруг стала далекой, вовсе не из-за разделяющего их расстояния. Что еще ей нужно? Она, Чар, счастлива. Флетчер тоже выглядит удовлетворенным жизнью, оба они много работают.

— Да, все хорошо, Пилар. А теперь я должна идти. Целую, — небрежно бросила Чар.

— Я так рада, что у тебя все хорошо, дорогая. Так редко удается услышать твой голос.

Смягчившись, Чар ответила:

— Я тоже очень скучаю. Я собираюсь устроить в Париже демонстрацию последней коллекции. Ты не откажешься быть моей главной манекенщицей?

— Не думаю, что сейчас я достаточно хороша для Парижа, — горько сказала Пилар.

— Тогда наплевать на Париж, — ответила Чар. — Я пришлю тебе то, что ты просила.

— Mersi, Чар, mersi.

— Не стоит благодарить меня. Я еще позвоню тебе, пока.

Чар положила трубку. Она не была уверена, что на самом деле вскоре позвонит подруге. Что-то в их разговоре было не так. Чувствовалась какая-то натянутость. Казалось, Пилар уже не относится к Чар так же тепло и дружески, как раньше. «Все это — глупости», — подумала она и, отгоняя ненужные подозрения, позвонила на фабрику. Был чудесный день, жалко было тратить его на бесконечные хлопоты и заботы. Сегодня она приготовила для Флетчера сюрприз. Может быть, Флетчер наконец сможет избавить ее от постоянных страхов и напряжения. Телефон звонил, но на фабрике еще никого не было. После четвертого гудка раздался длинный сигнал. Автоответчик Кэрол был готов принять сообщение.

— Кэрол, это Чар. Когда приедешь, срочно распорядись о выполнении одного заказа. Несколько повседневных и спортивных вещей из летней коллекции, выбери что-нибудь из блуз летящего силуэта и десять вечерних платьев, расшитых бисером и искусственным жемчугом. Мне нужно, чтобы это все как можно быстрее было отправлено в магазин Пилар в Париже. Сделай все, что необходимо. Адрес в компьютере. Меня сегодня не будет. Если возникнет необходимость, звони. Пока.

Повесив трубку, Чар подумала, что была несправедлива к подруге. Пилар было так тяжело. Чар задрожала при мысли, что с ней может случиться что-либо подобное, что кто-то захочет разрушить ее детище — «Броуди Дизайн». Она даже не могла себе представить этот кошмар. Ее охватила паника, лишь только она подумала, что подобное может произойти. Первым ее побуждением было бежать на кухню, оставить Флетчеру записку и мчаться на фабрику, чтобы убедиться: она стоит на прежнем месте и все работает. Но в следующее мгновение Чар стало смешно из-за своего нелепого страха. Никто не собирался этим солнечным июньским днем захватывать «Броуди Дизайн». Ничего не случится, если ее один день не будет в офисе, особенно теперь, когда Кэрол знает, где ее найти. Поэтому вместо того, чтобы торопливо одеваться и мчаться на фабрику, Чар отправилась в спальню.

Опустившись на колени рядом с кроватью, она ласково убрала прядь черных волос, упавшую на щеку Флетчера. Чар ощутила, что сердце ее наполняется почти болезненной любовью. Он спал спокойным сном праведника, его не тревожили воспоминания ни о грубых словах, сказанных в запальчивости, ни о недобрых делах. Неужели он и в самом деле знает секрет счастья? Если да, Чар была бы не против, чтобы Флетчер всегда был рядом с ней и избавлял ее от постоянных сомнений. Только в его объятиях свершалось чудо, Чар забывала обо всех тревогах и проблемах. В такие минуты существовал только он и их любовь. Господи, ей просто необходимо всегда быть с Флетчером.

И, словно отвечая на этот молчаливый призыв, он открыл глаза, протянув руку, обнял Чар и сонно улыбнувшись, поцеловал в губы.

— Иди сюда, — пробормотал он.

— У меня приготовлен для тебя сюрприз. Пора вставать, — прошептала Чар, в ее глазах затаились искорки смеха. С ним ей было так хорошо, так спокойно.

— А у меня сюрприз для тебя, — ответил Флетчер, одной рукой приподнимая одеяло, а другой увлекая Чар в теплую постель.

Она засмеялась и с удовольствием вытянулась рядом с Флетчером. Ее сюрприз подождет. А его, как оказалось, ждать не может.

— Уже почти приехали. Не открывай глаза. Потерпи еще немного. Ты не забыл фотоаппарат?

— Нет, нет. Сколько раз я должен повторять, что не люблю ездить с закрытыми глазами. Можно смотреть, наконец?

— Еще минуту. Только минуту. — Глядя поверх маленьких круглых солнечных очков, Чар пыталась определить, та ли это дорога, которую она искала. Уголком глаза она увидела, что Флетчер в напряжении подался вперед. Она легонько толкнула его в плечо, и он откинулся к спинке сиденья. — Уже скоро. Ты же обещал. Мы почти приехали.

Надвинув на глаза козырек розовой бейсболки, Чар повернула руль вправо. Белый «мерседес» свернул на дорогу, которая вела к маленькому дворцу, белеющему вдалеке. Бросив взгляд на Флетчера, она увидела, что он все еще послушно сидит с закрытыми глазами. Долго он так не выдержит. Нажав на газ, Чар поспешила проскочить оставшиеся километры. Наконец машина остановилась. С театральным вздохом Чар обернулась к Флетчеру:

— Все. Открывай глаза. Мы на месте. — Как зачарованная, Чар любовалась большим белоснежным особняком. Она не двигалась с места, не выпуская из рук рулевого колеса. Вспомнив о Флетчере, молча сидевшем рядом, она вопросительно посмотрела на него. — Ну, что?

— Что «что»? — недоуменно пожал плечами Флетчер. Он не был уверен, что от него ждали именно такой реакции.

— Тебе нравится? — настойчиво спросила Чар.

— Красиво. Чье это владение?

— Чье владение? — Чар засмеялась и открыла дверцу. — Наше. Я купила этот дом на прошлой неделе. Я присмотрела его, пока тебя не было. Флетчер, он великолепен…

Чар вышла из машины. Взяв фотоаппарат с заднего сиденья, Флетчер последовал ее примеру. Инстинктивно он навел объектив на Чар. Она стремительно шла по направлению к дому, размахивая руками. Ее лицо горело от возбуждения. Флетчер медленно пошел следом за ней, делая беспорядочные снимки и пытаясь одновременно слушать, что она говорит. Флетчеру никак не удавалось отогнать грустные мысли, преследовавшие его последнее время.

— Ты будешь просто очарован спальней. Ведь нам иногда нужно куда-нибудь скрыться от суеты. Тебе — от твоих бесконечных поездок и охоты на нарушителей границы, мне — от проблем компании. Теперь нам будет куда уехать. Мы сможем сами готовить еду, гулять по берегу океана, смотреть телевизор… и любить друг друга. — Ласково засмеявшись, Чар взбежала по лестнице к входной двери. Она быстро отперла дверь, вошла в холл и стояла там в ожидании Флетчера.

Не спеша преодолев лестницу, он внимательно посмотрел на Чар и приготовился сделать очередной симок.

— Ты смотришься здесь очень естественно, Чар. Вокруг все белое. Ты удивительно красиво выглядишь в этом доме.

Щелк. Он опустил камеру и посмотрел прямо на Чар. На его лице не было и тени улыбки. Они стояли, молча глядя друг другу в глаза. Наконец Чар нарушила молчание.

— Ты, по крайней мере, мог бы сказать, что тебе нравится моя идея. У меня были самые добрые намерения. — Она обиженно нахмурилась, сердясь, что он так холодно отнесся к ее сюрпризу.

Повернувшись, Чар прошла в гостиную. Ее душила обида. Даже когда Флетчер подошел сзади и положил ладони ей на плечи, она не могла простить ему равнодушия и бесчувственности. Она попыталась освободиться от его рук, но он обнял ее и поцеловал в шею.

— Прости. Ты говорила, что приготовила этот сюрприз для меня. Но, Чар, для чего нам такой дом? Весь этот мрамор и лепнина? И потом, это так далеко от Коронадо! Я думал, тебе нравится жить на острове. Не говорю уже о том, что это так далеко от фабрики.

— Да, мне действительно нравится Коронадо, Флетчер, но мне нужна новая квартира. Я не могу больше оставаться в такой ужасной и такой маленькой, как моя. Сейчас это уже недопустимо. Я могу себе позволить жить в таком доме.

— Разве это достаточное основание, чтобы покупать его? Я, например, могу позволить себе яхту, но, уверен, никому не понравится на ней жить.

— Но это же не яхта, — произнесла Чар, стиснув зубы.

— Ты говоришь, что этот дом принадлежит тебе? И именно о таком доме ты мечтала всю свою жизнь?

Чар оглянулась, пытаясь посмотреть на особняк глазами Флетчера. Дом был великолепен. Даже чересчур, как и объекты большинства его фотографий. Она не могла понять, что на его опытный взгляд фоторепортера было здесь не так. Опустив глаза и внимательно изучая носки своих открытых летних туфель, Чар отрицательно покачала головой.

— Нет. Ты знаешь, я ведь мечтала о большом деревянном доме с просторной верандой.

— Я и не знал, к чему стремилась твоя душа, — прошептал Флетчер, уткнувшись лицом в ее шелковистые волосы.

— Конечно, раньше я и представить себе не могла, что буду жить в таком доме. Но то было раньше. Тогда мне и в голову не могло прийти, что я стану главой компании с капиталом в несколько миллионов долларов. Все изменилось. Теперь я понимаю, что здесь мне будет хорошо. И тебе тоже.

Высвободившись из объятий Флетчера, Чар махнула рукой в сторону большого окна. Она произносила последние слова, повернувшись к нему лицом, чтобы наблюдать за его реакцией. Его лицо было открытой книгой. Последнее время Флетчер ничего от нее не скрывал. Достаточно было одного пристального взгляда на него, чтобы определить, что происходит в их отношениях: продвинулись ли они на шаг вперед, или опять отступили на два шага назад.

— Я думаю, ты сам себе противоречишь, — продолжала Чар. — Ты беспокоишься, что потеряешь независимость, если в чем-нибудь уступишь мне, пойдешь мне навстречу. Ты хочешь, чтобы я жила твоим умом. Но я не могу превратиться в другого человека или остаться такой, какой была во времена, когда мы впервые узнали друг друга. Ты всегда любил во мне самостоятельность, независимость. — Чар вздохнула, бессильно опустив руки и обведя глазами прекрасную гостиную, перевела взгляд на Флетчера. — Хорошо, считай, что этот дом — часть моей независимости, моего нового жизненного уклада. Я хочу жить здесь и получать удовольствие от денег, заработанных таким тяжелым трудом. А ты боишься уступить мне даже в пустяках. Я только хочу быть с тобой рядом, Флетчер. Неужели это так важно, где именно мы будем любить друг друга?

Сама того не желая, Чар заплакала. Слезы катились по щекам, и она даже не пыталась их вытирать. Она не была виновата в том, что любила его так сильно, и она так устала постоянно угадывать, чего он хочет.

— Почему ты все время сопротивляешься всему, что бы я ни сделала? Почему, чем больше я стараюсь поступать разумно, тем больше ты отдаляешься о меня? Почему так, Флетчер?

В роскошной гостиной воцарилась тишина. Обида Чар была так глубока, что не хватало слов, чтобы ее высказать. Ее молчаливое страдание тронула сердце Флетчера. Он сделал шаг ей навстречу, но неожиданно остановился.

Она задала много вопросов, а он не знал, что ответить. Он ощущал себя ненужным, лишним украшением в грандиозной декорации ее жизни. Была ли это ревность или зависть, проникшая в самую глубину его души? Неужели это он был причиной ее страданий? Если да, то он молился бы день и ночь, чтобы Господь освободил его от чувства зависти и позволил взглянуть на нее новым, доброжелательным взглядом. Если же ничего не получится, он должен найти в себе смелость оставить ее и больше не причинять ей зла.

Сделав несколько шагов, Флетчер оказался рядом с Чар. Он положил руку ей на затылок и прижал голову любимой к своей груди. Он снял с нее розовую кепку и прижался щекой к нежным, коротким волосам.

— Флетчер, — обнимая его за талию, благодарно прошептала Чар. В его объятиях было так тепло и спокойно. Ей так нужна была его любовь. Теперь все будет хорошо. Она это знала.

— Чар, я…

Но не успел он договорить, как услышал незнакомый голос, доносившийся из холла. Но Чар, очевидно, прекрасно знала, кто ее звал. Выскользнув из объятий Флетчера, она вытерла слезы.

— О Боже. Это — Джерри. Флетчер, я не размазала тушь?

Флетчер отрицательно покачал головой, но Чар и не нужен был его ответ. Она выпрямилась, расправила плечи и вышла из комнаты, не дожидаясь, пока он оценит состояние ее макияжа.

Флетчер последовал за ней. Он не знал, то ли ему злиться, что этот Джерри настолько близкий знакомый Чар, что может явиться в дом без приглашения, то ли радоваться светским манерам этого парня, предупредившего о своем появлении из холла, а не вломившегося сразу в гостиную. Войдя в холл, Флетчер увидел Чар, поглощенную беседой с мужчиной среднего роста, в одежде которого причудливо сочетались обычные брюки, твидовый пиджак и обтягивающая торс блестящая трикотажная майка. Чар и этот человек стояли рядом, и было понятно, что они хорошо знакомы.

— Нет, нет, ничего страшного, — говорила Чар, просматривая бумаги, которые протянул ей Джерри, — я для этого и сообщила, где меня найти. Ты всегда должен знать, где я, если возникают какие-нибудь вопросы. Это лучше, чем совершить ошибку, которая обойдется компании в несколько тысяч долларов.

Войдя в гостиную, Флетчер, скрестив на груди руки, прислонился к стене и молча наблюдал за Чар и ее собеседником. Чар заметила его и тут же вспомнила, что не представила мужчин друг другу.

— О, Джерри, это — Флетчер Хокинс. Флетчер, Джерри Кордова.

Они кивнули друг другу, не собираясь вступать в беседу. Чар неожиданно умолкла. Она была поглощена чтением бумаг, привезенных Джерри. Флетчер чувствовал себя таким бесполезным, его присутствие только мешало этим двоим. Он вернулся в гостиную за фотоаппаратом и остановился у окна, вглядываясь в бесконечно прекрасную, изменчивую океанскую гладь.

Однако, услышав голос Чар, Флетчер опять вышел в холл. Океан не вызывал в нем желания делать снимки, Чар же всегда была источником вдохновения. Незаметно остановившись около дверей, он начал фотографировать и одновременно прислушивался к разговору. Постепенно он начал понимать, о чем идет речь. Он щелкал почти без остановки, стремясь подавить гнев и обиду, которые переполняли его сердце.

— Нет, я думаю, ты прав. Кружевной воротник, безусловно, украсил бы эту модель. Но если речь идет о пяти долларах к оптовой цене, то можно обойтись и без него. Ты сделал прекрасную модель и без кружев вот на этом рисунке. Мы сможем ее представить как ностальгическое воспоминание о сороковых годах. Спереди можно добавить пуговички. Ну, скажем, не дороже, чем по шесть центов за штуку. Когда будем демонстрировать это платье, то дополним его жемчугом. Покупатели это любят. Они же никогда не увидят, как бы оно выглядело с кружевом, так что не заметят разницы. Да, трудно создавать такие вещи после вечерних платьев, я знаю. — Чар сочувственно дотронулась до локтя Джерри, словно хотела сказать: не он один находится в подобной ситуации. — Пять долларов для этой серии много. У нас и так уже цены на пределе.

— Ты абсолютно права, я не возражаю. — И в подтверждение справедливости сказанного Джерри тряхнул своими редкими волосами, собранными сзади в хвост. Быстро убрав в папку бумаги и подобострастно глядя на Чар, он поцеловал ее в щеку. Но Флетчер видел его глаза — глаза честолюбивого человека, готового с подобострастием смотреть на каждого, от кого зависит его карьера. Улыбнувшись, Джерри продолжал прерванный разговор: — Я займусь этим сразу, как только вернусь. Думаю, у меня найдутся подходящие пуговицы. Знаешь, ты просто гений!

— Не говори ерунды, — засмеялась Чар, но было видно, что его комплимент доставил ей удовольствие. — Я хочу, чтобы к понедельнику была готова примерка. Ты используешь коричневый трикотаж?

— Конечно, — ответил Джерри, — а для отворота — зеленый. Твой вкус, Чар, выше всех похвал.

— Прекрасно. Ну, мы все обсудили, и я могу вернуться к прерванному отдыху. Большое спасибо, что ты приехал посоветоваться перед тем, как приниматься за дело.

И, похлопав Джерри по плечу, Чар проводила его до двери. Довольная, возбужденная, Чар с улыбкой обернулась к Флетчеру. И он, сделав еще один, последний, снимок, опустил фотоаппарат.

— Кто это был? — тихо спросил Флетчер.

— Джерри? — Чар пожала плечами и небрежно бросила: — Это мой дизайнер.