Секретарша из романа

Глава девятая

Когда я просыпаюсь, мне требуется несколько секунд на то, чтобы вспомнить, где я. Сначала я понимаю, что я не дома, затем ко мне быстро приходит осознание, что я и не в своём номере тоже. За чем, конечно же, немедленно следует:

Точно, я же переспала с Эдрианом прошлой ночью.

И он не выставил меня вон, так что это что-то да значит.

Сейчас его, правда, нигде не видно. Все его вещи здесь, так что непохоже, чтобы он сбежал под покровом ночи, но по дороге в ванную и обратно я не замечаю никаких следов того, что он был здесь совсем недавно. Зевая, я забираюсь обратно в кровать и сворачиваюсь калачиком под одеялом. До начала утренних секций ещё полно времени, да и большая их часть мне всё равно не интересна. Прошлой ночью я спала как ребёнок, но всё ещё чувствую себя уставшей.

Не знаю, как долго мы не ложились. Ещё вчера, раздеваясь в душе, я почти могла видеть, как у него в голове мелькают мысли о втором раунде. Мы «помыли» друг друга, потом целовались какое-то время, пока я практически не начала тереться об его ногу, и он не сжалился надо мной, подарив мне разрядку своими очень, очень талантливыми пальцами. Но как бы я ни была ему за это признательна, мне всё ещё хотелось испытать то, чего он лишил меня ранее. Что и произошло, как только мы оказались в кровати.

Так что да, может быть, именно поэтому я всё ещё так сильно хочу спать. Я могла бы вернуться в свою комнату, но поскольку в своей безграничной мудрости закрыла межкомнатную дверь, то лишила себя такой возможности. А одеваться сейчас – слишком много мороки.

Звук открывающейся двери пробуждает меня от дремоты. Я привстаю на локтях, щурясь со сна на входящего в комнату Эдриана.

– Доброе утро, – говорит он, улыбаясь. И я чувствую, как меня омывает волна облегчения. – Есть идеи насчёт завтрака?

– Кое-какие, – флиртую я с ним. Ничего не могу поделать. Его пах оказывается практически на уровне моих глаз, когда он приближается к кровати, и потребовалось бы нечеловеческое усилие воли, чтобы не думать о возможном развитии событий. – А что, у тебя есть что-то конкретное на уме?

Он ухмыляется:

– Я пытаюсь придумать непошлую шутку на тему «клин клином вышибают». Но пока не выходит.

Я всё жду, что в комнате вот-вот повеет холодом и наступит неуютная тишина, как это случилось в бассейне. Но он останавливается у моей кровати и проводит пальцами по моей ноге под одеялом перед тем, как бросить мне на колени бумажный пакет.

– Что это? – хмурюсь я, медленно разворачивая его. Несколько минут я только моргаю, пытаясь прогнать остатки сна, и только потом понимаю, на что смотрю.

Трусики. Адекватные. Но не слишком. Это маленькие чёрные шортики, милые, но практичные, и на сто процентов хлопковые, так что они-то сползать не будут. Я с искренней благодарностью смотрю на Эдриана, но что-то в выражении его лица заставляет меня отказаться от словесного её выражения.

– Они слишком маленькие, – говорю я ему вместо этого.

Он слегка наклоняет голову.

– Пока не примеришь, не узнаешь.

Закатывая глаза, я выбираюсь из кровати, пытаясь не замечать, как сразу же меняется язык его тела, как он упивается видом. На мне всё ещё надета его рубашка, и я знаю, что такие вещи по какой-то причине сводят парней с ума. То, что я в ней всё равно что обнажена, также не портит дело. Рубашка даже близко не настолько большая, чтобы я выглядела в ней пристойно, так что он видит более чем достаточно, но в то же время белоснежной ткани на мне ровно столько, чтобы немного дразнить его. Что-то говорит мне, что на утренние секции мы не попадём.

Я беззастенчиво надеваю шортики, вынужденная немного потрясти бёдрами, чтобы натянуть их на себя. Но если я буду носить их низко, в принципе, они подходят по размеру.

Один ноль в пользу Райзингера.

Он скользит по мне взглядом и проводит языком по губам. Очевидно, что сегодня утром он одевался в спешке, чтобы выскользнуть из отеля и принести мне этот маленький подарок, поэтому у него закатаны рукава и волосы в таком беспорядке, что меня так и тянет запустить в них пальцы и притянуть его к себе.

Один-один в пользу Бёрнс.

– Я выиграл, – говорит он, сокращая крошечное расстояние между нами. Он наклоняет голову ко мне, но не целует меня, не совсем, и я благодарна ему за это, поскольку стесняюсь своего утреннего дыхания. Но что-то говорит мне, что он не обратил бы на это внимания. – Только что, миз Бёрнс, когда вы смотрели на меня, у вас зрачки стали размером с обеденные тарелки. Вы собираетесь поделиться тем, о чём думаете, или мне придётся применять к вам свои методы убеждения, пока вы не расколитесь?

Этот чёртов мужчина. Его губы так близко, что я почти чувствую их вкус.

– Понятия не имею, о чём ты говоришь, – невинно отвечаю я. Моё сердце бьётся со скоростью миллион миль в минуту, моё тело купается в жаре желания, исходящего от его тела. От моего вчерашнего макияжа почти ничего не осталось, мои волосы спутаны, и я скорее всего всё ещё пахну вчерашним сексом, но он всё равно не может удержать свои руки прочь от меня. Ладно, очевидно, он может – и это проблема, которую я намерена устранить.

– Вот значит, как ты собираешься себя вести, – говорит он как будто сам с собой, как делает всегда, когда думает, что его никто не слышит. – Но, хммм… с чего бы мне начать? Вот в чём вопрос, не так ли?

Он отступает на шаг, чтобы покружить вокруг меня, получая полный обзор.

– Как бы мне ни хотелось провести остаток конференции здесь с тобой, это может вызвать подозрение. Так что предлагаю приступить к взрывному началу, чтобы потом мы могли вернуться к нашим делам. Что думаете, миз Бёрнс?

У меня перехватывает дыхание, так что я только киваю.

– Я так рад, что ты согласна со мной, – он ухмыляется. – Учитывая, как ты вела себя прошлой ночью, думаю, пришло время устроить тебе хорошую взбучку языком.

У меня уходит секунда на то, чтобы понять, что он говорит, и к тому времени он уже целует меня, и только когда я издаю тихий звук протеста, он отстраняется, покусывая мою нижнюю губу.

– Я, эм… – я смотрю на него беспомощно, мне так хочется просто поддаться ему, но я не могу. Не после того, как мой предыдущий парень заставлял меня принимать душ, отскребать себя и брить себя там до того, как даже приблизиться ртом к моим женским прелестям. Я не виню его, нисколько – я знаю, что большинство парней вообще отказывается это делать, так что я всегда считала, что мне и так повезло.

Не то чтобы у меня там были настоящие джунгли, я аккуратно подстрижена, но мой бывший был единственным парнем, которому я позволяла это делать. На самом деле у меня не так уж много опыта, чтобы сравнивать – просто базовые представления о том, что парни обычно считают приемлемым в такого рода ситуациях.

Эдриану, конечно, это не важно. Или, по крайней мере, он думает, что ему это не важно. Вчера у него была возможность хорошенько меня рассмотреть, так что он знает, с чем имеет дело. Он знает, что я только что проснулась. Но я не могу просто взять и отключить свои переживания по этому поводу, маленький голосок в моей голове продолжает шептать мне, что я недостаточно хороша.

– Что? – хмурится он, всё ещё продолжая обнимать меня за талию. – Хочешь сказать, что не фантазировала об этом? Я видел, как ты смотрела на меня, когда я облизывал уголки конвертов.

– Да ты за всю жизнь ни разу не запечатал ни одного конверта, –протестую я и почти перестаю волноваться, пока смеюсь над ним. – Я всегда делаю это за тебя, помнишь?

– О, верно. Видимо, это была моя фантазия, – его губы изгибаются в порочной ухмылке. – Мы к этому ещё вернёмся.

У меня сердце начинает колотиться, когда я перевожу взгляд на кровать.

– Может, мне стоит…

– Хмм? – он губами скользит вдоль моей шеи, потом перемещается на плечо, отводя со своего пути рубашку. – Может, тебе стоит прилечь и устроиться поудобнее?

– Сначала принять душ, я собиралась сказать, – признаюсь я.

Он качает головой, продолжая выцеловывать свой путь вниз по моему телу.

– Прошу тебя, не надо. Я хочу попробовать тебя, а не гостиничное мыло.

Он берёт меня за руку, садится на край кровати и тянет меня на себя, пока я не осёдлываю его бедра, упираясь коленями в матрас. Его зубы царапают чувствительную кожу на моей груди, и у меня твердеют соски. Они никогда не были особенно чувствительными, но теперь просто умоляют о его прикосновении.

– Такая отзывчивая, – шепчет он, кружа большим пальцем вокруг одного из них, и улыбается. – Ты всегда так легко возбуждаешься?

Я качаю головой.

– Не слышу тебя, – шепчет он, и в следующее мгновение втягивает мой сосок себе в рот. Я тихо стону, сжимая его плечи.

– Нет, – выдыхаю я, мои глаза закрываются сами собой. – Только с тобой.

Он выпускает мой сосок.

– Только со мной, – говорит он. – Так, так, так.

Когда он дует на мою всё ещё влажную кожу, у меня перехватывает дыхание.

Пока он проделывает то же самое со второй моей грудью, я пытаюсь сосредоточиться на том, чтобы успокоить сердцебиение и не разлететься на куски. Что кажется вполне вероятным сейчас. Его руки легко пробегают вверх и вниз по моей спине, и он издаёт тихий, довольный звук.

– Так хорошо, – мурчит он, когда выпускает мою грудь изо рта. – Напомни мне, как сильно мне нравится это делать, когда я в следующий раз буду вести себя невыносимо на работе.

Против воли я хихикаю.

– Ты ведь знаешь, что это означает, что в следующий раз, когда ты поднимешь на меня голос, я просто обнажу грудь и суну её тебе прямо в лицо.

– Кошмар, – он зарывается носом в ложбинку между моих грудей и вздыхает. – И во что я только ввязался?

Внезапным движением он опрокидывает меня на спину. Я смеюсь, затем он начинает выцеловывать дорожку вниз к моему животу, и я больше не смеюсь.

Он устраивается на боку, так что мы оказываемся расположены практически перпендикулярно друг к другу, и, должно быть, я странно смотрю на него, потому что он говорит:

– Доверься мне.

И почему-то я доверяю ему, так что просто откидываю голову назад на подушки. Расслабляюсь.

Ненадолго, впрочем.

Он ласкает меня языком, и моё тело выгибается дугой над кроватью. Я чертыхаюсь, сжимая руками простыни, и смотрю на него.

– Говорил же тебе, – отвечает он перед тем, как посвятить себя своему занятию.

Я не могу говорить. Не могу думать. Почему никто никогда не говорил мне об этом раньше? Кто-нибудь уже оповестил СМИ? Люди должны знать. Я извиваюсь на кровати, стону, и останься у меня способность хоть чему-то удивляться, я бы удивилась, почему столь незначительная смена угла меняет абсолютно всё.

Я почти ненавижу то, как легко и часто достигаю оргазма, когда Эдриан оказывается поблизости. Мне кажется, что ему следовало бы приложить для этого чуть больше усилий. Кому-кому, а ему не нужен ещё один повод считать себя самым могучим самцом в мире.

Но я не могу это контролировать. Я кончаю, я выкрикиваю его имя, на мгновение у меня замирает сердце от разливающегося по телу удовольствия, и мне кажется, что я могу умереть. Что я, вероятно, умру. Это бы того стоило.

Неа, всё ещё жива.

Я открываю один глаз, затем на поверку другой. Эдриан встаёт с кровати и за руку тянет меня за собой. Он не хочет, чтобы я сидела на матрасе, конечно же, нет. Он хочет, чтобы я встала на колени.

Что ж, я не против.

В своём послеоргазменном рвении я начинаю возиться с его молнией ещё до того, как он сам тянется к ней, вытаскиваю его и вздыхаю при виде того, насколько он охрененный. Я бы даже сказала красивый, но думаю, что Эдриана бы это оскорбило. Я так сильно хочу его попробовать, что делаю это.

Он с усилием втягивает воздух, его пальцы впиваются мне в волосы. Его бёдра дёргаются, и я могу сказать, что он прилагает массу усилий, чтобы сдерживаться, поскольку всё, чего ему сейчас хочется, так это трахнуть мой рот.

Как бы эта идея ни привлекала меня на первобытном уровне, сейчас я хочу быть у руля. Хотя бы раз я держу его на коротком поводке. Почти буквально.

У него низкий и хриплый голос, который прокатывается по мне почти ощутимой волной тепла.

– Я всегда думал, что в первый раз, когда ты возьмёшь у меня в рот, ты будешь стоять на коленях у меня под столом.

Я должна была бы оскорбиться. Но это не так. Я так чертовски далека от этого, что мы даже не в одном штате.

Я отстраняюсь с тихим влажным звуком и поглаживаю его рукой, пока говорю:

– Ты много об этом думал?

– Каждый чёртов день, – у него темнеют глаза. – Это тебя заботит, принцесса?

– Да, – шепчу я. – Я чувствую себя чертовски озабоченной прямо сейчас, мистер Райзингер.

Я сажусь на пятки и поднимаю на него глаза. Ему не терпится снова почувствовать на себе мой рот, но он этого не требует. Пока.

– Я только что подарил тебе лучший оргазм в твоей жизни, и тебе всё ещё мало? – он облизывает губы, дрожь побегает по всему его телу, когда я наклоняюсь, чтобы коснуться губами головки. – Проклятье, Мэг, никогда не думал, что ты такая бесстыдница…

Наклоняясь вперёд, я беру его в рот до самого основания, и его слова теряются в стоне.

Он никогда раньше не называл меня Мэг.

Я заставляю себя не придавать этому слишком большого значения. Это просто секс. Это невероятно горячий, невероятно эмоционально заряженный секс с мужчиной, которого я любила ненавидеть последние пять лет своей жизни.

Но это просто секс.

Я отклоняюсь назад только чтобы сказать:

– Продолжайте говорить. Расскажите мне, как представляли себе это.

Я возвращаюсь к тому, что делаю, а в его глазах мелькает протест: я не та, кто отдаёт здесь приказы, – но затем я кружу языком вокруг него именно так, как нужно, и он делает то, что я прошу.

– День стирки, – выдыхает он, и на секунду я чувствую замешательство.

Затем он продолжает:

– Так что ты надеваешь то, что, как правило, не стала бы надевать на работу, что-то, что, по-твоему, сидит впритык или выглядит слишком сексуальным, что хорошо очерчивает твои изгибы. Верхняя пуговица на твоей блузке продолжает расстёгиваться, открывая слишком много декольте, и когда ты наклоняешься, твоя юбка высоко задирается, что совершенно неприемлемо на работе. Так что я вызываю тебя в свой… ммм. Свой офис, и…

Я поражаюсь сложности предыстории. Никогда бы не подумала, что у него такое воображение.

Опять-таки на мгновение я и позабыла, что он писатель.

– …и… – он потерял мысль, его взгляд расфокусирован. Ему требуется усилие, чтобы вернуться к рассказу, но он продолжает:

– И в первое мгновение ты чувствуешь себя неловко, но где-то глубоко внутри ты даже немного польщена тем, что я заметил. Я говорю тебе, что то, как ты одета, создало большую проблему, и что устранить её прямо сейчас – твоя обязанность. Ты говоришь, конечно, всё что угодно, потому что надеешься сохранить работу и не хочешь получить выговор в личное дело или что-то в этом роде. Вот тогда я отодвигаюсь на стуле от стола и говорю тебе… – его дыхание становится тяжёлым и быстрым, но он продолжает, – …я говорю тебе... подойти и встать на колени. Я расстёгиваю брюки, и теперь ты понимаешь, что происходит, но теперь ты и сама этого хочешь, даже несмотря на то что это так неправильно, поэтому ты не говоришь мне нет. Ты просто делаешь это. Ты сосёшь мой член так, будто от этого зависит твоя работа.

Он делает резкий вдох.

– Чёрт. Я уже почти готов. Ты делаешь это. Ты опускаешься на колени под моим столом и отсасываешь мне, пока снаружи продолжают ходить люди, не имеющие ни малейшего понятия о том, что происходит. Мэг, я сейчас… – он с трудом держит глаза открытыми, его тело напряжено, он наклоняется вперёд, перемещая вес тела на носки. – Я сейчас кончу, – наконец выговаривает он, постанывая. – Ты готова для меня, детка?

Чёрт, это самая сексуальная вещь, которую я когда-либо слышала.

Я отвечаю ему единственным способом, который знаю: хватаю его за зад и беру его глубже.

Он заполняет мой рот, его колени слегка подгибаются, и на мгновение мне даже кажется, что он вот-вот рухнет на пол. Это было бы тем ещё зрелищем. Но он быстро приходит в себя и цепляется за мои плечи, чтобы сохранить равновесие.

Он открывает глаза, облизывает губы и улыбается.

Я медленно выпускаю его изо рта, и его пробивает дрожь, когда мой язык скользит по его сверхчувствительной головке.

– В следующий раз ты будешь сидеть, а то вдруг ещё навредишь себе, – говорю я ему, дерзко улыбаясь.

– Хмм. Продолжай смотреть на меня столь самодовольно. У тебя в уголке рта остатки моей спермы, – он берёт меня за руку и заставляет подняться на ноги, затем подхватывает капли большим пальцем и проталкивает его между моих губ. И хотя у меня устал язык и побаливают губы, я всё равно ласкаю его, опускаю веки и издаю тихий, довольный стон, вибрацией отдающийся в моём горле.

– Иисусе, – шепчет он. – Тебе это и правда нравится, да?

Я киваю. Нет смысла это отрицать.

– Теперь ты это знаешь, – говорю я тихо, когда он убирает большой палец.

– Знаешь, в таком случае, я собираюсь воспользоваться этим в полной мере, – он отводит волосы с моего лица. – Каждый день я буду первым делом вызывать тебя в свой офис. Но не за тем, чтобы ты принесла мне кофе, а чтобы ты опустилась на колени под моим столом. Чтобы начать утро правильно.

– Хорошо, – я знаю, что это всего лишь фантазия, или, по крайней мере, думаю, что это всего лишь фантазия. Но, чёрт, я бы сделала это. Такой эффект он оказывает на меня. – Но моя техника оставляет желать лучшего, если прямо перед этим я не испытала сокрушительного оргазма. Это ненамеренно, но, боюсь, ты почувствуешь разницу.

– О, так сначала я должен буду посадить тебя на стол и удовлетворить своим ртом? Тоже мне проблема, – ухмыляется он. – Тут, правда, могут возникнуть некоторые сложности. Мне придётся найти что-то, чем можно будет заткнуть тебе рот.

Я смеюсь над ним:

– Уверена, ты что-нибудь придумаешь.

Я захожу в ванную Эдриана, останавливаюсь у раковины и какое-то время просто пялюсь. Когда я была здесь в прошлый раз, у меня всё ещё были заспанные глаза, и я пропустила одну важную деталь обстановки: а именно то, что в стаканчике теперь стоят две зубные щетки.

И одна из них выглядит подозрительно знакомой.

Несколько мгновений я просто стою как вкопанная.

– Эдриан?

Он подходит ко мне, останавливаясь в нескольких футах от двери.

– Что?

– Ты принёс сюда мою зубную щётку?

Я вижу его отражение в зеркале, вижу, что он едва сдерживает улыбку.

– Знай, невозможность ответить тебе саркастически на этот вопрос причиняет мне почти физическую боль.

Я поворачиваюсь и сердито смотрю на него. Разумеется, моя инстинктивная реакция иррациональна, но мы ведь сейчас говорим об Эдриане Райзингере. Дайте ему полпальца или палец, и он всю руку откусит.

– Не смей трогать то, что принадлежит мне.

Его брови приподнимаются самую малость.

– Чуть раньше ты нисколько не возражала, когда я трогал то, что принадлежит тебе.

– Подожди-ка. Межкомнатная дверь была закрыта, – я пристально смотрю на него. – Я это отлично помню.

– Была, – соглашается он. – Но твой ключ лежал в твоём кармане, – он указывает на кучку сброшенной одежды.

Я моргаю несколько раз.

– Ого. Что ж. Знаю, вам будет трудно это понять, потому что вы всегда были так богаты, что никто никогда не выговаривал вам за подобное, но нас, живущих в реальном мире, такие вещи пугают до чёртиков.

Он суёт руки в карманы и делает шаг назад.

– Знаешь, ты такая красивая, когда злишься.

– О, мой бог, – закатывая глаза, я хватаю зубную щётку и иду к межкомнатной двери. – Увидимся на послеобеденной секции, Эдриан.

Он следует за мной к двери и, когда я открываю её, ставит ногу в дверной проём, чтобы я не могла просто захлопнуть её за собой. Я подумываю об этом, но я не настолько жестока.

Пока.

– Я просто подумал, что так будет удобнее, вот и всё, – говорит он. – И потом, разве ты не хочешь получить обратно свою одежду?

Должно быть, он шутит. Но, нет, моих сумок также больше нет там, где я их оставила.

– Пожалуйста, верните мои вещи туда, откуда вы их взяли, мистер Райзингер, – я захожу в свою ванную комнату, плотно закрыв за собой дверь. Вот же наглец.

Конечно, я собиралась провести с ним эту ночь. И каждую следующую ночь до конца конференции тоже.

Суть не в этом.

Когда я выхожу из душа, то вижу на своей кровати поднос с заказанной в номер едой. Под тарелкой лежит маленькая записка, написанная на бумаге со штампом отеля.

Mea culpa, darling. Mea maxima culpa. [23]

– М-р. Р.

Мои сумки стоят там же, где я их оставила ранее, так что я даже задаюсь вопросом, не сделал ли он предварительно пару полароидных снимков, чтобы было с чем сверяться. Я поднимаю металлическую крышку над тарелкой, и у меня дёргается нос.

Это огромная тарелка бисквитов с подливкой [24] , и хотя я знаю, что мне не следовало бы их есть, мой рот наполняется слюной ещё до того, как я откусываю первый кусочек.

Я поднимаю трубку прикроватного телефона и набираю номер смежной комнаты.

– Что на тебе надето? – низким, пленительным тоном спрашивает Эдриан.

– Откуда ты узнал? – мой рот полон бисквита, но это едва ли имеет значение. – Это моё любимое блюдо.

– Ты же девушка с юга. Так что я просто ткнул пальцем в небо. Веришь или нет, они не подают кукурузную кашу, поэтому выбор был не велик.

Я проглатываю бисквит и улыбаюсь.

– Я не девушка с юга.

– Ну конечно же ты девушка с юга. Но твой акцент появляется только тогда, когда ты очень сильно злишься.

Я смеюсь, потому что, конечно же, он прав. Когда я только приехала в Нью-Йорк, то попыталась оставить позади как можно больше из своей прежней жизни. И не только потому, что терпеть не могла того, что люди говорили о моём акценте, как называли его милым и очаровательным, и столь отличным от акцента, который будешь воспринимать всерьёз.

– Конечно, по-настоящему ты себя выдала, когда я в первый раз сказал тебе, что в моём кофе слишком много сахара, и чтобы ты принесла мне другой, – он усмехается воспоминанию, засранец.

– Сказал, – повторяю я. – Скорее уж приказал. Словно сержант-инструктор по строевой подготовке.

– Ага, – говорит он. – Одно и то же. Суть в том, что ты поставила этот кофе мне на стол и выдавила «благослови вас Бог» перед тем, как выйти за дверь (на юге США это выражение может менять значение в зависимости от того, с какой интонацией оно произносится, от искреннего выражения симпатии до ироничного сочувствия человеку, который ведёт себя как идиот – прим. переводчика). Вот тогда-то я и узнал, – в его голосе звучит теплота, и от этого у меня на сердце тоже становится тепло. Или, быть может, это просто подливка. – Можно вытащить девушку из провинции, но нельзя вытащить провинцию из девушки.

– Благослови тебя Бог, – я делаю глоток апельсинового сока. – Я наберу фунтов тридцать за эту поездку, и это будет твоя вина.

– Хмм, – его голос раздаётся прямо за дверью, и я слышу его слова через щель почти также хорошо, как и по телефону. – Если тебя это хоть сколько-нибудь утешит, уверен, ты будешь носить их с достоинством.

Я опускаю вилку.

– А ты, оказывается, не слишком-то привередлив.

На этом телефон внезапно отключается, и межкомнатная дверь распахивается. Я не закрывала её, конечно же, и помнила, что не закрывала её, но это всё равно было неожиданно. По какой-то причине я плотнее запахиваю халат на груди.

– Я могла бы быть голой, знаешь ли.

– О, мне было бы так неловко, – говорит Эдриан сухо, широким шагом входя в комнату. Он садится на кровать, толкая поднос в сторону, и я хватаю свой апельсиновый сок и хмурюсь. – У меня новая стратегия. Каждый раз, когда ты будешь говоришь что-то плохое о своей внешности, я буду уменьшать размер твоей премии.

– Ты называл меня ведьмой, – напоминаю я, приподнимая одну бровь. – Наверное, миллион раз.

– Да, но ты ведь на самом деле не ведьма, не так ли? – нетерпеливо возражает он. – Это была шутка. Это другое.

– Вааауу, – тяну я восклицание как можно дольше, вкладывая в него столько сарказма, сколько могу. – Какая меткая сатира, друг мой, – я делаю глоток апельсинового сока. – И подразумевается здесь, конечно же, что пусть я на самом деле и не ведьма, но я и правда толстая.

У него темнеют глаза:

– Клянусь богом, я снова переброшу тебя через колено.

– Это не обзывательство, Эдриан. Расслабься, – я ставлю сок обратно на прикроватный столик. – Спасибо, конечно, но мне не нужна твоя помощь с тем, чтобы сформировать позитивное представление о своём теле, у меня и так всё под контролем.

– Не слишком-то привередлив, – говорит он, впиваясь в меня взглядом и не давая мне отвести глаза. – Это твои слова, Меган. Не притворяйся, будто не имела в виду то, что сказала.

Я только пожимаю плечами. Я правда, правда не хочу обсуждать это с ним.

– Чтоб ты знала, – говорит он, немного сокращая дистанцию между нами, – вообще-то, я очень привередлив. Я не засовываю свой член во всякую девушку, которая попадается мне на пути. Так можно нажить себе множество неприятностей.

– Значит, тебе нравятся полные девушки, – я пожимаю плечами. – Мне теперь что, поаплодировать тебе за это?

В моих словах слишком много горечи, и хотя обычно он этого заслуживает, но сейчас – нет. Не в этом конкретном случае. Он вообще-то пытался быть милым, но это нервирует меня ещё больше, чем альтернатива. Это правда, он никогда не насмехался над моим весом. И до сих пор я никогда не задумывалась, почему.

– Мне нравятся женщины, – говорит он. – Разные женщины. Уверенные в себе женщины. Умные женщины. Острые на язык женщины. Женщины, которые знают, как обращаться с трудными мужчинами, – он тянется вперёд и берёт меня за подбородок, мягко заставляя меня поднять голову выше. – И да, фигуристые женщины. Сейчас я особенно заинтересован в одной конкретной женщине, которая объединяет в себе все эти качества, и, тем не менее, продолжает давать себе обидные прозвища и притворяться, что на самом деле это не так, – он наклоняется, легко касаясь губами моих губ. – Ты права, это слово – не оскорбление. Кроме тех случаев, когда оно им является. А это случается почти постоянно. Каждый раз, когда ты произносишь его, я словно вижу тень, набегающую на твоё лицо.

Тут с ним не поспоришь, как бы мне ни хотелось. Я примирилась со своим телом, научилась любить свои округлости, включала на полную «Абсолютный бас» [25] и подписалась на все бодипозитивные странички на «Фейсбуке». Я делала всё, что должна была делать, но да, это слово продолжает отдаваться эхом в моей голове, но не как школьная дразнилка, а как что-то гораздо худшее.

С таким ядовитым язычком тебе и так будет достаточно трудно найти себе мужа, а теперь, ко всему прочему, ты ещё и набираешь вес?

Я хочу только лучшего для тебя, Меган…

Не хватало ещё, чтобы моя дочь покупала вещи в магазинах одежды больших размеров.

– Знаешь, если ты действительно снизишь мне премию, мне придётся обратиться в Совет по вопросам трудовых отношений, – я с трудом сглатываю комок в горле.

– Не, ты этого не сделаешь, – ухмыляется он. – Потому что если ты это сделаешь, то мой язык никогда больше и близко не окажется у твоей красивой киски. И, поверь мне, мне от этого будет гораздо хуже, чем тебе, – в этот раз он целует меня жёстко и быстро, и хотя я размыкаю губы, он не углубляет поцелуя перед тем, как отстраниться. – Теперь ты будешь хорошо себя вести?

– Вероятно, нет, – я тянусь к его пряжке. – У нас есть ещё два часа до начала секции, как думаешь, успеешь преподать мне урок?

Уклоняясь от моих рук, он встаёт:

– Знаешь, будь я человеком жестоким, я бы провёл каждую секунду этих двух часов, поедая твою киску, но так и не позволяя тебе кончить. Подводил бы тебя к самой грани, а затем отступал бы. И ты бы пошла на конференцию насквозь промокшей и неспособной и двух слов связать. Но к счастью для тебя, я не жестокий человек.

Я тяжело сглатываю, мои пальцы подрагивают от необходимости прикоснуться к нему. Но он уже направляется к двери.

– Подожди, – умоляю я его, но он уже поворачивает дверную ручку.

– Извините, миз Бёрнс. Но вам придётся смириться с тем, что я был с вами этим утром только один раз. Уверен, вы это переживёте.

– Но…

Дверь хлопает.

Я беру трубку и сердито набираю номер его комнаты.

– Эдриан Райзингер слушает.

– Тащи-ка свою задницу обратно! – кричу я в трубку.

Он молчит какое-то время.

– Извините, но кто это?

Я бросаю телефон в стену.