Секреты скандальной невесты

Глава 3

Среди ночи Элизабет соскочила с узкой кровати. Дверь комнатенки, которую ей предоставили, распахнулась, и какая-то большая тень двигалась в ее сторону.

Элиза в ужасе подбежала к крохотному окну и распахнула оконную раму, собираясь перелезть на разлапистую ветку дерева, росшего за окном. Она ни за что не пойдет с солдатами Пимма, она скорее…

— Не находите, что это опасно для вашего здоровья? — долетел из темного угла голос Роуленда Мэннинга, в котором слышались веселые нотки.

Элизабет резко повернулась и с приличествующим достоинством поправила свой надетый на свадьбу наряд. Она не решилась лечь спать в одной сорочке.

— Не имею ни малейшего понятия, что вы имеете в виду, мистер Мэннинг. В этой тесной комнатенке жарче, чем в преисподней. Нужно впустить немного свежего воздуха…

— Не надо мне рассказывать сказки, миссис Ашбертон, — перебил ее Роуленд.

Элизабет всмотрелась в темноту и различила в его руках что-то белое.

— По-моему, я заперла дверь, мистер Мэннинг.

— А я подумал, что мне следует найти запасной ключ. Отныне, как я понимаю, каждую ночь мне придется ожидать Лефроя, который, не испытывая чувства вины, в четыре часа будет тайком пробираться к вашим дверям? Что вы такого сделали, что заставили моего верного конюшего мгновенно откликнуться на ваш призыв? Пожалуйста, ради Бога, скажите, что вы не какая-то там шпионка. Терпеть не могу шпионские истории… все эти связанные с ними интриги. Так что вы скажете? Или язык проглотили?

Элизабет все еще не освободилась от своего сна. Она закинула спутанные волосы за спину.

— Нет. Я просто жду, когда вы соберете все ваши вопросы, и надеюсь, что вы задохнетесь от этого. А может, даже умрете.

Он фыркнул.

— Ну-ну, миссис Ашбертон. Вот так-то вы благодарите человека, который спас вас…

— Да. Нет. Нет. Ничего. И нет всему остальному.

— Простите, не понял?

— Это ответы на вопросы, которые вы хотели получить. — Слава Богу, она окончательно проснулась, и к ней вернулось остроумие.

— Очень хорошо, миссис Ашбертон. А теперь не хотите ли прочитать мне это насыщенное подробностями письмо, которое нес Лефрой, когда на цыпочках шел мимо моей комнаты? — Он помахал перед ее носом письмом. — Или мне сразу же перейти к делу?

— Вы вскрыли адресованное мне письмо? — Она не на шутку распалилась и попыталась вырвать письмо из его рук. Он легко увернулся.

— Выясняется, что «ваша самая дорогая в мире подруга», некая Сара У., одурачила маркиза Эллсмира и его жену и использовала их городской дом в качестве временного убежища. Очевидно, она поведала обо всех ваших смертных грехах всем вашим друзьям, включая вдовствующую герцогиню, сующую во все нос. Здесь есть намек на другое письмо, но, честно говоря, тут намешана такая мелодрама, что я потерял к этому интерес. — По его прикрытым глазам ничего нельзя было прочесть. — Я уверена, что Сара ничего не говорила о смертных грехах, сующих нос или одураченных. — Когда он опустил руку, Элизе удалось все-таки вырвать у него письмо.

— Давайте не волноваться по поводу тривиальных вещей, миссис Ашбертон, ваша подруга сейчас думает о том, чтобы как можно скорее присоединиться к вам. Лефрой, разумеется, будет направлен для того, чтобы сообщить миссис Уинтерс, что здесь не отель.

— Я не повар, но…

— По этому пункту я с вами согласен, мадам.

— Но…

— И я буду благодарен, если вы перестанете совращать моего конюшего имбирным пряником или какой-нибудь другой стряпней.

— Мистера Лефроя? Да вы шутите! Я не…

— Я за двадцать лет работы с ним не видел, чтобы он вел себя так глупо. Прекратите с ним разговаривать.

— Мистер Мэннинг!

— Да?

— Если вы будете перебивать меня, я…

— И что вы сделаете?

— Сварю яйца в мышьяке.

— Какой крутой нрав! А как же ваша совесть? И между прочим, миссис Ашбертон…

— Да? — спросила она, с трудом сдерживая раздражение.

— Это последний раунд лжи и глупости? В качестве наказания вы должны постирать завтра белье. Моя прачка ушла. Очевидно, ей не слишком понравилась идея ее матери, моей бывшей очень недурной кухарки, стать любовницей Лефроя.

Элизабет попыталась вставить слово, но безуспешно.

— При таком положении я не удивлюсь, если последняя оставшаяся служанка удерет к концу недели. И где вы будете тогда, миссис Ашбертон? Боюсь, в будущем вам светит метла и мусорный ящик. Только подумайте о нарушении правил приличия. Мы ведь не допустим, чтобы вы испортили мою репутацию, не так ли?

Она понимала, что должна быть благодарна за то, что он не выдал ее местонахождение. И на мгновение попыталась понять, почему он это не сделал. Он был самый непредсказуемый человек из всех, кого она когда-либо встречала. В его глазах нельзя было прочитать ничего, кроме тайны. И в то же время, несмотря на то, что он был страшно груб, он не предал ее. И ни разу не дотронулся до нее после того ужасного эпизода в карете, несмотря на вульгарные намеки и на то, что, если верить мистеру Лефрою, их комнаты разделяло всего лишь два коротеньких коридора.

Он мог бы легко открыть ее дверь и запросто изнасиловать. В главном здании ночью находились всего несколько человек: мистер Мэннинг, два лакея, одна горничная для разных поручений и вот теперь Элизабет. Она была в его власти, в этом не приходилось сомневаться, но по какой-то причине, которую Элизабет не могла понять, она чувствовала себя почти защищенной. Да, однако когда-то она и Пимма считала героем.

— Да, мистер Мэннинг, спасибо вам за гостеприимство. — Она окинула взглядом пустую комнату. В ней находилась лишь простая койка. — Я с удовольствием постираю и приготовлю обед.

Он вытащил из-за двери старый чемодан и помахал им.

— Ну что ж, раз вы так благодарны, я предложу вам награду. Если вы еще проявите и все ваши умения по части штопки, то тогда, и только тогда, я одарю вас вот этим маленьким предметом, который Лефрой привез от вашей подруги.

— Отдайте мне вещи, вы, нахал! — Она встала на цыпочки, чтобы дотянуться до чемодана, который он поднял над головой. Мэннинг был очень высок, так что у нее не было никакого шанса. Он внезапно оказался слишком близко от нее, и она поняла, что не стоит доверять своему первоначальному мнению о нем. Она увидела, как потемнели его глаза, и ощутила жар его тела.

Он был похож на великого воина на поле битвы. На человека, который не может отличить добра от зла. На животное, которое подчиняется только инстинктам.

Ей стало не по себе под этим пронзительным, голодным взглядом. Но отвернуться было невозможно. И в то же время было трудно понять, какую цель преследует Мэннинг. Если он хочет изнасиловать ее, то зачем тянет время? А затем она услышала грохот чемодана, который упал на пол. Он вот-вот схватит ее. Расстояние между ними все уменьшалось. И в то же время она ничего не делала, чтобы предотвратить это.

Он остановился буквально в дюйме от ее губ. И в тот момент, когда она ожидала, что он прижмет ее к себе, Мэннинг оттолкнул ее и отпрянул. Дотянувшись до чемодана, он швырнул его в угол комнатки. Ошеломленная его действиями, Элизабет не смогла произнести ни слова, загипнотизированная его пронзительным взглядом. Оторвав наконец от нее глаза, Роуленд широкими шагами направился к двери, громко и энергично чертыхаясь.

За час до рассвета Элизабет внезапно проснулась и соскочила с постели, чтобы подбежать к окну. Господи, она чувствовала себя страшно измученной, так и не смогла толком заснуть.

Элиза всмотрелась в темноту за ветвями дерева, растущего за окном.

— Ах, Сара, найди способ связаться со мной. Прошу тебя, Господи, — шепотом проговорила она.

Элизабет тосковала по своей подруге, которая была на шесть лет старше ее. Сара была женой командира ее отца; она всегда брала на себя роль старшей и более мудрой сестры. Ее уравновешенный характер служил своего рода якорем для Элизабет, чьи импульсивные действия были причиной того, что подруги порой оказывались во власти стихии. И хотя Сара часто говорила Элизабет, что полагается на ее силу духа, Элизабет знала, что именно она была главной причиной их несчастий. Тем не менее, они были как две сестры, одна светлая, другая темная, и обе нуждались друг в друге.

Это длилось всю ночь. Короткие минуты сна перемежались ужасными, вызывающими сердцебиение кошмарами, в которых поле боя было покрыто дымом, и приходилось спасаться бегством. Она бежала, ощущая жжение в легких. И всякий раз просыпалась от ужасного страха, что люди Пимма поднимаются по лестнице, чтобы проникнуть в ее комнату.

Вряд ли можно было найти мир на кухне. Хорошо хоть хлеб поднялся должным образом. Элиза ссадила кожу на пальцах, выковыривая из скорлупы орехи, чтобы приготовить хлеб с орехами, который так любили самые дорогие для нее люди, а после занялась приготовлением яиц и молоком, которое принесла молочница.

Пришел доброжелательный смуглый молодой лакей Джошуа Гордон. Улыбка его стала еще шире, когда он узнал, что миссис Вернон ушла.

— Никогда еще не чуял таких запахов, как этот, мадам, — признался он, кивая на хлеб. — Ваше появление — это лучшее событие после того, как кобыла мистера Мэннинга выиграла в Аскоте предварительный забег. Вообще-то я думаю, что из этих двух событий вы — наилучшее. — Он расплылся в улыбке и, насвистывая веселую мелодию, понес все в столовую.

Элиза взяла поднос мистера Мэннинга и сама понесла завтрак в его похожий на пещеру кабинет. С каждым шагом она все более красноречиво формулировала доводы, чтобы настаивать на присутствии Сары. Она надеялась, что Сара помнит их старый условный сигнал — одиночная свеча на подоконнике справа. После нескольких выражающих раздражение вздохов мистер Мэннинг вчера наконец дал ей небольшой огрызок дешевой сальной свечи.

Понадобилось совсем немного времени, чтобы составить мнение о положении дел у Мэннинга. Для чужаков, для клиентов, у которых карманы были набиты золотом, предприятие казалось воплощением роскоши, элегантности и средоточием всех самых лучших пород лошадей в христианском мире. Однако на тех, кто здесь работал, не тратилось зря ни единого пенни — и не только на дополнительную пищу, но и на малейшие бытовые удобства, в особенности на «эти чертовы свечи для поваров, чтобы околдовывать моих людей», как выкрикнул он ей. Элиза боялась представить, что он скажет, когда появится Сара. Вероятно, он назовет ее «еще одной свалившейся на него неприятностью».

Какое-то шестое чувство подсказывало Элизе, что она ответственна за будущее лучшей подруги. Вполне возможно, что ее поступки были главной причиной смерти мужа Сары — события, которое потрясло ее подругу.

То же самое шестое чувство подсказало Элизабет, что им следует как можно дальше и как можно быстрее уйти от опустошенных войной лесов и полей Испании в сторону побережья, где они с Сарой, предложив несколько скудных монет рыбаку, склонному к контрабанде, уговорили его преодолеть сильные течения Бискайского залива и высадить их на противоположном берегу. И Сара следовала за ней без вопросов.

Кабинет мистера Мэннинга был пуст, и Элизабет не без удивления заметила, что без него очень скучно. Вспомнив громы и молнии вчерашнего короткого разговора, касающегося огрызка свечи, за которым последовала эксцентричная стычка в ее комнате, Элизабет улыбнулась. Удерживая поднос одной рукой, она очистила часть письменного стола от горы бумаг и гроссбухов.

На внутренней стороне стола были вырезаны слова. Поставив поднос на пачку бумаг, она посмотрела внимательнее и прочитала: «Не забывай — не желай».

Звук открываемой двери заставил Элизу резко обернуться, она почувствовала себя ребенком, которого застали на месте преступления.

— Я должен был сообщить вам, что мистера Мэннинга нет, — обратился к ней Джошуа Гордон. — Но мистер Лефрой сказал, чтобы вы оставили завтрак для хозяина здесь.

— А где мистер Мэннинг?

— На конюшне, но он скоро придет.

Последовал шестичасовой хаос домашних работ. Будучи практичной и деловой, Элизабет развернула деятельность по реорганизации кухни. На службу были приняты две превосходные амбарные кошки, которые должны были разобраться с юркими врагами в холодном помещении внизу. Джошуа Гордон был послан на рынок, чтобы купить свежие продукты, и в агентство занятости, чтобы найти приличного повара, пока Элизабет и конюх чистили и мыли кладовки. Лишь затем она приступила к приготовлению ужина. За бараниной, приправленной соусом карри и артишоками, последовал ароматный сливовый пудинг. Мистер Лефрой, а так же пришедшие в полный восторг конюхи едва не плакали от благодарности.

Элизабет принесла второй поднос с только что сваренными яйцами и порцией хлеба с орехами в кабинет мистера Мэннинга. Она все-таки надеялась, что он унюхает ароматные мясные запахи, долетающие из столовой.

О Господи! Его завтрак остался нетронутым.

Она не знала, что именно заставило ее так рассердиться. Вероятно, единственное, на что может рассчитывать повар — это благодарность и дежурная похвала.

Какого черта она должна стараться, если ему не нравится еда, которую она готовит в точности в соответствии с его вкусом и указаниями? Ей хотелось услышать хотя бы скупую похвалу от этого ужасного, надменного надсмотрщика, которого она обманула только тем, что испекла хлеб по собственному рецепту. Она заметила остатки яблока в мусорной корзине под столом. От раздражения заполыхали щеки.

Ее не должно это беспокоить. Она должна подумать о чем-то более важном — о своем плане покинуть Лондон, это перво-наперво. Ей ни к чему совать нос туда, где можно нарваться на опасность. Однако эти мысли отнюдь не удержали ее от желания встретиться с врагом. Они никогда её не удерживали.

Не выпуская из рук другого подноса, Элизабет направилась к двери и впервые с момента появления в этом доме вышла наружу. За тщательно ухоженным садом, огороженным забором, она увидела большой двор. Вдали виднелись блистающие новизной конюшни и огороженное пастбище. То, чего не хватало у Мэннинга по сравнению со знаменитым Таттерсоллзом, компенсировалось размерами. Владение широко раскинулось на окраинах Лондона, где дикая природа встретилась с наступлением города. И все это сверкало, повсюду можно было видеть первоклассных лошадей, что и привлекало сюда мужчин.

От строений падали длинные тени, свидетельствуя о закате дня, и это заставило Элизабет ускорить шаг. Пройдя мимо дюжины джентльменов, толпящихся возле загонов, она миновала лабиринт конюшен и приблизилась к двери, где, по предположению одного из конюхов, могла найти Мэннинга.

Она ногой постучала в дверь и, не дожидаясь ответа, вошла внутрь. Элизабет демонстративно не стала смотреть на гору бумаг перед ним.

— Простите, но должна сообщить вам, что пришло время снова снять пробу с приготовленной мною пищи, мистер Мэннинг. — Она плюхнула перед ним поднос, закрыв от его глаз бумаги и гроссбухи.

На его лице не дрогнул ни один мускул. Наконец он поднял на нее свои необыкновенные бледно-зеленые глаза и воззрился на нее. Элиза невольно попятилась. Впрочем, уже в следующую секунду она пришла в себя и вскинула подбородок.

— Так как? — спросила она, несколько понизив тон.

— Что «как», мадам?

— Посмотрите, уже половина шестого. Перестаньте дуться и портить настроение другим. Я приготовила то, что вы просили. И теперь ваша обязанность съесть это.

— Портить настроение другим… — Он посмотрел на поднос, затем отодвинул на край стола. — Я просил оставить еду в моем кабинете.

— Мистер Мэннинг, — нетерпеливо проговорила Элизабет — вы ведете себя не так, как положено. Мужчины должны воевать либо работать, как в вашем случае, а также есть и спать.

— В самом деле? А что должны делать женщины? — растягивая слова, поинтересовался он.

— Ну, мы, то есть большинство женщин, должны готовить, есть и спать.

— Вы забыли один весьма важный элемент, мадам.

— Мистер Мэннинг, не пренебрегайте обязанностью.

— Вы не сказали, что они должны заниматься сексом, миссис Ашбертон.

Она театрально вздохнула.

— Если вы думаете, что обезоружите меня такими разговорами, то я должна предупредить вас, что меня мало что способно поразить. Я могла бы рассказать два-три случая из жизни… — Она внезапно оборвала себя. Она соображает, что говорит?

— Я весь внимание, миссис Ашбертон, — лениво сказал он, однако в его глазах сквозил интерес. — В окружении мужчин, я так понимаю? Неудивительно, что те офицеры искали вас.

Она вспомнила о своей миссии.

— Не будем об этом. Ешьте, что я приготовила, упрямый вы мул.

— Гм… Проведя много лет в окружении пехотинцев и кавалеристов, вы не слышали старинной пословицы о лошади, которую ведут к воде и пытаются заставить…

— Напиться? — нетерпеливо перебила она.

— Нет, — улыбнулся он какой-то дьявольской улыбкой, — прыгнуть.

Она шагнула к краю письменного стола, схватила ломоть хлеба с орехами и сунула ему под нос.

— Прыгайте через это. И не возражайте мне.

Он должен отдать ей должное. Она была из немногих женщин — нет, единственная женщина, которая осмелилась говорить с ним таким образом. Большинство боялись его или, наоборот, вели себя слишком вольно. Он внезапно ухмыльнулся, совсем отвыкнув от того, что его рот способен сложиться в улыбку.

И в этот момент она вложила кусок хлеба ему в рот. Ему ничего не оставалось, кроме как конвульсивно прожевать его и проглотить. Потребовалось немало усилий для того, чтобы не затолкать остальной хлеб в рот и не проглотить его.

— Несколько суховат, не находите? — с легкой хрипотцой сказал он.

— Идеальный, олух царя небесного!

— Как грубо, миссис Ашбертон! И какое недостойное поведение. Осторожно, вы… да, Томми?

В приоткрывшуюся дверь просунул голову парнишка.

— Что-то с Серой Леди. Мистер Лефрой велел мне позвать вас. Она ведет себя беспокойно и не может разродиться.

— Идиот! — воскликнул Мэннинг, резко отодвигая стул. — Я должен был насторожиться при первых же признаках. — Он повернулся и ткнул в Элизу пальцем. — Это ваша вина. Ваша дурацкая пища сушит мои мужские мозги. И между прочим, миссис Ашбертон, уж коль вы так обожаете армию, могу я вам напомнить, что приказ есть приказ? Оставьте эти чертовы подносы в моем кабинете! И до конца недели найдите мне нового повара. Иначе мои рабочие слопают все, что приготовлю я. — Он вышел из комнаты, а парнишка вытаращился на Элизабет огромными серыми глазами, очевидно удивленный ее способностью противостоять силе гнева хозяина, сравнимой разве что с ураганом.

— Мэм, не беспокойтесь за хозяина. Мистер Лефрой подсунет ему яблоки и морковку, обязательно подсунет, — шепотом успокоил ее парнишка.

— Если он будет так питаться, то у него вырастут хвост и копыта, и вы сможете выставить его во дворе и продать по самой высокой цене.

Парнишка засмеялся и, прежде чем умчаться, сказал:

— А можно, я возьму этот хлеб, мэм? А то вдруг это последний раз. Кто знает, как дела сложатся.

Конечно, она ведет себя смешно. Видит Бог, Мэннинг должен есть. Ведь он не уступал воинам легендарного Спартака ни ростом, ни безжалостностью. Однако… эти запавшие щеки, полное отсутствие жира на теле…

Она дала парнишке хлеба, накрыла поднос и отправилась к дому. Однако вскоре верх над ней взяло любопытство. Перед огромным стойлом собралась небольшая группка мужчин. Элиза отставила поднос с едой и присоединилась к ним.

— Все как я тебе сказал. Она ожидает его, — тихо сказал молодому конюху конюх постарше.

Элизабет посмотрела на мужчин, каждый из которых тепло улыбнулся ей, а потом увидела мистера Мэннинга. Последний, судя по всему, никого не замечал, поскольку наблюдал за каждым движением небольшой серой кобылы.

— Ш-ш-ш, Джимми, — предостерег немолодой конюх. — Теперь смотри.

Мистер Мэннинг прошел вперед, что-то говоря кобыле на не поддающемся пониманию языке. Кобыла вытянула красивую, выгнутую шею и мягко ткнулась в его протянутую руку. Он медленно погладил ее. Кобыла мотнула головой и повернулась, чтобы уткнуться носом в его руку.

— Да, Леди, — ободряюще шепнул он, затем вдруг повернулся в сторону наблюдающих конюхов, словно до этого позабыл, что они находятся здесь. — Убери их отсюда, — приказал он Лефрою, и его взгляд досказал то, что он не мог сейчас выразить голосом.

— Давайте, парни, — распорядился Лефрой, — вы все знаете правила хозяина. Кобылам требуется тишина. — Пока мужчины и подростки с ворчанием расходились, Лефрой повернулся к Элизабет и подмигнул: — Вы можете остаться, если будете вести себя тихо.

Она отошла в сторону и села на ближайший стул.

Очарованная красотой момента, Элизабет наблюдала, как мужчина и животное погрузились в процесс творения. Роуленд Мэннинг гладил вздувшиеся бока кобылы и говорил то успокаивающие, то подбадривающие слова. Казалось, каждый из них полностью доверял друг другу, спокойное, волевое терпение человека компенсировалось доверием кобылы и стремлением порадовать его. Элизабет не могла даже предположить, что он способен на такую нежность.

А затем, повинуясь инстинкту животного, привыкшего жить на лоне дикой, полной неожиданных опасностей природы, кобыла быстро разрешилась жеребенком. Мистер Мэннинг заботливо уложил новорожденного на соломенную подстилку. То, чему Элизабет была свидетельницей, никак не укладывалось в норму. Как правило, лошади разрешались от бремени среди ночи, в отдаленных от жилья уголках, повинуясь инстинкту, которым их одарила природа.

Сидя молча и неподвижно, чтобы не напугать их, Элизабет наблюдала за тем, как мистер Мэннинг умело обихаживал кобылу и жеребенка. Он гладил животных щеткой, заглядывал в ведро с водой и что-то тихо и успокоительно бормотал.

Луч предвечернего солнца упал на край платья Элизабет, и она на момент отвернулась. Повернувшись снова, она увидела, что Мэннинг смотрит на нее. О нет, он не собирался читать ей еще одну лекцию.

— Принесите свежей воды, — негромко приказал он, не затруднив себя словами «пожалуйста» или «спасибо».

Элизабет лишь кивнула.

Джимми, работающий на конюшне мальчишка, с благоговением смотрел, как она зачерпывает воду из большого корыта возле конюшни.

— Хозяин никому, кроме мистера Лефроя, не позволяет приносить Серой Леди пищу или воду.

Ну что ж, прогресс… наконец-то. Плохо только, что она не останется здесь надолго, чтобы посмотреть, когда же и он начнет принимать пищу или воду из ее рук.

Элизабет Ашбертон не подозревала, что уже следующий день принесет победу и на этом фронте. Правда, с равноценными потерями и поражениями.