Секундо. Книга 1

Глава третья

Через день от маркизы Аметти пришел строгий наказ дочери — срочно возвращаться домой и готовиться к свадьбе. Камеристка была вне себя от счастья, а Роветта чуть не плакала, не зная, как ей остаться во дворце. Ослушаться мать она не могла, но и бросить беспечно-самоуверенного короля на верную гибель казалось невозможным.

И она решилась. Дав Джасинте отпуск на день, стащила у нее темное платье камеристки и натянула его, туго перевязав поясом, чтоб не болталось вокруг талии. Дождавшись, когда во дворце наступит затишье, на цыпочках пробежала в покои королевы и притаилась в уже знакомом ей шкафу. Сквозь щелку она видела, как нянька королевы прошла в спальню, как ушли все дежурившие вечером фрейлины.

Огромный дворец засыпал. Все стихло и в спальне королевы. Наступила глухая полночь, лишь слышно было неприятное шебуршание под полом. Не боящаяся мышей Роветта бесшумно прокралась в гардеробную, граничащую со спальней. Она не раз видела, как нянька именно оттуда выносила приготовленную для Геральды настойку, после которой та немного успокаивалась.

Почему-то ей казалось, что флакон с отравой, приготовленной для короля, спрятан именно там, среди бесчисленного количества платьев, накидок, плащей и прочей женской дребедени.

В гардеробной царила полнейшая тьма. Плохо было еще и то, что здесь она никогда не была. Простояв несколько минут и поняв, что кошки, видящей в темноте, из нее не получится, принялась действовать на ощупь. Тщетно провозившись несколько часов, слегка запаниковала, но усилием воли подавила это отвлекающее от цели чувство.

Остановившись возле стойки с длинным рядом платьев, глубоко вдохнула и вдруг учуяла среди запахов ткани какой-то необычный для одежды запах. Пошла на него, постоянно останавливаясь и принюхиваясь, и вскоре наткнулась на низкий столик со стоявшим на нем флаконом с резко пахнувшим зельем.

Поразмыслив, решила, что это не то. Вряд ли отрава будет стоять на самом виду. Наверняка это успокаивающее зелье для Геральды. Немного отошла от столика и снова принюхалась. Показалось, или в том углу запах несколько другой? Пошла туда и после нескольких безуспешных попыток нашла-таки еще один флакон. Отрава это или нет?

В такой темноте ничего не было видно. Забрала флакон и вернулась в малый королевский будуар. Прикрыв все двери, осторожно зажгла свечу и при ее неверном свете рассмотрела синеватый флакон с мутным содержимым.

Потом осторожно открыла его и, держа в отставленной ладони, принюхалась. Зелье имело неприятный резкий запах, похожий на запах ядовитой синюхи. Хотя, возможно, она не права и это что-то безопасное, ведь в ядах она ничего не понимает. Но узнать просто — достаточно капнуть на любой цветок малюсенькую каплю. И все станет ясным. А пока она флакон просто заберет, как говорится, от греха подальше.

Вернулась к себе, вздрагивая от каждого шороха. Что она скажет, если ей кто-нибудь встретится в коридоре? Но в этот час, на ее удачу, все спали, и до своей комнаты она добралась без опасных встреч.

Спрятала флакон с зельем в потайное отделение своего дорожного сундука. Повесив платье Джасинты на место, легла в холодную постель. Сон не шел, хотя за окном начинался медленный рассвет. Ее трясло от пережитого.

Как только она смогла решиться на такое? И надолго ли ее безрассудный поступок отсрочил попытку покушения? Ведь для королевы раздобыть еще одну порцию яда, похоже, очень просто — достаточно приказать няньке.

Так и не заснув, Роветта поднялась, едва на нижнем этаже, как обычно, прозвенел гонг, извещающий, что через полчаса в малой трапезной будет подан завтрак для королевы и ее фрейлин. Привела себя в порядок, надела форменное платье и призадумалась. Как ей зашнуровать корсет? Шнуровка на платье сзади. Это не скромное платье камеристки, которое можно просто перевязать широким поясом.

Немного подумав, проскользнула в покои герцогини Зорион. Та уже была полностью одета. Суетившаяся возле нее камеристка удивленно взглянула на раннюю гостью, но промолчала. Герцогиня, посмотрев на бледное лицо родственницы, взмахом руки отправила служанку прочь.

— Что случилось? На тебе лица нет.

— Все хорошо, — Роветта подавила невольный зевок. — Дала вчера камеристке выходной и в одиночестве спала очень плохо. Все казалось, что по комнате кто-то ходит. А теперь вот и корсет зашнуровать некому.

Покачивая головой, гофмейстерина, заставив покраснеть никак не ожидавшую такого благодеяния родственницу, собственноручно туго затянула на ней шнуровку. Закончив с этим, предложила:

— Может быть, позавтракаем здесь? Не хочу видеть королеву. Достала она меня. Психопаткам место в монастыре с темными, вечно закрытыми кельями, а не в королевском дворце.

Роветта тоже не рвалась сидеть за одним столом с любопытными фрейлинами и язвительной Геральдой, поэтому она радостно закивала. Оказалось, что сделала она это напрасно, потому что когда они вместе вошли в покои королевы, им первым делом было доложено, что с королевой завтракал сам Леран Двенадцатый.

Увидев вытянувшееся лицо подопечной, никак не ожидавшей от короля подобного легкомыслия, Зорион шепнула той на ушко:

— Если наш великолепный король желает испытать свою судьбу, едя из рук той, что мечтает его отравить, то тут мы уж ничего не сможем сделать. Интересно, а как он себя чувствует после этого милого завтрака?

Она подозвала одну из служанок и что-то ей велела. Та убежала. Прибежав через несколько минут, сообщила испуганным голосом:

— Королю плохо!

Роветте тоже стало дурно. Задыхаясь, она упала на стул, хватая ртом воздух. Неужто она забрала не тот фиал? И что теперь будет?

Услышав это известие, фрейлины засуетились. Одна из них побежала докладывать о болезни Лерана его супруге. Та выплыла в малый будуар с такой откровенно довольной миной, что все поняли — это ее рук дело.

Герцогиня зло уставилась на свою патронессу. Геральда, не в состоянии справиться с радостным возбуждением и понимая, что этим выдает себя, приказала:

— Гофмейстерина, сходите и принесите мне успокаивающего зелья! Я себя неважно чувствую.

Та нехотя отправилась в гардеробную. Принесла флакон, отдала его королеве. Та велела налить себе в бокал воды и принялась отсчитывать капающие из узкого горлышка капли, считая вслух: «восемь, девять, десять… Нет, добавлю для верности еще пять…» Накапав пятнадцать капель, залпом выпила настой и замерла, удивленно выпучив глаза.

Покраснев, схватилась за горло и внезапно упала, нелепо дрыгая ногами и царапая руками горло. Окаменевшие фрейлины стояли вокруг, не зная, что предпринять. И только сохранившая самообладание герцогиня Зорион воскликнула:

— Во флаконе яд! Королева отравлена! Срочно за лекарем!

Всплеснув руками, две фрейлины опрометью бросились из комнаты. У Роветты по спине прополз липкой струйкой страх. Что это? Возмездие? Вряд ли во флаконе с успокаивающей настойкой яд объявился сам по себе. Кто же тот смельчак, что решился на такое?

Через несколько томительных минут королева затихла, свернувшись в жуткий маленький калачик. Кожа ее приобрела мертвенно-синюшный оттенок. Прибежавший наконец лекарь потрогал ее шею, заглянул в глаза и сообщил:

— Королева скончалась! — скорби в его голосе не слышалось, уж скорее удовлетворение.

Герцогиня Зорион чуть слышно пробормотала:

— Ну, надо же! Небось померла от того же самого яда, что готовила королю. — И спросила уже громко: — А как самочувствие нашего короля?

— Король себя чувствует неплохо. Но после завтрака с супругой ему было… — лекарь неприязненно усмехнулся, видно было, что он легкомысленный поступок Лерана не одобрял, — не по себе. Но все прошло. Правда, пришлось прибегнуть к некоторым не слишком приятным способам. — Неприязненно посмотрев на синюшную кожу мертвой королевы, установил: — Синильная морена. Смерть наступает быстро. Помочь ничем нельзя. — Поморщившись, язвительно добавил: — И стоит ли?

В комнату вбежала раскрасневшаяся от быстрого бега нянька королевы. Увидев свою воспитанницу, упала на колени рядом с ней.

— Вставай, вставай, мое золотко! — и принялась ее трясти что было сил.

Тело королевы билось об пол, как кукольное. Все молча наблюдали за этой страшной картиной. Наконец нянька поняла, что перед ней покойник. Повернувшись к сгрудившимся испуганной стайкой фрейлинам, рванула на себе ворот платья и истошно завопила:

— Кто посмел отравить мою девочку? Кто? Кто подменил зелье на яд, приготовленный для короля? — и тут же зажала себе рот рукой, поняв, что только что сдуру ляпнула.

— Ага! — одновременно вырвалось и у герцогини, и у лекаря. — Подменил яд? Значит, все-таки планировалось отравление короля. — Гофмейстерина подошла к двери и крикнула: — Эй, стража! — на ее вопль вбежала пара стражников. — В допросную ее! Она хотела отравить короля!

— А по ошибке отравила королеву, — спокойно добавил лекарь и лукаво подмигнул герцогине.

Та понятливо подхватила:

— И отравила королеву!

Завывающую няньку утащили в подземелье, где находились тюремные камеры и пыточная.

Уже вечером герцогиня сказала Роветте, что нянька во всем призналась. И в том, что купила отраву для короля, и что, перепутав, оставила флакон на том же столе, где стояло успокоительное для королевы.

— И Геральда успокоилась навсегда, чему рады все, кто ее знал, — гофмейстерина, теперь уже бывшая, чуть не прыгала от радости. И назидательно вздернула кверху палец: — Вот как бывает, если готовишь покушение на короля, плохо его организовав. Хотя чего еще ждать от полусумасшедшей дурочки? Хорошо, что все закончилось именно так. Не иначе, как вмешалось само Провидение. Король жив, а та, что пыталась отправить его на тот свет, очутилась там сама. Но интересно, что за гадость подлила королю Геральда во время завтрака? Не смертельное, но неприятное? Лекарь же не зря намекнул на промывание желудка?

Роветта нервно потеребила подол. Нянька никак не могла отравить свою воспитанницу. Особенно если учесть, что отравы на месте уже не было. Значит, это мог сделать кто угодно. Флакон с успокаивающим зельем стоял у всех на виду, подменить либо его, либо его содержимое мог любой. И у герцогини, принесшей его из гардеробной, тоже такая возможность была.

Но то, что королю больше ничто не угрожает, перевешивало все ее соображения. Кто бы это ни был, он сделал благое дело.

На следующий день дворец погрузился в нарочитый траур. Все придворные во главе с королем облачились в черное, которому противоречили довольные и радостные лица, на которых читалось одно: «наконец-то избавились»!

Роветте ужасно не хотелось уезжать, но от приказа матушки уклониться было невозможно. Да и должности фрейлин и гофмейстерины с гибелью королевы упразднялись, во дворце ей делать было больше нечего. После обеда довольная скорым отъездом Джасинта уложила вещи, конюхи запрягли лошадей в карету, охрана, присланная отцом, уже сидела верхом, ожидая только ее.

К отъезду все было готово, тянуть было нечего.

Ей отчаянно хотелось увидеть короля, посмотреть на прощанье в любимое лицо хоть краткое мгновенье, чтоб запомнить на всю жизнь, но это было невозможно. Ведь не может же она разыскивать его по всему дворцу? К тому же он в официальном трауре, как-никак погибла его законная супруга, мать наследника престола, и ему не до влюбленной в него девочки.

С сожалением распрощавшись с герцогиней Зорион и остальными фрейлинами, оставшимися во дворце до похорон королевы, Роветта медленно спустилась по боковой лестнице и вышла во двор. Ледяной ветер ударил в грудь, будто хотел вернуть ее под теплое укрытие стен, но она упрямо пошла вперед, отворачиваясь от летящего в лицо снега.

Застоявшиеся лошади неспокойно гарцевали, нужно было спешить. Вздохнув, Роветта в последний раз окинула взглядом дворец и оперлась на руку стражника, чтоб сесть в карету. И тут услышала громкий оклик начальника дворцовой стражи:

— Маркиза Аметти, подождите! — она удивленно повернула голову. Чуть запыхавшийся мужчина приветственно поклонился и сказал: — Король просит вас подняться к нему.

Она чуть было не спросила «зачем?», но спохватилась и покорно склонила голову. Подхватив обеими руками юбку дорожного платья из плотной теплой шерсти, торопливо зашагала обратно во дворец, сопровождаемая начальником дворцовой стражи.

Ей было не по себе. Почему ее ведут под конвоем, как арестантку? Неужто ее в чем-то подозревают? Или просто король вызывает всех, кто был свидетелем смерти королевы? Или это ее поспешный отъезд вызвал подозрения? От этих сумбурных мыслей у нее начала болеть голова, и в покои короля она вошла бледная, с опущенным взглядом.

Леран ждал ее в своем малом кабинете, один, без секретарей. Отпустив начальника стражи небрежным взмахом руки, он поспешно усадил Роветту в кресло.

— Садитесь, маркиза, вы слишком бледны, — сказав это, отошел на шаг и замолчал, сложив руки на груди.

Роветта подняла голову, положила прохладные пальцы на пульсировавший болью висок и вопросительно уставилась на короля. Его лицо было напряжено, даже искажено, будто он готовился сказать ей что-то крайне неприятное. Она заметила тени у него под глазами и опавшие щеки. Видимо, герцогиня была права, и королева вчера все-таки что-то ему подлила. Но не отраву, потому что подействовала она вовсе не так, как ожидали Геральда со своей верной нянькой.

Почему же он молчит? Это зловещее молчание пугало ее все больше и больше. Уж пусть лучше сразу обвинит ее во всех смертных грехах, но выносить эту мертвенную тишину она больше не в силах!

Вдруг король рывком приблизился к ней и опустился на одно колено.

— Не уезжайте, прошу вас! — это был не приказ, а просьба. — Я понял, что не смогу жить без вас. Наверное, я влюбился, хотя никогда не верил в любовь.

Роветта быстро закивала, не в силах ответить из-за перехватившего горло спазма.

— Вы не против? — удивленный король взял ее руку и принялся перебирать безвольные пальчики. С горечью признал: — Я не могу на вас жениться, но могу сделать официальной фавориткой. Вы согласны?

Роветта снова закивала. По ее щекам покатились слезы облегчения.

— Не плачьте, что же вы? — расстроенно попросил он и принялся осторожно промокать ее слезы своим платком. — Я понимаю, для вашего старинного рода это вовсе не честь. Увы, нарушать вековые законы страны я не могу. Но и брать в жены кого-то из королевского рода не буду тоже, так что вы будете для меня единственной. Наследник у меня есть, так что вступать в династический брак ради потомства я больше не обязан.

Девушка с силой сомкнула веки, прислушиваясь к себе. Почему она ощущает не счастье, как должна была бы после признания в любви того, кого любила сама, а только глубокую печаль? Потому что отныне ей не стоит даже думать о детях? Ведь королевские фаворитки, кем бы они ни были, не могут иметь детей.

Леран легонько провел костяшками пальцев по ее еще влажной от слез щеке и она, распахнув глаза, положила ладонь поверх его пальцев.

— Я так рад, что ты останешься, — тихо признался он. — Я хотел тебя отпустить, хотел преодолеть это изнурившее меня чувство, но не смог. Одна мысль о том, что ты достанешься другому, сводила меня с ума. Это слабость, но я тебя отпустить не могу. Боюсь, что не смогу никогда. Насколько я знаю, твой жених элдормен Ветте?

Только сейчас вспомнив о своем женихе, Роветта покраснела и потупилась. Ей не хотелось о нем говорить. Чувство долга жестоко укоряло ее — она поступает плохо, отказываясь от того, кому была обещана родителями.

Леран поспешил смягчить ее угрызения совести:

— Элдормен любит власть, недаром он подался в эмиссары тайного сыска. — Роветта вздрогнула, услышав это. Элдормен Ветте эмиссар? Для нее это была неприятная новость. — Я дам ему должность главы тайного сыска, это, по сути, второй человек в королевстве после меня. Думаю, после этого он про тебя если и не забудет, то сделает вид. Уж слишком много возможностей перед ним откроется.

Король поднялся с колен и позвал начальника стражи. Тот явился тотчас, как всегда, ожидая приказаний короля за дверью. Понятливо взглянул на разрумянившуюся девушку, от чего та раскраснелась еще больше.

— Скажи внизу ожидающим, что маркиза Аметти никуда не едет. И что я подписал указ о назначении ее официальной фавориткой, а ее отец получит титул герцога. Пусть отправят гонца с этим известием. А сейчас пришли мне моего первого секретаря.

Главный стражник еще раз исподволь бросил любопытный взгляд на новую избранницу Лерана. Зная, что благосклонность короля слишком уж хрупка и недолговечна, заранее пожалел эту наивную девочку и ушел исполнять приказ.

Роветта благодарно улыбнулась.

— Благодарю вас, мой король, — произнесла она стандартную фразу и тут же оказалась прижатой к крепкой груди.

— Просто Леран, моя дорогая, и на «ты». Мы же договорились. — Его дыхание овеяло ее лоб, и она ощутила чуть осязаемое прикосновение его губ.

Она замерла. Называть короля на «ты» дозволялось только его родителям и законной супруге.

— Для меня это огромная честь, — с трудом выговорила она, не зная, как должно себя вести в объятиях короля. Вбитые с детства правила этикета в этом случае помочь не могли. Там ничего не было сказано про этот случай. Назвать короля просто Лераном и говорить ему «ты» представлялось совершенно невозможным.

Он рассмеялся и погладил ее по голове, как маленькую девочку.

— Ты такая скованная. И застенчивая. — Тихо признался, прижимая ее еще крепче: — Ты мне понравилась сразу, еще тогда, когда посмотрела на меня так, как ни одна из женщин не смотрела, с восторгом, будто я, по меньшей мере, красавец. — И с досадой уточнил: — От меня всегда всем что-то было надо, особенно женщинам, поэтому твой взгляд тронул меня до глубины души. Но потом, когда я специально пришел к королеве, чтоб посмотреть на тебя, ты стала такой зажатой, словно я тебя чем-то обидел. Чем? — он требовательно посмотрел на девушку, и та вмиг вспомнила, кто перед ней.

— Я узнала, что вы король, — голос стал похож на жалкий лепет.

Он нахмурился и закончил за нее:

— И решила, что я недоступен. Что ж, в то время так оно и было. Я бы никогда не подставил тебя под удар мстительной Геральды. Да и кроме нее есть немало завистниц. Но я сегодня же отправлю их всех восвояси. Ты будешь для меня единственной, как я и обещал. И говори мне «ты». — Он отпустил ее и сказал: — Поцелуй меня?

Это было больше похоже на приказ, чем на просьбу. Роветта зачем-то оправила подол юбки и, приподнявшись на цыпочки, неловко ткнулась в его губы. Он обнял ее за талию и поцеловал сам. Оторвавшись, со смехом сказал:

— Да, учить мне тебя придется многому. И это очень, очень приятно. Наверное, это самое большое наслаждение на этом свете.

Она недоверчиво посмотрела ему в глаза. Он ответил ей теплым искренним взглядом.

В дверь раздался осторожный стук. Леран с неудовольствием оторвался от нее и сказал:

— Прости меня, дорогая. Если б я мог, я б несколько дней провел только с тобой, но не получается. Слишком много дел. Занимай розовые покои рядом с моими. Они пустуют. И вели разобрать свои вещи. Их у тебя немного, я знаю. Но отныне в твоем распоряжении вся прислуга дворца. Ты будешь исполнять обязанности королевы, твое воспитание это позволяет.

Он громко разрешил «войдите!», и появился секретарь с листом гербовой бумаги. Леран быстро пробежал его глазами и подписал.

— Это указ о возведении твоего отца в герцогское достоинство. Теперь ты дочь герцога. — Он передал подписанную бумагу секретарю: — Передайте ее новому герцогу. И зовите королевский совет, нужно обсудить, как поступить с приданым покойной королевы. Мне оно не нужно.

Роветта ушла в свои новые покои, где уже растерянно стояла камеристка с баулами. Едва в комнату вошла ее госпожа, Джасинта нарочито низко поклонилась, что получилось у нее на редкость издевательски.

И без того выведенная из себя неожиданным признанием короля, Роветта взорвалась:

— Если тебе не нравится мне служить, я заменю тебя на более расторопную особу! — в ее голосе зазвенели слезы, но она гордо продолжила: — И не надо смотреть на меня с таким презрением!

Служанка опешила. Ее обычно спокойная госпожа никогда не говорила с ней таким тоном. Поспешила оправдаться:

— Что вы, что вы! Я ничего дурного и в мыслях не держала. Просто я теперь не знаю, как себя с вами вести. Вы стали такой важной дамой…

Роветта резко выдохнула. Неужто она ошиблась? Это было бы хорошо. Девушка не хотела видеть рядом с собой новые лица. Как бы ни была языкаста Джасинта, но она служила ей с самого детства и показала, что достойна доверия.

— Хорошо, извини. Теперь мы будем жить здесь.

— Здесь замечательно! — с преувеличенным восторгом камеристка распахнула одну из дверей. Можно посмотреть, что здесь есть?

— Посмотрим вместе. Я тоже здесь впервые.

Они обошли восемь обставленных в одном духе помещений, просторных, с множеством окон, делающих их светлыми и смягчающими излишнюю, на вкус Роветты, роскошь.

— Здесь гораздо лучше, чем в ваших комнатах в родном замке, — теперь уже с настоящим воодушевлением заметила Джасинта. — А где буду жить я? Здесь все рассчитано на знатную даму, а не на служанку.

Роветта этого не знала. Пожав плечами, позвонила в висевшую у входа сонетку, даже не надеясь, что кто-то придет на вызов. Но дверь тут же открылась, и появился личный мажордом его величества.

Оказалось, что комнаты рядом с розовыми покоями предназначены для прислуги. И не только для камеристки. Официальной фаворитке короля были положены три камеристки, четыре горничных и еще уйма разного народа вроде кучеров, конюхов и стражников.

Привыкшая обслуживать госпожу одна, Джасинта скукожилась, узнав, что таких, как она, будет множество, но быстро воспрянула духом, услышав от своей госпожи, что все остальные отдаются под ее начало. Почувствовав себя очень значимой персоной, она выбрала две большие сообщающиеся между собой комнаты и принялась устраиваться в них.

Ужинала Роветта вдвоем с королем в его личной трапезной. Объявленный официальный траур по королеве не дозволял шумные сборища, поэтому все ужинали в своих покоях, не собираясь вместе.

Усадив Роветту рядом с собой, Леран трогательно ухаживал за ней, то и дело целуя ее тонкие пальчики, и многозначительно улыбался, глядя в голубые глаза.

Эту ночь она впервые провела в королевской опочивальне. Где-то внизу, в подземелье, стыло в ожидании похорон мертвое тело королевы, а ее здравствующий супруг, которому полагалось бдеть у ее тела, предавался блуду с новой фавориткой.

Роветта осознавала, что это кощунственно, но противоречить любимому не хотела. Ее больше не волновало чужое мнение. Она тоже, как и король, не хотела больше ждать.

На следующий день Геральду похоронили торопливо, закопав на кладбище, где покоились простые члены королевской семьи, а вовсе не в главном некрополе Северстана, где ей полагалось бы лежать, как жене короля и матери будущего короля; не отдав и половину почестей, что полагались ей по сану.

Никто не возражал. Даже ее родной брат, герцог Мальорский, понимал, что сестра, отравившаяся ядом, приготовленным ей для собственного супруга, стала изгоем в королевской семье, и требовать для нее королевских почестей он не вправе.

Единственное, что он сделал — пользуясь тем, что Леран был слишком занят новой фавориткой, увез в родовой замок наследного принца, своего племянника, малолетнего Торрена.

Через месяц в столицу прибыла новоиспеченная герцогиня Аметти. Поселившись в подаренном королем роду Аметти роскошном доме неподалеку от королевского дворца, она послала к дочери слугу с требованием навестить ее как можно быстрее.

Но король запретил Роветте покидать свои покои — она могла понадобиться ему в любую минуту. Для чего, понимали все, поэтому при встрече с ней придворные отворачивались и подловато хихикали, уверенные, что и эта королевская блажь ненадолго. Девушка терпела молча, не жалуясь королю.

Герцогине пришлось приехать к дочери самой. Та встретила ее не в покоях официальной фаворитки, а в одной из личных комнат короля. Посмотрев на утомленное лицо дочери, герцогиня горестно вздохнула.

— Он тебя просто заездил, моя дорогая! — откровенно сказала она, вызвав у дочери прилив смущения и гнева одновременно. — И не сердись! Кто тебе еще об этом скажет, как не родная мать? Я понимаю, что выбора у тебя не было, королю не отказывают, но почему ты не уехала сразу, как получила мою просьбу?

Роветта уселась на краешек кресла напротив матери и пожала плечами.

— Не успела. Сначала отравление королевы, потом Леран приказал мне остаться. Ты недовольна, что я стала фавориткой?

Герцогиня недовольно фыркнула, озадаченная столь бесцеремонным вопросом обычно стеснительной дочери.

— Если бы не пожалованный королем наследственный герцогский титул, то была бы. Но теперь молчит даже отец. Ему нравится быть герцогом. К тому же к титулу полагаются весьма богатые имения, что для нашего отнюдь не роскошествующего рода очень важно. — Она с удовольствием погладила свое платье из драгоценного бархата, расшитого золотой канителью. — По этому моему наряду сразу видно, как изменилось наше положение. Немного помолчав, грустно добавила: — Конечно, приятнее было бы видеть тебя законной супругой короля, но все мы понимаем, что это невозможно. К королевскому роду наш, хотя и древний, род никакого отношения не имеет. Порой мне кажется, что мы тебя продали. Хотя, между нами, я уверена, что Леран куда лучше элдормена Ветте. Элдормен мне всегда не нравился, я его даже побаиваюсь.

Роветту озадачила необычная нервозность матери. Но спрашивать ее она ни о чем не стала. Если будет нужно, мать и сама все выскажет. И не ошиблась.

Герцогиня порывисто встала, подошла к двери и выглянула наружу. Затем плотно закрыла двери и подошла к дочери. Поставила рядом с ней стул, села и ласково провела рукой по ее волосам. Роветта изумилась. Что случилось? Мать никогда прежде себя так не вела. Да и выглядела она понуро и даже болезненно.

— Я ходила к колдунье, спрашивала про всех нас. Знаю, это опасно, но уж очень душа была не на месте. Так вот, у всех предсказания обычные, ничего чересчур странного. Кроме твоего. Знаешь, что сказала колдунья?

Роветта припомнила слова своей камеристки:

— «Я стану королевой, но умру от рук бывшей королевы!», — но ведь это полная чушь, мама! Королевой мне не бывать, это запрещено законом, к тому же, как можно умереть от рук того, кто уже мертв?

— Это тебе Джасинта передала? Как порой несносны бывают слуги в своем глупом любопытстве! — герцогиня не на шутку рассердилась. — Но только предсказание звучало по-другому: — «Ты станешь королевой, но умрешь смертью королевы из рук королевы»!

Роветта побледнела.

— Смертью королевы? То есть меня отравят, как ее?

— Вот этого-то я и боюсь. — Голос герцогини упал до трагического шепота. — Королевой тебе не быть, это так, но вот отравить тебя во дворце могут, уж слишком много желающих занять твое место. Я надеюсь только на одно — король скоро тебя отпустит. Он со всеми своими фаворитками так поступал…

Сердце у Роветты сначала замерло, потом гулко застучало. Как больно это слышать! Но Леран обещал… Хотя кто знает, что он говорил своим бывшим фавориткам? Вдруг то же самое, что и ей?

Заметив, как она побледнела, мать поспешила ее утешить:

— Элдормен Ветте сказал твоему отцу, что возьмет тебя любую. Так что ваша свадьба всего лишь откладывается. Думаю, на год, не больше. Вообще элдормен поступает на редкость благородно. Мне кажется, он в тебя влюблен, раз его не смущает твоя принадлежность другому мужчине.

— Я за него не пойду, — твердо прервала ее Роветта. — Этой свадьбе не бывать!

— Как это? — пораженно вскрикнула герцогиня. — Ты не можешь нарушить слово, данное твоим отцом!

— Отец больше не имеет права распоряжаться моей жизнью, мама. — Усилием воли Роветта заставила себя говорить спокойно, хотя ей хотелось кричать. — Ты забыла, что я официальная фаворитка короля, и что это звание выше герцогского?

Герцогиня прикусила губу, осознав слова дочери. Этого она никак не ожидала. Роветта всегда была спокойной и послушной. Принялась убеждать непокорную дочь:

— Но для тебя замужество с Ветте самый лучший выход, ведь после того, как от тебя откажется король, ты никому не будешь нужна.

Роветта положила руку на тяжко бившееся сердце.

— Пусть так. Но и элдормену я принадлежать не буду. Откуда ты знаешь, не станет ли он попрекать меня королем? И, возможно, даже бить, наказывая? Я этого не хочу.

— Элдормен Ветте не такой…

— А какой, мама? — Роветта агрессивно повернулась к герцогине. Ее глаза блестели то ли от негодования, то ли от непролитых слез. — Он же теперь глава тайного королевского сыска! И я точно знаю: он сам допрашивает подозреваемых! Сам их пытает! И это ему нравится! Он любит слушать стоны людей, его пьянит свежая кровь! Неужто ты думаешь, что такой человек будет со мной нежным и снисходительным?! Ты только что говорила, что сама его боишься! Поверь, не напрасно!

Герцогиня провела подрагивающей рукой по лбу.

— Я не знала, что он сам пытает людей. Похоже, он вовсе не тот, каким хочет казаться. Но как мне сказать все это твоему отцу? Он меня не поймет. И примчится разговаривать с тобой сам. И настаивать на своем.

— А я его просто не приму. Это мое право. А чтоб не было скандала, ты ему ничего о моем несогласии не говори. Зачем? Пусть думает, что все будет так, как он решил.

Кивнув в знак согласия, мать задумчиво сказала:

— Меня смущают слова колдуньи. Она произнесла их в трансе. Это было так страшно… Боюсь, что они сбудутся.

— Мама, ты только что сказала, что я здесь самое большее на год. Так почему тебя беспокоит какое-то предсказание?

— Не знаю. Просто нехорошо на душе, меня гнетет какое-то тяжкое предчувствие. — Герцогиня прикрыла глаза, вспоминая колдунью, и нервно передернулась. — Я не верю, что ты станешь королевой, но вдруг?

— Леран никогда не нарушит закон, — с горечью проговорила Роветта. — И он никогда не возьмет в жены женщину не королевского рода. Так что беспокоиться не о чем. — И тоном гостеприимной хозяйки спросила: — Ты не голодна? Приказать накрыть на стол, перекусить чего-нибудь легкого?

Кому предлагают перекусить перед обедом, но не приглашают на него остаться? Герцогиня была слишком хорошо воспитана, чтобы не понять, что ее попросту выпроваживают. Поднявшись, она, повинуясь этикету, присела в реверансе и с сожалением принялась прощаться:

— Спасибо, дорогая, но мне пора. Даже не знаю, хорошо ли то, что ты здесь. Мне за тебя очень беспокойно. Единственная надежда — что это ненадолго. Я уезжаю в новое поместье, оно далеко, поэтому увидимся мы не скоро. Но, — она помедлила, колеблясь, но все-таки твердо продолжила, будто поклялась: — Если вдруг ты станешь королевой, я сделаю все, чтоб предсказание колдуньи не сбылось!

Поцеловав дочь, она ушла, а Роветта почувствовала облегчение. Она любила мать, но не тогда, когда та равнодушным тоном заявляла о ее неизбежном расставании с Лераном, любовью всей ее жизни.

О жестоком предсказании даже не задумалась, оно сразу представлялось ей полной бессмыслицей. Мало ли что показалось колдунье? Нет, не зря их все-таки уничтожают. За одно это глупое предсказание, лишившее покоя ее мать, колдунью вполне можно отправить на костер.

Едва в покои вошел король, как она кинулась к нему и прижалась всем телом. Леран крепко обнял ее и недовольно сказал:

— Тебя расстроила твоя мать, я вижу. Увы, но от близких людей страдаешь гораздо больше, чем от чужих. Не переживай. Чтоб она тебе не говорила, знай, это не так. Я тебя люблю, и это единственное, что имеет значение.

Прошел обещанный герцогиней год, но король и не собирался отпускать Роветту. Герцогиня, в очередной раз приехавшая ко двору, была удостоена высочайшей аудиенции по приглашению короля, на которой ей прямо было сказано, что ее надежды напрасны и что ее дочь останется официальной фавориткой еще весьма неопределенное, возможно, очень долгое, время. Слово «навсегда» не прозвучало, но оно упорно витало в воздухе.

Герцогиня Аметти не сдалась, уверенная, что чем раньше король отпустит ее дочь, тем будет лучше для всех, и предприняла некоторые весьма вольные действия, в которых ей помогала герцогиня Зорион, знающая и дворец, и прислугу куда лучше.

В один из дней король пришел к Роветте и застал ту всю в слезах.

— Что случилось? — вид плачущей фаворитки не на шутку его встревожил.

— Я понесла! — выдавила она, с ужасом понимая, что сейчас будет. — Но я не знаю, как это могло случиться. Я каждый день пью зелье от беременности. И не пропускала ни разу! Но оно почему-то не помогло. Я выпила зелье, изгоняющее плод, но и оно не подействовало. — И она жалобно посмотрела на короля.

Тот побледнел и с силой сжал кулаки. Роветта напряглась, но покорно встала перед ним, опустив плечи и ожидая безжалостного удара в низ живота. Она ни о чем не просила, зачем? Все будет напрасно. Как бы Леран ее ни любил, оставить ребенка он не имеет права. У королей не может быть бастардов, так же как и у членов королевского рода. Так что виновата она или нет, но отвечать за ненужную беременность ей одной.

Но вместо этого Леран погладил ее по щеке, поцеловал в лоб и вышел, ничего не сказав.

Она обессиленно прилегла на ложе, молясь, чтоб он не прислал королевского палача. После его удара она вряд ли выживет.

Но никто не пришел. Короля не было тоже, и это расстроило ее больше всего. Если б она и вправду была виновата!

А утром пришел Леран. Он был хмур и зол.

— Собирайся и ничего не бойся! — велел он и принялся натягивать парадный костюм. — Надень свое синее платье и распусти волосы!

Так в Северстане одевались невесты — в платье цвета рода, с которым собирались породниться, и шли к алтарю с распущенными волосами. Что это значит? Король решил на ней жениться? Но это невозможно, он сам об этом не раз с сожалением говорил.

Откинув глупые мечты, Роветта приказала камеристке себя одеть. И только в дворцовом храме, куда он ее привел, твердо держа за руку, удостоверилась, что сейчас в самом деле состоится обряд сочетания!

Это привело ее в состояние, близкое к панике: король не может взять ее в жены, у нее нет королевской крови!

Стоявшие вокруг принцы считали так же, но Леран заглушил неприязненный ропот одной категоричной фразой:

— Кто не одобряет этого брака, могут покинуть род! Я препятствовать не стану!

Вмиг наступила тишина. После проведенного обряда первым их поздравил младший брат короля:

— Поздравляю, мои дорогие! Пусть этот брак и не во всем соответствует законам Северстана, но он единственный за многие поколения в нашем роду совершен по любви! И даже хорошо, что невеста не королевского рода, а то последствия близкородственных связей стали слишком очевидны не только нам! — принц Остор был на редкость велеречив. — Я за вас рад!

Король благодарно склонил голову.

— А уж как я-то рад! — заверил он брата. — Хотя на этот раз я думал только о себе, а не о благе королевства. Но я, как и ты, уверен, что этот брак вольет в королевский род свежую кровь, а то ты прав, наша уже прокисать начала, — он сказал это тихо, чтоб не слышали остальные.

Принц Остор согласно хохотнул и освободил место для других поздравляющих.

На этой скоропалительной свадьбе не было родных Роветты, но она об этом не сожалела. Унылые взгляды матери, предупреждающие о роковом предсказании, восторженное оханье сестер и теток наверняка вызвали бы у нее прилив горючих нескончаемых слез.

А этого допустить никак нельзя, ведь Леран терпеть не может слез, а она обязана сделать все, чтоб он не пожалел о своем выборе! Ведь из-за нее он, вернее, из-за ее беременности, нарушил закон Северстана и настроил против себя половину аристократии!

На следующий день ее осматривал дворцовый лекарь. Сообщив королю, что все в порядке, и что роды будут через семь месяцев, он, суетливо поклонившись и не глядя в глаза Роветте, попросту сбежал. Это ее насторожило. Обычно он был доброжелателен, но насмешливо-снисходительный огонек в глазах не скрывал.

Не лекарь ли виновен в ее беременности? Ведь все зелья для нее готовил именно он. Решив выяснить это с ним с глазу на глаз, через пару дней, когда Леран удалился на очередной королевский совет, она отправилась на первый этаж в восточное крыло дворца, туда, где находились комнаты личного королевского целителя.

Она нашла его без труда, ей еще во время службы фрейлиной несколько раз доводилось бывать здесь с различными поручениями от королевы Геральды.

Лекарь растирал в ступке какие-то резко пахнувшие травы. Завидев вошедшую к нему новообретенную королеву, он вскочил и низко поклонился, с опаской глядя на нее. Фиолетовая хламида с ярко-зелеными пятнами, оставленными каким-то снадобьем, колыхнулась, оголив босые ноги.

— Это вас я должна благодарить за свое новое положение? — Роветта спросила это мягко, хотя внутри бушевал настоящий пожар. Хотелось кричать и топать ногами, но она с милой улыбкой ждала ответа.

— Смотря какое положение, моя королева, — прозвучал несколько ироничный ответ. Она молча ждала продолжения, и он принужден был ответить: — Если вы имеете в виду беременность, то это я сделал по просьбе вашей матушки. Видите ли, она очень за вас переживала и надеялась, что после такого король вас отпустит.

Роветта стиснула зубы. Мать настолько за нее переживала, что решила подвергнуть дочь суровому испытанию? Или даже более того — смерти? Видимо, участь королевской фаворитки все-таки стоит ее гордой родне поперек горла.

— Каюсь, я согласился на ее уговоры… — особого сожаления в его голосе не слышалось.

— Уверена, они были весьма и весьма весомыми, — прервала его Роветта. — Но таких последствий вы явно не ожидали, не так ли?

— Такого не ожидал никто, — спокойно согласился с ней лекарь. — Знаю, теперь вы вольны меня казнить.

Роветта отрицательно мотнула головой. Мертвый целитель был ей не выгоден. А вот виноватый — очень даже.

— Вы будете сообщать мне все, что делается во дворце. Кто что говорит, кто что делает. В моем положении это суровая необходимость. Согласны?

Лекарь развел руками, безмолвно говоря: «а что мне еще остается?»

— Договорились, — Роветта не стала настаивать на положенной в таких случаях клятве. — А теперь расскажите мне, что говорят придворные и слуги о королевской свадьбе и обо мне.

— Ничего хорошего, — сквозь зубы процедил новоявленный шпион, опасаясь женской истерики. — Это вы и сами знаете. Говорят, что вы опоили короля приворотными зельями, и что это именно вы отправили на тот свет предыдущую королеву. Ну и что беременность тоже вами подстроена.

Роветта пошатнулась и схватилась рукой за воротник, как всегда делала в минуты сильного волнения.

— С чего это они взяли? — вскричала она, позабывшись. — Я ничего подобного не делала!

Лекарь вперил в нее изучающий взгляд.

— Вас видели в ночь перед смертью Геральды выходящей из ее покоев. Сначала думали, что это роковая случайность, и она вас к себе зачем-то вызвала, вы же были ее фрейлиной, но теперь сочли это звеном дальновидного плана.

Она тяжко вздохнула. Похоже, это только начало. Жизнь во дворце далеко не сахар, но в роли нелюбимой королевы — особенно. Смешки за спиной, косые взгляды, бесконечная изматывающая грязная молва, состоящая целиком из выдумок завистников — это хоть кого сделает жестоким.

И она решилась:

— Составьте список всех тех, кто обо мне злословит. Я решу, что сними делать.

Целитель недовольно сверкнул темными глазами, но поклонился в знак подчинения. Едва склонив голову на прощанье, королева выскользнула из комнаты и быстро пошла прочь, хмурясь и чуть закусывая губу. Неприятные сплетни нужно было как-то прекратить. И не просто прекратить, а сделать все, чтоб в корне уничтожить.

На лестнице ей встретился один из придворных рода герцогов Мальорских. Окинув ее пренебрежительным взглядом, оскалился и склонился в издевательском поклоне.

Роветта не выдержала.

— Вы настолько меня презираете? — вкрадчиво спросила она. — Считаете недостойной занять место вашей великолепной родственницы?

Придворный отшатнулся. Он не ожидал такого прямого вопроса. Но уступать не хотел. Оглянувшись и убедившись, что вокруг никого нет, прошипел:

— Ты жалкая подстилка, обманом завладевшая троном. В тебе нет ни капли королевской крови. Мы еще разберемся с тобой.

Роветта спокойно улыбнулась и распрямила плечи.

— Вы мне угрожаете? Ничего не боитесь, не так ли? Считаете, что я зальюсь слезами и побегу жаловаться королю, ну а он, естественно, ничего своему родственнику не сделает? А ведь усомниться во мне — значит усомниться в здравомыслии короля. Кроме того, оскорбляя меня, вы оскорбляете его! — и внезапно громко вскричала: — Стража!

Из-за ближайшего поворота тут же высыпала куча стражников с алебардами наперевес. Роветта поняла, что они слышали все, что было сказано, и довольно скомандовала:

— Взять его! Бросить в темницу за оскорбление короля! И пусть глава тайного королевского сыска выяснит у него, кто и какие еще козни чинит Лерану Двенадцатому!

Ошарашенного быстротой расправы придворного схватили за ворот и непочтительными пинками погнали вниз, в подземелье, а королева отправилась искать венценосного супруга.

Леран нашелся в малом королевском кабинете. Увидев взволнованную супругу, отослал секретаря и спросил:

— Что случилось, дорогая?

Она вкратце пересказала ему все, что случилось, и в конце обреченно добавила:

— Но клянусь, я только забрала у королевы приготовленный для тебя яд. Никакой отравы я никому не давала.

Король кивнул.

— Я это знаю. Отраву вместо успокаивающего зелья налил элдормен Ветте по моему приказу. Я знал, что Геральда вздумала меня отравить. Все ее козни были столь откровенны, что я думаю — а не хотела ли она таким образом покончить с собой? Ей ведь не нравилась такая жизнь. Впрочем, это только мои предположения.

— Но почему ты ее просто не отпустил? И почему сказал мне, что не веришь, когда я предупредила тебя о готовящемся покушении?

Леран устало опустился в кресло, потянул за собой Роветту, усадил ее на коленях, прижал к себе, впитывая ее тепло, наслаждаясь, и только потом ответил:

— Как я мог? Тогда я тебя еще не знал. Ты могла оказаться шпионкой Геральды и просто набиваться мне в доверие. И отпускать ее из дворца было нельзя. За ней стоял довольно сильный клан, впрочем, изрядно ослабленный ею самой, но еще достаточно сильный, чтоб поднять восстание против меня. К тому же врагов лучше держать поближе к себе, это старая истина. Если во дворце я мог отследить каждый шаг или слово этой взбалмошной дурынды, ведь среди ее приближенных были и мои шпионы, то в другом месте такой возможности у меня уже не было. А если учесть, что герцог Мальорский не прочь видеть себя регентом малолетнего короля, впрочем, как и его покойная сестренка, то нам нужно быть настороже.

— Какая опасная и неприятная у королей жизнь! — Роветта обхватила руками Лерана за пояс и, прижавшись, положила голову ему на плечо. — Куда проще быть простым герцогом или даже маркизом…

Он поцеловал ее в макушку и со смехом сказал:

— Дорогая, у них тоже полно своих врагов. Припомни-ка, сколько глав в твоем роду умерли от старости?

Роветта напряглась. Таких она не знала. Все умирали гораздо раньше. Кто от чего, но от старости точно ни один из них не скончался.

— Вот видишь, — король понял ее без слов. — Вот и везде так. Внезапная странная смерть и главой рода становится тот, кто так долго этого ждал. Жить вообще сложно. Кого ни возьми — у всех жизнь тяжела и опасна. И у простонародья, и у знати. А я, раз уж меня угораздило родиться наследником престола, буду королем, пока смогу.

Роветта поняла не сказанное королем «пока меня в свою очередь не убьют» и сочувственно сжала гладящие ее щеку пальцы.

Оскорбившего королеву придворного безжалостно пытали, добиваясь не столько правды, сколько устрашая недовольных. Заговора как такового не оказалось. Было недовольство, правда, достаточно сильное для того, чтоб перерасти в реальные действия, но король этого не допустил, решительно уничтожив крамолу вместе с ее главарями.

Недовольство ушло вглубь, ничем себя внешне не проявляя, но Роветта знала, что герцог Мальорский, брат покойной королевы и дядя наследника, копит силы если не для явного восстания, то для воздвижения племянника на престол. И вряд ли он будет ждать естественной смены власти.

Через обещанные лекарем семь месяцев королева благополучно разрешилась от бремени крепким мальчиком, не сероглазым и светловолосым, как почти все члены королевского рода, а кареглазым и темноволосым, похожим на отца королевы, в предках которого были выходцы из Терминуса.

И сразу после этого начались покушения на законного наследника престола. Слышавшая о них королева морщилась, но молчала. Все были уверены, что покушения — ее рук дело. В этом же был уверен и сам король, но никаких мер, чтоб защитить старшего сына, не предпринимал.

При очередном появлении при дворе герцогини Аметти между матерью и дочерью произошел неприятный разговор.

— Мама, зачем ты вмешиваешься в мою жизнь, зачем ты устраиваешь покушения на бедного Торрена? Ведь он безобидный малыш! — Роветту потрясла безжалостность матери. — Ты что, хочешь, чтоб королем стал твой внук?

Герцогиня с горячностью отвергла напрасные обвинения:

— Я вовсе не страдаю излишним величием. Но подумай сама, что станет с вами, погибни Леран? А ведь это вполне возможно, я знаю спесивость и амбиции герцога Мальорского, он способен на все. Неужто ты думаешь, что подросший сын Геральды не захочет отомстить за мать? Ведь все уверены, что ее смерть — твоих рук дело. И твои оправдания только укрепят всех в этом мнении. Единственный выход — устранение Торрена. И он вовсе не милый маленький мальчуган, как ты его себе представляешь. Он злой и безжалостный мальчишка. Он любит мучить животных и бить своих сверстников. Чужая боль доставляет ему удовольствие. Так же, как и его злосчастной матери. В его жилах течет гнилая кровь.

Думать так о ребенке было больно, и Роветта попросила:

— Мама, прекрати это. Никто не знает, что будет впереди. А если Торрен озлобится из-за покушений, то будет плохо не только мне, но и всем нам.

— Вот и нужно сделать так, чтобы плохо не было никому, — упрямо стояла на своем герцогиня. — И я сделаю все, чтобы власть в Северстане перешла к нормальному правителю, а не к выродку королевского рода.

Она уехала, а королева долго раздумывала, сказать или нет супругу об участии собственной матери в организации покушений на его первенца, ведь в этом случае он будет вынужден принять весьма неприятные меры не только для виновной герцогини, но для всего их рода в целом.

Она бы долго колебалась, сказать об этом супругу или нет, если б не узнала, что Леран завел любовницу.

Это был сокрушающий удар. Все-таки Роветта поверила его словам, надеясь и в самом деле остаться для него единственной. Но она заперла обиду в сердце и ни единым словом не упрекнула венценосного супруга. Она выполнила свою клятву сделать так, чтоб он никогда не пожалел о своей женитьбе на ней вопреки законам королевства и неодобрения собственной родни.

В конце концов, Леран обещал ей верность, уговаривая стать фавориткой, но ничего не обещал своей королеве.

С той поры прошло много лет. У королевской четы родилась дочь, светловолосая и сероглазая, похожая на отца. Любовницы Лерана мирно сменяли друг друга, даже не называясь фаворитками, все-таки король любил свою королеву и не хотел ее расстраивать такими пустяками. Он был уверен, что о его коротких увлечениях она и не подозревает.

Счастливые годы пролетели незаметно. В день своего двадцатилетия во дворец вернулся Торрен. Роветта увидела его за столом во время обеда, на котором он впервые присутствовал как полноправный член королевской семьи.

От недоброго взгляда стальных глаз ее сердце ухнуло куда-то вниз, и она едва сумела сохранить на лице маску доброжелательной приветливости. Юрис, будучи моложе брата на четыре года, с восхищением глядел на старшего брата, поразившего его воображение шириной плеч и надменной властностью. Несколько раз задавал ему наивные вопросы о жизни в замке дяди, но, получив неприязненно-издевательские ответы, замолк и лишь с опасливым интересом исподтишка разглядывал наследного принца.

Роветта поняла, что спокойная жизнь кончилась, уж слишком откровенной ненавистью пылал взгляд Торрена. Более того, его взгляд обещал ей скорую смерть. Такую же страшную и неотвратимую, что постигла его мать.

Неужели пророчество колдуньи сбудется?