Секундо. Книга 1

Глава четвертая

Загнав и пристрелив пару оленей, наследный принц возвратился во дворец блаженно уставшим. Усталость была его всегдашним спасением, именно для нее он и устраивал нескончаемые гонки по буеракам, рискуя свернуть голову. Она смягчала кипение крови, вынуждавшее его впадать в бешенство при малейшем противодействии окружающих.

Спрыгнув с коня, Торрен бросил повод подбежавшему груму и велел как следует осмотреть копыта. Интересно, Бруф запнулся и захромал сегодня случайно или это очередное на него покушение? При такой дикой скачке перелететь через голову коня и свернуть себе шею проще простого.

Вот ведь как обманчива бывает внешность! Глядя на королеву, никто бы не подумал, что она способна не только на подлость, но и на убийство. Нежный красивый цветочек, да и только! Кроткая, спокойная, всеми искренне любимая.

Не то что его мать.

До принца о Геральде долетали лишь отрывочные сведения, но и из тех было ясно, что народной любовью она не пользовалась. Тем не менее, это была его мать, и он за нее отомстит. Подлой мачехе, отравившей свою предшественницу, чтоб занять ее место, и отцу, явно об этом знавшему, и, тем не менее, презрев закон, сделавшему преступницу королевой.

А это значит — они были заодно.

Как же он одинок! Даже герцог Мальорский, родной дядька, вырастивший его, не считал нужным хвалить за успехи, но с удовольствием ругал за промахи. В конце концов, он начал его злить нарочно, делая откровенные гадости, и слишком поздно понял, что благодаря его глупости о нем пошла по стране отвратительная слава. И теперь многие опасались увидеть на троне столь несдержанного и жестокого короля.

Он не раз жалел, что приехал во дворец и занял полагающееся ему место. Но что ему оставалось делать? Его младший брат подрос, став весьма привлекательным и, по слухам, умным юношей. Отсиживаться в родовом замке герцогов Мальорских более было нельзя, так и престол можно было потерять. Пришлось ехать.

Привез с собой проверенных временем доверенных слуг, близкие родственники которых для надежности остались в замке герцога Мальорского и головой отвечали за ошибки или предательство уехавших с принцем. Никого, кроме них, в свои покои не пускал и спал спокойно. Ел за общим столом тоже без боязни, отравить его рядом с королем было бы слишком нагло даже для преступной королевы, а вот в других местах приходилось опасаться.

Как-то раз в коридоре по каменному полу возле его покоев были насыпаны мелкие зернышки голубого дурмана, которые ничего бы не сделали людям в крепкой обуви, но от запаха которого взбесился бы любой конь.

В другой раз на охоте в него чуть было не попал неизвестно откуда прилетевший арбалетный болт, спас его вовремя отскочивший конь. Торрен помчался в сторону стрелявшего, но, как водится, тот уже успел скрыться.

Таких случаев за его восьмилетнюю жизнь во дворце случилось не один и не два, а десятки. И каждый раз королева делала вид, что даже не подозревает, кто это может быть. Но он-то видел, как мрачнеют ее глаза после каждого неудавшегося покушения.

Вот и в этот раз ожидаемо услышал, что в копыте был гвоздь, достающий до нерва и забитый так хитро, чтоб конь почувствовал боль не сразу, а только проскакав несколько миль и загнав его поглубже.

Неистово ругаясь и даже не вспомнив о выданной отцом рукописи, отправился в малую трапезную. Королевская семья уже поела, и он, отужинав с разгульными друзьями, а он никогда не ел в одиночестве, боясь отравы, ведь одно дело — отравить его одного, и совсем другое — с десяток аристократов, направился в свои покои.

После известия о покушении внутреннее напряжение все нарастало, его охватывала неистовая злоба, от которой он избавлялся двумя привычными способами — либо бесшабашной скачкой, рискуя свернуть шею, либо столь же безоглядной близостью с женщиной.

Но верхом он проездил почти целый день и больше ехать не хотел — так весь зад себе отбить можно. К тому же где здесь устраивать скачки? Пока выберешься из столицы, наступит глухая ночь, а скакать по темноте будет лишь сумасшедший, а таким он прослыть не хотел, довольно о нем ходит диких сплетен.

Торрен еще раз сердито помянул элдормессу Соллени. Как она могла так бессовестно лишить вполне устраивавшей его любовницы? У него были еще фаворитки, но после назначения Соллени они все отпросились по домам. И что ему теперь делать?

Хотелось бить и крушить все, что попадется под руку, взяв в руки меч, но подобного допускать было нельзя. Король только и ждет повода, чтоб лишить его права на наследование престола, и давать ему для этого повод недопустимо.

Чтоб унять исступленную ярость, все больше захватывавшую его разум, велел идти в свою постель фрейлине королевы, юной маркизе Убари, на свою беду случайно повстречавшуюся ему в коридоре.

Смертельно побледнев, она попыталась отказаться, отговариваясь скорой свадьбой, но принц схватил ее за волосы, притащил в спальню, швырнул на постель и зашипел:

— Заткнись, шлюшка! Еще слово — и твой жених сгниет в подземелье королевского дворца! Если я сам не убью его прежде. Тогда тебе свадьбы точно не видать.

Маркиза испуганно замолчала, следя за ним полными ужаса глазами. Он расстегнул ширинку, небрежно задрал на ней пышные юбки, накинув их ей на лицо, сдернул с нее панталоны, развел ее ноги в стороны и резким толчком вошел внутрь.

Она болезненно охнула и тут же до крови закусила губу, сдерживая стоны. Он с силой вонзался в нее, закинув голову и удовлетворенно рыча. Закончив через несколько минут, поднялся, застегнул штаны, звонко шлепнул ее ладонью по оголенному бедру и с насмешливой гримасой заметил:

— И чего было кобениться? Ты же все равно не девственница. И это хорошо. Возни с ними не оберешься, да потом еще и белье менять приходится. — Он подошел к шкафу, налил из фиала какого-то мутного зелья в маленькую мензурку, подал ей и приказал: — Пей! Мне бастарды не нужны! — Она дрожащей рукой взяла зелье и выпила одним глотком. Горло обожгло чем-то невероятно горьким, она закашлялась и с трудом расслышала слова принца: — А теперь убирайся, ты сделала свое дело и больше мне не нужна.

Преодолевая боль, маркиза медленно сползла с высокого ложа, оправила измявшиеся юбки, сделала неловкий книксен вместо положенного по этикету низкого реверанса и ушла, чуть пошатываясь.

Ей отчаянно хотелось схватить кинжал и вонзить в грудь коронованного насильника, но это стоило бы жизни не только ей, а всему ее роду и не только своему, но и роду жениха. Приходилось уходить молча, проклиная его в душе.

Тихо постанывая и от боли, и от ненависти к наследнику, она медленно, старательно держа равновесие, потому что от зелья все расплывалось перед глазами, шла по коридору, не глядя по сторонам, и не увидела, что дорогу ей перегородил старший сын герцога Зориона, ее жених.

Маркиза не могла заставить себя поднять голову и посмотреть ему в глаза. Она чувствовала себя грязной и опозоренной. Если он расторгнет их помолвку, ей не в чем будет его упрекнуть.

— Этьена, что бы этот подлый принц с тобой ни сделал, ты все равно будешь моей женой! — голос Берна бы тихим, но твердым. — И помни, что свою невинность ты отдала мне! И я ценю этот дар, поверь.

После этих слов, покраснев еще больше, маркиза смогла, наконец, взглянуть в лицо жениха. Оно было гневным, но гнев предназначался не ей.

— Спасибо, Берн. Просто мне сейчас так плохо… — она сморщилась, боясь разрыдаться.

— Идем ко мне! — скомандовал Берн, подавая ей руку. — Пусть все видят, что свадьба, несмотря ни на что, будет!

Она уцепилась за его локоть и пошла рядом, горделиво подняв голову и смело глядя на попадавшихся по дороге придворных. Большая часть из них была дружками наследного принца, эти кривили свои рты в похабных усмешках и с намеком опускали взгляд на ее бедра.

Но слишком уж наглеть опасались, — Берн был известен горячим нравом и твердой рукой. Поэтому ни одного грубого слова им в спины не прозвучало.

Войдя в свою комнату, Берн притянул к себе невесту, ласково обнял и предложил:

— Поплачь. Тебе станет легче.

Но она отрицательно покачала головой.

— Мне хочется убить это мерзкое ничтожество! — вырвалось у нее из самой глубины оскорбленного сердца. — Неужели он станет нашим королем?

Берн утешающе погладил ее по голове и прошептал:

— Хотелось бы, чтоб нет. Если б я мог, я вызвал бы его на поединок и с удовольствием убил. Но, увы, драться с принцами крови запрещено.

Маркиза жалко всхлипнула, вспомнив жадные руки Торрена на своем обнаженном теле и его насмешливо-презрительный взгляд.

— Поэтому он и такой наглый, что знает: чтоб не натворил, ему за это ничего не будет. В королевском роду все такие.

— Юрис не такой, — герцог утешающе провел ладонью по ее бледной щеке. — Он гораздо порядочнее и честнее своего старшего брата. И в скандалах с фаворитками не замечен. У него их вроде даже и нет.

Маркиза со вздохом положила голову на его плечо.

— А мне кажется, он просто скрывает свои порочные наклонности. Потому что тоже хочет стать королем. Вот и пытается понравиться народу. Ну и аристократии тоже.

— Ты думаешь, он готовит переворот? — в голосе герцога проступила озабоченность. — Но Торрен не из тех, кого можно обойти просто так. Будет война. Это плохо. Надеюсь, король ничего подобного не допустит.

Этьена соблазняюще провела по щеке Берна подушечками пальцев.

— Я ничего не знаю о перевороте. Просто мне не нравится королевский род. Они все противные и ждать от них можно всего, чего угодно. Я не говорю о королеве, — ее голос смягчился, — Роветта хороший человек, но она и не королевского рода.

Берн перехватил ее дрожащие пальчики и нежно поцеловал каждый.

— Оставим морским гадам весь этот несчастный род! Лучше поцелуй меня. Я, как узнал, что Торрен утащил тебя в свою спальню, чуть с мечом за тобой не кинулся. Как сдержался, не знаю. А то было бы плохо всем.

Этьена горько потупилась. Как же ей не повезло встретить принца! Ее позор будут помнить долго. Это сейчас жених влюблен и мягок. Но пройдет время, они будут женаты, страсть уляжется, и он не раз припомнит ей невольную измену с наследным принцем. Возможно, даже оставит ее ради другой женщины. И она ничего не сможет сделать. Она опозорена навеки.

Берн принялся пылко ее целовать, желая вытеснить из ее памяти грубость принца. Вдыхая привычный терпкий запах жениха, маркиза попыталась расслабиться. Не получилось.

От выпитого зелья у нее до сих пор горчило во рту, болела голова и на желудке лежал камень. Но последствий от насильного соития не будет, это она знала точно. В королевской семье не заводили бастардов. За одно это можно было поблагодарить принца, но благодарить не хотелось, хотелось убить.

Выпроводив маркизу, Торрен с облегчением вздохнул полной грудью. Подступившая к горлу желчь улеглась, и терзавшая сердце злость успокоилась. Все-таки как много для него значит податливое женское тело! Снова недобрым словом помянул свою фаворитку, так некстати лишившую его привычного облегчения.

Вызвал камердинера, дал себя раздеть и лег. Уже засыпая, вспомнил о приказе короля прочесть глупые стишки и неистово выругался. Придется завтра весь день убить на эту идиотскую рукопись. Было бы проще заставить кого-нибудь читать вслух, но на этот раз король нарушение своего приказа ему не спустит, прегрешений, и больших, и маленьких, набралось слишком много.

И возложение на свою постель чужой невесты ему припомнят тоже, вряд ли королева простит ему унижение своей любимицы. Хотя это сущий пустяк, и он на месте Роветты не придавал бы этому никакого значения. Но она непременно поднимет скандал.

Если б у него была хоть часть способностей его прабабки Лусии! Вот тогда бы он показал всем своим недоброжелателям, как нужно перед ним раболепствовать!

Под эти неприятные размышления заснул, а утром, едва перекусив, вынул рукопись и углубился в ее изучение. Писал кто-то из тех, кто относился к правящей династии с изрядным скепсисом. Принца бесили нелицеприятные высказывания, то и дело встречавшиеся в тексте.

Да и стиль изложения был архаичным, с огромным количеством малопонятных слов. А уж выспренние стансы в честь небесной красоты королевы и ее ангельского характера, коими это творение было напичкано от первой до последней строчки, едва не заставили его порвать свиток на множество обрывков.

Неужели отец, велев переписать эту чушь, не мог приказать выбросить все лишнее? Оставил бы суть, и ладно. Всем было бы легче: писарю — писать, а всем остальным — читать. Злясь, принц весь день продирался через витиеватое описание стародавней истории и к вечеру, дойдя до белого каления, все-таки разобрался в редкостно занудном тексте.

По мнению написавшего эту муть, дело было так:

Леран Восьмой в достаточно молодом возрасте женился на герцогине Аласте, происходившей из боковой ветви королевской семьи. Как утверждал неведомый хроникер, у нее были синие глаза, и она вполне могла претендовать на королевский трон. Чтоб трон не уплыл из загребущих лап правящей семьи (эта формулировка, допущенная хроникером, искренне возмутила читающего эти строки Торрена), ее выдали замуж за еще совсем юного наследного принца Лерана.

Вскоре после женитьбы старый король весьма глупо погиб на охоте, задранный диким вепрем, и Леран взошел на престол под порядковым номером восемь.

Как и большинство своих предшественников, супругу король не любил, несмотря на ее бесспорную красоту и добрый нрав. Видимо, именно поэтому он и не слишком заботился о появлении наследников. Ходили слухи, что в опочивальне королевы он был один только раз, в день свадьбы. Чем уж ему не угодила Аласта, так и осталось тайной.

Хотя, как намекнул поэт в очередных бредовых стансах, дверь своей опочивальни перед королем закрыла именно королева. Это Торрен посчитал полной нелепицей. Какое право имеет жена отказывать в близости собственному мужу, к тому же королю? Не было у женщин таких прав и никогда не будет.

У короля была официальная фаворитка. Маркиза Стэлл стала ею задолго до женитьбы принца. И даже надеялась со временем стать королевой. Или хотя бы регентшей при своем старшем сыне, ублюдке Лерана.

Но для этого нужно было избавиться от королевы, святой обязанностью которой было родить королю законного наследника, чтоб страна не погрязла в смуте и распрях. А затем и от брата короля, Авдотия, давно поглядывающего на фаворитку с презрением и подозрением.

Когда король в очередной раз со свитой отправился на охоту в свой охотничий замок, маркиза решила действовать. Время у нее было, король никогда не возвращался с охоты ранее, чем через пару недель. Аласту обманом выманили в парк, а придворные из рода Стэлл схватили ее и увезли.

Вернувшемуся с охоты Лерану никто не мог объяснить, куда делась его законная супруга. Фаворитка, уверенная, что он будет доволен избавлением от постылой жены, умильно ластилась к нему, ожидая благодарности.

Но жестоко ошиблась. Справедливого дознания потребовал брат короля, принц Авдотий. И под его жестким напором король был вынужден передать дело тайному сыску. И вскрылись все черные делишки маркизы Стэлл. И то, что она готовила покушение на королеву, и то, что собиралась занять ее место в нарушение всех законов страны.

Ее приговорили к отсечению головы, а вместе с нею всех замешанных в этом жутком деле, кроме того, к смерти был приговорен весь ее клан, включая грудных младенцев и беременных женщин.

Когда народ собрался на главной площади столицы, где на грубо сколоченном помосте высилась плаха, никто не верил, что казнь состоится. Ведь за последние двести лет никого не казнили. Объявляли о казни, доводили до плахи, даже головы на нее клали, но потом зачитывали указ о помиловании.

Дворяне даже об заклад бились, как рано будет зачитан такой указ, ведь казнили не кого-то, а официальную фаворитку короля. И когда на помост затащили упирающуюся маркизу в одной грубой полотняной рубахе со сползшим воротом, приоткрывшим белое плечо и часть груди, в толпе среди черни раздались похотливые смешки, вовсе не подобающие в столь трагическую минуту.

Когда под ударом топора ее голова отделилась от плеч, а из обезглавленного туловища ударил кровавый фонтан, никто не понял, что казнь все-таки состоялась.

Несколько минут площадь пребывала в потрясенном молчании и заголосила только тогда, когда от места казни было оттащено тело фаворитки, и к плахе был подведен ее старший брат, помогавший в похищении королевы.

Всего в этот день, впоследствии вошедший в историю Северстана как «кровавый», было казнено более ста человек из самых знатных родов. А род Стэлл был уничтожен полностью. Не пощадили никого.

Вот так закончилась история о похищении королевы Аласты, которую так и не нашли.

В заключении хроникер написал, что Леран Восьмой был уверен, что королеву похитили потому, что она ждала ребенка, который наверняка бы стал следующим королем.

Принц закончил чтение, небрежно швырнул свиток на стол и рассмеялся во весь голос. Потом с помощью камердинера натянул тонкую кольчужную рубаху из закаленной стали, без которой из своих покоев не выходил, на нее обычную рубашку из окрашенного в голубой цвет льняного полотна, затем строгий шерстяной дублет синего цвета, официального цвета Северстана, и отправился к ожидавшему его королю.

На вопрос, что он думает обо всем этом, со смешком признался:

— Большей ереси я в своей жизни не читал. Уверен, что все это спланировал и провернул принц Авдотий. Ведь недаром же он стал королем, хотя вероятность этого была мизерной. Пусть у его старшего брата не было законных наследников, но было два признанных бастарда. Леран вполне мог назначить старшего своим наследником. А, кстати, что с ними стало?

— Они были отравлены вскоре после казни своей матери, — сухо ответил король. — Ты должен это знать.

Принц отмахнулся.

— Должен, не должен, кому это интересно? Это никому не нужная древность. Наверняка учителя говорили мне об этом, но подобная ерунда в моей голове не удерживается. Вас в этом манускрипте ничего не царапнуло?

Король вытянул ноги и откинул голову на подголовник кресла. Он чувствовал себя полностью разбитым и вновь пожалел, что, выйдя утром из спальни королевы, зашел к очередной юной любовнице и потратил на нее слишком много сил. Он ведь уже не молод, так расточать себя.

— Несостыковок много, — нахмурясь, припомнил давно прочитанный манускрипт. — Но если писал человек, плохо знакомый с дворцовыми порядками, то это легко объяснимо.

— Писал человек, прекрасно знакомый со всеми действующими лицами. — Принц подошел к сонетке, дернул за нее и небрежно приказал вмиг появившемуся слуге: — Вина! И поскорее!

Через минуту перед ним на позолоченном подносе стояла закупоренная бутылка со следами паутины на крутых боках и два бокала. Открыв ее, он налил себе красного вина, повертел бокал, повернувшись к окну. В свете яркого дня вино играло золотистыми блестками, источая солнечный аромат. Отпив, довольно усмехнулся и вернулся к прерванному разговору.

— Как вы думаете, ваше величество, в каком случае мужчина отдает на смерть свою любовницу, мать своих детей, вполне могущих наследовать престол? Тогда ведь закона о бастардах еще не было. И король незаконных детей признал.

Леран Двенадцатый завистливо покосился на бутылку вина, но просить сына налить ему вина не стал. Вызывать слугу тоже не захотел.

— Ты думаешь, она ему надоела?.. — предположил он, не понимая, на что намекает сын.

Торрен отпил вина и восхищенно прищелкнул языком.

— Замечательное вино! Выдержка ему только на пользу, оно с каждым годом становится все лучше. — С досадой сказал давно известное: — Жаль, запасы пополнить невозможно. К нашей стране не пробраться ни по морю, кругом рифы, ни по земле — на перешейке, связывающем нас с большой землей, непроходимые горы. А тоннель, столько веков связывающий нас с материком, давно завален. Но не нам спорить с богами. — И только потом ответил отцу: — Если надоедает фаворитка, ее просто отсылают прочь. А уж никак не устраивают показательную бойню для всеобщего устрашения, да еще в таких масштабах.

— Маркизу Стэлл казнили за похищение королевы, — его величество с досадой посмотрел на видневшиеся в окно башенные куранты.

Скоро обед, а он до сих пор еще не переоделся. Если не поторопится, то опоздает. Роветта будет недовольна столь явным пренебрежением дворцового этикета. Она старается не нарушать установленные вековые порядки. Будто извиняется за то, что при ее восшествии на престол их было попрано слишком много.

— А было ли вообще это похищение, отец? — Торрен неспешно попивал вино. — Уверен, что нет. Это просто действо, разыгранное для того, чтоб убрать от трона лишних претендентов одним ударом — и королеву, и фаворитку. Если предположить, что Авдотий хотел занять трон, обойдя разом всех претендентов, то что бы он стал делать?

Леран Двенадцатый уныло потер лоб. Слабость все сильнее давала себя знать, и соображал он с трудом. Но заставил себя сосредоточиться и слушать рассуждения сына дальше:

— Допустим, что королева и взаправду была беременна, а фаворитка хотела посадить на престол своего сына, причем многочисленный и сильный клан маркизы Стэлл мог ее в этом вполне успешно поддержать. Тогда дальновидный принц Авдотий в результате исчезновения королевы мог не только расчистить себе пусть к трону, но и избавиться от возможных врагов. Ведь род Стэлл наверняка не оставил бы безнаказанным казнь своей ставленницы, на которую были возложены огромные надежды. И им был устроен тот кошмар под названием «кровавый день». Он все досконально продумал, ведь интриги и козни были его любимейшим делом, зловещее жизнеописание Авдотия тому пример. Не будь он королем, тоже окончил бы свои дни на плахе, уж слишком многое себе позволял.

— Пусть так, — вынужден был согласиться король. — Но что нам это дает? Не вижу в этом никакого смысла.

Принц с пренебрежением взглянул на отца. Вот и еще одно подтверждение его недалекого ума.

— Нужно проверить королевский архив, там вполне может найтись разгадка этой не такой уж и таинственной истории. Вполне возможно, что Авдотий либо помог королеве сбежать от постылого мужа, либо выкрал ее сам, а потом организовал громкое расследование, убив этим двух зайцев — и лишив брата возможности получить законного наследника, и убрав его любовницу с ее бастардами.

Король решительно отверг это предположение:

— Это вряд ли допустил бы сам Леран Восьмой.

Принц, как в седло, вскочил задом наперед на высокий стул и покрутил перед своим носом полупустым бокалом.

— Не допустил бы. Если б был вменяем. Опоить человека нужным зельем просто. Особенно, если он доверяет своему отравителю.

Король медленно поднялся и сделал несколько шагов по комнате, с трудом размышляя об услышанном:

— Тогда и претендент, появившийся перед Лераном Десятым, не имел права требовать амулет для проверки своей крови. Если верить манускрипту, он не был потомком короля. Если тот и вправду был отлучен от ложа королевы.

— Пусть он не был потомком Лерана Восьмого, отец, но потомком короля был! — решительно возразил ему сын. — Точнее, не короля, а королевы. А герцогиня Аласта однозначно была потомком королевы Лусии. Потому что в нашей отрезанной от всего мира стране люди с синими глазами однозначно потомки этой чужестранки, ставшей самой великой королевой в нашей истории. Которая сделала для Северстана много, я не спорю, но и подложила под королевский трон запал, который может вспыхнуть неизвестно когда. И спалить всю нынешнюю династию.

Леран Двенадцатый почувствовал облегчение. Наконец-то они с наследником пришли к одной и той же мысли!

— Я всем постоянно твержу то же самое. Поэтому тебе и надлежит лично заняться делом обнаруженной тайным сыском синеглазой особы. Я не хочу доверять это сомнительное дело никому из придворных. Могут пойти лишние разговоры, а народ в последнее время и без того разозлен введением новых налогов. Нам только волнений не хватало. И хотя указ королевы Лусии о синеглазых потомках замалчивался много столетий подряд, о нем до сих пор ходит молва. Пусть и в искаженном виде, но все знают, что это такое — синеглазый ребенок.

Торрен допил вино, поставил бокал на стол и склонился перед королем в изящном поклоне.

— Как прикажете, ваше величество. Я всегда готов.

Король указал на дверь.

— Прикажи своим слугам собираться, но перед отъездом зайди к элдормену Ветте. Он введет тебя в курс дела. Учти, кроме него никто ничего знать не должен. Да и с ним будь осторожен. Он накопил в своих руках слишком много власти. А власть всегда излишний соблазн. Доверять ему не стоит.

— Я никому не доверяю, мой король. — Это прозвучало с многозначительным намеком, и Леран понял, что Торрен не доверяет и ему тоже. Для этого было множество причин, и король пристыжено опустил взгляд.

Выйдя из кабинета, принц, проигнорировав приказ короля, отправился не к главе тайного сыска, а в покои своей официальной фаворитки. Давно следовало с ней разобраться, вернее, с ее беременностью, но к жестокости прибегать не хотелось.

Все-таки она его любила. Или это ему только казалось? Ведь женщинам доверять нельзя. Все их клятвы и обещания только слова, ничего не стоящая пыль под ногами.

Агуста должна была принять соответствующие меры, зелье для этого он ей оставил, но на всякий случай, чтобы не пачкать в крови любовницы свои руки, принц заглянул в комнату охраны. Стражники в темно-фиолетовых туниках с вышитыми серебряной канителью королевскими гербами на груди и спине азартно резались в кости, не замечая ничего вокруг. Чтоб привлечь к себе внимание, Торрену пришлось требовательно воскликнуть:

— Абр, медведь тебя дери! Оглох, что ли?

Глава личной стражи принца, по статусу равный королевскому сенешалю, спохватившись, стремительно соскочил и отвесил почтительный поклон. Его примеру последовали все стражники.

Не отвечая на приветствие простолюдинов, Торрен небрежным кивком приказал Абру следовать за собой. Шагая рядом со своим господином, тот виновато оправдывался:

— Виноват, увлекся, мой принц, простите. Просто сегодня фартило, как никогда. Как ни брошу, все взятка. Как ни брошу — опять взятка! — в его голосе звучали восторг и разочарование одновременно.

Торрен, не слушая извинений, морщился и ярился. Дело, которое нужно было сделать перед тем, как отправиться за неведомой синеглазкой, было не из приятных. Но что делать? Принцам тоже приходится делать грязную работу. Или хотя бы брать ответственность за нее.

В покоях фаворитки пахло валерианой, пустырником и еще какими-то странными травами.

«Она что, пыталась успокоиться, вместо того, чтобы вытравливать плод?» — принц нарочно накручивал себя, чтоб не чувствовать вину за то, что вынужден был совершить. — «Вот подлая бестия! Теперь зелье уже не поможет, все сроки прошли. Выход остался только один».

Соллени лежала на постели в несвежей ночной рубашке, бледная, замученная и несчастная. Она уже не была той красоткой, что увлекла принца до такой степени, что он объявил ее официальной фавориткой, презрев прямой запрет короля. Хотя какое право имел Леран Двенадцатый отказывать своему наследнику в выборе любовницы после собственной женитьбы на совершенно неподходящей особе?

Торрен сделал жест Абру оставаться в будуаре, где на него испуганно уставились сбившиеся в разноцветную стайку подружки Агусты.

Закрыв дверь, принц подошел к любовнице и хмуро вопросил:

— Как твои дела?

Вопрос был явно не о самочувствии беременной женщины, и элдормесса, моляще сложив на груди руки, залилась жалобными слезами:

— Я не могу! Просто не могу! Это же ваш ребенок, мой принц! Я уже его люблю так же, как и вас! — ее голос походил на блеяние овцы.

— А если бы был не мой, смогла бы? — вопрос овеял ее льдом.

— Нет, не смогла бы! — горестно призналась несчастная. — Ведь это ребенок, беззащитный малыш! Вы должны его любить! Это ваше семя, принц! Вы его отец!

Торрен наклонился к ней и прошипел прямо в ее измученное лицо:

— Я не имею права быть отцом ублюдка, и ты это прекрасно знала! Почему ты не пила зелье? Почему допустила беременность? Хотела внести смуту в престолонаследие? Это государственная измена! Или ты, по примеру нынешней королевы, хотела задурить мне голову своей беременностью настолько, чтоб я на тебе женился?! Ну, так этого не будет, не надейся!

Агуста испуганно замахала тонкими руками, отвергая страшное обвинение.

— Позвольте мне уехать! Клянусь, я никому не скажу, что это ваш ребенок! Я выйду замуж за того, кого выберет мне род. Это будет дитя моего мужа, и он никогда не потревожит ваше высочество! — истеричные вопли эхом отражались от стен огромной спальни.

Принц не слушал ее обещания. В обещания верят только недалекие простаки, а таких в королевском роду Северстана не было.

— Вставай! — рыкнул он, стараясь разозлиться еще сильнее. — Живо!

Элдормесса жалко захныкала, понимая, что сейчас будет, и вцепилась в одеяло в напрасной попытке защититься.

— Пощадите, ваше высочество! — крики элдормессы слышали уже не только дамы в ее покоях, но и те, кто стоял в коридорах или обитал в соседних с ней покоях.

Женщины вздрогнули. Некоторые зажали уши руками, слабонервные упали в обморок. Подруги фаворитки дружно опустились на колени и принялись молиться.

Безжалостно вытащив за волосы Агусту из кровати, Торрен крикнул:

— Абр, сюда!

Амбал вошел в спальню и, насупившись, посмотрел на извивающуюся в руках господина женщину. Он знал, для чего он здесь, и это ему отчаянно не нравилось. Но возражать принцу не посмел и после приказа «бей» с силой ударил беззащитную женщину в низ живота.

Та согнулась пополам и испустила нечеловеческий вой, теряя сознание.

Торрен подхватил ее у самого пола и осторожно уложил на кровать. Потом приказал женщинам заняться своей госпожой и вышел, не желая видеть кровь и страдания той, что так его любила.

Через минуту понял, что пересохшие губы сами шепчут: «только бы все обошлось». Он нахмурился и осознал, что не хочет смерти своей любовницы. Вспомнив, что у женщин, как и у кошки, девять жизней, а, стало быть, ничего с Агустой не случится, приказал себе не мандражить, как глупая девственница в первую брачную ночь, и отправился к главе тайного королевского сыска выполнять приказ Лерана Двенадцатого.