Кэсс не знала, что делать. Бен внезапно вышел и оставил ее одну со старушкой, а с ее стороны было бы невежливо тут же встать и броситься за ним. Но и Бен поступил некрасиво! Взял да и ушел, ничего не сказав. А ведь ее познания в итальянском весьма ограниченны, а бабушка Бена, видимо, не знала ни слова по-английски.
Обменявшись нервозной улыбкой с Лючией, Кэсс беспокойно оглядела маленькую кухню. Ее взгляд упал на пару фотографий в кожаных рамках, стоявших на белом столике; пробормотав: «Chi e questo?[19]» Кэсс поднялась со стула и пересекла комнату.
Она сразу увидела, что на одной из фотографий изображены Бен с матерью, совсем молодой Бен — к удивлению Кэсс, с черными усами. Она покачала головой. Она не припоминала, чтобы видела Бена с усами, но предполагала, что когда-нибудь он отпускал их. В конце концов, они подолгу не виделись. И все равно, на фотографии он выглядел лет на двадцать, а, насколько помнила Кэсс, в двадцатилетнем возрасте он учился в Англии, в университете. Неужели это не он?
Внезапно почувствовав, что Лючия наблюдает за ней, Кэсс покраснела. Повернувшись к ней с фотографией в руках, Кэсс неловко пробормотала:
— Это Бен… Benvenuto e sua madre, nо? Lui era molto giovanef![20]
— No, signora. — Старушка покачала головой, а затем добавила на ломаном, но вполне понятном английском: — Это не Бенвенуго, а — как это сказать? — il figlio di mio fratello, capisce?[21]
Кэсс заморгала.
— Вы хотите сказать — ваш племянник?
— A, si, — Лючия кивнула. — Да, племянник. Хорош, верно?
— Да, симпатичный, — грустно отозвалась Кэсс, ставя фотографию на место. В облике Бена точно отразились черты лица его двоюродного брата. Она задумалась, почему Бен никогда не упоминал о нем — сходство было поразительным.
— Подойди, — вдруг обратилась к ней Лючия, прервав ее размышления. — Сядь. — (Очевидно, по-английски она говорила лучше, чем подозревала Кэсс.) — Расскажи мне о Бенвенуго.
— О Бенвенуго?.. — Кэсс осеклась. — Я не понимаю. Non capisco! Что я должна рассказать?
Лючия поплотнее закуталась в шаль. На ее руках вздувались вены.
— Хорошо? — ободряюще подсказала она. — Счастье?
Кэсс облизнула пересохшие губы. Скорей бы вернулся Бен! Но тот не возвращался, и ей пришлось отвечать.
— Пожалуй, да, — пробормотала она. — Да. Лючия внимательно оглядела ее.
— Ты живешь у Софи, да?
— Что?.. А, да.
— И Бенвенуго тоже?
— В настоящее время — да, — Кэсс кивнула, на случай если ее слова окажутся незнакомыми Лючии. — По крайней мере несколько дней.
— Вепе, Вепе. — Старушка откинулась на спинку своего стула. — А Софи… знает, что ты поехала сюда?
Кэсс отрицательно покачала головой и бросила тревожный взгляд через плечо. Где же Бен? Почему он не возвращается?
— Suo padre[22]… — вновь заговорила Лючия, и Кэсс была вынуждена прислушаться, — это он прислал тебя?
— В Италию? Нет, — Кэсс вздохнула. — Видите ли… мне нездоровилось. Я хотела отдохнуть.
— Е che di suo marito?[23] Твой… муж. Он не с тобой?
— Нет. — Кэсс задумалась, на сколько еще вопросов ей придется отвечать, но решила быть откровенной. — Я… рассталась с ним.
— А! — темные глаза Лючии, так похожие на глаза ее внука, заблестели. — Ты приехала… к Бен-венуто, да?
Кэсс гадала, действительно ли ее лицо покраснело так сильно, как ей показалось.
— Пожалуй, да, — неловко призналась она.
— Ты… неравнодушна к Бенвенуто?
Кэсс вздохнула.
— Конечно.
— Naturale? — негромким эхом повторила ее собеседница, помедлила и добавила: — Ты любишь его!
Кэсс с трудом сглотнула.
— Да… ведь он… он мой брат.
Несколько минут в комнате стояла тишина, а Кэсс смотрела на ослепительное солнце, бьющее в окно, до тех пор, пока ее глаза не перестали видеть в полутемной комнате. Ее брат! Эти слова крутились у нее в голове. Но она никогда не относилась к Бену как к брату. Неужели Лючия это заметила? Неужели это очевидно для всех?
— Интересно… куда ушел Бен, — наконец произнесла она, вынужденная что-нибудь сказать, чтобы нарушить тревожную паузу, но Лючия, похоже, была так же поглощена своими мыслями, как и сама Кэсс. — Пора уезжать. Нам предстоит долгий путь.
— Неправда, — вдруг заявила Лючия, и Кэсс в замешательстве взглянула на нее.
— Это действительно так, — попыталась заверить она, — нам понадобилось почти пять часов, чтобы…
— Нет, нет! — Лючия нетерпеливо замахала руками. — Не километры! Suo fratello! Твой брат! Бенвенуто — не твой брат!
Несмотря на намерение Бена уехать до ужина, он вернулся домой лишь к восьми часам вечера. Вернулся в компании двух своих двоюродных братьев с их женами и детьми. И ему было легко в воцарившейся в доме веселой суматохе избегать взглядов Кэсс.
Всем, конечно, хотелось познакомиться с ней, поболтать, вино лилось рекой, как и поток воспоминаний. Дети, особенно девочки, крутились возле стула Кэсс, восхищаясь ее волосами, босоножками и золотым браслетом. Всем им захотелось его примерить, и даже самая младшая, полуторагодовалая, девчушка схватилась за юбку Кэсс и забралась к ней на колени.
Но несмотря ни на что, Кэсс не терпелось уехать. Рассказ бабушки Бена, поразительная история о Франческо — настоящем отце Бена, — о Софи и Гвидо, не давал ей сидеть спокойно.
Есть совершенно не хотелось, однако острые спагетти по-болонски и свежеиспеченный хлеб оказались столь вкусными, что, несмотря на волнение, Кэсс сумела расправиться со своей долей. Еда помогла успокоиться и избавиться от растущего где-то в глубине тела возбуждения.
Бен ел мало. Осознавая его близость всеми фибрами своей души, Кэсс почти не отводила от него взгляда, и ее не тревожило, замечает ли это кто-нибудь из присутствующих. О, Бен, молча умоляла она, что они с тобой сделали? Ведь тайна, которую он хранил все эти годы, чуть не разбила им обоим жизнь.
Наконец Бен был вынужден попрощаться. Уже почти стемнело, в воздухе слышалось жужжание мошкары. Прежде чем сесть за руль, Бен обнял по очереди каждого из родственников. Кэсс тоже получила свою долю объятий, особенно от детей, и, повинуясь порыву, подарила старшей девочке браслет и отказалась взять его обратно, невзирая на возражения матери.
— Прошу вас, per favore, non importa![24] — отозвалась она, — сопроводив свои слова жестом, которому было бы невежливо противоречить.
— Grazie, grazie!
Итальянка вежливо поблагодарила ее, но, едва они отъехали от площади, Бен вскипел.
— Неужели ты не понимаешь, что поставила Джину в неловкое положение? — спросил он, слишком резко заворачивая за угол и заставляя одинокую курицу с кудахтаньем метнуться в канаву. — Эти люди не могут позволить себе раздавать дорогие золотые браслеты налево и направо! Зачем он Марии? Мать не разрешит носить его, а больше он ни на что не годится.
Кэсс затаила дыхание, и ее желание серьезно поговорить с Беном тотчас испарилось.
— Она всегда может продать его! — возразила Кассандра, забиваясь в дальний угол сиденья. — К чему, черт возьми, поднимать такой шум? Разве золото не имеет цены для твоих драгоценных итальянских родственников?
Лицо Бена потемнело от гнева.
— Не смей с таким пренебрежением говорить о моих родных! — выпалил он. — Пизано — прекрасная семья, она пользуется уважением в Верразино. Я горжусь тем, что принадлежу к ней.
— О, в этом я нисколько не сомневаюсь! — отозвалась Кэсс прежним вызывающим тоном, и глаза Бена возмущенно сверкнули.
— Что все это значит? — осведомился он. — Может, они недостаточно хороши для тебя? Ты это хочешь сказать?
— Нет, разумеется! — рассердилась Кэсс. — Они мне понравились — все до единого. И ты это знаешь. Мне жаль, если ты считаешь, что я поступила глупо. Я просто хотела хоть чем-нибудь выразить свою благодарность.
— Ну что же… — Вспышка Бена постепенно угасала. — Кажется, я погорячился. — Он устало провел ладонью по волосам и помассировал затекшие мышцы шеи. — Что я могу сказать? Похоже, я устал. День выдался долгим и жарким, и душ мне наверняка поможет.
Кэсс выпрямилась на своем сиденье.
— Тогда давай остановимся у озера, — рискнула предложить она. — Мы могли бы искупаться. Раз уж у нас день воспоминаний, почему бы тебе не воскресить еще одно?
— Не сходи с ума! — голос Бена вновь стал резким. — Для купания уже слишком поздно, да мне и не хочется.
Кэсс вздохнула.
— Я просто предложила.
— И очень глупо!
— Как хочешь, — она пожала плечами. — По-моему, это ты сказал, что день был жарким и тебе нужен душ, а не я.
— Что за детские оправдания, Кэсс! — Бен нетерпеливо вздохнул. — Какому человеку в здравом уме придет в голову купаться в озере среди ночи только потому, что ему жарко?
— Еще не так поздно.
— Забудь об этом!
Кэсс склонила голову.
— Любовники вполне могут купаться под луной.
— Но мы не любовники, — грубо возразил он.
— Мы могли бы стать ими, — еле слышно пробормотала Кэсс, однако Бен услышал ее, резко свернул с дороги и неожиданно затормозил.
— Напрасно я помешал Роджеру задушить тебя, — прорычал он, и его лицо, освещенное снизу, со стороны приборной доски, стало похожим на страшную, демоническую маску. — Что, черт возьми, ты имеешь в виду? Что ты от меня хочешь? Мать предупреждала, что от тебя можно ждать неприятностей, но я, как последний олух, согласился помочь тебе. — Он перевел дыхание. — Все кончено, Кэсс. Утром ты соберешь вещи и уедешь. Найди себе другого защитника! А с меня хватит.
Этот взрыв заставил Кэсс задрожать. Неужели она ошиблась, ошеломленно гадала она. Неужели ошиблась бабушка Бена? Знал ли Бен, что он не сын Гвидо Скорцезе? Под его непреклонным взглядом Кэсс оказалась не готова к игре.
Прежде чем Бен успел полностью остановить машину, Кэсс пошарила ладонью по двери, нашла ручку, нажала на нее и выбралась наружу. Сквозь деревья Кэсс увидела блеск, показавшийся ей гладью воды, и вскоре, еще немного удалившись от машины, поняла, что Бен действительно совершенно случайно остановил машину всего в нескольких ярдах от того самого озера, где раньше днем Кэсс видела купающихся детей. И нравится ему это или нет, решила Кэсс, она все-таки окунется. Бену необходимо успокоиться, и Кэсс хотела дать ему на это время. Да и она сама после недавней перепалки нуждалась в коротком отдыхе, чтобы прийти в себя.
— Кэсс! Кэсс, куда ты идешь, черт побери?
Петляя между деревьями, она слышала, как Бен открыл дверцу и позвал ее. Однако в его голосе слышалась прежняя ярость, и Кэсс не удосужилась ответить. Она до сих пор чувствовала обиду и злилась на его слова, а мысль о том, что завтра ей придется вернуться в Англию, стала последней каплей. Неудержимый восторг, который она ощутила, когда бабушка Бена рассказала ей семейную тайну, не мог просто вспыхнуть и угаснуть, как свечной огарок. Если Бен ничего не знает, она должна признаться ему. Теперь Кэсс казалась просто немыслимой жизнь без человека, которого она любила.
Перед ней появились серебряные в свете восходящей луны тихие воды озера, окаймленного зарослями тростника. Кэсс наткнулась на чудесный уголок, который обступали темные стволы деревьев, а под ногами стелилась сочная трава. Даже в темноте она не испытывала здесь никаких опасений, хотя и чувствовала себя заключенной в темницу мрачных мыслей. Что же делать? Что можно предпринять? Имела ли она право разрушить дружбу и доверие? Знала ли она наверняка, что Бен разделяет ее чувства?
При всей своей деланной браваде Кэсс вздрогнула, услышав за спиной шаги. Она оглянулась через плечо — в лунном свете ее лицо казалось застывшим и белым — и поняла: человек, нашедший ее на берегу озера, похоже, признал свое поражение.
— Это я, — хрипло пробормотал Бен, подступая ближе, так что Кэсс ощутила, как ее чувствительной кожи касается его жаркое дыхание. Бен покачал головой и повернулся к озеру. — Итак, ты все-таки нашла озеро. Напрасно я спорил с тобой. Ты всегда умеешь добиться своего.
— Это правда? — Голос Кэсс внезапно сел. — Я добилась своего, Бен? — Она сделала паузу. — Значит ли это, что ты искупаешься со мной?
Дыхание Бена стало прерывистым, когда он снова взглянул на нее.
— Здесь ты купаться не будешь, — ровным тоном заявил он.
— Почему бы и нет?
— Потому, что не будешь.
— Это не ответ, — заявила Кэсс, сбрасывая босоножки. — Разве не приятно походить по траве босиком?
— Кэсс! — Он терял власть над собой, и Кэсс чувствовала это. Но чем обернется его растерянность — взрывом страсти или просто гнева, — она не осмелилась предположить.
Шагнув ближе к берегу, туда, где волны тихо ударялись об узкую полосу гальки, Кэсс вошла в воду.
— Ой, холодно! — воскликнула она, вновь выскакивая на траву. — Но так приятно, — добавила она, — словно прикосновение шелка к коже.
— Попробовала — и хватит, — мрачно возразил Бен, хватая ее за руку, но Кэсс сумела увернуться.
— Тебе меня не остановить, — насмешливо произнесла она, сдвигая с плеч бретельки платья. — Ну, не будь занудой! Разве тебе не хочется избавиться от этой тесной, неудобной одежды?
В ее словах отчетливо прозвучал намек, и Бен выругался, как показалось Кэсс, весьма витиевато.
— Этим ты не заставишь меня передумать, — зло предупредил он. — Только подтвердишь мое мнение о тебе. Ты готова вернуться?
Пальцы Кэсс застыли, и все ее нервное возбуждение мгновенно угасло. Снова надвинув бретельки на плечи, она попыталась выровнять дыхание. Однажды она прочла: если человек сможет контролировать свое дыхание, то он овладевает собой, или нечто вроде этого.
— Так мы едем?
Бен обратился к ней холодным и чужим тоном, и Кэсс вгляделась в его лицо в бледном свете, гадая, в самом ли деле он презирает ее или только делает вид.
Вечер обещал быть таким чудесным, чуть не всхлипнула она и тут же переполнилась презрением к тому, что едва не дала волю слезам. Неужели все испортило то, что она подарила девочке браслет?
— Бен… — робко начала она, застыв вместо того, чтобы надеть босоножки, и он застонал.
— Не сейчас, Кэсс.
— Нет, сейчас, — настаивала она, смахивая со щеки непокорную слезу. — Ты… ты и вправду ненавидишь меня?
— Нет, я не испытываю к тебе ненависти. — Бен провел ладонью по волосам. — Вспомни, Кэсс, я никогда не говорил, что ненавижу тебя. Просто мы… несовместимы, вот и все. И давай покончим с этим.
Кэсс облизнула пересохшие губы.
— И ты на меня не сердишься?
— А, вот ты о чем! — Бен возвел глаза к небу. — Конечно, сержусь! Ты наговорила глупостей и заставила меня совершить нелепый поступок! И после этого я не должен сердиться? За кого ты меня принимаешь?
Он повернулся к машине, но Кэсс не унималась.
— Я думала, ты ко мне неравнодушен, — заметила она, рассеянно ковыряя ногой кочку. — Я думала, ты меня любишь…
— О, Кэсс! — на этот раз он произнес ее имя с мукой в голосе. Когда он оглянулся на нее, уже стоя на краю поляны, Кэсс поняла, что наконец-то пробилась сквозь его защитную оболочку. — Да, я тебя люблю, — хрипло пробормотал он, возвращаясь к ней словно на свинцовых ногах. — Но мы оба знаем, что это бессмысленно, верно? Так почему ты не хочешь вернуться в машину и перестать мучить нас обоих?
Кэсс испустила прерывистый вздох.
— Потому… потому что я знаю: ты мне не брат!
Бен уставился на нее вытаращенными глазами.
— Что?
— Мне известно, что ты мне не брат, — неуверенно повторила Кэсс, гадая, знает ли правду сам Бен. — Твоя бабушка рассказала мне… о том, что твой отец погиб, наткнувшись на мину, которая пролежала в земле со времен прошедшей войны, и о том… как твоя мать вышла замуж за моего отца, обнаружив, что она беременна. — Кэсс выжидательно помедлила. — Твоя бабушка говорила, что ты об этом знаешь — это правда, да? О, Бен, перестань так смотреть на меня! Ты даже не представляешь, как много это для меня значит. Ради Бога, скажи хоть что-нибудь — скажи, что это не ложь!
— Это не ложь.
Но Бен, похоже, не собирался прыгать и кричать от радости, как хотелось Кэсс и чего она ждала от него. В чем же дело? Неужели он не рад тому, что она узната правду? Тайна многое объясняла, и в первую очередь — ее неудержимое влечение к Бену. Это влечение было отнюдь не извращением, не стремлением к инцесту, а мгновенным узнаванием единственного человека, которого она всегда любила.
Протянув руку, Кэсс коснулась его рукава, но Бен поспешно отпрянул, не принимая ее робкую попытку примирения.
— Не надо, — резко произнес он, двумя словами разбивая все надежды Кэсс. — Не знаю, как еще это объяснить, но то, что ты узнала… ничего не меняет и не может изменить.
Кэсс задохнулась.
— Не глупи! Это большая разница.
— Нет. — Он остался непоколебим. Кэсс недоуменно воззрилась на него.
— Но почему? — Она снова протянула руки — на этот раз довольно неуверенным жестом. — Может, ты только что солгал? Прости, если я чего-нибудь не понимаю, но разве не ты только что говорил, что любишь меня? Или это была попытка заманить меня обратно в машину? Приманка для моей гордости?
— Не болтай чепухи.
Бен выговорил эти слова устало, но Кэсс была слишком возбуждена и не попыталась понять то, что Бен пытался высказать. Ее мир рушился, осколки падали вокруг, и все, о чем удалось подумать Кэсс, — как приятно было бы погрузиться в воду озера.
— Ничего я не болтаю, — ответила она, снова сдвигая бретельки с плеч и стягивая платье. Под ошеломленным взглядом Бена она сбросила шелковые трусики и, повернувшись, бросилась в воду, так что к тому времени, как Бен осознал, что происходит, она уже была в нескольких ярдах от берега.
От холода у нее немели руки и ноги — от тени деревьев, окружающих берега, вода в озере никогда не прогревалась так, как в море. Заплыв чуть дальше от берега, Кэсс решила, что утонуть будет очень просто. Надо только как следует промерзнуть!
— Кэсс!
Хриплый крик Бена на время отвлек ее. Он стоял на полосе гальки у самой воды, и даже издалека и в тусклом свете Кэсс чувствовала, как сильно он разгневан.
— Кэсс! — снова позвал он, пока она уплывала все дальше. — Ради Бога, Кэсс, вернись! Нам надо поговорить. Я все понял. Да, я резко ответил на твои слова, но только потому, что был ошеломлен. Возвращайся! Дай мне хотя бы возможность объясниться! Ради всего святого, перестань играть!
Играть? Кэсс вновь почувствовала, как горькие слезы подступают к глазам. Он и вправду считал происходящее игрой! Он и понятия не имел, какие чувства она испытывала, не знал, как больно уязвил ее. Он считал, что она просто выбрала странный способ отомстить ему, что, когда ей надоест играть, она выйдет из воды и уедет с ним. Неужели он и впрямь считал, что тайной, которую только что узнала она, можно пренебречь? Неужели рассчитывал, что она будет жить так, словно ничего не изменилось?
— Кэсс, не заплывай далеко! — разнеслось над озером встревоженное предостережение, но Кэсс не обратила на него внимания. Какое ей дело до его советов, с горечью спрашивала себя Кэсс. Ей все равно, даже если вода слишком холодна или если здесь есть течения, о которых она не подозревает. Ей незачем жить. Она хочет умереть, и лучше всего — пока он будет стоять на берегу и видеть, как она страдает. Это будет ее месть за все, что ей пришлось вынести от Бена. — Кэсс, не смей!
Слишком поздно он испытал угрызения совести, непреклонно думала Кэсс. У него был шанс, и он не воспользовался им. Больше не будет никаких интимных ужинов и танцев под звездным небом. Никогда больше он не обнимет ее и не закроет рот поцелуем. А она никогда не запустит пальцы в его волосы.
Мучительные и вместе с тем притягательные мечты прервались внезапно. Водоросли вдруг опутали лениво двигающиеся ноги Кэсс, а когда она попыталась высвободиться, длинные, похожие на веревки плети затянулись сильнее.
Она резко рванулась вверх, колотя руками по воде, стараясь избавиться от захвата, и, хотя всего несколько мгновений назад желала умереть, теперь отчаянно боролась за жизнь. Жуткая паника овладела ею при мысли, что, возможно, ее желание будет исполнено.
Господи, что же ей теперь делать? Она поперхнулась и тут же очутилась под водой, со склизкими водорослями во рту. Она была всего в двухстах ярдах от берега, глубина здесь вряд ли могла оказаться значительной. Тихое озеро, которое всего несколько минут назад казалось мирным раем, теперь стало олицетворением насилия и ужаса. Кэсс не хотела умирать! Пока Бен жив, у нее всегда есть надежда…