Собираться на праздник начали прямо с утра. Искали чистые рубахи, мылись, причёсывались. Ну что, я тоже помыла голову, пошла в комнату расчёсываться, и тут в дверь стукнулась госпожа Эдит.
— Послушайте-ка, миледи, — начала она едва не с порога.
— Госпожа Эдит? — я сражалась с прядью волос, волосы у меня та ещё засада, расчёсываются плохо, запутываются легко.
— Я помогу вам с волосами, — она степенно вплыла в комнату, держа в руках какую-то одежду. — И взгляните, вот, тут платье.
Какое ещё платье, уже нахмурилась было я, но она встряхнула то платье и разложила на постели. Ой, платьев-то два! Одно белое, из тонкой шерсти, вокруг горловины, по низу рукавов и по подолу — рисунок серебристым шнуром выложен. А второе льняное, зелёное, невероятно красивого цвета.
— Красивое, — честно сказала я.
— Вот, миледи, вы понимаете, — кивнула госпожа Эдит. — И сорочка, — она раскладывала рядом ту сорочку — из какой-то тонкой ткани, — и чулки, и башмачки. Плащ у милорда спросите, он вам даст.
— В смысле, надеть? — дошло до меня.
— Конечно. Пусть видят и рассказывают, какая красивая невеста у милорда, что он вас не просто так из лесу привёл, а вы у нас самая лучшая на всём севере, да как бы ни на всём белом свете.
Кто красивая? Я красивая? Да ладно. Я обычная. И никак подать себя не умею, ни волосы уложить, ни лицо накрасить. Или здесь можно так обойтись?
Я ещё тупила, а госпожа Эдит уже встала позади меня, взяла из моих рук ту самую расчёску, которую я уже однажды теряла, и принялась расчёсывать мои волосы. Вроде, зла от неё не было, одна сплошная польза, наверное, ничего страшного в том, что она меня расчешет? И расчёсывала она легко, как будто там и не запуталось ничего, осмотрела, осталась довольна.
— Завязать, наверное, надо?
— Нет, что вы, миледи, не надо. Так хорошо. Айрис, иди-ка сюда, — крикнула она в коридор.
Появилась Айрис, и дальше они вдвоём надевали на меня чулки, сорочку, а потом и платье. Зелёное просто надели, а белое шнуровали в боках и смотрели, чтобы было ровно, не перекосило.
— И ваш прекрасный камень, миледи, как раз сюда подойдёт, — улыбнулась госпожа Эдит.
Точно, камень-то у меня зелёный, вот только утром заряжали, чтобы Ясечку Костяную Ногу кормить. Ясечка ела и просила добавки, Хьюго сказал, что так и должно быть, она моложе Каэдвалара, и ещё заращивает ногу, ей нужно много есть. Я всё хотела порасспрашивать его о жизненном цикле этих зверей, и вообще понять, откуда она взялась в нашем лесу, да всё некогда было. Ладно, успею ещё.
— Скажите, откуда всё это? — спросила я госпожу Эдит, когда та уже собралась уходить.
— Как же, — усмехнулась та, — вы же сами не соберётесь, вот мы вам и сделали.
— Сами, что ли? — не поняла я.
— Что-то сами, что-то — позвали мастериц из деревни. Вам же подарили сундук ткани, вот я оттуда и взяла. Зато сейчас вы отправитесь на праздник не как чужеземка, обычаев не знающая, а как достойная девица и пара милорду. Пусть все видят.
Вообще мне всю жизнь было — класть на чужое мнение обо мне. Потому что, ну, жизнь научила, что нечего на других кивать. Сам справился — и молодец. И если уж я вдруг хороша, то хороша такая, какая есть. И кажется, Хьюго я вполне так хороша… была. Пока по носу не щёлкнула.
Но тут же есть ещё такой момент, как его люди. Они смотрят, глаз не сводят, и дальше тащат. Если нет социальных сетей, новостей по телевизору и новостных каналов, то где-то ж нужно брать те новости, так? Вот их и берут, и делают из всего.
А не свихнулся ли там наш милорд совсем? Кого это он из леса притащил? А чего эта девка так одета? А чего у неё такие волосы? А правду говорят, она в лес с мужиками ходит? И что там делает? Мечом машет? И зачем ей меч? Борща-то, поди, и не сварит, зато мечом машет, говорите, да? И в замке-то у неё, говорите, срач? Оружие в подвале кучей лежит? Ржавое? И пыль на чердаке? И в глаз умеет дать, да? И скотину костяную из лесу притащила?
Я не в курсе, варят ли здешние приличные женщины борщ, но о чём можно трындеть применительно ко мне, отлично представляла. Тут много ума не надо, чтоб такое представить. И уж наверное, Хьюго такое слышал, да и ещё услышит, наверное.
Значит, будем давать поменьше поводов. Оденемся, как одеваются местные, улыбочку нацепим — как соседка Хильтруда, возьмём милорда под ручку и пойдём.
А если нападут? — не отвязывалась дурная мысль.
А если нападут, то тут рядом толпа мужиков, все достойные рыцари — как на подбор. Вот и пусть защищают. И если что, нога в этом платье поднимается нормально, я проверила. Приподнять подол и пнуть. И руки мои тоже при мне.
Значит — не пропадём.
Когда я спустилась во двор, где уже поджидали мужчины, то поняла по первому же взгляду — всё правильно. Потому что ахнули, рты разинули и что там ещё бывает. А Хьюго двинулся ко мне навстречу.
Я же вспомнила, как говорил юный Бертран про ту же Хильтруду — не идёт ногами по земле, как все люди, а словно плывёт — и постаралась подойти легко и на носочках, тем более, что красивое платье было мне длинновато, отродясь платьев в пол не носила, а тут вот пришлось. Подошла и улыбнулась мило.
Он же имел вид совершенно ошалевший, взял меня обеими руками за кончики пальцев и завис.
— Леди Серафима, ты прекраснейшая из всех, живущих на свете, — говорил он, и так смотрел, как на меня не смотрел никто и никогда.
— Я гожусь для того, чтобы пойти с тобой на праздник? — усмехаюсь.
— Это я гожусь ли, чтобы пойти с тобой, — рассмеялся он.
А что? Он тоже приоделся в вышитое сукно, и пояс надел кованый, и кинжал на нём какой-то непростой, и цепь с большим круглым медальоном на шее, и застёжка золотая у горла с камнем, и кольца посверкивают. И помылся — чистый и сияющий. Красивый, в общем.
— Мы стоим друг друга, — подмигнула я. — Не одолжишь ли мне какой-нибудь свой плащ? У меня пока не завелось.
Он кликнул кого-то, ему принесли чёрный суконный плащ с зелёной льняной подкладкой, и сам накинул тот плащ мне на плечи, и застегнул брошью, которую достал из своей поясной сумки. Сверху на всё это одобрительно поглядывал Эдрик и кивал.
Хьюго подозвал Каэдвалара — моя Костяная Нога всё ещё лечилась. Правда, она тоже прихромала и уставилась на нас, но я сказала ей — вернёмся вечером, может быть — поздно, без нас не буянить, а мы полетели.
Правда, пришлось некрасиво задрать платье, чтобы сесть на шею Каэдвалара, но садиться боком на дракона я б не рискнула. А чтобы не сверкать чем ни попадя, загодя надела под всё это великолепие свои стиранные-перестиранные трусы. Других-то нет. Поэтому — вот так.
И мы ещё помахали сверху остающимся.