Серафима спешит на помощь

Глава 6. Откровенный разговор

Информация про какое-то там проклятье мне совсем не понравилась. Но мало ли, что человек с похмелья скажет? В общем, сейчас будем разбираться.

— Иди, водички попей, что ли. Полегчает. И раз ты тут хозяин, скажи — там на кухне чуток еды лежит, это все запасы? Или где-то есть ещё? Потому что если это всё, то нам на двоих на один зуб, надо где-то добывать. Ужин уже не из чего готовить.

— Что? А, припасы… Если не принесут, слетаем.

— Куда?

— В деревню.

— А они будут рады нас видеть, в той деревне?

Доведись до меня, если бы ко мне с неба свалился похмельный мужик верхом на скелете скотины, я б не то, что еды не дала, а по башке треснула да послала туда, откуда взялся.

— Что значит — не будут рады видеть? — не понял он. — Это моя деревня, я защищаю их от нежити Туманного леса, который здесь недалеко!

Ну хоть защищает кого-то, не только квасит, это уже хорошо.

— А что, нежить приходит? Это вот те скелеты бродячие, и ещё всякая фигня, которая пахнет падалью, да? Типа сдохли, но не до конца?

— Верно, миледи Серафима, — сказал он с поклоном.

— И как, часто приходят? — может быть, тут нужен ещё один охранник от нежити?

— Раз в седьмицу — непременно. Иногда чаще. Но в ночь Чёрной луны их основательно проредили, наверное, пока будет потише. А потом новые народятся. Не бойтесь, миледи Серафима, сюда не придут.

— Да я не боюсь, — пожала я плечами. — Ну неприятно, но много же что неприятно. Если объяснишь, как их бить, я помогу.

И вот тут он вытаращился на меня ещё сильнее, чем когда понял, что я как-то там не так замешалась в его жизнь.

— Поможете? Бить нежить? Вы вообще о чём, миледи Серафима?

— Я о том, что мне тут нужно будет как-то оправдывать своё существование. Ну, что-то делать, за что меня кормить и поить. Я умею охранять и защищать.

И смотрю на него, внимательно так смотрю.

— Вы? — прямо можно представить, как там у него в голове шестерёнки вращаются.

— Я. Я дома в охране работала, — что, пусть знает. — Если здесь нужно научиться бить нежить — я готова.

— С ума сошли, миледи? — о, а вот и призрачный Эдрик нарисовался. — Какая вам нежить, скажите? Что за глупости?

— Почему это глупости? Нужно же мне что-то делать?

— Вам нужно спасти Хьюго!

— От кого? Ему угрожают? — я в натуре ничего не понимала. — Так, дорогие хозяева, настоящие и призрачные, пойдёмте-ка внутрь, и вы мне всё расскажете. Или сядем поесть, и расскажете, хорошо? Не знаю, как у вас, а у меня уже живот к спине прилип!

— Прошу вас, миледи, — не стал спорить Хьюго. — Или — оставайтесь здесь, — он кивнул на ступеньки, — я всё принесу. Там… не слишком хорошо.

— Правильно, потому что убираться нужно хоть иногда, — сообщила я. — Пошли, покажешь, как печка работает, омлет сделаю.

Я не бог весть какой кулинар, умею готовить только самое простое. Кашу там варю, могу курицу сварить и вермишелью заправить, или картошку поджарить. Но когда были деньги, конечно, предпочитала заказать готовое и не морочиться. А когда денег совсем мало — ну так есть доширак с майонезом, еда на все времена. У них-то тут однозначно нет никакого доширака, но чем-то же они питаются! Все мужики, которых я встретила ночью в лесу, были вполне так в силе, заморенными не выглядели. Значит, не пропадём.

Мы отправились с ним на кухню, и оказалось, что возле огромной печи есть ещё и маленькая, как бы на одну конфорку. Вот там-то Хьюго и разжёг как-то огонь, едва ли не пальцами. Тоже так хочу!

Я отправила его за водой, отшоркала куском щепки сковородку, спросила — есть ли масло или что-то другое жирное, и получила кусок сала. Отлично, будет омлет со шкварками. Он что-то говорил мне насчёт положено, или не положено, или ещё какую ерунду, но я отмахнулась и сказала ему сидеть и не отсвечивать. Или можно пока хлеб нарезать.

— А пить-то что? — до меня дошло, что нет ни чая, ни кофе.

— А что, я разве там всё выпил? — не понял он.

— Ты-то, может, и не всё, но я бы утро с алкоголя не начинала. Хотя если у тебя башка трещит, то тебе полечиться надо. Чай? Кофе? Трава какая-нибудь, которую заварить? Я бы горячего выпила.

Он прямо изумился.

— Скажите, прекрасная леди, каких заморских трав вам не хватает. Я велю привезти.

Велит он, значит, привезти. Ладно, подумаем.

Пока шкварки зажаривались, я взбила яйца с молоком на омлет, нашла соль, ещё повела носом — нет ли зелени, но если тут горы и осень, то какая тут зелень? Это дома в магазине есть всё в любой сезон!

Когда омлет дошёл до кондиции, накрытый другой такой же сковородкой, я разложила его по двум тарелкам и поискала на столе вилки. Не нашла, нашла ложки. Фиг с ним, хоть так. Вылила себе в чашку остатки молока.

— Пошли, что ли, — кивнула хозяину.

Он подвис и смотрел на меня несколько изумлённо. Никогда не видел, как еду готовят? Да вряд ли. Что тогда не так?

— Что-то не так? — я ж всегда прямо спрашиваю.

— А что вы ещё умеете, прекрасная леди?

— Да что надо, то и умею, — сказала я. — Про боёвку если не веришь, потом сам можешь проверить, а пока пошли.

Мы выбрались на ступеньки, немного нагретые скупым позднеосенним солнцем, и сели, тарелки взгромоздили на колени, а чашку с молоком я поставила рядом с собой. Что там он себе налил — не смотрела, и не хочу.

— Так это, давай уже рассказывай — я ведь правильно понимаю, что всё не просто так? И ты потащился в лес за мной ради какой-то великой цели?

— Госпожа, Хьюго вам этого не скажет, придётся мне, — сверху плавно спустился призрачный старец.

— Да мне без разницы, кто скажет. Главное, скажите уже.

— Ваше появление — спасение для него. Вы же поможете?

— А что сделать-то нужно?

— Для того, чтобы сохранить его рассудок и жизнь, вам нужно выйти за него замуж.

— В смысле — замуж? — не поняла я.

Как-то фантастично звучит. Это девчонки обычно хотят замуж, нормальные девчонки, кто прошаренный насчёт семейной жизни, и прям хочет любить мужа и растить детей, или кто не хочет работать, а хочет, чтобы муж обеспечивал, ну или просто красивую свадьбу, дорогое кольцо и свадебное путешествие на море. Мужики и парни жениться не хотят никогда, им и так хорошо.

— Я не думаю, что там, откуда вы к нам прибыли, люди не женятся и не выходят замуж, — фыркнул призрак.

— Вполне, — пожала я плечами.

Просто обычно так женятся, что смотришь и понимаешь — лучше не надо.

Мои три детдомовских подружки все замужем побывали. Иринка прямо в восемнадцать выскочила, по залёту. Ну, родила в браке, а потом оказалось, что муж пьёт, не хочет работать, да ещё и поколачивать начал. Мы Иринку с сынишкой из того брака спасали всей компанией — чистили рожу мужу, запугивали его родителей, потому что они грозились отсудить Иринкиного ребёнка — мол, раз она детдомовская, то пьянь и шлюха, и ещё выселяли того мужа из Иринкиной однушки. И потом ещё с мелким сидели по очереди, кто мог — потому что ей надо было работать, папаша алименты платить не разбежался. В общем, сейчас у неё всё неплохо, выучилась, поваром работает, правда, с утра до ночи, сын в школе уже учится, самостоятельный — умеет и еду разогреть, и уроки сам сделать. Но сказала — больше в этот ваш замуж ни ногой, родила одного ребёнка — и хватит, этого бы на ноги поставить.

Надюшка как раз больше всего на свете хотела замуж, чтоб детей много, и заботиться о них и о муже, облизывать, носки вязать, борщи варить и вот это всё. Её будущий муж у неё торт заказывал — она крутой кондитер, у неё была прямо мечта-мечта — научиться стряпать торты, она и научилась, и стряпала на заказ. И вот встретились, закрутилось у них, он почти сразу её замуж позвал. А человек был непростой, сильно старше неё, с должностью, с хорошей зарплатой и большой квартирой. Ну, она поскакала в тот замуж, закрывши глаза, родила сына и дочку — погодков, и когда была беременная третьим, то тут и оказалось, что у мужа наклёвывается вторая семья, с такой же непростой фифой, как он сам, и там тоже ребёнок на подходе. И тут разве что Надюшку просто выселили в квартиру, которую он купил ей и детям. И денег не жалеет, говорит — тоже его дети, но ей в каждой копейке чуть ли не письменно приходится отчитываться, и он постоянно ей нервы мотает — куда тебе так много. А то, что детей трое, и что всех нужно одеть-обуть и на кружки всякие водить, и не дай бог, кто заболеет, то лечить — ну, это не его забота уже. Она бы и сама снова работать пошла, но дома с детьми не получается, а вне дома никак не может найти такой график, чтобы вписываться со всеми её детскими делами. А бывший ещё и пилит — мол, ты мать, вот и смотри за детьми, будешь оставлять детей одних или с няней — перестану деньги давать.

А Верке сильнее всех не повезло, её муж просто избил, она на пятом месяце была. Выкинула и больше не может иметь детей, да и сломанная рука срослась как-то плохо. Но свадьба была красивущая, и кольцо с бриллиантом, и свадебное путешествие на Бали. А чем закончилось, называется.

Я понимаю, это крайние случаи. Но у других всё равно — мало денег, если есть дети — то совсем мало, нередко нет своего жилья, а если есть, то в ипотеку, зато есть куча причуд у этих самых мужей и их родственников. Детей нужно тащить самой, причуды мужей терпеть, а что в ответ? Как же, дорогая, ты так хотела замуж и детей, вот и получи.

Так вот, я, если что, замуж не стремилась совершенно. Мне было нормально. А когда кто-нибудь не слишком умный начинал говорить про часики тикают, посылала далеко и без жалости. Мечтала накопить на первый взнос в ипотеку, да вот не вышло. Думала — сначала своя квартира, там посмотрим.

И вот тут мне начинают что-то заливать о том, что надо спасти мужика замужеством. Это где такое видано, где такое слыхано? Да нигде.

— Так, с этого места поподробнее, пожалуйста. Зачем мне выходить замуж? — строго спросила я обоих, живого и призрачного.

— Это особенность проклятья, — тут же ответил мне Эдрик. — Понимаете, так случилось, что все мужчины-маги, родившиеся в определённый день, прокляты. И в какой-то момент жизни начинают сходить с ума. И представляют опасность для окружающих. И в конце концов умирают. К счастью, есть способ спастись. Для того нужно в точно такую же ночь Черной луны отправиться в Туманный лес, там встретить девицу из-за грани мира, поцеловать её, привезти домой и жениться. И после свадьбы проклятье уже не будет властно над тем магом.

— И что, все те идиоты, от которых я убегала, хотели поцеловать меня и жениться? — не поверила я.

— Девиц мало, всем не хватает. Континент велик, страдают от проклятья жители всех его стран.

— Только маги?

— Только маги. Но светлым магам подойдёт любая девушка, а вот тёмному нужна чужеземка. Иномирянка.

— Попаданка, ага. И откуда в том лесу берутся попаданки?

— Их затягивает специально, чтобы они могли спасти тёмных магов. Поцелуй устанавливает связь, и если, гм, повторять, то она крепнет.

— А если пойти и трахнуться, то совсем хорошо будет? — надо же знать, да?

— Э… наверное, да, я надеюсь, что понял вас правильно, уважаемая леди Серафима.

— Так может и замуж не надо?

— Обряд должен закрепить вашу связь.

— Так, ладно. А если девушка попала, но до утра её никто не поцеловал?

— С рассветом она вернётся домой.

Тьфу ты. Мне не хватило всего ничего, нескольких минут. Неудачно вышло.

— А теперь как вернуться домой?

— Никак, — замотал головой призрачный Эдрик.

— Если спустя год прийти в Туманный лес в ту же ночь и до рассвета никого не встретить, то утром можно вернуться, — сказал молчавший до того момента Хьюго.

— Вот зачем ты это сказал? — вскинулся Эдрик.

— Чтобы было честно, — пожал тот плечами. — Девушка должна выйти замуж по доброй воле и с открытыми глазами.

— И если выйти замуж, провести этот, ну, обряд, то проклятье кончится, так? — продолжала выяснять детали я.

— Именно так, вы всё поняли верно, — кивнул призрак.

— Так, ладно. А если выйти замуж, снять проклятье и потом развестись? — может, и не страшно, на самом-то деле?

— Что значит — развестись? — не понял призрак. — Что вы имеете в виду?

— Ну как, были женаты — и перестали. У нас или просто документы оформляют, или по суду, если есть дети или если делят имущество. У вас, наверное, нужен обратный обряд. И тогда мы и его вот спасём, и потом я домой пойду, через год. А пока — ладно уж, как-нибудь.

— Это невозможно, — сообщил призрак. — Разводов не бывает.

Как это не бывает?

Я чуть было прямо это вот не проорала, но потом выдохнула и сообразила — вообще в школе на уроках рассказывали, что и у нас разводы вошли в обиход как-то не очень, чтобы давно, а то тоже браки заключались «на небесах» и «пока смерть не разлучит». Грустно это звучит, про смерть-то. Дома ты знаешь, что если вдруг что-то пойдёт не так, то ты всегда можешь развестись. Процесс может оказаться сложным, дорогостоящим, муторным — в зависимости от того, насколько близким к известному животному окажется бывший муж. Можно выбраться из брака нищей и на трёх хромых ногах, но — всё равно выбраться.

А тут что делать?

Я внимательно оглядела обоих мужиков, и живого, и дохлого.

— И что же делают, если окажется, что муж и жена совершенно друг друга не выносят?

— Живут дальше, — пожал призрачными плечами Эдрик.

Исчерпывающе, что.

— Так, погодите. Может у вас тут вообще браки исключительно по расчёту? — если он какой-то там сын графа, то иначе и не умеет, наверное?

А второй — бывший этот самый граф, если я всё правильно помню.

— А что, бывает как-то иначе? — спросил Эдрик, да с таким видом, будто я несу чушь какую-то несусветную. — Как это — без расчёта? Брак — это союз семей в первую очередь. Что у родовитых людей, что у безродных крестьян.

— Конечно, бывает. Встретились, пообщались, влюбились, пожили немного вместе — ну, чтобы попробовать, уживутся вообще или нет. И уже если ужились, то тогда жениться. Или по залёту, если мужик нормальный, а не хз что.

— Или… как? — встрепенулся Эдрик.

— Если она беременная, — пожала я плечами.

Что такого-то, дело житейское.

— Это правильно, ребёнок должен родиться в браке, иначе ему будет непросто унаследовать отцовское имущество, — закивал он.

Может, у нас всё дело в том, что наследовать-то и нечего? Сами живут как-то, где-то и на что-то, нередко — просто с родителями, вот и не хотят жениться?

— И что унаследует ребёнок, если он родится вот от него? — я кивнула на молчащего Хьюго.

— У него, кроме этого замка, есть ещё три, графы Мерсийские богаты, — сообщил Эдрик. — Граф Вильгельм обеспечил всех четверых сыновей и трёх дочерей.

Ничего так, семеро детей! Как в сказке какой. Потому что обычно если семеро детей — это мрак и нищета. Ну или в религиозной семье, там, может, как-то иначе, не знаю.

— Граф Вильгельм — это твой отец? — уточнила всё же я.

— Да, — ответил Хьюго.

— И где он? Ты не с ним живёшь?

Мало ли, как тут принято с младшими сыновьями.

— Его нет в живых, госпожа Серафима, — мягко ответил Эдрик.

— А что с ним случилось? И где мать?

— Госпожа графиня скончалась незадолго до смерти супруга, — пояснил всё тот же Эдрик.

— Это что ли недавно случилось? — ну мало ли, вдруг этот Хьюго сильно любил родителей и ещё не пережил, бывает.

— Граф Вильгельм скончался три месяца назад.

— Недавно, да. Соболезную, — глянула я на Хьюго. — Так-то я тоже сирота, правда, давно уже. Было время привыкнуть.

Хьюго глянул на меня, вздохнул и снова уставился в пустую тарелку.

— И кто вас воспитывал? — Эдрик глянул внимательно.

— Государство, как всех таких, — пожала я плечами. — Да ничего, нормально всё.

— Как же, а другие родичи, неужели не осталось никого?

— Другим родичам я была через порог не нужна, — подумаешь, не самое большое горе во Вселенной.

— Значит, о вас там никто не горюет? Раз и не было никого?

— Нет, — пришлось признать мне.

— Значит, и вам можно не печалиться! — радостно сообщил Эдрик. — Если вы спасёте нашего Хьюго от проклятия, то вся наша семья будет перед вами в большом долгу. Вы можете рассчитывать на почёт и уважение.

— И в чём выразится это уважение? — хмыкнула я. — Понимаете, сейчас я вижу перед собой пустую каменную хоромину, в которой нет ничего — ни еды, ни мебели, ни даже постели нормальной. И её как бы хозяина, который сидит, нос повесил, и что-то даже разговаривать со мной не торопится. И вас. Но вы, как бы это вежливо сказать, ни воды не принесёте, ни еды не добудете. Но активно уговариваете меня на что-то. А ваш подопечный, или кто он вам? Потомок? В общем, вот этот достойный, наверное, мужчина пока ещё ни слова не сказал. А говорить вроде умеет, я слышала. Почему мне кажется, что здесь что-то не так?

— Всё так, леди Серафима, — голос Эдрика зазвучал особенно ласково. — Он у нас не из разговорчивых, всё верно. Он немного привыкнет к вам, и всё вам скажет, что положено. И подарки подарит богатые. Что бы вы хотели? Драгоценности? Заморские шелка? Коня? Ловчего сокола?

— Для начала — чистую постель и где помыться. Всё то, что я вижу, как-то не очень соотносится со словами о драгоценностях и чём-то там заморском. И сортир у вас тут под кустом, да? Зимой тоже? А едите вы тут что? Всё, что было в кухне, мы сейчас съели за милую душеньку. А вот это тело, — я кивнула на Хьюго, — судя по всему, хорошо питается, кто его кормит?

— К чему вы клоните, леди Серафима? Да, признаю, замок несколько в запустении, но Хьюго отвечает за охрану границ Туманного леса, поэтому не уделял хозяйству должного внимания. Но теперь всё переменится.

— И почему мне кажется, что вы оба пытаетесь о чём-то умолчать? О чём-то важном, так? О чём-то, что мне не нужно знать, потому что если я узнаю, то убегу, сверкая пятками? — я смотрела то на одного, то на другого.

— Например, о чём таком мы можем умалчивать? — изумлённо спросил Эдрик.

— Ну вдруг он уже женат, например. Или был женат, раз так шесть, и уморил всех своих жён. Или он опасен, и убивает всех, кто ночует с ним в замке, почему тут нет никого, сам же сказал, что разбежались. Ну и я ещё могу придумать варианты, верите?

— Не нужно ничего придумывать, — внезапно заговорил Хьюго. — Я в самом деле опасен. Я убил несколько своих соратников в припадке безумия. А потом убил своего отца.

Ну приплыли, называется. Мне выдали маньяка-убийцу? Он не помнит себя во время приступов и крушит всё живое? А то ещё и неживое? Потому от него и разбежались все, кроме призрака, которому уже не страшно?

Видимо, это было написано на моём лице большими буквами, потому что тот самый призрак как рухнет сверху Хьюго на голову, и видимо, это было как-то нехорошо, потому что Хьюго затряс головой и заругался.

— А ну слезь, дохлятина!

— Я тебе предок, а не дохлятина!

— Дохлый предок!

— А ты придержи свой дурной язык, понял? Нечего говорить о том, о чём ничего не знаешь, сколько тебе повторять?

Эдрик снова взмыл наверх, видимо, немного там отдышался (или что ещё призраки делают, не знаю, человек бы отдышался), опустился поближе ко мне и заявил:

— Миледи Серафима, не слушайте его! Он не может говорить о том, чего не знает точно! А он не знает!

— А кто знает? — тут же среагировала я.

Потому что желательно выяснить бы. У меня, кажется, карма такая — попадать на тех, кто решает проблемы в семье посредством убийства.

— Никто, госпожа Серафима, — вздохнул Эдрик. — Не осталось свидетелей. Давайте, я расскажу вам, что знаю, а он-то ничего не расскажет, он себя не помнит. Его словам не стоит верить.

— Погодите, господин Эдрик, — покачала головой я и повернулась к Хьюго. — Скажи, только честно: ты помнишь или нет? Или твой покойный прапрадедушка тебя тут выгораживает сейчас?

Вроде, Хьюго ведёт себя как парень честный, хоть местами и странноватый. Вот пусть и скажет, как есть.

Он тоже повернулся ко мне и взглянул как-то сумрачно. А я загляделась на пушистые, хоть и светлые, ресницы, и красивый породистый нос. И бриться он не забывает, хоть спит на куче сена, и ходит в несвежей рубахе.

— А я, госпожа Серафима, и впрямь не помню, — сказал он, не сводя с меня глаз. — В моменты безумия разум оставляет меня. Я не вижу, кто передо мной — враг или друг. Я совершенно точно убил пятерых ни в чём не повинных солдат из своего отряда, и одного офицера, сначала никто ничего не понял — что это со мной творится, а потом они пытались обуздать меня. Хотя бы связать и запереть, но невозможно связать и запереть обезумевшего тёмного мага. Тогда меня ударили лавкой по голове, это лишило сознания и не дало продолжать безумствовать. Я пришёл в себя через два дня, снял с себя обязанности командующего и отправился к отцу, чтобы известить его о произошедших событиях, получить причитающееся мне наказание и отправиться затем в Туманный лес, чтобы до конца отмеренных мне дней истреблять там врагов рода человеческого. Но увы, меня снова настиг приступ безумия, и я не помню, что натворил во время разговора с отцом. Пришёл в себя я через четыре дня, здесь, Эдрик сообщил, что меня обвиняют в убийстве, а на месте отца сидит его младший брат, виконт Моркар. Это неправильно, следующим графом должен был стать мой брат Стефан, он находится в столице, в свите короля, и не спешит возвращаться.

— А тебе, бестолочь, нужно скорее избавляться от проклятья и лететь к Стефану! — сварливо сказал Эдрик. — Потому что дело нечисто! И ты мог временно поглупеть, и забыть, что твой отец был магом — не чета тебе самому, тебе до той силы ещё лет тридцать, не меньше! И что же, ты думаешь, он не знал, кто ты таков, что можешь, чем владеешь, и что проклят, тоже не знал? Ты или глуп, или наивен, или и то, и другое разом, хотя раньше, вроде бы, и умом был знаменит, и интриги врагов чуял на подлёте! Проклятье — это не смерть, понятно тебе? И не моровое поветрие, не чума и не потница! Тебя заколдовали — а ты должен расколдоваться! И разобраться, что случилось в тот вечер в кабинете твоего отца! Если не ты — то кто?

— У меня три брата, — Хьюго счёл нужным ответить только на последнюю реплику предка.

— Один из которых серьёзно подумывает о жречестве и почти переселился в королевскую библиотеку, второй — посол в Нидолии, и никому не ведомо, когда вернётся оттуда, а третий не может быть разом и первым некромантом короля, и разбираться с паршивым Годриком, засевшим в Мерсийском замке!

Короче, будь это человек, а не призрак — и быть бы нашему Хьюго битым, причём — крепко битым, как я понимаю. И если бы с одного раза не дошло — то неоднократно битым.

— Ты понял, как тебе повезло, что господин Эдрик — призрак? — я ткнула его кулаком в бок.

— Почему повезло? — не понял он.

— Потому что иначе он бы тебе давно голову стряхнутую на место поставил. Собственными кулаками. Как это — всё не то, чем кажется, да? Так может и ты не то, чем кажешься? И этот твой, кто он там тебе, который отцовский замок занял?

— Он мой родич, — пожал он плечами.

— Ой, я тебя умоляю, — рассмеялась я. — Знаешь, отдельные родственники бывают тем ещё дерьмищем. У нас ток-шоу «Говорим откровенно», да? Так вот, моя мать убила моего отца, потому что он завёл любовницу и открыто с ней встречался, у нас дома в том числе. И умерла потом в заключении. У меня тоже та ещё наследственность.

— Я думаю, ваша мать была в своём праве, леди Серафима, — встрепенулся Хьюго. — Если ваш отец был настолько недальновиден, что не заботился о её добром имени, да и о своём тоже, то он получил по заслугам. А вы тут и вовсе не при чём. У вас есть братья или сёстры?

— Нет, — покачала я головой.

Надо же, в своём праве!

— Значит, вы просто должны были унаследовать всё.

— Там было нечего наследовать, увы. Квартира принадлежала матери отца. И по нашим законам убивать нельзя. Никого. Ни при каких обстоятельствах.

— Как нельзя? — вытаращился он на меня.

— Вот так, нельзя. Никому.

— А как жить-то? — вы будете смеяться, но он и вправду не понимал.

— Мирно, — усмехнулась я.