Серебряная богиня

16

— Привет, Хэм.

—Да?

— Это Пэт Шеннон. Как дела?

— Лучше не бывает, — ответил, ухмыльнувшись, Хэм Шорт.

Тот, кто, участвуя в деле объединения компаний, звонит первым, выкладывает свои карты на стол. Ему нравились мужчины, сами звонившие по телефону. Ничто так не раздражало его, как звонок секретарши, заставлявшей дожидаться, пока она соединит его со своим боссом. В таких случаях он неизменно бросал трубку, независимо от того, насколько важен был для него прозвучавший звонок.

— Как вы смотрите на то, чтобы в удобное для вас время приехать в Нью-Йорк и провести со мной целый день в «Супракорп»? Мне бы хотелось, чтобы вы побольше узнали о нас.

— Что, если завтра?

— Отлично. Мы пошлем за вами один из наших «Гольфстримов».

— К черту «Гольфстрим»! Я летаю только на своем «Аэрокоммандер». Организуйте только перелет по тому маршруту, который я люблю.

— По западному?

— Точно. Я готов лететь куда угодно, но лишь со своим собственным уютным сортиром.

— Машина с водителем будет ждать вас в аэропорту. Когда вы доберетесь?

— Ровно в девять, но накиньте еще около часа на ожидание коридора для посадки.

— Значит, завтра увидимся. Жду вас с нетерпением.

— Договорились.

Офис корпорации «Супракорп» занимал целиком пять этажей в доме 630 по Пятой авеню, громадные двери которого охраняли бронзовые фигуры атлантов. Выйдя из лифта на десятом этаже, Хэм Шорт очутился в просторных, богато отделанных интерьерах.

Хэм назвал свою фамилию заведующему приемной и отошел к стендам, на которых были выставлены образцы продукции, выпускаемой предприятиями корпорации. Не прошло и двух минут, как его радостно приветствовал Пэт Шеннон, вышедший навстречу Шорту в одной рубашке с закатанными рукавами, расстегнутым воротничком и съехавшим набок узлом галстука. Они прошли по широким, ярко освещенным скрытыми светильниками коридорам, устланным темно-коричневыми коврами, и Хэм испытал такое ощущение, будто находится на космическом корабле. Шеннон провел гостя в свой кабинет. Хэм, недолюбливавший широко распространенный в офисах стиль изысканной, слегка приглушенной, но бездушной роскоши, который он и здесь успел отметить по пути, с удивлением обнаружил, что попал в помещение, которое с равным успехом могло бы оказаться и на ранчо где-нибудь неподалеку от Санта-Фе. Шеннон жестом пригласил Хэма сесть в одно из глубоких кожаных кресел и налил ему чашку кофе из термоса, стоявшего на низком журнальном столике.

— Ну что, эта привычка работать засучив рукава создавалась тремя поколениями?

Шеннон улыбнулся, и глубокие складки по краям рта стали еще отчетливее.

— Дьявол меня забери, если я понимаю, как мужчина может работать в пиджаке целый день. А что касается трех поколений, то тут мне нечего сказать. Перед вами круглый сирота, Хэм.

— Не ищите у меня сочувствия. Я сам ушел из дома в двенадцать лет и всегда считал себя сиротой.

— Что вы знаете о «Супракорп», Хэм? — спросил Пэт Шеннон, выглядевший сейчас еще моложе, чем в Мидлбурге. Повседневная одежда Шеннона и то, как удобно он расположился в своем старом кресле, а также отсутствие с его стороны всяких попыток скрыть свою заинтересованность в Хэме Шорте и веселый блеск его глаз — все это создавало у Хэма ощущение, что он встретился с хорошим приятелем, а не просто с человеком, с которым ему предстоит напряженный деловой разговор.

— Только то, что я сумел прочитать в «Уолл-стрит джорнэл». Наверное, это не составляет и десятой доли той информации, что ваши парни сумели раскопать, изучая мой маленький бизнес.

— Мы очень заинтересованы в вас и вашем деле, Хэм.

— Это я понял. Как вы на меня вышли? — Хэм был польщен, но тем не менее соблюдал осторожность.

— Мы хотим внедриться в сферу торговли недвижимостью. У нас уже есть подобное отделение, и оно быстро растет и развивается. Помимо ваших на рынке недвижимости есть еще немало других операций, представляющих для нас интерес. Но мы хотим привлечь именно Хэма Шорта, причем заинтересованы значительно больше в вас самом, нежели в вашем капитале. Мы восхищаемся тем, как вы строите свои дела. Нам нужен такой человек, как вы.

— Давайте не будем ходить вокруг да около.

— Да, это лишняя трата времени. Я хочу показать вам, что мы собой представляем. Если мы купим вашу компанию, Хэм, то через несколько лет вы не только удвоите свое состояние, будучи одним из крупнейших держателей акций «Супракорп», но также войдете в наш совет директоров. Ну и, конечно же, вы будете продолжать руководить вашим делом, пользуясь всеми преимуществами, которые дают наши кредитные линии и наши собственные капиталы, которые мы готовы вложить в дело.

— Но я должен буду отчитываться перед вами? — решительно спросил Шорт.

— Да. Я и сам отчитываюсь перед акционерами. И потом, если я буду всем доверять, то у меня возникнут проблемы.

— Гм-м… — лишь пробормотал Шорт.

Ему нравился Шеннон, но он еще никогда в своей жизни ни перед кем не отчитывался. С другой стороны, его всегда привлекали крупные, многоотраслевые корпорации. Пэт Шеннон сказал все, что должен был, и Шорт, кажется, хорошо его понял. На вершине власти есть место только для одного. Шеннон вывел Торта из кабинета.

— Некоторые наши отделения расположены здесь же, — пояснил Шеннон, пока они шли про коридору. — Например, «Лексингтон фармасевтикалс». «Лексингтон» производит все виды лекарств, начиная с чудодейственных средств от… Привет, Джим, — Шеннон задержал мужчину, проходившего через холл. — Хэм, это Джим Голден, один из вице-президентов «Лексингтон фармасевтикалс». Джим, это Хэмильтон Шорт.

— Рад познакомиться, мистер Шорт. Пэт, как провел время в Париже? Когда ты вернулся?

— Вчера. В Париже все было как обычно, два полных дня заседаний. Там помещается фирма «Чойсел и О'Хара» — наше отделение, занимающееся импортом вина и ликеров, — пояснил он Хэму. — Теперь давайте заглянем в «Трои ком-мюникейшнс». Здесь находится их представительство, а киностудия и телевизионная станция расположены, конечно, на побережье, но наше издательство и главные конторы наших семи телерадиостанций тоже помещаются в этом здании, двумя этажами выше. Со следующего года мы планируем начать издание книг в твердых обложках.

— Книгоиздание всегда казалось мне чисто джентльменским занятием и потому умирающим бизнесом, — сказал Хэм. Шеннон и Джим Голден дружно рассмеялись.

— Ни в коем случае, Хэм. Если бы дело обстояло так, как вы говорите, то, можете быть уверены, «Супракорп» не стала бы влезать в это предприятие. Мы приобрели всего одно отделение, дела которого пока плохи. Это «Элстри косметике».

— «Элстри»? Английская фирма? Мне кажется, что еще моя матушка пользовалась их продукцией.

— В этом и заключается вся проблема. Эта фирма даже еще более почтенная и респектабельная, чем «Ярдли» или «Роджер и Галле». Матери пользовались ее косметикой, но, к сожалению, никто из дочерей не желает ее покупать. Мы приобрели эту фирму два года назад, но до сих пор никак не можем довести ее до ума. Я собираюсь сам заняться новой рекламной кампанией. Мы планируем запустить целую линию новой продукции. Теперь двинулись в «Трои коммюникейшн». Я устрою вам небольшую ознакомительную экскурсию перед ленчем.

— Отлично.

Ленч — недурная мысль, и чем скорее он состоится, тем лучше. После ленча у Шорта была встреча с его банкиром, и он расспросил его о том, что тот думает о Шенноне.

— Он настоящий пират, — сказал Реджинальд Стейн.

— Мне он таким не показался, — заметил Хэм Шорт.

— Слушай меня, Хэм, это самый настоящий речной пират или что-то вроде этого. Он, на мой взгляд, излишне смел, слишком много рискует, а я скупил слишком много акций «Супракорп», поэтому и тревожусь.

— Но ты только посмотри, как растет корпорация, — возразил Хэм.

— Я понимаю и не виню тебя, но сейчас все растут, Хэм. Сейчас наступили золотые дни для некоторых видов бизнеса, а «Супракорп» участвует в большинстве из них. Что меня беспокоит больше всего, так это запредельный риск, а ты, Хэм, не хуже меня знаешь, что такой бизнес всегда излишне опасен. Шеннон пытает счастья там, где не следует это делать, и мне это не нравится. Он не печется о безопасности и вместе с собой подвергает опасности и меня. Так же будет и с тобой, мой друг.

Банкир помолчал немного, а потом спросил:

— Хэм, а почему ты о нем расспрашиваешь?

— Просто так, Реджи, из чистого любопытства.

Зато теперь Хэм Шорт обрел уверенность в том, что не станет иметь никаких дел с корпорацией. Он слишком немолод и богат для этого. Лишние сложности ему ни к чему. Может быть, Пэт Шеннон и способен жить под постоянным надзором держателей акций, но Хэм Шорт не намерен ни перед кем отчитываться. Даже перед Топси.

— И, пожалуйста, миссис Гиббонс, утром на завтрак подайте мне яйца в коричневой скорлупе, — велел Рэм, отдавая распоряжения своей домоправительнице поздним вечером в пятницу, после ужина в своем имении Вудхилл-Мэнор.

— Слушаю, сэр, — ответила эта дородная, с чувством собственного достоинства дама. — Королева Елизавета тоже ест только коричневые яйца со своей фермы в Виндзоре.

Миссис Гиббоне за сорок лет службы в Вудхилле пережила нескольких хозяев, но внук ее последнего господина и повелителя, к ее немалому облегчению, постепенно, не сразу, но уже начинал ей нравиться.

Те редкие уик-энды, которые Рэм в одиночестве проводил в Девоне, служили для него необходимой передышкой. Всю эту зиму он трудился с особым усердием и возвращался домой намного позже обычного. Принятое решение подыскать себе жену вынуждало его принимать такие приглашения на приемы и уик-энды, которые в иное время он, безусловно, отклонил бы, но теперь ему следовало просматривать возможных кандидаток в невесты, чтобы затем получать возможность сделать логически обоснованный и глубоко продуманный выбор.

Хотя ему до сих пор еще не удалось найти ни одной относительно приемлемой кандидатуры, но зато он, по крайней мере, точно знал теперь, кто ему заведомо не нужен. Закончив в очередной раз перебирать в памяти всех девиц, с которыми его знакомили за последние четыре месяца, и опять отвергнув их всех, Рэм погрузился в сон.

На следующее утро, прихватив одно из своих замечательных ружей, он вышел пройтись. Рэм намеревался проверить — хотя бы символически — состояние изгородей вокруг своих владений, хотя, конечно, он вряд ли сумел бы обойти более трехсот шестидесяти четырех гектаров своих угодий без помощи управляющего и его людей. Но сама мысль прогуляться по собственной земле доставляла ему удовольствие.

Даже теперь, в самом начале февраля, когда до первой зелени было еще далеко, в воздухе ощущался запах еще не скорой весны. Но Рэм не замечал этого. Его мысли были заняты недавно прочитанной им статьей Квентина Кру, в которой тот подсчитал, что человек, зарабатывающий двести пятьдесят фунтов в неделю и не тратящий на себя ни единого шиллинга, даже за время, прошедшее с Распятия Христова, не способен скопить состояние, равное тем, каким владеют герцоги Вестминстерский, или Букленч, или граф Кадоген. Сейчас в Англии насчитывается девятнадцать герцогов, каждый из которых владеет более чем четырьмя тысячами пятьюдесятью гектарами, подумал Рэм. Да, только в Англии земля — это состояние, но лишь до тех пор, пока правительство не истощит его с помощью налогов. Крупные частные состояния в Британии просуществуют недолго, в лучшем случае до конца моей жизни или даже того меньше, подумал Рэм. Но он давно предвидел подобные изменения и вкладывал столько средств за рубежом, что теперь, даже вынужденный покинуть Англию и оставить там все свое имущество, он все равно останется очень богатым.

Должна ли его будущая жена быть богатой, спрашивал он себя. Нет, благодаря его предусмотрительности, это вовсе необязательно. А требуется ли от нее абсолютно безупречное происхождение? Несомненно, принадлежность к добропорядочной семье является минимальным требованием. Должна ли она быть девственницей? На этот вопрос Рэм тоже твердо отвечал: «Да». Хотя в наши дни подобное требование кому-то могло показаться старомодным, но в сознании Рэма прочно укоренился образ невинной девушки, не испорченной лондонскими сезонами, еще не вполне сформировавшейся, которая обожала бы его и преклонялась перед ним. Да, именно такую жену он искал.

Рэм обернулся, чтобы полюбоваться своим домом.

Впечатления, подобные тем, что он испытывал, глядя на Вудхилл, но значительно более сильные, Рэм вынес из своей недавней деловой поездки в Германию.

Там он был приглашен в гости в старинный баварский замок, которым владел его партнер по бизнесу. В этом замке сменилось двадцать два поколения старинного рода, существовавшего невзирая на войны, эпидемии и другие исторические потрясения.

Сидя за ленчем со своими любезными хозяевами, Рэм обратил внимание на проезжавших верхом в сопровождении грума по противоположной стороне лужайки перед домом двух девочек лет одиннадцати и тринадцати.

— Наши дочери, — указал в сторону окна барон, не сумевший скрыть своей гордости за этим небрежным жестом, и продолжил объяснять Рэму, почему ни один человек из списка номер один Альманаха Гота не может сочетаться браком с особой, не включенной в перечни номер один и два, не утратив при этом своих королевских прерогатив. Этот экскурс мало занимал Рэма, но перед его мысленным взором навсегда остались образы мимолетно увиденных им девочек, таких чистых и невинных, будто они только что сошли со старинного гобелена.

К сожалению, он не мог жениться на какой-нибудь немецкой девушке. Этот вопрос не подлежал обсуждению. Не имело никакого значения, насколько хорошо она воспитана и бегло говорит по-английски, к какому древнему германскому роду принадлежит и сколь высоки все ее остальные достоинства: в Англии на нее все равно смотрели бы как на иностранку. Даже сам он, князь Джордж Эдвард Вудхилл Валенский, прямой потомок Рюрика, по-прежнему считался «каким-то иностранишкой» в представлении всего этого нетитулованного дворянства.

Рэм пожал плечами и продолжил прогулку. Он без всякого возмущения констатировал тот непреложный факт, что ему с его недостаточно укорененным английским происхождением ни в коем случае нельзя брать в жены неангличанку. По его мнению, даже королеве Виктории так и не удалось избавиться от пятна, появившегося на ее репутации в связи с национальностью принца Альберта, немца по происхождению.

Пока Рэм угрюмо разбирал в уме достоинства некоторых, наиболее заслуживающих внимания посемнадцатилетних красавиц, ему неожиданно пришло в голову, что следовало бы обратить свой взор на семнадцатилетних девушек. Восемнадцать лет — слишком сложный, слишком своевольный, упрямый и эгоистичный возраст. К восемнадцати годам девушка уже испорчена, решил Рэм, сорвав веточку с молодого дуба и невидящим взглядом разглядывая начавшие набухать почки.

Сара Фейн. Это имя всплыло в его памяти, и через минуту он уже вспомнил, как за деловым завтраком на прошлой неделе лорд Джон Фейн что-то говорил ему о своей дочери. Тогда он не обратил на это внимания и сейчас вспомнил лишь о собственном удивлении по поводу того, что эта тема возникала в их тогдашней беседе. Кажется, прошло совсем немного времени с той поры, когда он впервые увидел ее, тогда еще четырнадцатилетнюю девочку. Он тогда проводил уик-энд в имении лорда Джона в Йоркшире.

Неужели с тех пор прошло уже три года? Его память сохранила воспоминание об этой высокой, скромной и молчаливой девочке с ясными голубыми глазами и длинными распущенными светлыми волосами, постоянно падавшими ей на лицо. В ней было нечто воздушное, и она не сутулилась, подобно многим подросткам, чтобы казаться менее заметной. Напротив, она хорошо держалась, твердо вышагивая по вересковой пустоши в имении отца вслед за охотниками. Ладно, какие бы ни были у нее планы на новый лондонский сезон, он все равно не начнется раньше первой пятницы в мае, когда состоится закрытый просмотр в Королевской академии. Рэм решил повнимательнее присмотреться к Саре Фейн или, если быть совсем точным, к достопочтенной Саре Фейн, как принято в Англии именовать дочерей пэров. Вполне вероятно, что она станет еще одним его разочарованием и предпочтет работать фотомоделью или секретаршей при каком-либо важном лице, но тогда она ему приглянулась, и к тому же, по всем его расчетам, ей не должно было еще исполниться восемнадцать. Когда он вернется домой, ему следует внести ее в свою записную книжку, чтобы не забыть, что этот объект заслуживает внимания. В конце концов, ее дед был графом.