— Какого хрена ты треплешься? — проорал в трубку Норт. — Что еще за спонсор?! Ты же не хуже моего знаешь, Люк, что это исключено! Кампания уже готова, зачем же ему сейчас приезжать? И вообще зачем?
— Послушай, Норт, не сердись на меня. Вот уж кого мне не хочется видеть ни на одном совещании, так это человека, который копается в бухгалтерских счетах. По-моему, тебе это известно. Просто невероятно, что он сам заявил о своем желании приехать к нам. Я еще понимаю, если бы речь шла о какой-нибудь мелкой сошке. Но президент корпорации! Черт подери, да ему должно быть до лампочки все это — он слишком высоко сидит.
— Да плевать я хотел, где он там сидит — высоко или низко! — ответил Норт так же возбужденно. — Главное, пойми наконец, он лишает нас всякой свободы действий! — опять перешел на крик Норт.
— Ну насчет свободы, Норт, тебе только кажется, что она у тебя есть. А если по правде, то ни у кого из нас ею и не пахнет! Спонсор дает деньги — и ему решать, как ими распоряжаться. Так что вся свобода у него, а не у нас. А моя свобода — предлагать ему разные умные проекты, чтобы он их принимал и давал им ход. Ну а твое дело — реклама, самая лучшая, какая есть на свете!
— Слушай, кончай свое дерьмовое философствование. Я тебе о чем твержу? О том, что он приедет и станет совать свой нос в дела, в которых ни хрена не смыслит.
— Ну, положим, Патрика Шеннона ты не знаешь.
— А ты?
— Я тоже. Но зато мне известно: он груб, хам по натуре и вдобавок умен, как бестия.
— Прекрасное сочетание, — с горечью прокомментировал Норт. — Как раз такого человека мне и не хочется видеть на своих производственных совещаниях. С нами двумя уже достаточно хлопот: и грубости, и хамства, и ума. Так что новых не требуется.
— Да послушай. Я ведь на твоей стороне. Но что, надо было сказать ему, чтоб не совался, так?
— Хоть попытаться можно было.
— Попытайся сам, Норт. Это ведь у тебя, как ты говоришь, есть свобода действий.
— Увидимся завтра, — закончил разговор Норт и швырнул трубку.
Он сел и принялся размышлять над новым поворотом событий. Просто чудовищно! Со своего Олимпа вдруг, как в раннюю эпоху, когда радио и телевидение делали свои первые шаги, спускается сам спонсор, во плоти, чтобы принять участие в производственном совещании по коммерческим вопросам.
Сама мысль, что спонсор собирается предстать перед ним в лице Патрика Шеннона, казалась невыносимой. К каким ужасным последствиям это может привести!
— Дэзи! — бросил он в трубку, нажав кнопку внутреннего телефона. — Зайди!
Что ж, решил он, раз на совещании собирается присутствовать Шеннон, тогда пусть туда явятся и все сотрудники Норта. Их явку должна будет обеспечить Дэзи. А ему самому предстоит срочно заняться другими неотложными делами.
Дэзи в последний раз осмотрела большой конференц-зал. Предстоящее совещание, самое необычное из всех, когда-либо происходивших здесь на ее памяти, должно было начаться всего через несколько минут. Между тем оно уже успело вызвать такое оцепенение у одних и раздражение у других, что Дэзи решила удостовериться: хватит ли пепельниц для участников, достаточно ли графинов с охлажденной водой, а также карандашей и бумаги. Пусть во всем остальном будет полнейший хаос, но по этой части ни у кого из собравшихся не должно быть претензий! Последний осмотр пришелся кстати — оказалось, что бумагу для заметок вообще забыли разложить. Это грозило серьезными неприятностями: ведь по своему опыту Дэзи знала, что, если в ходе совещания не на чем чертить каракули, у многих участников могло, чего доброго, возникнуть желание пустит в ход кулаки. Надо срочно предупредить секретаршу Норта, чтобы она принесла побольше чистой бумаги.
После того как все, казалось, было уже в полном ажуре, у Дэзи осталась еще минутка, чтобы заскочить к себе в офис и навести перед зеркалом последний марафет. Придирчиво рассматривая свое отражение, она решила, что все, похоже, в порядке. Она умудрилась сделать себя почти незаметной: толстая коса безжалостно упрятана под ворот широкой белой блузы, которую Дэзи обычно надевала, идя на работу, и болтается на спине, невидимая для окружающих; сама блуза заправлена в мешковатый комбинезон, тоже белый, из тех, какие носят плотники; и, наконец, белая полотняная матросская шапочка надвинута так низко на лоб, что глаз почти не видно. Словом, Дэзи осталась вполне удовлетворена: на фоне белых стен конференц-зала она выделяться не будет.
Конечно, хорошо было бы вообще не присутствовать на заседании, подумала Дэзи, но отвертеться просто невозможно. Правда, можно быть почти уверенной в том, что Патрик Шеннон скорей всего не признает в ней ту женщину, с которой встречался на ужине у Шортов в Мидлбурге, женщину, которая тогда вывела его из себя, причем ему, должно быть, казалось, что это было сделано со злым умыслом. Как же он был взбешен в тот раз! Дези серьезно опасалась, что само ее присутствие на совещании может внести еще большее напряжение в атмосферу встречи, которая и без того обещает быть сегодня достаточно напряженной.
Звук поднимающегося лифта подсказал Дэзи, что надо спешить: совещание начинается. Люк Хаммерштейн, сопровождаемый пятью своими помощниками, явился первым. Стоя у стены в дальнем углу зала, Дэзи следила за тем, как помещение постепенно заполняется людьми. Норт настоял, чтобы на сегодняшнем совещании присутствовали все. Настоящий парадный выход, подумала Дэзи, прикидывая, что ей бы лучше всего сесть рядом с Ником, чтобы оказаться в тени его колоритной фигуры: в ярком пиджаке он напоминал павлина, горделиво выпятившего свою грудь, — наверняка все взгляды будут устремлены только на него, и сидящие рядом окажутся в тени.
Патрик Шеннон появился точно в назначенное время. Его сопровождали пять человек, которых он тут же представил собравшимся.
За то время, которое потребовалось гостям, чтобы разместиться за столом, Дэзи сумела из своего стратегического укрытия бросить взгляд на Патрика Шеннона, который без всяких колебаний сразу же уселся напротив Норта. Впервые Дэзи увидела Норта рядом с человеком, который определенно был ему ровней. Даже не глядя на этих двоих, она чувствовала, что Шеннон безусловно доминирует: все сидевшие за столом невольно обращали свои взоры на него одного, словно их притягивало магнитом. Может быть, подумала Дэзи, с трудом сдержав готовый вырваться из горла смешок, у нее создалось такое впечатление из-за всех этих повернувшихся в одном направлении ушей?
Боже, пронеслось у Дэзи в мозгу, до чего же все это абсурдно! Как убийственно серьезно выглядят находящиеся за столом люди. Между тем присутствие Шеннона здесь, в зале заседаний, совершенно никому не нужно. Просто не верится, что Люк и Норт могут воспринимать его появление как событие чрезвычайной важности и вообще относиться к нему с такой горячностью. Ну хочется этому раздувшемуся от важности человеку сыграть роль «творческой» личности, определяющей рекламную политику своей компании, так пусть играет себе на здоровье. А вы ему подыгрывайте, ублажайте его — вот и все! Чем он, в сущности, отличается от других работодателей из тех, что были у Норта прежде? Да ничем. На съемках эти люди непременно настаивали на том, чтобы им предоставили возможность, прежде чем будет отснят кадр, самим посмотреть в видоискатель камеры. И Норт всегда позволял им сделать это, хотя они понятия не имели, что видят там в видоискателе и, главное, что получится в конечном счете на пленке. Взглянув, они с важным видом кивали головами, одобряя все то, что он, Норт, собирался делать с самого начала.
Совещание началось с того, что Люк, поднявшись со стула, принялся излагать собравшимся основные этапы проделанной работы. Чувствовалось, что в глубине души его безмерно раздражает необходимость еще раз пересказывать то, что за минувшие несколько недель уже неоднократно обсуждали. Однако, хотя работа вступила в завершающую фазу, Шеннон распорядился по телефону, чтобы в начале совещания Люк непременно информировал всех участников об общей ситуации и, как он выразился, обрисовал картину происходящего.
Тон у Люка был отрывисто резкий — это сразу же насторожило присутствующих. Один из уроков, который Люк вынес из своей предыдущей деятельности, состоял в том, что надо уметь рассказать о рекламном объявлении так четко, чтобы его можно было увидеть перед глазами. Именно эта способность и позволила Люку занять свое нынешнее положение.
— «Элстри» гибнет из-за проблемы имиджа. Концерн ориентирован на вчерашний день. Его вкусы — это вкусы наших бабушек.
Люк сделал паузу и окинул взглядом аудиторию. Убедившись, что все слушают с напряженным вниманием, Люк продолжал:
— Претензия на элегантность, чистота компонентов, на этих позициях делался раньше акцент рекламы продукции «Элстри», — мы отбросили все это! Наша идея — ориентироваться на самый прибыльный сегодня рынок. Я имею в виду работающую женщину. Динамичную, склонную к эскападам и, главное, со своей собственной чековой книжкой! — Взяв со стола большую глянцевую фотографию с изображением женского лица, Люк продемонстрировал ее внимательно слушавшей аудитории. — Это Пэт Стивене. Новый образ «Элстри». На рекламных роликах она предстанет перед зрителями во множестве ситуаций. Таких, которые никогда до нас не использовали в косметическом бизнесе. Она будет исполнять фигуры высшего пилотажа на маленьком спортивном самолете. Мы получим возможность наблюдать ее в состоянии невесомости. В барокамере, где она будет готовиться к космическим полетам. Она же будет принимать участие в гонках «Инди-500». Для этого «Дженерал моторе» уже заказана специальная машина. На Пэт всегда будет специальная форма и шлем на голове. В последние тринадцать секунд каждого рекламного ролика она должна говорить об «Элстри». В это время Пэт скинет свой шлем — и тут зритель наконец-то сможет увидеть ее лицо. Он не сможет не ощутить исходящую от этого лица силу и жизненную энергию. Покоряющую, возбуждающую, стремительную и, самое главное, по-настоящему молодую! Пэт — олицетворение не только сегодняшнего дня. Это женщина будущего!
Глядя на фото, Дэзи попыталась проявить максимальную объективность. Черты лица молодой женщины были потрясающе правильными, но короткая, по моде, стрижка и чисто рекламная улыбка типично американской красавицы делали ее абсолютно лишенной всякой индивидуальности. Да, у нее ослепительной белизны зубы, резко выступающие скулы… но вот сексапильности тут явно маловато.
— Мы, — продолжал Люк, — намерены заключить с Пэт двухгодичный контракт, чтобы в течение этого времени никто другой не смог перехватить ее у нас. Она станет символом новизны «Элстри». Пройдет несколько месяцев — думаю, даже меньше, — все забудут, что «Элстри» выпускает косметику уже целое столетие. Забудут, потому что отныне для них олицетворением этой косметической фирмы станет только она, Пэт Стивене. Так будет сегодня. И так, заявляю об этом с уверенностью, будет завтра.
Закончив, Люк опустился на стул под шквал аплодисментов, которыми дирижировал Ник, получивший соответствующие инструкции перед началом заседания. Затем в зале повисла неожиданная тишина.
Патрик Шеннон кивнул своим людям:
— Дамы и господа, во-первых, мне хотелось бы извиниться за свое вторжение. Я знаю, что не принято проводить подобные совещания в расширенном составе, но у меня просто нет времени делать все, как положено, и нет времени на расшаркивания и прочие церемонии. Как вы знаете, я много разъезжал в течение последних месяцев, а сегодня мне необходимо вылететь в Токио.
Он сделал паузу, достаточно длинную для того, чтобы увидеть реакцию на свои слова: как он и ожидал, сидевшие в конференц-зале мужчины и женщины согласно закивали головами.
— Когда несколько дней назад я появился в своем кабинете, — продолжал Шеннон, — то обнаружил у себя на столе план всей кампании, уже готовый к запуску. Тогда-то я в первый раз и увидел фото этой девушки, которая будет рекламировать «Элстри».
— Мы ждали, пока Дэнил сможет сфотографировать ее с новой прической, — поспешила дать пояснения Хелен Штраус. — И это заняло больше времени, чем мы предполагали.
— Эта девица, — Шеннон для убедительности шлепнул ладонью по лежавшему перед ним на столе гигантскому фото, — похожа на футболиста из «Далласских ковбоев».
Его замечание было встречено нервными смешками.
Но Патрик остался недоволен такой реакцией.
— Тут нет ничего смешного, леди и джентльмены, — заявил он. — Да, она симпатичная, но, к сожалению, вы подобрали тип спортсменки. Такая реклама не сработает в нашем случае.
В зале повисло напряженное молчание: не было слышно ни звука, никто не шевелился. Выдержав паузу, Шеннон продолжал ровным голосом:
— Вряд ли я должен напоминать, что в прошлом году «Элстри» потерял тридцать миллионов долларов. Наши конкуренты кормятся за мой счет. Вот почему я намерен вложить новые миллионы, чтобы возродить концерн. Нашим духам нужен новый букет, новая упаковка и новая реклама. Пусть моя корпорация и большая, но я не могу допустить, чтобы «Элстри» и дальше приносил убытки. Меня просто не поймут наши акционеры. У них, черт подери, терпения куда меньше моего.
Шеннон замолчал, ожидая реакции, но никто из собравшихся в зале заседаний не изъявил желания высказаться по поводу его выступления. Взяв фото Пэт Стивенс, он поднял его высоко над головой.
— Эта девушка и кампания мистера Хаммерштейна безусловно изменят имидж «Элстри», но все это не поможет концерну расширить сбыт. Думаю, настало время вернуться к рекламе духов романтического плана, к классическому, женственному образу. Работающая женщина не стала менее женственной из-за того, что теперь она зарабатывает деньги. Та воображаемая женщина-рокер, которая должна, по-вашему, клюнуть на новый рекламный имидж, — это чья-то фантазия на тему о сегодняшней женщине, но, извините, джентльмены, такие дамы не в моем вкусе.
— Вы можете предложить нам что-то иное, мистер Шеннон? — как можно более вежливым тоном осведомился Норт.
Лицо его подрагивало от нетерпения, которое он все это время испытывал, вынужденный слушать разглагольствования Шеннона.
— Я никогда ничего не отбрасываю, если только у меня нет соответствующей замены, мистер Норт, — возразил Шенонн.
Он снял пиджак, закатал рукава рубашки и потянулся: крупный мужчина, чувствующий себя хозяином на виду у всех этих людей, собравшихся в зале только затем, чтобы теперь наблюдать, как плоды их трудов выбрасывают за ненадобностью. Дэзи услышала, как сидящий рядом Ник восхищенно прошептал: «Ну, дерьмо-о-о!» Она почти физически чувствовала, как ее сосед, обожающий носить жилеты, сейчас решает про себя: а не отказаться ли от них, раз их не носит мистер Шеннон?
— Я тут немного пораскинул мозгами, после того как в первый раз увидел это фото, — продолжал Шеннон. — Естественность — вот что по-прежнему является самым важным в нашем деле. Натуральная блондинка в качестве вашей модели всегда обеспечит лучший сбыт, чем брюнетка. Найдите мне естественную блондинку и создайте для нее столь же естественные, как она сама, ситуации. У этой девушки должен чувствоваться класс, теплота и при этом кажущаяся доступность. Словом, это должна быть не выдуманная, а вполне реальная женщина. Забудьте, что это «Девушка „Элстри“ — она должна стать известной потребителю под своим собственным именем. Если бы, к примеру, наша замечательная актриса Кэндис Берген не была уже завербована „Шултоном“ для рекламы их новых духов, то я бы считал, что нам нужна именно такая, как она. Но сейчас мы, увы, ее не заполучим — слишком поздно.
— То есть вам нужна знаменитость? — удивился Люк, изо всех сил стараясь, чтобы это удивление не прозвучало в его интонации.
Невероятно, подумал он при этом. Да ведь в рекламе это вчерашний день! Черт подери, такими приемами пользовались еще во времена королевы Виктории…
— А почему бы и нет? — ответил вопросом на вопрос Шеннон. — Помните классическое: «Она помолвлена. Она восхитительна. Она пользуется духами от „Пондс“?» С тех пор, в сущности, ничто не изменилось, мистер Хаммерш-тейн. Я имею в виду человеческую натуру. Я ведь не обещал вам, что буду оригинальным. Просто не таким, как вы, вот и все, — ухмыльнулся Патрик, и в его глазах мелькнул насмешливый огонек.
Бандитские глаза, снова подумала Дэзи. Наверняка его люди, увидев этот взгляд флибустьера, сразу поняли: их капитан уже принял решение.
Несколько секунд Люк молчал, не находя, что ответить. Прямо у него на глазах прекрасная мечта, размываясь, превращалась в жеманную блондинку, кутавшую свои изнеженные плечи в белую сатиновую накидку: такая годится разве только на то, чтобы продавать пиво в какой-нибудь забегаловке.
До этой минуты Хилли Биджур, хотя он и был президентом «Элстри», воздерживался от комментариев, но теперь он решил: пора завладеть ситуацией, пока она окончательно не вышла из-под контроля в результате бесцеремонного вмешательства Патрика Шеннона.
— Вы совершенно правы насчет блондинок, — обратился он прямо к боссу, игнорируя Люка, который собирался что-то возразить. — Точнее, естественных блондинок. Популярность завоевывают не крашеные, а именно натуральные блондинки. Причем чистые, абсолютно светлые волосы особенно в цене.
Люк и Норт обменялись взглядами, в которых читалось отвращение. Еще бы, ведь на совещании явно начинали доминировать любители. А им двоим остается, черт подери, сидеть и помалкивать. Ник Грек, тоже возмущенный, заерзал в отчаянии на стуле: все дружно бросились высказывать свои суждения, а он пока что не произнес ни единого слова. Его явно игнорировали, и это Нику не нравилось. Для чего-то же ведь Норт настоял, чтобы он явился на эту чертову говорильню. А раз так, то и он, черт бы их всех побрал, внесет свою лепту. Вся эта дерьмовая болтовня насчет блондинок просто вывела Ника из себя. Ну что, хотите блондинку, так вы ее сейчас получите, пронеслось у него в мозгу.
Одним быстрым движением он повернулся в сторону Дэзи, сорвал с ее головы матросскую шапочку, вытащил из «тайника» толстенную косу и молниеносным взмахом остро наточенного ножа, который по старой привычке гарлемского подростка всегда был при нем, разрезал вплетенную в нее ленту. И прежде чем Дэзи сумела шелохнуться, он обеими руками распушил ее косу, и тут все с изумлением увидели густую массу изумительных по красоте белокурых волос.
Все это произошло так стремительно, что Дэзи, не успевшая даже оказать ни малейшего сопротивления, сама была поражена не меньше остальных: казалось, она не вполне отдает себе отчет в случившемся. Поскольку Ник вскочил с места, ей также пришлось подняться — ведь он крепко держал ее за волосы.
— Вам это требуется, мистер Шеннон? — громогласным голосом обратился Ник к спонсору.
И он победоносно помахал волосами Дази, словно то было водруженное им боевое знамя.
— Черт! — прошипела Дэзи. — Кончай, Ник. Хватит! Кому говорят?
— Что ты, черт подери, делаешь? — рявкнул Норт.
— Кто-нибудь объяснит мне, что тут происходит? — обратился к присутствующим Хилли Биджур, в то время как сидевший напротив Спаркс корчился от еле сдерживаемого злорадного смеха.
— Вы, ребята, я вижу, просто не в состоянии отличить дерьмо от настоящей блондинки! — на весь зал объявил Ник, не выпуская из своих лапищ Дэзины волосы. — Думаете, наверно, что таких блондинок на каждом углу можно встретить?!
— А ну-ка, Ник, отпусти ее! — приказал Люк, чей голос пробился сквозь поднявшийся шум.
Ник огляделся вокруг р видом оскорбленного праведника, но все же выпустил волосы Дэзи из рук, так что она смогла наконец опуститься на стул. Изо всех сил пнув Ника в лодыжку и пожалев при этом, что у нее на ногах не остроносые лодочки, а теннисные туфли, Дэзи прошипела:
— Ты, подонок!
Она принялась шарить глазами вокруг в поисках шапочки, но безуспешно.
— Прошу прощения, но можно мне еще раз взглянуть на эту молодую леди? — проговорил Патрик Шеннон, как только возбуждение в зале улеглось.
— Нет! — выкрикнула Дэзи.
— Мистер Шеннон, молодая леди — это мой продюсер Дэзи Валенская. Она здесь работает. Она работает на меня, и она действительно блондинка. Может быть, мы продолжим наше обсуждение и придем к какому-нибудь решению до того, как вы улетите в Японию? — нетерпеливо заметил Норт.
— Но я хочу взглянуть на нее еще раз, Норт! — потребовал Шеннон.
— Дэзи? — попросил Норт. — Ты не возражаешь?
— Возражаю! — гневно выпалила Дэзи. — Ищите себе других блондинок. Позвоните в агентство фотомоделей, наконец. А меня оставьте в покое.
— Дэзи, остынь. Ну что тут такого? Мистер Шеннон просто хочет еще раз взглянуть на тебя. Вот и все. От этого, кажется, никто еще не умирал? — В настойчивом голосе Норта звучало раздражение.
Спонсоры, да и любые клиенты, уж если на то пошло, всегда правы. Их слово — закон. И хотя все они без исключения идиоты, бывают моменты, когда их нужно ублажать.
— Взглянуть на что? — пробормотала Дэзи, постаравшись пригладить волосы и убрать их за уши. Ее щеки пылали не только от гнева, но и от смущения.
— Я вас помню, — заметил Шеннон бесстрастно.
— Очень приятно, — ответила Дэзи, заставив свой голос звучать с холодной вежливостью.
Даже в теперешнем состоянии сдерживаемой ярости в ней продолжала жить память о той их встрече. Этого было достаточно, чтобы послужить предостережением: такой человек, как он, привыкший повелевать, не склонен терпеть выпады в свой адрес.
— У нее незабываемое лицо, — обратился Шеннон к сидящим в зале все тем же бесстрастным голосом.
— Очень красивое, — деловито проговорил Хилли Биджур. — Очень красивое… спасибо, мисс… хм-м… большое спасибо.
— Я же сказал, — тихо проговорил Патрик Шеннон, но тон его был таким, что на его слова обратили внимание все присутствовавшие, — что у нее незабываемое лицо.
— Конечно, Пэт, вы абсолютно правы, — поспешно согласился с боссом Хилли Биджур. — Теперь, когда мы знаем, что вы имеете в виду, Хелен понадобится не больше пары дней, чтобы подобрать подходящих девушек. Она свяжется со всеми агентствами города. Правда ведь, Хелен? — обратился он к ней. — Или можно поручить поиски Люку… или… — Он замешкался и умолк, так и не решив для себя вопрос, какому отделу следует заняться подбором нужной кандидатуры.
— Подождите, подождите минутку! Она ведь еще и княжна! — Голос Шеннона звучал теперь взволнованно, на лице читалось неожиданное возбуждение.
— Забудьте об этом, Шеннон. Я же только что сказал вам: Дэзи работает на меня! — вспыхнул Норт — так вспыхивает с сухим треском полено, охваченное разгорающимся быстрым пламенем.
Куда девался его спокойно-уравновешенный вид? Теперь он уже не может сказать, что стоит над схваткой! Даже его рыжие волосы и те, кажется, излучают злость, промелькнуло в голове у Дэзи.
— Блондинка… незабываемое лицо… княжеский титул, — бормотал про себя Шеннон. — Княжна Дэзи… да-да… мне нравится, как это звучит.
— Мистер Шеннон, — с нарастающим раздражением в голосе заметил Норт, — это вам не новый вариант фильма «Рождение звезды».
— А ведь она может подойти, и очень даже подойти, — проговорил Шеннон, словно в зале никого не было и он обращался только к себе.
— Эй, это несправедливо. Идея-то моя! — взорвался Ник, впрочем вполне миролюбиво, хотя все сидевшие за столом вздрогнули.
— Хелен, — скомандовал Шеннон, — немедленно пошлите ее сфотографироваться, чтобы на этот раз мы знали, что имеем. Похоже, она именно то, что мне нужно, но точно сказать можно будет только тогда, когда принесут фотографии.
Шеннон поднялся, готовый покинуть конференц-зал. Спеша высказаться, пока босс не покинул помещение, Хилли Биджур тут же выступил в его поддержку:
— Мне нравится, Пэт, ваш подход. Вы абсолютно правы. Так Норт говорит, Дэзи Валенская? Княжна Дэзи Валенская?.. Постойте-ка… минутку! Это выходит, что ее мать Франческа Верном! И, клянусь богом, ее отец — Стах Валенский! Что, здесь никто не помнит? Да пропади я пропадом, если эта малышка не перевернет все вверх дном!
Он замолчал, довольный, что сумел в присутствии начальства продемонстрировать свою память, хотя тем самым и отмежевывался от неудачного замысла рекламной кампании, который сам, к несчастью, в свое время и одобрил.
— Скажи, что требуешь в год не меньше ста тысяч! — шепнул ей Ник.
Дэзи по-прежнему молча сидела на стуле, и тогда Ник, наклонившись, продолжил:
— И, пожалуйста, не говори, что я ничего для тебя не сделал, слышишь? Учти также, что ты порвала мне носки!
— Да, но тогда нам придется изменить упаковку, — забеспокоился Яред Тернер, которого, как обычно, тревожила проблема маркетинга. — «Княжна Дэзи» звучит как-то не слишком современно.
— И потом это почти на год задержит начало распространения продукции! — возразил Пэтси Якобсон. — Что мне прикажете сказать магазинам, которые ее ожидают?
Для управляющего производством это была постоянная головная боль.
— Могу я попросить минутку тишины? — прокричал Норт, но, увидев, как Дэзи вскочила со стула и быстро обходит стол, сразу осекся.
Дэзи остановилась за спиной художественного редактора Люка, который уже успел вывести фломастерами на листе бумаги слова: «Княжна Дэзи». Она выхватила у него этот лист, разорвала на четыре части и сунула обрывки к себе в карман.
— Мистер Шеннон, — произнесла она голосом, в котором звучало неподдельное возмущение, — я не продаюсь! У меня нет ни малейшего желания позволить вам использовать мои волосы, мое лицо или имя, чтобы продавать вашу продукцию. Какое вы имеете право относиться ко мне как к вещи, которая принадлежит вам? Вы сумасшедшие, бесчувственные, грубые… вы все… и… — Она быстро собрала всю «обойму» аккуратно разложенных на столе фломастеров и кинула их на мраморный столик — раздавшийся треск напоминал взрывы китайских хлопушек.
— Самонадеянные наглецы, — прокричала она, — возьмите каждый по этой штуке и воткните себе вместо пера в одно место!
Дэзи выскочила из комнаты, хлопнув дверью.
— Вот уж не знал, что нашей Дэзи известны такие обороты, — произнес Арни Грин с явным восхищением.
— Вообще-то она никогда так не выражается, если только на съемке не произойдет какой-нибудь сбой, — согласился Ник, все еще переживая, что его идею попросту похитили.
— Да, обидчивая… — заметила Кэндис Блюм, отвечавшая за связи с общественностью. Она понимала, что если ей придется работать с этой женщиной, то хлопот не оберешься.
Норт откинулся на спинку стула, злорадно улыбаясь Шеннону: он обожал, когда ему удавалось доказать собственную правоту.
— Я же говорил вам, что Дэзи не захочет быть моделью. Ее интересует только то дело, которым она занимается. Так что придется вам извинить ее.
— Я совершенно не собираюсь этого делать, — самоуверенно возразил Шеннон. — Она будет «Девушкой „Элстри“.
— Учтите, — заметил Норт не без ехидства, — Дэзи не имеет привычки менять свои решения. Так что вам лучше на нее не рассчитывать.
— А я как раз рассчитываю, — произнес Шеннон и, повернувшись к Биджуру, добавил: — Хилли, задержите все решения по «Элстри» до моего возвращения из Японии. На этот раз мы сделаем все, как положено.
— Но Дэзи нужна моей студии, Шеннон! — запальчиво воскликнул Норт. — Вы не можете настаивать на этом варианте.
На губах Шеннона снова заиграла улыбка флибустьера — широкая, бесшабашная ирландская ухмылка, которой хорошо знали цену у него в корпорации.
— Ну что, хотите пари?
В канун Рождества 1976 года Рэм решил, что наконец нужно принять окончательное решение. В этом сезоне Сара Фейн уже достаточно потрудилась и еще не вышла замуж. Однако скоро ей предстояло ехать в провинцию наносить визиты, так что сейчас, пока она еще оставалась в городе, самое лучшее время договориться.
— Мне бы хотелось, чтобы мы завтра вместе поужинали, — сказал он ей по телефону. — Только приезжай одна, без своих друзей, ладно?
— Но, Рэм, у меня как раз на завтра приглашение на коктейль к Люсинде Керзон.
— Что ж, ты вправе выбрать: или то, или другое, — произнес Рэм ровным голосом.
Внутренний голос прошептал ей нужные слова для ответа.
— Ну раз ты так ставишь вопрос, то я могу, в конце концов, сначала побывать у Люсинды, а потом встретиться с тобой. — В голосе Сары прозвучала еле уловимая нотка раздражения, якобы вызванного нежеланием менять планы.
— Действительно, почему бы нет? — согласился Рэм, признавая, что в чем, в чем, а в выдержке Саре никак не откажешь.
Они встретились за ужином на следующий день в «Маркс-клаб». За высокой входной дверью клуба, на которой не было никакой вывески, находились несколько комнат: Рэм заказал столик в первой и самой большой из них, откуда можно на-блюдать за всеми, кто входил и выходил из помещения. Он специально не стал резервировать место в одном из укромных уголков этого элитного клуба, владельцем которого был Марк Берли. Первую половину вечера Рэм предпочитал провести в богато обставленном зале с канделябрами, банкетками, обтянутыми бирюзовым бархатом, и терракотовыми стенами, на которых причудливо красовались выдержанные в реалистическом духе произведения анималистов Викторианской эпохи: картины в золоченых с завитками рамах, прямоугольных или овальных, почти полностью закрывали стены.
Хотя Сара, учитывая просьбу Рэма, явилась без друзей, им обоим были известны почти все собравшиеся в этот вечер в зале, так что ужин то и дело прерывался, так как они вынуждены были отвечать на дружеские приветствия или сами расточать их. Что касается Рэма, то он заранее знал, что так оно и будет.
— Послушай, — обратился он к Саре, когда с кофе было покончено, — что ты намерена делать, когда к тебе подойдет еще один из завсегдатаев, чтобы поздравить тебя, дебютантку года?
— Я просто завою! — заявила она, умудряясь при этом выглядеть и польщенной, и упоительно застенчивой. — Встану и начну выть, пока сюда не приведут полицейских и меня не выставят вон.
— Тогда, может быть, сразу пойдем ко мне на бренди? — предложил Рэм.
Весь вечер в ушах у обоих звучала элегантная мелодия придворного менуэта. Словно повинуясь его ритму, они пели свой неторопливый танец вот уже много месяцев подряд. И вот неожиданно, как только прозвучало это предложение, знакомая мелодия вдруг оборвалась: в окружавшем их воздухе что-то дрогнуло и застыло в напряженном ожидании.
В мозгу Сары разом ожили рассказы о многочисленных красавицах, за которыми увивались толпы поклонников, — красавицах, достававшихся в конечном счете одному ему. Когда бы она ни встречала Рэма с ними, он выглядел таким же ревнивым, каким бывал с нею.
— Я не возражаю против бренди, но… — произнесла Сара, задумчиво глядя на него: ведь если она отправится к нему домой, то совершенно ясно, чего именно он будет ждать от нее.
— Так вы говорите «да» или «нет», моя дорогая Сара?
— Ну… не вечно же нам здесь оставаться… так что я думаю… в общем, я опять скажу: «А почему бы и нет?»
— У тебя восхитительный дом, Рэм, — произнесла она восторженно, после того как он показал ей весь первый этаж.
— Ты еще не видела верхних этажей. Позволь, я покажу их тебе.
— Нет, думаю, лучше это сделать как-нибудь в другой раз, — бросила она неожиданно резко, передернув плечами и сразу сделавшись недоступной, как будто набросила на себя невидимую накидку.
— Ты что, играешь роль недотроги? — мрачно улыбнулся Рэм.
Сара казалась уязвленной:
— Какая чепуха! Я просто устала, вот и все, Рэм. Пожалуйста, отвези меня домой. И спасибо за бренди, он превосходен.
— Нет, дорогая моя Сара. Никуда я тебя не отвезу. Я люблю тебя.
Она неподвижно стояла у камина, следя за ним глазами и не отвечая на его слова.
— Я хочу жениться на тебе, — продолжал Рэм.
Но Сара по-прежнему молчала. Она внимательно изучала его рот: в нем, казалось ей, было нечто загадочное.
— Сара, — повторил Рэм, подойдя совсем близко, но все же не касаясь ее, — я хочу знать: выйдешь ли ты за меня замуж?
Да, не могло не прийти ей на ум, ему потребовалось довольно много времени, чтобы созреть для этого шага. Может быть, стоит дать ему временную отставку и подождать, пока он не сделает новое предложение? Нет, пожалуй, лучше всего завершить свой сезон дебютантки года… Обручением года? На следующий год будет другая дебютантка — и тогда та, другая, будет купаться в лучах славы. Вот если бы я была княжной Валенской, то что мне бояться новой звезды?
Сара скривила свои идеальные губы в идеальной и совершенно бессмысленной улыбке и склонила свою идеально посаженную головку. При этом она не сделала никакого встречного движения, пока Рэм сам не склонился над нею.
— Первый раз… — произнес он со вздохом, целуя ее.
И это действительно — она не могла возразить — так и было на самом деле. Первый раз он целовал ее, когда они были вдвоем. И целовал в губы! Раньше случались всего лишь поцелуи в щечку, которые она изредка ему позволяла. Это всегда происходило на людях и являлось знаком признательности. В тех поцелуях не было ничего личного. Да, она вела свою игру долго и упорно — игру безжалостную, рассчитанную только на победу.
Рэм поцеловал ее второй раз, третий… Она чувствовала, что он делает это все более жадно и настойчиво. Честно говоря, Сара Фейн не могла бы сказать: было ли то, что она испытывала, возбуждением, вызванным ее победой над Рэмом Ва-ленским, за которым она столько времени охотилась, или же то была вспышка чувственности, избавиться от которой ей не составляло ни малейшего труда.
— Пойдем наверх, дорогая, — еще раз попросил он, целуя ее.
— Нет… Рэм, пожалуйста… я не могу… я никогда не…
— Конечно, ты никогда, Сара, моя любимая Сара… но ты же должна стать моей женой, так что сейчас это позволительно.
— Рэм, нет, я не могу… это невозможно…
Он так резко отпустил ее, что, пошатнувшись, она вынуждена была ухватиться за каминную полку. Рэм отпрянул и, нахмурившись, окинул ее презрительным взглядом.
— Ты ведь даже не сказала, что любишь меня, Сара… Ты понимаешь это? Может быть, ты меня не любишь? Может быть, ты еще не определилась в своих чувствах? Я ведь следил за тобой, моя дорогая. Ты что же думаешь, я не знаю о всех твоих флиртах? Или тебе доставляет удовольствие вынудить человека сделать предложение и ничего ему не ответить? Ты грациозно кивнешь ему головкой, и это все. Мне даже нравится, как ты играешь роль невинной кокетки, недотроги и аристократки. Каждую секунду твой мозг, как калькулятор, подсчитывает: а послужит ли это к вящей славе Сары Фейн.
Его осуждающий сардонический взгляд начал пугать Сару, но в то же время она не могла не испытывать головокружительного восторга при виде того, как Рэм теряет обычно присущее ему хладнокровие. О, как это действительно волнующе — вскружить мужчине голову! Как она ни старалась, ей все же не удалось скрыть улыбку торжества, промелькнувшую на лице. Рэм, однако, заметил это и, сделав быстрое движение, сердито схватил ее за руку.
— Так ты, значит, действительно полагаешь, что можешь делать из меня дурака? — спросил он с внезапной яростью, заставшей ее врасплох. — Так вот она, твоя маленькая хитрость! Вот какие мысли скрываются в твоем эгоистичном сознании: еще одна победа для Сары, которой она, возможно, будет хвастаться завтра.
Его пальцы еще сильнее сжались на ее запястье, и она почувствовала, как постепенно исчезает упоительное ощущение триумфа. Сара знала, что у нее остался в запасе последний козырь. Вопрос только, для этого ли случая она его приберегала.
— Рэм, хватит, остановись! Ты даже не дал мне возможности сказать, что я люблю тебя. Ты несправедлив по отношению ко мне. Ты не прав…
— Не прав?! — прошептал Рэм в бешенстве, будто ее слова ничего для него не значили. — Ты ведешь себя как будто ты в школе.
Отпустив ее руку, он в ярости застыл перед нею. Все, что Сара надеялась получить, выйдя замуж за Рэма Валенского, предстало в ее голове в виде одного огромного шара. Золотого шара с драгоценными камнями. И она протянула свои руки к этому шару — и к Рэму.
— Идем наверх… — прошептала она дрогнувшим голосом.
Рэм крепко обнял ее и повел к лестнице. Она ступала заплетавшимися ногами. Снова заныли руки, в которые впились его пальцы. Ее охватили растерянность и жадность, ужас и возбуждение. И тут из глубины памяти неожиданно всплыли слова ее американского школьного друга: «Хорошую сделку всегда надо цементировать». Только теперь до нее дошел смысл этих слов.
О господи, почему ему понадобилось столько времени, мучительно думала Сара Фейн. Никто никогда не говорил мне, что все будет именно так — долго и больно, отвратительно больно. И к тому же так вымученно и постыдно. И в полном молчании, без единого слова. Где романтика, которой я ждала? Где удовольствие? Только один стыд, и ничего больше.
Ее словно окунули в мерзкий кошмар, длящийся бесконечно и бессмысленно. Она была придавлена весом человека, настолько не владевшего собой, что уже ничего не могла с ним поделать. Его жесткие губы и жесткие руки ни на секунду не давали ей расслабиться, а все, что она слышала, был звук мучительного прерывистого дыхания. В своей жалкой униженности она снова и снова пыталась протестовать, но он не слышал… не хотел слышать ее. Его дыхание делалось все громче и громче, пока ей не начало казаться, что оно вот-вот перейдет в крик. Глаза его были закрыты — она видела это в полумраке спальни. Его руки вцепились ей в волосы, и пальцы все сильнее дергали золотистые пряди, пока Сара не закричала от боли.
О-о… сейчас это наверняка должно кончиться, пронеслось у нее в голове. Не может же человек так долго задыхаться, изнуряя себя, и остаться в живых. Пожалуйста, пожалуйста, пусть это закончится быстрее, быстрее…
— Дэзи! Дэзи! — прокричал Рэм в полутьму спальни. — Дэзи, я люблю тебя!
Наконец найдя в себе силы, Сара Фейн в порыве неистовства сумела выскользнуть из кровати, где лежал Рэм. Она стояла посреди комнаты, униженная, трясущаяся от бешенства, понимавшая, что произошло, и в то же время не верившая этому. Она смотрела на существо, лежавшее в кровати, — безумное, всхлипывающее, отвратительное. Голова этого обесчестившего ее человека уткнулась в подушку. Как бы ей хотелось придавить его, уничтожив за то, что он сделал с ней, Сарой Фейн!