Сети соблазна

Глава 2

Джеймс Парнелл вместе с сестрой сидел в лондонской карете графа Эмберли. Алекс крепко сжимала его руку. Он смотрел на сестру со смешанным чувством удивления и удовольствия.

Удовольствие он испытывал оттого, что сестра походила на ребенка, получившего новую игрушку, – щеки ее пылали, глаза сверкали от возбуждения. Удивление же вызывало то, что сестра сильно изменилась. На месте прежней девушки сидела женщина, которой, как он всегда знал, она могла бы стать, женщина, которой она станет – на что он всегда надеялся, и какой она не станет никогда – чего он всегда боялся.

– Я не послала предупредить, – объясняла Алекс. – Я ведь сказала вчера вечером, что не пошлю. Хочу сделать сюрприз.

Джеймс рассмеялся.

– Вряд ли можно ожидать, что ваша свекровь отнесется к этому сюрпризу с таким же немыслимым восторгом, как и вы, когда меня провели в вашу гостиную вчера вечером, – сказал он. – На самом деле она может не обрадоваться моему появлению.

– Ах, здесь вы ошибаетесь, – возразила Алекс. – Это милейший человек, Джеймс, хотя я и знаю, что свекрови имеют другую репутацию. И она знает, с каким нетерпением я ждала вашего возвращения. Мне пришлось сдерживаться изо всех сил целое утро, чтобы не отправить к ней записку с этой новостью, и дождаться дня. А вы не смейтесь надо мной. Этим то и дело занимается Эдмунд. Несносный человек! Джеймс погладил ее по руке.

– Вы счастливы с ним, Алекс, верно?

– Счастлива? – удивленно спросила она. – С Эдмундом? Ну конечно, счастлива, Джеймс. А как же иначе?

Он снова засмеялся.

– Простите, – сказал он. – Вопрос глупый. Просто я случайно вспомнил, что вы должны были выйти за герцога Питерли до того, как обстоятельства заставили вас стать женой Эмберли.

– Никто не заставлял меня стать женой Эмберли, – быстро возразила Алекс. – Я вышла за него по собственному желанию, потому что мне этого хотелось, потому что я любила его, а он – меня. И не нужно напоминать мне о герцоге, Джеймс. Он в Лондоне, хотя мне сильно повезло и я ни разу с ним не встретилась. О да, Джеймс, я счастлива и прекрасно сознаю, как удачно сложилась моя жизнь.

– Ну что же, я рад, – ответил Парнелл. – Вы ведь знаете, мне не по душе была ваша идея выйти за Питерли. Кстати, дети прелестны. Знаете, это совершенно новое ощущение – быть дядей Джеймсом.

– Последние месяцы Кристофер сообщал каждому, кто соглашался выслушать его, что его дядя возвращается на большом корабле. Эдмунд говорит, что мы с ним вдвоем звучали как хор в греческой трагедии. А вы изменились, Джеймс.

– Изменился? – спросил Парнелл, глядя в ее испытующие глаза. – Вот как?

Она склонила голову набок.

– Вы похудели, – заметила Алекс, – хотя выглядите очень сильным и здоровым. И вы такой загорелый. Маме все это не понравилось, да? – Она виновато рассмеялась.

– Ну, – сказал Джеймс, – предполагается, что джентльмены не подставляют лицо солнцу, вы же знаете. Бедная мама! Если бы она могла хотя бы иногда перестать беспокоиться о том, что подумают люди. Она совершенно испортила впечатление от своего презрительного взгляда, когда залила слезами мой галстук.

Но Александра все еще не сводила с него глаз и, казалось, не слышала его слов.

– Хотя дело не только в вашей внешности, – продолжала она. – Вы изменились в чем-то другом, да, Джеймс? Вы снова почувствовали в Канаде вкус к жизни? Удалось вам отделаться от прошлого? Если так, я прощаю вас за то, что вы уехали.

– Прошло четыре года, Алекс, – спокойно заметил Джеймс. – За это время много воды утекло. Да, там у меня началась новая жизнь. Я доволен.

– Ах, – вздохнула она, – значит, я должна смириться с тем, что в конце лета снова потеряю вас. Вы вернетесь туда. У вас там кто-нибудь есть? Я хочу сказать – женщина?

– Я жил во внутренних областях страны, где вообще нет белых женщин – только туземки. Многие очень красивы, и там принято брать их в жены. Но они принадлежат к другой культуре, Алекс. Если мужчина уезжает, он должен оставить женщину с детьми там. Было бы жестоко брать их с собой в мир, которого они не знают. Я бы не хотел подвергать себя таким испытаниям.

– А-а, – сказала сестра.

– Хотя есть одна милая шотландская девушка, – продолжал Джеймс. – Из Монреаля. Джин Кэмерон. Ее отец – один из владельцев нашей компании; сейчас он в Лондоне. Она приехала сюда вместе с братом на «Адеоне». Я обещал сводить ее кое-куда поразвлечься, пока сезон не кончился.

– Она и есть особая леди? – весело улыбнулась Александра. – Она мне понравится?

– На оба вопроса я отвечу утвердительно, – сказал Джеймс. – Но это не означает, что вы должны строить планы касательно моей свадьбы, Алекс. Она еще дитя. Очень милое дитя.

– Очень милое дитя, – подхватила Александра и, подняв его руку, легко провела ею по своей щеке. – Мне не терпится посмотреть, какое лицо будет у Мэдлин, когда она увидит вас, Джеймс. Между прочим, Мэдлин еще не замужем, – продолжала Александра. – Можете себе представить? Да, прошлым летом она была помолвлена, и всем нам очень понравился лейтенант Пенворт. Но на самом деле они не были предназначены друг для друга. Два дня назад Доминик сказал, что мистер Пенворт и приемная дочь Эллен, Дженнифер Симпсон, сговорены, хотя ее дед еще не дал своего согласия. Я думаю, Мэдлин собирается выйти за полковника Хакстэбля.

– Хакстэбля? – переспросил Джеймс.

– Он гвардеец, – пояснила Александра, – и удивительно хорош собой, хотя, конечно, форма имеет большое значение. Они познакомились в прошлом году в Брюсселе. Она сказала Эдмунду и мне, что он уже сделал ей предложение и что она скорее всего примет его еще до конца сезона. Разве это не замечательно? Ах, вот мы и приехали!

Значит, ему предстоит с ней встретиться в гостиной ее матери, в присутствии гостей. И она опять влюблена. Опять почти помолвлена. Скоро выйдет замуж.

Он стоял у дверей гостиной, держа сестру за руку. Она оживленно улыбалась ему, пока дворецкий докладывал о них. Комната была полна гостей, хотя Джеймс Парнелл этого сразу не заметил. Войдя, он увидел только ее. Она шла через гостиную, направляясь поздороваться с вновь прибывшими гостями. Однако было очевидно, что она не ждала его.

Время повернуло вспять. Мэдлин осталась такой, какой он ее помнил, пожалуй, еще прекраснее.

Повинуясь Александре, он вскоре уже склонялся над рукой вдовствующей графини и отвечал на ее вежливые расспросы. Его представили людям, которых он никогда не знал раньше и которых скорее всего никогда больше не увидит.

Джеймс обнаружил, что сидит рядом с вдовствующей графиней, в то время как Алекс присоединилась ко второй группе, в которой находилась Мэдлин. И все время, пока он болтал, слушал, смеялся, пил чай и ел лепешки, Джеймс остро ощущал ее присутствие, хотя ни разу не взглянул на нее.

Он не поздоровался с ней, как и она с ним. Они ничем не выказали, что знакомы. И не просто знакомы!

Он держал ее в своих объятиях, целовал и ласкал. Он хотел ее всеми фибрами своей души. А после терзался, покинув на долгие годы.

Глупец! Через полчаса Джеймс почувствовал, что отдал бы все на свете, только бы иметь возможность вернуться и заново войти в эту гостиную.

Мэдлин устроила прием в доме своей матери, если только можно назвать приемом болтовню с двумя джентльменами, выказывавшими в последнее время явный интерес к ней. Она весело смеялась и уверяла лорда Норта, что действительно поехала бы кататься с ним в парк, если бы не противный моросящий дождик.

И поскольку лорд Норт, казалось, несколько пал духом, она повернулась к полковнику Хакстэблю и сказала: да, она пойдет на концерт к миссис Дентон сегодня вечером вместе с матушкой и будет рада, если он согласится сопровождать ее. В конце концов, сэр Седрик, несомненно, будет опекать ее матушку, так что ей нужно иметь собственного сопровождающего.

Когда дворецкий распахнул дверь гостиной, Мэдлин весело подняла голову, чтобы посмотреть на запоздавших гостей. Дальнейшее явилось для нее полной неожиданностью. Конечно, она знала, что он приезжает. Последние месяцы Александра только об этом и говорила. Но она не знала, что он уже приехал.

Она не расслышала слов дворецкого. Мэдлин только увидела свою невестку.

– А вот и Эдмунд с Александрой, – радостно сказала она, поднимаясь и покидая своих поклонников, чтобы поздороваться с вновь прибывшими. И только дойдя до середины комнаты, она увидела, что человек, пришедший с Александрой, вовсе не ее старший брат.

Джеймс стал другим. Он загорел и выглядел оживленным, а в глазах не стало грустной задумчивости и враждебности.

И при этом он был все тот же. И Мэдлин оцепенела от ужаса. Джеймс – такой же, каким она его помнила все эти четыре года, мрачный и настойчивый, похожий на сжатую пружину, заключающую в себе почти пугающую силу. Джеймс красивее всех мужчин, которых она знала, хотя его красоте не место в гостиной. Она естественна среди дикой природы, а не в бальных залах и светских салонах.

Нет, Джеймс не изменился, ей это просто показалось. Бросив всего лишь один короткий презрительный взгляд в ее сторону, он отвернулся, чтобы поздороваться с ее матерью. Хотя было непонятно, как Мэдлин узнала об этом взгляде, если ни разу не посмотрела на него. Она держалась неуклюже, как девочка, только вчера вышедшая из классной комнаты. Она не посмотрела на него и не поздоровалась с ним, но улыбнулась Александре и продолжала свой путь к подносу с чаем, где и налила чашку своей невестке, но не гостю, пришедшему с ней.

А потом Мэдлин вернулась к своим гостям и повела себя подобно ветреной светской бабочке.

– Но где же леди Бэкворт? – спросила она у Александры, явно слишком весело и слишком громко.

– Она не поехала с нами, – ответила Александра. – Она решила, что погода слишком холодная, чтобы выходить на улицу. И Эдмунд не поехал. – Она засмеялась. – Муж сказал, что теперь, когда приехал мой брат, Эдмунд утратил свое значение для меня и, стало быть, может удалиться в детскую и дуться там.

– А вы идете вечером к миссис Дентон? – спросила Мэдлин, кокетливо улыбаясь Джейсону Хакстэблю, чего вовсе не намеревалась делать.

– Мы все пойдем, – ответила Александра. – Даже папа, можете себе представить. Разумеется, он не считает концерты такими же фривольными, как другие развлечения. Джеймс, конечно, тоже идет.

Мэдлин почувствовала себя так, словно ее ударили. Она посмотрела в другой конец комнаты и чуть не встретилась с ним глазами.

– Мне только что пришла в голову одна мысль, – сказала она и со страхом услышала, какой неестественный у нее голос. Но она ничего не могла с этим поделать. Мэдлин обернулась к лорду Норту и слегка коснулась его рукава. – Когда джентльмен предлагает мне покататься, я тут же представляю себе открытый экипаж – двухколесный или четырехколесный, то есть фаэтон. Вы, может быть, говорили о закрытом экипаже, а, Джеффри?

– Разумеется, это можно устроить, – ответил тот, оживившись.

– Конечно, и речи не может быть о том, что я поеду с вами в закрытой карете без моей горничной, – весело продолжала Мэдлин. – Но одно преимущество вечного пребывания в Лондона состоит в том, что ты можешь не обращать внимания на все эти глупости.

– Вечного пребывания в Лондоне, леди Мэдлин? – галантно произнес лорд Норт. – Но ведь вы выглядите не старше юных леди, только что появившихся в городе.

– Боже мой! – отозвалась она, похлопав его по руке и весело смеясь – чересчур громко – и глядя на полковника. – Я не уверена, что мне нравится ваш комплимент, сэр.

Она видела, что сэр Седрик и мистер Браннинг, находившиеся возле вдовствующей графини, улыбаются ей. И она никак не могла перестать улыбаться. Она не могла заставить себя замолчать и предоставить сидящим рядом вести разговор.

Мэдлин вела себя так, как неизменно делала это в присутствии Джеймса Парнелла. Он всегда презирал ее, считая глупой и никчемной. Она всегда сознавала, что он ее презирает. И тем не менее всегда оправдывала его ожидания. С ним ей никогда не удавалось держаться естественно. За исключением, возможно, того последнего случая, когда она предложила ему себя и сказала, что любит его.

При воспоминании об этом щеки ее вспыхнули от стыда.

Когда лорд Норт поднялся, чтобы съездить домой за своей городской каретой, все гости восприняли его поведение как сигнал к завершению визита.

– С нетерпением буду ждать встречи с вами сегодня вечером, – сказала Александра, целуя свекровь в щеку.

– Разумеется, мы увидимся, милочка, – сказала вдовствующая графиня. – Вас мы тоже увидим, мистер Парнелл?

Он утвердительно ответил на вопрос графини, поклонился и поцеловал ей руку. Мэдлин отвернулась и пылко простилась с полковником Хакстэблем.

– Я уверена, что все это сон. В любую минуту я могу проснуться и понять, что все это не правда.

Джин Кэмерон прижалась к руке Джеймса и оглянулась на величественные кареты, откуда выходили элегантные пассажиры. Потом девушка посмотрела вперед, на пологие мраморные ступени, ведущие к открытым дверям дома миссис Дентон, и на многочисленных безукоризненно одетых лакеев.

– И все же это реально, – проговорил Джеймс так тихо, чтобы Александра и Эдмунд, шедшие следом за ними, и его родители, шедшие впереди, не могли его услышать. – И я могу ущипнуть вас, чтобы доказать это, если хотите, хотя, уверен, можно обойтись и без таких крайних мер. И больше того, вы такая же красивая, как и любая молодая леди, попадающаяся мне на глаза.

Ей хотелось пойти на концерт. Парнелл увидел это по ее лицу, когда заехал за ней в дом ее отца. В то же время Джин сомневалась. Ее туалет, который считался модным в Монреале, в Лондоне вызовет насмешки, сказала она. А ее манеры, которые были вполне приемлемы в монреальском обществе, покажутся здесь неуклюжими. Кроме того, Джеймс слишком любезен. Неужели он хочет на самом деле взять ее с собой, ведь он идет на концерт в обществе своего отца, матери, сестры и зятя – графа.

Но Джеймс действительно хотел, чтобы Джин поехала вместе с ним. И ему не пришлось лицемерить, чтобы убедить девушку в этом. Ее волнение, ее нетерпение казались ему очень привлекательными после неестественного поведения Мэдлин сегодня днем. Но он не станет больше думать о ее поведении и вообще о ней. Он не ошибся в своих предположениях на ее счет. Она поверхностна и глупа. Разумеется, Мэдлин не стоит той одержимости, что измучила его за последние четыре года. Он выбросит ее из головы, наконец-то освободится от нее.

Джин вспыхнула и посмотрела на него большими вопрошающими глазами, когда Александра повернулась к ней в переполненном вестибюле и предложила отправиться вместе на поиски дамской комнаты. Благоговейный восторг охватил девушку при мысли о том, что к ней обращается настоящая графиня. Родители Джеймса в это время поднялись наверх.

Джеймс почувствовал, что ласково улыбается девушке отпуская ее руку . И тоска по Канаде, где он встретил ее и где научился жить в относительном мире с собой, охватила его. Ему захотелось снова оказаться там. Он пожалел что вернулся.

Сегодняшних гостей вдовствующей графини Эмберли в вестибюле не было видно. Наверное, они уже наверху, в концертном зале. Или они еще там, в столпотворении экипажей. Хорошо бы Алекс и Джин поскорее вернулись. Джеймс чувствовал себя одиноким и брошенным, когда стоял рядом с зятем, сжав руки за спиной. Он слушал дружелюбную болтовню зятя и посматривал на входную дверь – смущенно, а на коридор, ведущий в дамскую комнату, – с нетерпением.

– Ах, – проговорил граф Эмберли, стоя рядом с ним, – все-таки нас бросили не насовсем, Джеймс. Наши дамы возвращаются, без сомнения, убедившись, что не случилось ничего непредвиденного и что локоны их не распустились, пока карета ехала сюда. – Он улыбнулся жене. – Вы убедились, Алекс, что так же хороши собой, как я сказал вам, помогая выйти из экипажа?

– Да, – ответила она, – посмотрев в зеркало, я могу уверенно сказать, что вы были совершенно правы, Эдмунд. Прошу прощения, что усомнилась в ваших словах.

Граф усмехнулся, а Джин с удивлением посмотрела на Джеймса. Ее, судя по всему, забавляло, что граф и его супруга подшучивают друг над другом. Джеймс предложил ей руку и улыбнулся успокаивающей улыбкой.

– Я так боюсь идти в зал, – шепотом призналась девушка, в то время как они поднимались по лестнице. – Вы позволите мне, Джеймс, все время держаться за вашу руку?

– Конечно, – ответил он. – И все джентльмены станут смотреть на вас, а потом на меня и завидовать мне.

– Ах, как глупо! – сказала она и усмехнулась.

Чего Джин не знала, так это того, что он не меньше ее боится войти в концертный зал. Они приехали одними из последних, и зал был уже переполнен. Джеймс очень радовался, что ему нужно держать под руку Джин и поэтому он не может смотреть по сторонам. И он не жалел о том, что помещение переполнено и что им пришлось занять последние свободные места у самой двери.

Поэтому слова Алекс показались ему совершенно излишними.

– Ваша матушка сидит прямо напротив нас, – сообщила она мужу. – И Мэдлин, и тетя Виола. Как жаль, Эдмунд, что рядом с ними нет свободных мест.

– Но вы можете довольствоваться улыбками и кивками, – возразил граф, – а если бы вы сидели рядом, это показалось бы вам весьма глупым занятием. Видите, Алекс, нет худа без добра.

– Я вижу, что вы в одном из ваших вздорных настроений, – отозвалась та, похлопав его по руке веером. – Я буду разговаривать только с Джин и Джеймсом. Может быть, от них я услышу что-нибудь приятное.

– На вашем месте, – сказал граф, – я бы отказался от разговоров вообще. Сейчас начнется музыка, и если вы будете болтать, это вызовет раздражение ваших соседей.

Но хотя зал был переполнен, а Джеймс не смотрел вокруг, он, входя, уже точно знал, где находится Мэдлин.

Пианист уселся перед большим роялем, стоявшим в центре зала. Взглянув на него, Джеймс понял, что очень трудно будет смотреть только туда и не устремлять взгляд на светлые локоны, пылающие щеки, блестящие глаза – он знал, что они зеленые, – и соблазнительные губы, изогнутые в улыбке. Он с удивлением заметил, что Мэдлин сосредоточилась на музыке и глаза ее устремлены на пианиста.

В отличие от него.

– А кто мать графа? – шепотом спросила Джин. В голосе ее прозвучала тревога. – Мне ведь не придется знакомиться с ней, Джеймс?

Он успокоил ее, что, наверное, на этот раз не придется. И действительно оказался прав. Во время перерыва, когда сэр Седрик Харвей вышел за освежающими напитками, вдовствующая графиня осталась на своем месте, беседуя с невесткой, миссис Кэррингтон.

Когда концерт закончился, Мэдлин восторженно захлопала. Игра захватила ее. Музыка была хорошая, Джейсон Хакстэбль сидел рядом с ней, с легкостью затмевая всех остальных джентльменов в зале своей алой формой, с другой стороны сидели ее мать с сэром Седриком, рядом с Джейсоном – тетя Виола и дядя Уильям, впереди – ее родственники Анна и Уолтер Кэррингтоны.

Эдмунд со своими спутниками сидели прямо напротив нее. Она почти не заметила, как они вошли, и не обращала на них внимания, только один раз улыбнулась и кивнула в их сторону. Если не считать того, что он затмил даже Джейсона своим черным вечерним костюмом и своими очень темными волосами и цветом лица. Он – то есть Джеймс Парнелл. И если не считать того, что какая-то юная леди прижималась к его руке даже после того, как они уселись.

Разумеется, все это не имело ни малейшего значения. Она чудесно проводит вечер со своими знакомыми.

– Мы с мамой сегодня заходили к Доминику и Эллен в дом лорда Хэрроуби, – сказала Анна, повернувшись на своем стуле, когда джентльмены ушли за лимонадом. – Мы, конечно, отправились посмотреть на малышей, хотя и притворились, что зашли к Доминику и Эллен. – И она усмехнулась.

– Понимаю, – отозвалась Мэдлин, – я поступила точно так же.

– Они не спали, – продолжала Анна, – и мне разрешили подержать Оливию. Она просто очаровательна, правда? А Чарльза взять на руки оказалось невозможно. Он капризничал. Эллен говорит, что Чарльз до сих пор не смирился с тем, что он один из близнецов и поэтому должен разделять с сестрой внимание окружающих.

– Судя по тому, что я видела, – заметила Мэдлин, – они друг друга стоят.

– Так странно видеть Доминика в детской, нянчившимся с двумя младенцами, – сказала Анна, слегка вздохнув. – Всего год тому назад я клялась всем, кому было интересно это слушать, что собираюсь за него замуж. – И она опять усмехнулась.

– Вы не похожи на человека, который чахнет от горя, – проговорил ее отец, внезапно вступая в разговор. – Сойер – три недели назад, Дартфорд – две недели назад, Бейли – на прошлой неделе, Чэмберс – на этой. – Он считал, загибая пальцы. – И нужно еще куда-то поместить Эшли. Иногда я жалею, что мы не католики. Я мог бы упрятать ее в монастырь и пожить спокойно.

– Уильям! – воскликнула в ужасе его жена. – Что вы говорите! Не обращайте на него внимания, Мэдлин. Он очень любит пошутить, знаете ли. Всем известно, что он души не чает в Анне.

Мэдлин засмеялась и взяла у полковника Хакстэбля стакан с лимонадом.

– Мистер Парнелл выглядит очень привлекательным, – сказала Анна. – Он всегда был таким. Интересно, помнит ли он меня? Мне исполнилось всего пятнадцать лет, когда он приезжал в Эмберли четыре года тому назад.

– Ах, – сказала Мэдлин, улыбаясь полковнику, – лимонад холодный и очень вкусный, Джейсон. Хорошо бы миссис Дентон велела открыть окна.

– Давайте проверим, помнит ли он меня, – продолжала Анна, положив руку на плечо Мэдлин. – Как вы думаете, мы сумеем пробраться через эту толпу так, чтобы нас не раздавили? – Она весело рассмеялась, убедившись, что мистер Чэмберс отвлекся. – Мы можем сделать вид, что пришли засвидетельствовать свое почтение Эдмунду и Александре. Он действительно удивительно красив, верно, Мэдлин? А кто эта леди рядом с ним?

– Не знаю, – ответила Мэдлин, – я никогда ее раньше не видела.

Они уже пробирались через зал, взявшись за руки. Мэдлин ничего не оставалось делать, разве что выдумать какой-либо нарочитый предлог для отказа. Для отказа поздороваться с братом и невесткой! Об этом нечего было и думать. Ей казалось, что сердце у нее ушло в пятки.

И она обнаружила, к своему раздражению, что, как всегда, совершенно не может вести себя естественно, если поблизости находится Джеймс Парнелл. Она не знала, улыбаться или нет, а когда все же решила улыбнуться, то не могла сообразить, насколько веселой должна быть ее улыбка. И она устремила взгляд на брата, чувствуя, что тотчас же умрет, если посмотрит куда-либо еще. В таком же состоянии она пребывала немного раньше, когда смотрела на пианиста, не слыша ни единой ноты.