Шантаж чудовища

25. Челси

Как только мы едем по знакомому району моя нервозность становится еще сильнее. Я ненавижу это место. На следующей улице есть французская пекарня, сладости из которой очень нравятся маме. Я глубоко вздыхаю. Для нее будет приятным сюрпризом, если я принесу ее любимые пирожные.

— Не могли бы мы остановиться у кондитерской «Шамбон», если можно? — Спрашиваю я Ральфа.

Ральф ждет у обочины, пока я иду к кондитерской, но вдруг рядом замечаю газетный киоск со стеллажами газет. Имя Торна написано крупными буквами. Я невольно двигаюсь к нему.

О, Боже мой! Искусственный интеллект Торна — впервые в мире похож на человека с ногами.

Я с изумлением смотрю на нее. Единственный ИИ, который мне довелось увидеть, состоял из прозрачного пластика в задней части головы, откуда торчали провода, которые и составляли его мозг, поэтому безошибочно все воспринимали его как робота.

Но глядя на это творение невозможно сказать, что Элли не человек. Она удивительно похожа на человека.

Я беру подборку газет, рассказывающих об открытии Торна, и иду к кассе. У меня нет наличных денег, поэтому придется заплатить своей кредитной картой. Мужчина в газетном киоске говорит, что с моей карты снимут пятьдесят пенсов. Потом я направляюсь в соседнюю кондитерскую и выбираю любимые пирожные мамы.

Оставив газеты на сидении, я осторожно кладу коробку на колени и жду, когда мы подъедем к многоквартирному дому, в котором она живет. Это высокое серое здание в бетонных джунглях. Стены разрисованы граффити, дети в школьной форме играют у входа в подъезд. Ральф останавливается напротив подъезда. Дети сразу же обращают внимание на его автомобиль. Не часто им приходится видеть Бентли в таком ужасном районе Лондона.

Ральф говорит, что подождет меня.

Я благодарю его и выхожу из машины, осматривая здание. Такое чувство, что это вековой враг, с которым мне опять придется столкнуться. Я вижу с того места, где стою, окна квартиры матери. Дверь на балкон открыта, отчего тонкие бордовые занавески колышутся на ветру. Я вхожу в подъезд и целенаправленно иду к лифту. Двери закрываются, оставляя меня в замкнутом пространстве. На долю секунды я начинаю паниковать, потом все же нажимаю кнопку, которая вызывает движение кабины на нужный мне этаж.

Лифт издает характерный звук «биип», прибыв в пункт назначения, и для меня этот звук является настоящим облегчением. Я ненавижу находится в замкнутом пространстве. Двери медленно открываются, и я направляюсь к входной двери маминой квартиры. Рука непроизвольно поднимается, но я не стучу. Я тупо смотрю на темно-синюю дверь, прочищая горло и пытаясь привести себя в чувство.

Затем я стучу по дереву цвета полуночного неба костяшками пальцев. Один раз. Маму раздражает, если кто-то стучит несколько раз, у нее обостренное чувство слуха.

Пока я переминаюсь с ноги на ногу и жду, я слышу шаги матери за дверью. Раздается скрежет несколько открывающихся замков, потом дверь распахивается.

— Привет, Челси.

— Здравствуй, мама. — Я протягиваю ей коробку с пирожными. — Это тебе.

Моя мать чем-то похожа на меня, но ее волосы темнее, и она набрала в весе за последние несколько лет в бедрах и на животе. Вокруг глаз у нее виднеются гусиные лапки, и она ниже меня примерно на два дюйма. Она одета в кроваво-красное платье и черные туфли.

Открыв дверь, она затягивается сигаретой и молча смотрит на меня сквозь дым, забирая коробку с пирожными, отступает, чтобы впустить меня внутрь. Она также тщательно запирает дверь на все замки, пока я осматриваю квартиру, но я продолжаю стоять, как вкопанная в коридоре. Я боюсь войти в квартиру, пока она меня не пригласит. Здесь все также, как и в прошлый раз, когда я была у нее два года назад.

— Может тебе не следует столько курить?

— Не ворчи.

— Доктор сказал…

— Ради Бога, перестань ныть. Я старая женщина, и могу покурить время от времени, если захочу.

Я медленно выдыхаю. Мать права — мне не следует ей читать нотации.

— Проходи и устраивайся поудобнее. Я запекла в горшочке кролика, хочешь, еще не остыло?

Интересно, где она добыла кролика. Всегда папа приносил домой кроликов. Он запускал полностью свою руку в нору в земле и вытаскивал сопротивляющихся кроликов. Иногда они были так напуганы, что не издавали ни звука, а иногда так орали от страха. Мне ужасно не нравилось смотреть, как он доставал их из нор, поэтому я отрицательно качаю головой. — Я не голодна.

— Да, тебе ведь никогда не нравился кролик, не так ли? Ну что ж, я выпью бокал красного вина. Не присоединишься ко мне?

Я снова качаю головой, для меня слишком рано пить вино. Она направляется в гостиную, я молча следую за ней. Садится в свое зеленое кресло, я сажусь на диван напротив.

Она поднимает бокал и делает глоток.

— Неплохо выглядишь. Жизнь удалась!

Я прикусываю нижнюю губу.

— Не так уж плоха.

— Хммм..., — она скользит по мне тяжелым взглядом. — Что ты делаешь в Англии?

— Я.... — Боже, не могу поверить, что я так и не подготовила свой ответ, прежде чем приехать сюда.

Ее глаза сужаются, превратившись в подозрительные щелочки.

— Я здесь с Торном, — честно отвечаю я.

Она хмурится.

— Я думала, ты перестала на него работать два года назад.

Я чувствую, как шея и щеки начинают краснеть.

— Я с ним не по работе.

Мама медленно улыбается.

— Ах, понятно, откуда вся эта дорогая одежда. — Она глубоко затягивается сигаретой. — Я рада за тебя, не пойми меня неправильно, но ты не думаешь, что он просто играет тобой?

Я с трудом сглатываю.

— Возможно. Я и не ожидаю, что мое пребывание у него затянется.

Она переводит взгляд на свое замызганное окно.

— Да, хорошо получать удовольствие, пока твоя грудь не подвержена влиянию гравитации. — Она переводит взгляд на меня. — И на сколько ты в Лондоне?

— Может на три месяца, а может быть, меньше, — отвечаю я.

— Твоя бабушка очень больна. Она спрашивала о тебе на днях. Тебе стоит навестить ее. — Мать в упор смотрит на меня.

Что я здесь вообще делаю? У меня такое чувство, будто стены сжимаются вокруг меня. Запах затхлого сигаретного дыма и старого пота, начинает душить, я начинаю покашливать.

— Я могу послать ей немного денег, если она в них нуждается.

— Она умирает, Челси. Зачем ей твои день, что она будет с ними делать? Она хочет повидаться с тобой перед кончиной.

— Передавай ей от меня привет. — Жестко и холодно говорю я.

— Он знает? — спрашивает мать.

— Что знает и кто? – Вопросом на вопрос отвечаю я, нахмурившись.

Она смотрит на меня таким взглядом, который я не могу понять.

— Что ты украла у него деньги.

Я отворачиваюсь от нее и утвердительно киваю. И вдруг мне хочется придумать какую-нибудь причину, чтобы побыстрее убраться отсюда. Общение с мамой для меня всегда напоминает, хождение по минному полю.

— Он заключил с тобой договор? Он издевается над тобой? — вроде бы с нежностью спрашивает она.

— Он относится ко мне с уважением, — сообщаю я. — На самом деле, он мне нравится.

Она смеется, словно я сказала какую-то шутку.

— Он тебе нравится?! Странная характеристика для такого... сложного механизма.

У меня внутри все сжимается.

— Мне нужно подышать свежим воздухом. — Даже мой голос звучит совсем странно, напряженно и странно, чему я несказанно удивляюсь.

Мать делает взмах рукой в сторону балкона, саркастическая улыбка все еще витает у нее на губах. Я встаю и выхожу на балкон. В голове рой странных мыслей. Я очень люблю свою мать, и мне очень хочется, чтобы она полюбила меня. Я всего лишь хочу, чтобы она любила меня, но не знаю, что я должна сделать, чтобы она смогла меня полюбить.

Приятно, когда тебя обдувает холодный ветерок и слабые лучи солнца ласкают лицо. Я опускаю согнутые руки на перила, покорно вздохнув, гляжу вниз, собираясь опустить голову на руки. Но картина, которую я вижу внизу, у подъезда, заставляет меня дернуться от изумления.