Было где-то около полудня. Мадемуазель Андреа Дамасс сидела под лампой в кухне Жозефа Маруа. Она только что привела Мари домой, поскольку девочка плохо себя чувствовала. Причина ее прихода вызывала у учительницы крайнее смущение.
— Я оставила других учеников на попечение няни, — тихо сказала она. — Мадам и месье Шарден уехали на четыре дня и взяли с собой Луи. Кажется, они каждый год ездят в Шикутими перед праздниками, чтобы сделать покупки к Рождеству. А мадемуазель Шарлотта сейчас в Робервале, не знаю зачем. Что касается мадам Дельбо, я к ней сходить не успела. Лоранс сказала мне, что она сейчас принимает гостя — одного из моих коллег-учителей, месье Лафлера.
Жозеф согласно кивнул, тоже чувствуя себя неловко.
— Хороший парень, — заметил он. — Если бы мои сыновья стали учителями, они женились бы и поселились здесь. Но скажите, что случилось с Мари? Вы долго пробыли с ней в комнате, я уже начал беспокоиться. Надеюсь, у нее не насморк…
Андреа сняла очки и принялась протирать их носовым платком. Это давало ей возможность видеть отца девочки в успокаивающей пелене и оттого чувствовать себя увереннее.
— У нее менструация, — быстро произнесла она, полная решимости больше никогда не употреблять этого слова.
— Что?! — воскликнул бывший рабочий. — Однако она ранняя! Десять с половиной лет и уже… эти дела?
— Говорите тише, месье Маруа, — пожурила его Андреа. — Бедная девочка чуть не умерла от стыда. Она не понимала, что с ней случилось. Сначала мы пошли за помощью к Мирей, которая все ей объяснила. Но я решила освободить Мари от занятий: у нее очень болит живот.
Выражение изумления на лице Жозефа внезапно сменилось грустью. Он отвернулся, сдерживая рвущееся из горла рыдание.
— В такие минуты особенно не хватает матери. Моя Бетти нашла бы правильные слова, помогла бы ей привести себя в порядок. Черт возьми! Это могло бы подождать еще года три-четыре! Я ничего в этом не смыслю. У меня ведь были только парни до Мари.
Учительница была вынуждена снова надеть очки. Она откашлялась и положила свои пухлые руки на клеенку.
— С завтрашнего дня мадам Дельбо и ее экономка будут поддерживать Мари. Я сделала все, что могла, месье Маруа, и сочла необходимым вас предупредить. Поверьте, мне это было нелегко! Я не привыкла обсуждать подобные темы с мужчиной.
— Благодарю вас, мадемуазель, это очень любезно с вашей стороны, — ответил он. — С самого начала войны на меня сыплются одни несчастья. Я похоронил жену — самую лучшую женщину в мире, потерял двух сыновей. Еще неизвестно, что готовит мне третий сын, Эдмон. В свой последний визит он рассказывал, что собирается стать миссионером. Мне следовало подчиниться воле моей Бетти и снова жениться. Умирая, супруга просила меня найти вторую мать для Мари. Но я хотел сохранить ей верность.
Андреа Дамасс еле слышно поддакивала. Темные глаза Жозефа пристально смотрели на нее.
— Вы очень миленькая без очков. Не сочтите за неуважение, но меня это поразило. Ведь ничего плохого нет в комплименте, когда он искренний?
— Разумеется нет! Я бы с удовольствием обходилась без очков, но у меня близорукость. Что вы хотите, месье Маруа: Господь не всем раздает козырные карты, — к своему собственному изумлению, изрекла учительница. — Матушка-природа была ко мне не слишком щедра.
Впервые в жизни Андреа так откровенничала. Перед этим вдовцом с горящим взглядом она внезапно ощутила потребность пожаловаться на свою внешность, зная, что некрасива. Застигнутый врасплох, Жозеф попытался найти достойный ответ:
— Вы крепкая женщина! И к тому же ученая, вежливая, воспитанная. Мари очень вас любит. Бог свидетель, будь я лет на двадцать моложе, я бы приударил за вами!
От этого неожиданного заявления старая дева залилась краской. Она уткнулась носом в чашку чаю, которую налил ей Жозеф.
— Месье, прошу вас! — дрогнувшим голосом сказала она. — Я дорожу своим именем. Мое призвание — обучать детей, я посвятила этому свою жизнь. Я работала у крупных буржуа в Монреале и Квебеке, у меня безупречная репутация.
— Не вижу связи, — перебил ее бывший рабочий.
Андреа предпочла бы сейчас исчезнуть, ускользнуть от этого зрелого и опытного мужчины, в последнее время слишком часто занимавшего ее мысли.
— Я совершенно не хочу, чтобы за мной приударяли. Ни вы, ни другой мужчина… Вынуждена вас оставить, месье Маруа. Позаботьтесь о вашей дочери Мари.
Она встала и надела свой твидовый пиджак. При этих движениях ее пышная грудь заколыхалась под тканью серого жилета. У Жозефа перехватило дыхание. Он представил, как обхватывает ладонями эту грудь, сжимает ее и ласкает. На его лбу выступила испарина. Когда учительница наклонилась, чтобы взять сумку, черная юбка натянулась на внушительных ягодицах.
«Черт возьми! Я обязательно должен на ней жениться!» — решил он.
Тепло укутанная, Мадлен постучала в дверь кухонной подсобки Шарденов, служившей кладовкой, как и в большинстве местных домов. Там всегда было прохладно, но не морозно.
Мирей поспешила ей открыть. Индианка сияла обувь и аккуратно поставила ее возле стены.
— Нечасто ты меня навещаешь, — удивилась экономка. — Пойдем попьем кофейку, ветер на улице неприятный. Ночью опять намело полные улицы снегу.
— Эрмина отправила меня к вам за топленым салом и мукой, если у вас их достаточный запас, — пояснила Мадлен, следуя за ней в кухню, где, как ей показалось, стояла ужасная духота.
— Боже милосердный, опять! — воскликнула Мирей. — Я знаю, что у вас семеро едоков, но все же следует быть поэкономнее. Мадам правильно говорит: вам лучше приходить ужинать сюда, вместе с нами. Я всегда стараюсь готовить супы и рагу. Сейчас посмотрю, смогу ли я вас выручить. Садись и не смотри на меня виноватыми глазами. Поболтаем с тобой немного. Скажи, долго еще Мимина собирается дуться на мадам? Никто не знает, какая кошка между ними пробежала, но каждая стоит на своем. И знаешь, что случилось с малышкой Маруа?
Экономка никогда не упускала случая посплетничать. Она постоянно твердила своим хозяевам, что было бы лучше перебраться в Роберваль, где гораздо оживленнее и много магазинов. Она продолжила:
— У нее пришли месячные! Мадемуазель вела урок английского, когда бедной девочке показалось, что она описалась. Ее платье под попой было все в крови. Как мне ее жаль: с десяти с половиной лет мучиться каждый месяц! Сколько у нас, женщин, хлопот с этим!
Целомудренная Мадлен молча покачала головой. Она выглядела озабоченной.
— Мирей, простите за беспокойство. Эрмина хотела испечь бисквиты с корицей на полдник. У нас в гостях месье Лафлер.
— Бисквиты! — воскликнула экономка. — Но я передала вам две коробки позавчера, с апельсиновым ароматом.
— В этом-то и проблема! Они исчезли. Коробки тоже.
— Мои красивые жестяные коробки? Боже милостивый, я ими так дорожила! Но послушай, Мадлен, ты же закрываешь подсобку на ключ после той истории с кражей в ноябре. Я могу понять, когда бродяге удалось один раз стащить сало и хлеб. Но если дверь закрыта, здесь пахнет чьими-то проделками. Дети играют на втором этаже, в комнате Луи, ты должна их расспросить. Эти маленькие монстры дурачат вас! Я уверена, что это их рук дело. Поройся в их шкафах или поищи под кроватями — наверняка найдешь пропажу.
— Мы с Эрминой уже проверяли.
Мирей налила себе в чашку кофе и тяжело опустилась на стул.
— А я все продолжаю толстеть! Чем больше хлеба вынимает у нас изо рта государство, тем жирнее я становлюсь. Так значит, месье Лафлер все еще здесь? Эрмина играет с огнем.
— Они друзья, ничего больше, — сухо ответила индианка. — Овид привозит нам французские романы или те, что были переведены с английского. Могу вас заверить, что он никогда не остается наедине с Миной. Мы готовим материал для журналистки из Квебека, этой очаровательной дамы, Бадетты. Почта работает медленно, но в своем последнем письме она пообещала написать громкую статью о пансионах, где истязают детей моего народа.
— Никогда не остаются наедине… — проворчала Мирей. — А сейчас они, по-твоему, что делают, раз ты здесь? Ладно, поболтаем о другом. Ваши продукты куда-то исчезают, и это очень серьезно! Шарлотта права: привяжите одного из псов за домом. Это быстро отвадит воришек.
— Киона считает, что это бесполезно. Не беспокойтесь, мы с Миной в субботу поедем в Роберваль и купим все, что нужно, на оставшиеся талоны.
— Девчонка насмехается над вами, — заявила Мирей. — И потом, не ей решать! Если она не советует вам брать собаку, значит, я права. Она защищает виновного, и я думаю, что это Мукки, любитель вкусно поесть.
В эту секунду в кухню вошла мадемуазель Дамасс. Лицо ее раскраснелось, она выглядела растерянной.
— Здравствуйте, Мадлен. Мирей, не накрывайте на меня, я не буду обедать. Беседа с месье Маруа меня взволновала. Ему не хватает его покойной жены, и это нормально. Больше всего мне жаль Мари. Она призналась мне у себя в комнате по поводу своих месячных: «Как я буду подмываться так, чтобы папа меня не видел?!» Боже мой, как это трогательно!
С этими словами, произнесенными дрожащим голосом, Андреа выскользнула из кухни, оставив экономку в недоумении.
— Идем, Мадлен, я дам тебе муки и сала. Если хочешь услышать мое мнение, то Жозефу лучше снова жениться. Знавала я одного такого вдовца в Тадуссаке, который принялся бегать за женщинами до потери пульса. Я тогда была совсем юной, и мать советовала мне и моим кузинам обходить его стороной. В итоге он изнасиловал тринадцатилетнюю девочку.
— Месье Маруа не такой, — оборвала ее кормилица. — Мне он кажется порядочным мужчиной.
Мирей состроила гримасу. Накинув шаль на плечи, она разглядывала свои запасы, разложенные по порядку, — паштеты, рыба в масле, фасоль, горошек… В холщовых мешках, стоявших на деревянных решетках, были рис и картофель. На самой верхней полке выстроились банки с вареньем и бутылки с кленовым сиропом.
— Боже милосердный! У меня было тридцать банок черничного варенья, а теперь осталось только двадцать пять! — вскричала Мирей. — И не хватает двух банок яблочного компота, который я закрывала в прошлом месяце!
— Значит, это происходит не только у Мины, — заметила Мадлен. — Кто-то питается за наш счет.
— Я поняла, — проворчала гувернантка. — Это Лапуэнты, то есть разбойник Онезим. Мадам ему платит за то, чтобы летом он рубил дрова, колол их и складывал в сарае. Он спокойно может подобраться к нашей провизии. То же самое и у вас.
— Да, Онезим действительно заготавливает нам дрова на зиму, — признала Мадлен. — Месье Жослин не может этим заниматься, у него слабое сердце. Но мы не можем голословно обвинять нашего любезного соседа. И потом, Онезим кажется мне честным.
— Для тебя, наивная ты душа, все эти люди честные: Маруа, Лафлер, Лапуэнт… Как только мадам вернется, я сразу ей об этом расскажу. Во всяком случае, в последние дни собаки не лаяли. Значит, это кто-то из знакомых. Тебе повезло, что вор не стал брать муку и сало.
— Спасибо большое, Мирей. Не мерзните, возвращайтесь в кухню.
— До свидания, Мадлен, и будь осторожна! Городок теперь словно вымер.
Киона слушала их разговор из кухни. Она проворно попятилась, выскользнула в коридор и с досадой вздохнула.
«Придется прекратить, — подумала она. — Поначалу это было незаметно, но теперь есть риск, что они вызовут полицию».
Девочка на цыпочках поднялась на второй этаж так же бесшумно, как это делал ее сводный брат Тошан.
«Это уже неважно, сейчас у него достаточно еды», — успокоила она себя.
Мукки играл со своими шариками на ковре в спальне. Лоранс, Мари-Нутта и Акали разыгрывали партию «желтого карлика»[44].
— Где ты была, Киона? — спросил Луи. — Я выиграл тебе красивый агатовый шарик.
— Ходила в туалет, — ответила она. — Покажи мне его.
Киона с задумчивой улыбкой смотрела на крошечный стеклянный шарик. Никто ее не подозревал, и это было хорошо.
Эрмина и Овид просматривали стопку документов, которые им удалось собрать за две недели. Они устроились за столом в кухне, где молодая женщина проводила большую часть своего времени, в кругу света от люстры из розового опалового стекла. В помещении было тепло, из чугунной кастрюли вырывалась аппетитно пахнущая струйка пара.
— Этот запах сводит меня с ума! — воскликнул учитель. — Никак не могу понять, что там у вас варится.
— Это заяц. Сначала он был поджарен кусочками, теперь тушится в бульоне со специями, которые придадут мясу нежность. Это рецепт Мадлен, доставшийся ей от матери. Только не спрашивайте, откуда взялся заяц: я не могу вам этого сказать. Жители Лак-Сен-Жана снова достали свои охотничьи ружья и тайком продают дичь.
— Очень интересно, — улыбнулся Овид. — Буду приезжать к вам почаще. Пока ваша мать не подстрелит меня как гигантского зайца.
Эрмина рассмеялась, затем снова посерьезнела. Она внимательно разглядывала фотографию.
— Я смотрю, вам пригодился мой фотоаппарат.
— Мне пришлось схитрить, чтобы получить этот снимок. Я переоделся! Надвинул кепку на уши и надел солнцезащитные очки. Я бродил вдоль ограды пансиона в то самое время, когда мальчики обычно пилят дрова странным приспособлением на основе старого стационарного мотора, вышедшего из строя. Я уверен, что многие из них часто ранятся, так как агрегат далеко не безопасен. Взгляните, какие несчастные эти дети.
— Да, если этот снимок появится в «Пресс», мы достигнем своей цели.
Эрмина не могла оторвать глаз от худых силуэтов, столпившихся вокруг пилы, в дырявых ботинках на босу ногу, с бритыми головами.
— Мощеный двор блестит, всюду лужи воды, — сказал Овид. — Понятно, что идет дождь. Пансионеры не должны работать на улице в такую погоду. На другой фотографии девочки выстроились в ряд; все с отсутствующим взглядом, в плохой одежде. Ничто не указывает на жестокое обращение, которое мы изобличаем, но только человек с каменным сердцем может остаться равнодушным к отчаянию, написанному на их лицах.
— Моя подруга Бадетта точно будет потрясена. В тот вечер, когда я с ней познакомилась, она сказала мне, что борется за права детей и всех тех, кто страдает. Это случилось на железной дороге, немного не доезжая до станции Лак-Эдуард. Локомотив потерпел аварию, и всем пассажирам пришлось покинуть поезд. Я ехала в Квебек вместе с Шарлоттой и Мукки, который был тогда младенцем.
— Расскажите еще, — попросил Овид. — У вас жизнь такая захватывающая!
— Я решила пройти прослушивание в Капитолии, но только Мирей, наша экономка, была в курсе моей затеи. Какой я была тогда юной, робкой и наивной! Нас приютили в туберкулезном санатории, и я спела для больных в помещении столовой. Там я и познакомилась с Бадеттой, которая обожала мой голос, поскольку — еще одно совпадение — она слышала мое пение в Шамборе на рождественской мессе. Она представилась мне в поезде, который вез нас в безопасное место.
— А прослушивание в Квебеке? Надеюсь, вы всех там поразили?
— Нет, по той простой причине, что на следующий день я решила вернуться домой. Но эта авария, моя безумная идея уехать тайком от всех — все это должно было случиться. Если бы я подчинилась своему мужу, то, наверное, так никогда бы и не нашла своего отца… Но это такая длинная история! Я не могу все рассказать вам сегодня.
— Ну хотя бы вкратце! — с улыбкой взмолился Овид.
— Мы думали, что папы нет в живых, об этом я вам, кажется, уже говорила. Но он, оказывается, был болен туберкулезом и находился в санатории. Он назвался Элзеаром Ноле — это имя его деда. Разумеется, он понял, что я его дочь, и попытался со мной заговорить, но я испугалась его вида. Представьте себе изможденного, бледного мужчину в слезах… С тех пор он сильно изменился, слава Богу! На следующий день он сбежал. Я вам все это рассказывала в двуколке пансиона. Судьба бывает так непредсказуема! Без этого злоключения моего отца, возможно, сейчас уже не было бы с нами и Киона не родилась бы. Вы увидите ее на полднике. Она так преобразилась! Веселая, сияющая и такая красивая! И волосы у нее отросли.
— Если я правильно понял, ваш муж не разрешал вам проходить прослушивания.
— У Тошана были на то свои причины. Он считал меня слишком юной, к тому же нашему ребенку было всего несколько месяцев. Дело было зимой. И я была наказана за свою глупость: обратная дорога спровоцировала выкидыш. Господи, как же я жалела об этой поездке!
Она замолчала, погрузившись в воспоминания. Вошла Мадлен, ее капюшон был засыпан снегом.
— Я принесла то, что ты хотела, Мина: муки и топленого сала.
Молодая индианка сняла пальто, быстро повязала фартук вокруг талии.
— Начну делать тесто для бисквитов. А вы оба продолжайте работать. И не забудьте, мой рассказ нужно подписать именем Соканон, а не Мадлен!
— Не беспокойся, — успокоила ее Эрмина. — Ты правильно сделала, что описала все, что с тобой произошло в детстве. Это обязательно найдет отклик у читателей газеты.
Овид дружески подмигнул индианке. Они очень сблизились все трое, пока трудились над дорогим их сердцу делом.
«Как нам хорошо сегодня здесь, в нашем маленьком раю! — подумала Эрмина. — Это и правда странно, но, после того что произошло в конюшне Овида, я освободилась от желания, которое испытывала к нему. Такое ощущение, что меня вылечил доктор, очень необычный доктор, тогда как любой человек, заботящийся о приличиях, счел бы мое поведение непристойным. Но мне все равно. Кто об этом узнает? Зато теперь мы хорошие друзья».
Со своим умением общаться на любую тему, своими шутками, широким взглядом на вещи и анархистской жилкой, Овид Лафлер внес в жизнь молодой женщины важное дополнение. Она научилась терпимее относиться к собственным слабостям и иметь свое мнение, не поддаваясь влиянию других людей. Благодаря ему она стала оптимистичнее смотреть на жизнь и часто не боялась отказываться следовать общепринятым нормам. Ее внутренний мир раскрывался, и это приводило в восторг учителя.
— Вы еще сердитесь на вашу мать?
— Да. Я помирюсь с ней накануне Рождества, чтобы не расстраивать детей. Мама заслужила это наказание. А папа никак не поймет, что она натворила. Я не стала объяснять ее проступок всем, поскольку на меня это тоже бросает тень. Только Мадлен в курсе.
— Мадам Лора написала это письмо, чтобы защитить тебя, Мина, — вмешалась индианка. — Это долг каждой матери. Знаешь, должна тебе сказать, что из подсобки твоих родителей тоже пропадают продукты. Мирей испытала настоящий шок. Не хватает банок с вареньем и компотом. Она думает, что это Онезим Лапуэнт, потому что собаки его хорошо знают и не лают.
— Онезим! Но это невозможно! Нужно пролить свет на эту тайну как можно скорее. У нас могут возникнуть проблемы зимой, если кто-то продолжит таскать у нас съестные припасы. Вряд ли это медведь!
— Медведь оставил бы после себя погром, — заметил Овид. — Меня заинтриговало это дело. Если речь идет о бродяге, можно пойти по его следам. Они наверняка остались на снегу. Возможно, это какой-нибудь дезертир, который прячется в лесах на холме и готовится пережить зимние месяцы. Он мог поселиться где-нибудь в охотничьем домике или хижине дровосека.
— Киона утверждает, что опасности нет, — сказала Эрмина. — Я ей доверяю.
— Ваша вера в этого ребенка меня восхищает. А ты, Мадлен, тоже доверяешь Кионе?
— Да. Думаю, что виновники как раз дети. Они не всегда у нас под присмотром и могут без труда обвести любого вокруг пальца. Мирей тоже так считает. Но если это правда, значит, и опасности нет.
Она была далека от истины, но Эрмина присоединилась к ее мнению.
— Это какая-нибудь новая игра. Дети сейчас увлечены приключениями Робинзона Крузо. Думаю, они спрятали все, что стащили, в каком-нибудь укромном месте. К счастью, сегодня они обедают у Мирей, и нам не придется их допрашивать. Я займусь этим вечером или во время полдника.
Овид сложил в стопку бумаги, разбросанные по столу. Аромат рагу из зайца не давал ему покоя. Четверть часа спустя они втроем с аппетитом пообедали.
В это время в какой-нибудь сотне метров от них Киона доедала свой ванильный флан[45]. Внезапно она закрыла глаза, неподвижно застыв с ложкой в руках. Мадемуазель Дамасс, которая спустилась из своей комнаты, чтобы выпить чашечку кофе, удивленно посмотрела на девочку.
— Что с вами? — спросила она.
— Тише, — сказал Мукки. — Не отвлекайте ее. Это она молится, произносит заклинания нашего народа.
Мирей, присутствовавшая при это сцене, подошла к мальчику и дернула его за ухо.
— Не болтай глупости!
Но Киона их не слышала. В ее голове пронеслось видение, и она пыталась понять его смысл. Ее любимый сводный брат Тошан летел по небу. Он планировал, словно орел в темном ночном небе. «Я знаю, — сказала она себе. — Должно быть, он спрыгнул с парашютом! Мина объясняла мне, как это работает… а иногда не работает!»
Ее маленькое сердечко испуганно сжалось. Она не решалась открыть глаза в надежде увидеть что-нибудь еще. Лоранс погладила ее по руке.
— Киона, нам пора идти в класс. Мы будем рисовать гуашью. Ты не забыла?
— Нет, я иду.
В этот день Киона, не имевшая способностей Лоранс, неумело изобразила на белом листе огромную птицу с раскинутыми крыльями. Андреа Дамасс долго изучала рисунок, пытаясь понять, почему у птицы человеческое лицо.
— Вы не хотите мне объяснить, Киона? — в итоге спросила она.
— Это Тошан, мой брат, сын Талы-волчицы. Он прыгал с парашютом, но я не знаю, где он приземлился.
Мукки и близняшки встревоженно переглянулись. Речь шла об их отце.
— Скажи нам, где он, — тут же встряла Мари-Нутта. — Киона, скажи!
— Но я ничего не знаю!
Учительница испуганно перекрестилась. Потом, упрекнув себя в том, что поддается детским фантазиям, подрывая свой авторитет, хлопнула в ладоши.
— А теперь отложите свои рисунки и возьмите ручки. Мы будем писать диктант, причем в тишине, прошу вас.
Киона пообещала себе впредь быть осторожнее. После уроков она скажет всем, что выдумала историю про Тошана и парашют. «Это их папа. Они за него переживают. Я бы тоже расстроилась, если бы мой отец ушел на войну!» Чтобы оградить от волнений тех, кого она любила, странная девочка стала спецом в искусстве лжи. Перед сном она просила Иисуса простить ее и была уверена, что он это делает.
В то самое время, когда ученики мадемуазель Дамасс писали диктант в своих тетрадях, адъютант Дельбо приземлился на французской земле после головокружительного прыжка с самолета. Старый дуб спас ему жизнь, задержав купол парашюта, раскрывшегося в последний момент. Но дерево, растущее на земле провинции Лимузен, взяло свое. Кровь красавца метиса оросила серую кору. Почувствовав, как пах пронзила острая ветка, сломавшаяся под его весом, Тошан подумал, что пришел его последний час.
Шарлотта вернулась домой. Онезим привез ее из Роберваля в своем грузовике, на колеса которого он на зиму надел цепи. Девушке была необходима эта поездка. Она помолилась в церкви Сен-Жан-де-Бребёф за упокой Симона и Армана Маруа. Гибель этих двух парней с интервалом в несколько месяцев привела ее в отчаяние. Одетая во все серое, она зажгла свечу и долго плакала.
Сняв пальто и шарф, Шарлотта отправилась в кухню к Мирей, которая радостно встретила ее.
— А! Вот и ты, моя милая! Наконец-то! Без мадам и месье в этом большом доме так пусто! Детей даже не слышно, настолько мадемузель Дамасс загружает их в последние дни. Хочешь чашку горячего чая?
— Да, я замерзла.
Мирей заметила припухшие глаза Шарлотты и покрасневший кончик носа, но не прокомментировала это. Желая отвлечь девушку, она поведала ей о своих тревогах.
— Боже милосердный! Тебе известно, что кто-то таскает наши продукты, как и у Эрмины? Нужно найти вора или воровку. Дети не выйдут из дома, пока я не узнаю правду!
— Что же у тебя украли, моя бедная Мирей?
— Варенье, компоты… и мыло. Я заметила это после ухода Мадлен, которая приходила за мукой и топленым салом. Целый брусок мыла! Не для того же, чтобы его съесть! Здесь творятся странные вещи.
В эту секунду в комнату ворвался Мукки в сопровождении своих сестер и Акали.
— Как раз вовремя, вы, трое. Прежде чем убежать, я хочу получить ответы на волнующие меня вопросы. А Киона где?
— Она захотела прокатиться на пони, как и каждый день после уроков, — сказала Лоранс. — Но мы, Мирей, зашли пожелать тебе доброго вечера.
— Что-то вы подозрительно любезны! А вы в курсе, что из моей подсобки пропадают продукты? Представьте себе, на мои банки тоже покушаются! Я уверена, что вы знаете виновного. И не надо мне рассказывать, что это Вендиго[46]!
Девочки недоуменно переглянулись, а Мукки рассмеялся:
— Вендиго? Это еще кто?
— Только взгляните на этого маленького невежду! Я могу рассказать тебе о Вендиго. Когда я была в твоем возрасте, то не выходила на улицу с наступлением темноты из страха встретить его. Нас с сестрой предостерегла наша мать. В окрестностях Сен-Адельф-де-Шамплена, где жили мои бабушка и дедушка с материнской стороны, все знают Вендиго! Это невидимый зверь, который передвигается быстрее ветра и может бежать по поверхности озера и не тонуть. Огромный зверь и всегда голодный! Чтобы выжить, ему нужно съедать в день в семь раз больше еды, чем весит он сам. Он крадет дичь из капканов охотников, а также бродит вокруг курятников и таскает яйца и кур.
— Нет никакого Вендиго, Мирей, — заявил Мукки. — Но когда Луи вернется из Шикутими, я его напугаю. Он-то наверняка поверит в твоего невидимого зверя!
Шарлотта вмешалась в разговор:
— Я запрещаю тебе пугать Луи, особенно перед Рождеством! Мукки, ты самый старший и должен показывать всем пример. Но прежде всего ответь Мирей. Кто стащил варенье? И мыло?
— Вендиго, — прыснула Мари-Нутта. — Он проглотил мыло и, когда попьет воды, будет пускать пузыри!
Акали расхохоталась, а вслед за ней и Лоранс. Разъяренная Мирей схватила половник и погрозила детям.
— Убирайтесь отсюда, маленькие монстры! — завопила она. — Не очень-то умно с вашей стороны злить нас за две недели до Рождества! Завтра я хотела напечь вам оладий, но теперь передумала. Тем хуже для вас.
Это не сильно расстроило маленькую ватагу, которая развернулась и, перешептываясь и смеясь, двинулась к выходу. Шарлотта посмотрела в окно над раковиной.
— Мирей, у меня идея! Ты слышала, как Лоранс сказала, что Киона каждый вечер катается на пони? Я об этом не знала. Интересно, кто ей это разрешил: Мимина или папа Жосс?
— Да месье на руках готов ходить ради Кионы! Теперь у нее здесь все права. Я предупредила Эрмину: они испортят ребенка и она станет капризной и надменной.
— Пойду немного прогуляюсь.
— Куда ты на ночь глядя?
— Посмотрю, куда поехала Киона. Я уверена, что она от нас что-то скрывает. Снег твердый, немного осевший от мороза. Я еще не снимала сапоги. Скоро я все выясню, моя славная Мирей.
Шарлотта испытала облегчение, оказавшись на улице, в ватной вечерней тишине. Опускались сумерки, и снег казался голубоватым. Ветер стих. Она смотрела на окружающий пейзаж, знакомый ей до мельчайших деталей. Все было на своих местах: деревья, монастырская школа — внушительная темная масса с возвышающейся наверху колоколенкой под белой шапкой снега. Впав в меланхолию, она вспомнила, как бегала к дому Маруа, начиная с двенадцати лет и до двадцати, всегда с одной надеждой — увидеть красавца Симона.
«Скоро я стану такой же старой девой, как Андреа Дамасс, — подумала она. — Либо мне катастрофически не везет, либо я слишком глупа!»
Она повернула за угол дома Шарденов и направилась к сараю, обустроенному для пони. Там не хватало седла и уздечки. «Киона почти одного возраста с Луи, разница всего в три месяца, и она может одна ездить верхом на Базиле! Я бы еще поняла, если бы это была Мари-Нутта или Мукки, но Киона…»
Копыта пони оставили на снегу вполне четкие следы. По всей видимости, девочка каждый раз выбирала один и тот же маршрут. «Киона не едет по улице Сен-Жорж. Она сворачивает на старую дорогу, ведущую к заводу и на улицу Сент-Анн».
В те времена, когда сестры Бон-Консея преподавали в Валь-Жальбере, они запрещали своим ученикам — и девочкам, и мальчикам — ходить в эту часть рабочего городка, представлявшую собой большой пустырь, поросший кустарником, где могли произойти нежелательные встречи: несмотря на бдительность и проповеди аббата Деганьона, среди служащих завода находились те, кто напивался и дебоширил.
В этот вечер пустырь казался таким заброшенным, таким темным, что Шарлотта ощутила в груди тревогу. Восьмилетнему ребенку требовалась недюжинная храбрость, чтобы разгуливать здесь, особенно зимой. Позади домов вполне могут бродить волки. «Если я не возьму себя в руки, то начну бояться встречи с Вендиго, о котором рассказывала Мирей. Боже, какая странная легенда!»
Внезапно ей почудилось ржание лошади. Она ускорила шаг, чувствуя себя неуютно. «Я уже начинаю думать, что мама Лора права, — думала она, почти переходя на бег. — Мимина забывает обо всем, как только приезжает Овид Лафлер. Еще один привлекательный мужчина, для которого я как будто не существую. Да, в его глазах я такая же невидимка, как этот Вендиго! Мне следовало родиться со светлыми волосами и голубыми глазами». Едва сдерживая слезы от накопившихся обид, разочарований и сожалений, Шарлотта вскрикнула от неожиданности, увидев перед собой Киону.
— Господи, как ты меня напугала! — простонала она. — Я искала тебя, Киона. Тебе не следует ездить верхом на Базиле в это время года, тем более так поздно! Это небезопасно. Я скажу об этом Мимине.
— Обещаю, больше не поеду, — с улыбкой сказала девочка. — Это было в последний раз.
Шарлотта внимательно осмотрела животное со всех сторон, но не увидела ничего подозрительного. Затем она перевела взгляд на Киону.
— У тебя нет с собой сумки?
— Нет, а зачем мне сумка? — удивилась девочка.
— Выслушай меня спокойно, Киона. Я уверена, что это ты таскаешь продукты у Мирей, то есть у Лоры и своего отца, а также у Эрмины. Я требую немедленно мне все объяснить! Может, вы — я думаю, что Мукки и близняшки твои сообщники, — прячете свою добычу где-то в городке? А потом играете в какую-нибудь игру в своем тайнике?
— Ты ошибаешься, — ответила Киона кротким голоском. — Это не игра. Тебе я открою свою тайну, только тебе, но ты должна поклясться, что никому об этом не расскажешь. Прошу тебя, это очень важно!
В интонации ребенка чувствовалась глубокая искренность. Однако Шарлотта отнеслась к этому несерьезно, забыв, что речь идет о Кионе.
— Клясться нехорошо, но, если ты доверишься мне, обещаю, что это останется между нами.
— Я спасаю одного несчастного, — заявила девочка. — Иисус тоже помог бы ему. Он был так голоден…
Моментально встревожившись, Шарлотта принялась озираться по сторонам. Ее воображение нарисовало страшные вещи: какой-то бродяга вызвал симпатию Кионы и побудил ее обворовывать свою семью. Подобный тип мог в итоге злоупотребить невинностью девочки… Но она быстро спохватилась. После того что Киона пережила в пансионе, она наверняка с недоверием отнеслась бы к мужчине зрелого возраста с подозрительной внешностью.
— Пойдем, я тебе его покажу. Только не шуми, умоляю тебя. Если он тебя увидит, бросится бежать, и это может его погубить. Здесь он в безопасности.
Быстрыми ловкими движениями Киона привязала пони к ветке кустарника, наполовину засыпанного снегом. Она показала Шарлотте дом, который та сразу узнала. Это было красивое здание, построенное для одного из бригадиров завода на окраине улицы Сент-Анн.
Пройдя вдоль ограды, потускневшей от непогоды, они молча подошли к дому.
— Сядь на корточки, — посоветовала Киона. — И посмотри вон туда.
Шарлотта различила почти у самой земли крошечное окошко, затянутое паутиной, за которым угадывался едва различимый огонек.
— Он поселился в подвале, там, где раньше была бойлерная, — прошептала девочка.
Заинтригованная, но вместе с тем все более беспокоясь, Шарлотта увидела мужской силуэт, который немного сутулился, по всей видимости закуривая сигарету.
— Я взяла их у тебя вчера, — шепнула ей на ухо Киона.
Незнакомец выпрямился. Его голова касалась потолка. Походка и движения выдавали в нем молодого человека, как и его очень светлые вьющиеся волосы.
— Кто это, Киона? Ты ведешь себя безрассудно, помогая этому человеку прятаться!
— Тихо! Не так громко!
Они отпрянули от окна и спрятались за дровяным сараем — такие сараи были во дворе каждого дома в городке.
— Он сказал тебе, как его зовут? Это дезертир? Мне очень жаль, Киона, я не смогу сдержать свое обещание. Нужно сообщить о нем властям. А ты больше не вздумай носить ему еду и тем более мои сигареты!
— Ты же обещала! — запротестовала девочка. — Я тоже дала клятву помогать ему. Даже плюнула на землю!
— Нет, Киона. Мы быстро возвращаемся домой, и я все рассказываю Эрмине, поскольку папа Жосс в отъезде.
— Прошу тебя, Шарлотта! Это немец, немецкий солдат! Если ты расскажешь о нем, он вернется в лагерь и ему будет очень плохо!
Шарлотте показалось, что земля уходит у нее из-под ног. Ужаснувшись, она задрожала всем телом.
— Что?! — вскричала она. — На этот раз все слишком серьезно! Ты сошла с ума, моя бедная девочка! Немец! Это же наш враг! Они погубили Армана, торпедировав судно, на котором он плыл, и Симона в Дьеппе убили они! И ты надеешься, что я буду молчать?!
— Он ничего не сделал! — запротестовала Киона. — Он не убивал людей!
— Откуда ты знаешь? Что он делает здесь, в Валь-Жальбере? Папа Жосс говорит, что нацисты отправляют шпионов на побережье Квебека и, возможно, дальше, в глубинку.
Охваченная настоящей паникой, Шарлотта схватила девочку за руку и потащила ее назад, к пони, который смирно стоял на месте.
— Нужно позвонить в полицию, чтобы они приехали и арестовали этого грязного боша, — сквозь зубы добавила она. — Во Франции их называют именно так, бошами!
Киона отказывалась следовать за Шарлоттой, вцепившись в ее пальто.
— Ты не можешь его выдать, — тихо настаивала она. — Его зовут Людвиг. Он не хотел этой войны! Его привезли в Канаду на корабле, потому что он попал в плен. Но он оттуда сбежал!
— Ну конечно, и все это он рассказал тебе по-немецки, а ты его поняла! Даже если он говорит по-французски, он солгал тебе.
— Он немного говорит по-английски и на языке монтанье. Шарлотта, есть вещи, которые я узнаю по-другому, и ты об этом знаешь!
— Как же, помню твои знаменитые видения! — совершенно вышла из себя девушка. — Ты видела меня в белом платье и фате рядом с Симоном! И все это ложь, свадьбы никогда не будет! Гроша ломаного не стоят твои видения, маленькая задавака! Пойдем домой, ты невыносима. Тебя следует наказать!
Неожиданно Киона отпустила Шарлотту, и та, потеряв равновесие, пошатнулась. Вне себя от гнева и страха, она взглянула на девочку, угрожающе направив на нее палец.
— Идем, иначе…
Но тут произошло нечто странное: янтарные глаза девочки приобрели золотистый оттенок, лицо стало сияющим, невероятно безмятежным; она будто стала выше ростом, чем была на самом деле, и старше своего возраста.
— Ты не можешь его выдать, Шарлотта, — повторила она. — Только не сегодня вечером. Дай ему еще один день, во имя Господа нашего Иисуса Христа. Людвиг должен остаться здесь, в Валь-Жальбере. Если ты донесешь на него, станешь несчастной!
С этими загадочными словами Киона бросилась бежать. Быстрая, словно молния, она отвязала пони, взобралась в седло и пустила его галопом. Совершенно растерявшись, Шарлотта осталась стоять на месте, опустив руки.
— Она сумасшедшая! Господи, какой же странной она была только что! Как будто… это был кто-то другой!
По ее спине пробежали мурашки. В полном замешательстве, не зная, что делать дальше, она вернулась к дому, чтобы в последний раз взглянуть на чужака, врага ее страны. Она опустилась на колени и приникла к крошечному окошку. С другой стороны стекла, почти вплотную к ней, виднелось лицо.
Шарлотта вскрикнула от неожиданности, не решаясь пошевелиться. Никогда еще она не видела выражения такого отчаяния, как в этих светлых глазах, похожих на воды Уиатшуана. Опасный Людвиг больше напоминал ангела, в ореоле светлых кудрей. Он казался таким юным, таким хрупким, что у нее сжалось сердце. И тогда она поняла Киону.
Это длилось от силы десять секунд. Девушка выпрямилась, не зная, что делать дальше. По ту сторону стекла уже никого не было.
— Боже мой! — прошептала она.
Подчиняясь неосознанному импульсу, она обогнула дом и поднялась по ступенькам, ведущим в кухню. Все дома Валь-Жальбера были однотипными. Если Киона смогла сюда войти, она тоже сможет. Девушка бесшумно проникла в ледяное жилище, сохранившееся в довольно хорошем состоянии.
«Что я делаю? — подумала она. — Я теряю рассудок! Я же не собираюсь с ним разговаривать!»
Но она открыла дверь возле лестницы, ведущую в подвал. Ее сердце отчаянно стучало, во рту пересохло.
«Я скажу ему, чтобы он уходил отсюда ночью, что это его единственный шанс», — решила она.
В прошлом году Эрмина рассказывала ей об этих лагерях, разбросанных по канадской территории, где содержались немецкие военнопленные — офицеры и простые солдаты, — которых английское правительство переправило за океан. Тошан тоже коснулся этой темы как-то за ужином в Квебеке. «Он утверждал, что некоторые заключенные даже сбегали, рискуя умереть от холода в лесу», — вспомнила девушка.
Ее зубы стучали, она боялась упасть в обморок. Тем не менее она спустилась вниз. Людвиг стоял посреди комнаты, подняв руки на уровень груди, как бы показывая, что он не вооружен.
— Вы не бояться, — отрывисто произнес он. — Сорри, сорри! Я уходить!
Он смотрел на нее безумным взглядом, в то же время испытывая явное облегчение, что это она. Когда он увидел ее за узким окошком с металлической решеткой, ему сначала показалось, что у него галлюцинации. Его еще преследовал ее образ, когда он увидел перед собой реальную девушку. Такой же напуганный, как Шарлотта, он закрыл глаза, чтобы, открыв их, снова увидеть овал лица, красивый розовый рот в форме сердца, курносый нос, темные вьющиеся локоны, обрамляющие щеки и лоб. У нее было одновременно наивное и нетерпеливое выражение лица.
— Да, нужно уходить! Уходить далеко отсюда! — велела она.
— Да, я быстро уходить, фройлен, — ответил он, щуря глаза.
Немного успокоившись, Шарлотта быстро огляделась по сторонам. В одном из углов комнаты она увидела толстую соломенную подстилку и одеяло. Ящики служили полками, и на них были нагромождены банки Мадлен и Мирей, рыбные консервы и хлеб.
— Мне все это давать девочка, — произнес Людвиг, проследив за ее взглядом.
— Я знаю, я шла за ней сегодня вечером, — ответила она слишком быстро, так как он жестом показал, что не понимает.
Она показала на себя рукой и повторила то же самое медленнее. Он покачал головой, по-прежнему не двигаясь с места.
— Я немец, — сказал он. — Но не враг!
Шарлотта завороженно кивнула. Перед ней стоял человек. Он прерывисто дышал, напуганный тем, что его обнаружили. И он плакал, возможно не осознавая этого, поскольку даже не вытирал слез, текущих по щекам. Парень ее возраста, оказавшийся вдали от дома…
— Сигарету? — предложила она, доставая пачку из кармана своего пальто.
Киона осторожно открыла дверь. В некоторых обстоятельствах ее дар предвидения не проявлялся и интуиция давала сбой. Поэтому она не знала, что ее ждет. Шарлотта могла ее опередить и все рассказать Эрмине. Она в этом сомневалась, но сомнение само по себе вызывало в ней нервозность.
— Вот и моя маленькая сестренка! — воскликнула молодая женщина, увидев ее.
Мина протянула к ней руки, лицо ее было взволнованным. Мадлен дома не было, не было также ни Мукки, ни близняшек, ни Акали.
— Почему ты одна? — удивилась девочка.
— Овид только что уехал. Он хотел попрощаться с тобой, но не мог задерживаться. Мадлен наверху с Нуттой и Лоранс. Она объясняет им, что случилось с Мари Маруа сегодня утром, и я хотела поговорить с тобой об этом без свидетелей. Мирей и ваша учительница не думали, что это может вас напугать, и мы решили вас подготовить. Это по поводу пятна крови на платье Мари.
Чувствуя себя неловко, Эрмина подвела, Киону к стулу. Сев на него, она взяла девочку на колени.
— Я знаю, что это, — довольно сухо перебила она Эрмину. — Мама рассказывала мне летом. И потом, я не слепая!
Уже не в первый раз девочка отвечала ей резким, раздраженным тоном. Молодой женщине это не нравилось, но она воздерживалась от нотаций.
— Раз ты все знаешь, закроем эту тему. Мукки также поведал мне о том, что произошло сегодня на уроке рисования. Киона, милая, судя по всему, ты увидела, как Тошан прыгает с парашютом. Прошу тебя, расскажи мне, как это было, хоть что-нибудь, любые детали! Я так беспокоюсь за него!
— Я все придумала, Мина, — вздохнула девочка. — Я закрыла глаза за столом просто потому, что хотела посмеяться над мадемуазель Дамасс. Она часто закрывает глаза, когда ест! А как прыгают с парашютом, ты сама мне объясняла. Думая об этом, я сделала этот рисунок.
— Нутта и Лоранс, а также Мукки уверены, что ты видела их отца и не решаешься сказать нам правду!
Эрмина хотела приласкать свою сестренку, но Киона отстранилась и, еле сдерживая слезы, возразила:
— У Тошана все хорошо. Я ничего не видела! Я стала нормальной с тех пор, как мой отец подарил мне этот кулон. Раньше он принадлежал его прабабушке, Альетте Шарден. Разве я не могу развлекаться, как все, нарисовав птицу с человеческой головой?
— Ладно, я тебе поверю, — нехотя сдалась Эрмина. — У меня остался один маленький вопрос, и ты сможешь пойти наверх переодеться. Ты ведь знаешь наши правила на зимние месяцы? Все в ночных рубашках, тапочках и халатах на ужине, а потом быстро в кровать с правом почитать полчасика.
Киона не сводила глаз с входной двери, опасаясь вторжения Шарлотты в сопровождении ее брата-здоровяка Онезима. Чем больше проходило времени, тем сильнее ее обуревали сомнения. «Имела ли я право прятать немецкого солдата? Но это же не настоящий солдат! Я сердцем почувствовала, что он добрый и очень грустный».
— Милая моя, ты сегодня выглядишь странно, — встревожилась Эрмина. — Мадлен и Мирей подозревают тебя в том, что ты таскаешь у них продукты. Но я не верю, что это ты. У тебя нет никаких причин для этого, но мы должны найти виновного. А если ты действительно замешана в этой истории, скажи мне, я не стану тебя ругать.
Попав в ловушку, Киона расплакалась окончательно.
— Я очень устала, Мина, — пожаловалась она. — И хочу спать. Я замерзла, когда каталась на Базиле.
Эрмина прижала девочку к себе, шепча ей на ухо извинения. Она уже начала забывать, что пришлось пережить ребенку в пансионе, и в очередной раз упрекнула себя за то, что проявила излишнюю настойчивость.
— Скоро станет очень холодно. Выпадет слишком много снега для твоих прогулок на пони. Разумеется, ты устала, моя дорогая. Пойдем, я уложу тебя в кровать и принесу тебе тарелку супа.
Проявляя заботу, она отнесла девочку на второй этаж. Радуясь тому, что так легко вышла из затруднительного положения, Киона промурлыкала:
— Не бойся, моя Мина! Тошан жив. Если бы его не было в живых, я бы знала. И если бы ему грозила опасность, я бы тоже это почувствовала. Я еще чувствую какие-то вещи, меньше, чем раньше, но все же немного.
— О, ты меня успокоила! Спасибо, моя родная!
Киона позволила себя раздеть, помыть и уложить. Она с улыбкой устроилась под толстым розовым одеялом. Лампа у изголовья излучала приятный свет. Чугунная печка мирно гудела.
— Как ты думаешь, Мина, Шарлотта придет сегодня вечером? — неуверенно спросила девочка.
— Думаю, да… Наша Лолотта любит поболтать за чашкой чаю! Она поднимется тебя поцеловать, если ты еще не будешь спать. Сейчас принесу тебе ужин.
Эрмина вышла, легкая и грациозная. Киона с облегчением вздохнула. Она была почти уверена, что Шарлотта не выдаст Людвига, поскольку иначе быть не могло. «Если за мной сегодня пошла именно она и никто другой, значит, так должно было случиться!» Никогда бы Киона не стала показывать крошечное окошко Мадлен и даже своей Мине, и еще меньше Мукки и близняшкам. Только Шарлотта имела право увидеть молодого немца.
«Завтра я все узнаю, — сказала она себе, коснувшись золотого медальона на своей груди. — Завтра».
Тем временем Шарлотта входила в роскошный дом Шарденов. Мадемуазель Дамасс играла на фортепиано в гостиной, и музыка соответствовала мечтательному настроению девушки. Она направилась в кухню, подавляя робкое желание танцевать. Экономка бросила на нее сердитый взгляд и заворчала:
— Где ты так долго бродила? Я уже начала беспокоиться. Киона вернулась час назад. И даже не зашла пожелать мне доброго вечера! Надеюсь, она хорошо закрыла дверь сарая.
— Да, я проверила. У Базиля достаточно воды и сена. Мне нужно с тобой поговорить, Мирей. Но мне бы хотелось, чтобы ты не распространялась на эту тему.
— Боже милосердный! Какие тайны? Хватит меня интриговать, переходи к делу!
— Продукты у тебя действительно таскала Киона, — тихо призналась Шарлотта.
— Да? Но зачем?
— Я взволнована до глубины души! Она хотела приготовить посылку для своей бабушки Одины и тети Аранк. Монтанье сейчас тоже голодают. Малышка объяснила мне, что Тала всегда делилась своими запасами с родней, когда жила на берегу Перибонки. В общем, Киона все организовала. Она прятала все, что ей удавалось стащить, в дровяном сарае на соседней улице. Она также отнесла туда деревянный ящик и упаковочную бумагу. Мне пришлось ей объяснить, что она не сможет донести это в одиночку на почту. К тому же посылка никогда не дойдет до места назначения, поскольку почтальоны в лес не ходят. Завтра же пойду и все принесу обратно. А также расскажу об этом Эрмине, хотя она наверняка сильно расстроится.
Экономка опустилась на табурет.
— Вот, значит, как! Какая добрая девочка! Я даже прослезилась. Она добрее всех нас! Послушай, Шарлотта. Раз эти продукты уже покинули нас, тебе лучше попросить своего брата отвезти тебя в Роберваль и раздать все это нуждающимся в городе. Киону это утешит. В любом случае мадам привезет из своей поездки в Шикутими массу разных вкусностей. Я ее знаю, она достанет все, что ей захочется, даже на черном рынке, как говорят французы!
— Мне бы хотелось услышать мнение Мимины, — ответила Шарлотта.
— Твоей Мимине сейчас не до наших запасов. Овид Лафлер здесь, Овид Лафлер там! Мадам права, что так беспокоится, но ты же видела результат. Она высказала свое мнение о месье учителе, и теперь Эрмина с ней не разговаривает.
Запахло горелым, Мирей вскочила и бросилась к плите.
— Боже милосердный, моя фасоль! Я забыла про бульон! Она пришкварилась ко дну кастрюли!
Экономка засуетилась, пытаясь спасти ужин и стыдясь своей оплошности. Мадемуазель Дамасс продолжала играть какую-то грустную мелодию, и Шарлотта погрузилась в сладостную задумчивость. Она снова увидела детскую улыбку Людвига, когда они выкурили последнюю сигарету, сидя рядышком на соломенной подстилке. Им удалось понять друг друга, смешивая французский и английский язык. «У себя на родине он работает столяром. Он показал на мыло и жестами изобразил, как умывается, растопив немного снега на спиртовке, которую принесла ему Киона. Ох уж эта Киона! Маленькая скрытница. Настоящая мышка, снующая повсюду, не привлекая нашего внимания».
— Чему это ты улыбаешься? — проворчала Мирей. — Словно увидала младенца Иисуса в пеленках. Помоги мне лучше накрыть на стол.
— Я думала о Кионе. Она пообещала мне, больше ничего не брать.
Шарлотта оживленно носила тарелки. Людвиг был красивым, его голос — низким и мягким. Он был немцем, но это уже не имело никакого значения. «Завтра вечером я отведу его на мельницу Уэлле. Там он будет в большей безопасности… Завтра вечером я снова его увижу. Завтра!»