Сиротка. В ладонях судьбы

Глава 2 Раздоры

Эрмина сидела у окна своей гостиной в домашнем платье. Тошан, проведя с ней очередную ночь, только что ушел. Несмотря на страстную нежность их объятий, она не могла избавиться от легкого чувства горечи. Все равно это были лишь короткие свидания, несмотря на то что в преддверии скорого отъезда он старался навещать ее как можно чаще, пусть даже на часок среди дня.

«Мужчина получает удовольствие, дарит его нам, но в глубине души ему не терпится скорее отправиться в другую вселенную — в мир армии, оружия, моторов, самолетов», — думала она.

Заметив фарфоровую чашку на круглом столике, она смахнула ее тыльной стороной ладони. Хрупкий предмет ударился о ножку кресла и разлетелся вдребезги. Из кухни прибежала Шарлотта и увидела осколки.

— Что с тобой, Мимина? — спросила она. — Ты стала такой неловкой. Во всем виноваты твои нервы.

— Да, мои нервы! И я не более неловка, чем обычно: я сделала это специально. Тошан уезжает в субботу. За две недели я удостоилась всего нескольких встреч, а сегодня он целое утро рассказывал мне о своих прыжках с парашютом! Какое необыкновенное ощущение — быть на борту, лететь над землей! Господи, я никогда не пойму упорства мужчин, с которым они стремятся убить себя! Как вообще эти железные машины умудряются летать? Ответь мне, пожалуйста!

Шарлотта лишь молча пожала плечами. Она заметила некоторую небрежность в облике своей подруги. Редко когда можно было увидеть ее непричесанной, бледной, с синевой под глазами.

— Дорогая моя, — укоризненным тоном сказала она, — тебе следует привести себя в порядок и одеться. Я причешу тебя и подкрашу. Ты же не собираешься оставаться весь день в таком виде?

— А почему нет? Репетиции снова отложили. Я даже не уверена, что мой контракт будет оплачен. Все очень плохо, Шарлотта! Весь мир погряз в войне. Япония, Россия, Африка… А у меня нет никаких вестей ни от родителей, ни от Симона. К тому же сегодня день рождения Луи. Моему братику исполнилось восемь лет, а я даже забыла ему написать.

— Но ты можешь позвонить!

— Да, конечно, но это не одно и то же. Я же говорю тебе, что все очень плохо. Еще хуже обстоит дело с Талой. Я не знаю, где она сейчас и что с ней! Представляешь? Я не видела Киону с прошлого лета, да и тогда мы провели вместе всего одну неделю.

Ее голос задрожал. Она всем сердцем любила свою сводную сестру, родившуюся от короткой любовной связи ее собственного отца Жослина и матери Тошана, прекрасной индианки Талы. Ребенок ничего не знал об их родстве. Это была необычная девочка, обладающая редкими способностями ясновидения и билокации[11], подобно шаманам своего народа или великим католическим мистикам. Два года назад Киона показала, на что способна, и это очень впечатлило Эрмину. Она на несколько секунд закрыла глаза, чтобы вызвать в памяти образ девочки с матовой кожей, золотисторыжей шевелюрой и янтарными глазами.

— Тошан уверяет меня, что его мать по-прежнему живет у Шогана, брата Мадлен, — продолжила она. — Я понимаю, письма из глубины лесов идут очень долго, тем не менее…

— И все-таки уже полдень, а ты никак не можешь расстаться с этим креслом. Давай, встряхнись.

Звонок в дверь прервал ее на полуслове. На лице девушки появилось выражение триумфа.

— Вот видишь! У нас гости, а ты в таком виде. А если это кто-нибудь из театра? Беги скорее в свою комнату, я открою.

— Наверное, Мадлен забыла ключи, — предположила Эрмина, даже не думая вставать.

— На нее это не похоже! Тем хуже для твоей репутации, — вздохнула девушка, направляясь к входной двери.

Несколько секунд спустя она оказалась лицом к лицу с Симоном Маруа. Молодые люди не виделись с тех пор, как расторгли помолвку, то есть два года. Шарлотта покраснела до кончиков ушей. Она с трудом справилась с желанием захлопнуть дверь из лакированного дуба, чтобы убрать с глаз долой облик мужчины, которого так любила, почти обожала.

— Привет, мисс, — произнес он со смущенной улыбкой. — Я не знал, что ты в Квебеке.

Слово «мисс» отозвалось болью в сердце Шарлотты. Симон часто ее так называл, когда она была подростком. Девушка опустила голову, сожалея, что не может забиться в мышиную норку.

— Привет. Полагаю, ты приехал к Эрмине, — сухо ответила она. — Входи, я как раз собиралась гладить белье. Не буду вам мешать.

— Но ты и не мешаешь, — возразил он.

— Перестань ломать комедию, — прошипела девушка сквозь зубы. — Что касается меня, то я надеялась, что больше никогда не встречу тебя на своем пути. Никогда!

С этими полными ненависти словами она оставила его одного. Эрмина, слышавшая основную часть их разговора, медленно подошла к юноше и, увидев такое родное лицо Симона, которого любила как брата, заплакала.

— Входи скорее, — рыдая, пробормотала она и раскрыла объятия.

Взволнованные, они долго стояли обнявшись. Каждый думал об Армане, вычеркнутом из списка живых менее чем за час и покоящемся в холодных водах Сен-Лорана.

— Ты получил увольнительную? — наконец спросила Эрмина. — Учитывая ситуацию, это нормально. И мне нравится, что ты не в форме. Я могу уговаривать себя сколько угодно, но начинаю ненавидеть армию.

Как только она задвинула засов на двери, Симон судорожно вздохнул и признался:

— Я дезертировал…

— Господи, — простонала Эрмина, растерянно глядя на него. — Ты с ума сошел?!

— Нет, позавчера вечером я стоял в карауле и воспользовался этим, чтобы сбежать. Я спрятал в рюкзаке свою гражданскую одежду. Удача была на моей стороне: водитель грузовика подбросил меня до станции. В поезде я переоделся. Мимина, ты должна мне помочь. Мне нужны деньги.

Она взяла его за руку, словно он был потерявшимся ребенком.

— Я не стану помогать тебе совершить такую глупость, Симон, — тихо заявила она, усаживая его на диван. — Ты будешь благоразумным и вернешься в Монреаль. Твое начальство поймет. Ты скажешь им, что был потрясен смертью брата. Прошу тебя, это наилучшее решение. Тошан скажет тебе то же самое. Ты немного с ним разминулся, очень жаль. Он бы тебя вразумил.

Симон вздрогнул при мысли, что мог бы увидеть красавца метиса, в которого был тайно влюблен. Эрмина заметила, как изменилось его лицо. Ее это шокировало, но она не подала виду.

— И потом, куда ты пойдешь? — спросила она. — Полагаю, ты хочешь спрятаться в лесной чаще и играть в патриота?

— Я собирался укрыться в вашем доме в Перибонке, — признался он. — Никто не станет меня там искать. Я буду очень осторожен. Летом я буду выходить только вечером, а с приходом зимы мне уже ничего не грозит. Только не считай меня трусом! В лагере острова Сент-Элен я целыми днями наблюдал за беднягами, полностью подавленными своим заключением, отрезанными от своих семей, — за итальянцами, единственное преступление которых состоит в том, что они иностранцы. Что касается нацистов, они меня пугают. Есть еще кое-что…

— Что? — встревожилась она.

Они не заметили присутствия Шарлотты за стеклянной дверью, отделяющей гостиную от столовой. Снедаемая любопытством, та прислушивалась к их разговору.

— Вчера утром в лагере ко мне подошел санитар, когда я оплакивал своего брата. Я не думал, Мимина, что смерть Армана так меня потрясет… Этот тип сначала сочувственно похлопал меня по плечу, потом неожиданно его рука спустилась вниз по спине. Я был парализован, словно мышь перед змеей. «Маруа, я могу вас утешить», — сказал он мне. Я вскочил и убежал. Думаю, он тоже гомосексуалист. Если бы ты только знала, Эрмина, как мне хотелось броситься в его объятия! Но что потом? У меня нет опыта… А если бы нас кто-нибудь увидел?

Сбивчивые слова Симона, которые он бубнил монотонным голосом, возмутили молодую женщину, несмотря на все ее сочувствие и желание быть толерантной.

— Прошу тебя, — оборвала она его. — Не говори здесь об этом.

— Почему? — спросил он с потерянным выражением на лице. — Именно из-за «этого», как ты говоришь, я и дезертировал. Тот санитар догадался о моей истинной природе. Я больше не мог там оставаться. Для меня нигде нет места на этой земле. Лучше бы я сдох! Арман должен был жить, а не я!

В его последних словах было столько страдания, что Эрмина сжалилась и взяла его за руку.

— Я дам тебе денег. Но тебе лучше отправиться в Штаты и найти себе работу. Твоя идея спрятаться у нас, в чаще леса, не самая лучшая. Одиночество сведет тебя с ума.

— Я и так чувствую себя безумцем. Ты единственная, кому я могу довериться. Если бы ты только знала, какие мне снятся сны! Просыпаясь, я умираю от стыда.

Шарлотта уловила суть беседы. Ее сердце бешено заколотилось. Теперь она не сомневалась в противоестественных наклонностях своего бывшего жениха. Охваченная непонятной яростью, она ворвалась в комнату и встала перед Симоном.

— Убирайся отсюда! — закричала она. — Сейчас же! Ты оскорбляешь память своей матери и своего брата! Сейчас ты снова ведешь себя как эгоист, жалуясь на свою судьбу! Никто не обязан выслушивать твою похабщину! Как я могла любить тебя, готовая отдаться душой и телом! При одной только мысли о твоих поцелуях меня начинает тошнить! Убирайся отсюда, грязный извращенец!

— Шарлотта, успокойся! — возмутилась Эрмина. — Ты потеряла рассудок?

— Да, потеряла! Я сгорала от любви к этому грязному типу, в то время как он с вожделением пялился на красивых ребят! Я многое узнала, работая на заводе в Монреале. У моих коллег язык был хорошо подвешен. И мне тоже было что рассказать. Два года я пережевывала свое унижение, свою печаль. Дошла до того, что все время твердила Арману, что не могу забыть его брата. Ты сломал мне жизнь, Симон! Убирайся!

Тот растерянно посмотрел на Эрмину, хозяйку дома.

— Мне уйти, Эрмина? — спросил он.

— Нет, только не при таких обстоятельствах! Шарлотта, успокойся. Ты не должна так обращаться с Симоном. Мир и без того в войне, так давай не будем устраивать ее в семейном кругу.

— В каком семейном кругу? — вскричала Шарлотта. — С каких это пор Маруа стали членами твоей семьи? А Лапуанты? Лора меня не удочеряла.

В ярости девушка была еще прекраснее. Ее потемневшие глаза сверкали. Губы искривились в презрительной гримасе, которую вполне можно было принять за провокационную. Эрмина озадаченно посмотрела на нее, затем перевела взгляд на Симона.

— Это уже слишком для меня, — сказала она. — Тошан уезжает через четыре дня, и я не увижу его долгие месяцы. Если вообще увижу… С момента смерти Армана не прошло и недели… У меня нет сил выносить эту сцену. Шарлотта, прошу тебя, иди в свою комнату. Мне нужно успокоиться. Смею тебе заметить, что ты наговорила ужасных вещей Симону. Ты должна перед ним извиниться.

— Не нужно, — вздохнул он. — По крайней мере, она была искренна. Ничего другого я и не ожидал. Зря ты помешала мне повеситься, Мимина, в тот печальный день, когда умерла мама. С тех пор я не сделал ничего стоящего ни в личной жизни, ни в армии.

Шарлотта не двигалась с места. Сжав кулаки, она смотрела на Симона жестким взглядом. «Если бы я могла, то набросилась бы сейчас на него, расцарапала лицо, вырвала волосы. Господи, как же я его ненавижу! Он мне противен, омерзителен!» — думала она, находясь, тем не менее, под впечатлением от этой встречи.

Симон был очень красивым мужчиной. Приближаясь к своему тридцатилетию, он демонстрировал мужественные черты своего отца, и на лице его не было изъянов. Он больше не носил усов, что подчеркивало его чувственный рот с яркими губами. Высокий, стройный, с загорелой кожей и золотисто-карими глазами, он нередко вызывал восторженные взгляды у встречавшихся ему женщин.

«Я по-прежнему его хочу, — с горечью подумала Шарлотта. — Ну почему он оказался ненормальным?!»

Звук хлопнувшей двери заставил вздрогнуть всех троих.

— Я забыл свой бумажник, — сказал Тошан, входя в переднюю. — Мина, дорогая?

Шарлотта убежала в свою комнату. После гневного выступления ее нервы были на пределе и она не могла сдержать слез глубокой скорби. Симон вскочил со своего места. Он не был готов к этой встрече. Крайне взволнованный, он, тем не менее, принял непринужденный вид.

— Какая встреча! — весело воскликнул молодой человек. — Мой друг Тошан!

Эрмина заметила удивление на лице своего мужа, когда он пожимал ему руку.

— Ты в увольнительной, рядовой Маруа? — пошутил он. — А почему без формы? На улице это поднимает престиж.

Симон ограничился улыбкой. Он смотрел на Тошана, даже не пытаясь скрыть свои истинные чувства. Это вызвало раздражение у Эрмины.

— Где твой бумажник? — спросила она натянутым голосом.

— Наверное, на ночном столике.

— Если у тебя есть несколько минут, я схожу за ним и заодно переоденусь. Выпейте пока кофе. Симону нужен твой совет. Он дезертировал из армии.

С этими словами женщина вышла в коридор и направилась в свою комнату. «Я не могу видеть, как Симон смотрит на Тошана, — сказала она себе. — Боже мой, как сложна жизнь! Вот я уже ревную мужа к своему лучшему другу, которого люблю как брата!»

Потрясенная, она принялась разглядывать свое отражение в зеркале шкафа. Льняные занавески на окне смягчали яркий свет дня, но даже в этом выгодном освещении она испугалась своего вида.

«Шарлотта права. Я похожа бог весть на кого. И выгляжу ужасно».

Эта констатация факта еще больше усилила ее депрессию. Эрмина быстро причесала волосы, собрала их на затылке и надела легкое голубое платье.

«Неужели я превращусь в собственную тень, когда Тошан уедет в Европу?» — спросила она себя, снова вглядываясь в свое отражение, которое ей по-прежнему не нравилось.

Устало пожав плечами, она взяла бумажник своего мужа и вернулась в гостиную. То, что она там увидела, заставило ее похолодеть: Симон рыдал в объятиях Тошана.

Лора Шарден любовалась медной табличкой, украшавшей стену ее дома слева от входной двери. Она не удержалась и провела пальцем по буквам, выгравированным на металле.

— Какая красота, — тихо произнесла она.

Мирей, подметавшая крыльцо, покачала головой. Очередная причуда хозяйки забавляла ее.

— Боже милосердный! Мадам, по крайней мере, в этом городке вы войдете в историю, — пошутила она.

— Насмехайся, если хочешь, но в этой надписи нет ни слова лжи. «Частная школа Лоры Шарден».

Экономка с беспокойством огляделась вокруг. Валь-Жальбер более, чем когда-либо, казался пустынным. Правда, ей было известно, что около пятидесяти жителей все же продолжали жить здесь, но речь шла о владельцах собственных домов. Все они сгруппировались возле региональной дороги. Но на улице Сен-Жан сейчас остались лишь Маруа, Шардены и Онезим Лапуэнт, брат Шарлотты, со своей супругой Иветт и двумя сыновьями.

— У меня не было выбора. Идет война, Мирей. Но мой сын и мои внуки должны получить образование. Позже, когда все наладится, они поступят в пансион в Шикутими.

— Вы сделали огромное дело, мадам, — похвалила ее экономка с едва заметной иронией.

С неизменно зачесанными назад прямыми белоснежными волосами, эта уроженка Тадуссака[12] скоро собиралась отпраздновать свои шестьдесят восемь лет. Казалось, время не властно над ее энергией: она в одиночку справлялась с хозяйством и кухней.

— Единственное, что меня беспокоит, мадам, — позволила она себе уточнить, — это ваша учительница. Мадемуазель пальцем не пошевелит, чтобы помочь мне утром. Она завтракает в гостиной, а затем запирается в вашем кабинете… пардон, в классе, и ждет малышей… пардон, учеников.

— Замолчи, Мирей! Я нанимала не домработницу, а преподавательницу. К тому же занятия отвлекают Мукки и девочек от грустных мыслей. Когда они увидят свою мать? Никто этого не знает.

Лора вздохнула, на этот раз совершенно искренне. Она скучала по Эрмине, а также по Шарлотте.

— Наш Соловей подписал контракт, — напомнила экономка. — В такое сложное время ей просто повезло.

— Если только немцы не примутся бомбить Квебек, как делали это с Лондоном, — возразила Лора.

Они обменялись тревожными взглядами. В ту же секунду из дома послышалась песня, с энтузиазмом исполняемая детскими голосами:

Лора на цыпочках подошла к своему бывшему кабинету. Представшее ее глазам зрелище наполнило ее радостью: дети стояли возле своих парт — мальчики с одной стороны, девочки с другой. Мари Маруа была одета в розовую блузку, а на Лоранс и Мари-Нутте красовались свитера в серо-голубую клетку. И вся эта маленькая компания пела от души.

Обладая немалым состоянием, Лора Шарден купила все необходимое для своей частной школы: шесть парт и шесть стульев, классную доску, географические карты, а также библиотеку с классической литературой, размещенную в застекленном шкафу. Недостатка не было ни в чем: ни в бутылочках с фиолетовыми чернилами, ни в перьях и пеналах. Она также позаботилась о запасах мела.

— Мадам, — прошептала экономка, — если дети вас увидят, отвлекутся.

Со своего возвышения мадемуазель Андреа Дамасс заметила движение за кружевными занавесками. Испытывая легкую досаду, она велела своим ученикам сесть.

«Мадам Шарден следит за мной, — подумала она. — Возможно, она не одобряет выбор песни. Ну и что, она же предоставила мне свободу действий!»

Тем не менее, полная решимости сохранять это место за собой как можно дольше, учительница поспешила перейти к уроку математики.

— Возьмите свои доски, — объявила она. — Луи, будьте внимательнее сегодня. Вчера вы решили задачу неправильно.

Андреа Дамасс повернулась спиной к ученикам, чтобы написать задание на классной доске. Слушая особый стук мела, осторожно касающегося доски, Лоранс улыбнулась. Цифры ее не пугали. Зато ее сестра принялась с досадой отбивать чечетку.

— Мари, прекратите стучать ногой, — сделала ей замечание учительница. — Это невежливо.

— Во-первых, меня зовут Нутта, — вызывающим тоном ответила девочка. — Здесь две Мари. И я вам уже говорила, что я — Нутта.

— В этом имени нет ничего католического. Я предпочитаю его не использовать, и ваша бабушка того же мнения. К тому же вы не смеете разговаривать со мной в таком тоне!

— В таком случае, мамзель, меня нужно звать Жослином! — воскликнул Мукки. — У меня тоже два имени: Жослин и Мукки. Мы, знаете ли, немного индейцы, дикари!

Луи прыснул со смеху, спрятавшись за своей доской. Он был в курсе бунта, зреющего со вчерашнего дня. После относительно спокойной недели Мари-Нутта и Мукки решили вывести мадемуазель Дамасс из себя в тайной надежде, что она быстренько упакует свои вещи и сбежит отсюда. Лоранс отказалась участвовать в их затее.

— Это не очень хорошо, — сказала она. — И бабушка накажет нас, когда узнает.

Но доморощенных мятежников было не остановить. Андреа Дамасс колебалась. В итоге она решила проявить строгость.

— Ладно, раз вы решили поиграть в героев, в частности вы, Мукки, и вы, Мари Дельбо, сегодня вечером вам будет чем заняться. Запишите фразу, которую вы должны будете написать сто раз без орфографических ошибок: «Я обязан уважать взрослых и поэтому больше не буду дерзить своей учительнице».

— Вполне заслуженное наказание! — воскликнула Лора, входя в класс. — Я все слышала из коридора и очень недовольна. Дорогая мадемуазель, хочу вас поздравить с принятым решением! Эти двое нуждаются в твердой руке.

Она устремила свой прозрачно-голубой взгляд на Мукки, затем на Мари-Нутту и добавила:

— Дети мои, ваша мать поручила вас мне на долгие месяцы. Если вы будете себя плохо вести, я имею полное право отправить вас в пансион Шикутими. И придет конец субботним прогулкам по городу и пирожным по воскресеньям! К тому же вы срываете занятия, тогда как Мари Маруа очень хочет учиться. Есть также Луи. Он младше вас, не подавайте ему плохой пример. Вы не забыли, что мы празднуем его восьмилетие сегодня вечером? А непослушные дети останутся без торта.

Во время этой краткой речи Андреа Дамасс с оскорбленным видом разглядывала носки своих туфель. Лора воспользовалась этим, чтобы лишний раз окинуть взглядом учительницу. Будучи уверенной в своей красоте и элегантности, она ощутила жалость к этой старой деве, приближающейся к сорокалетию. «Бедняжка! Росточка она невысокого, зато какие грудь и бедра! Лодыжки толстоваты. И, разумеется, очки и слишком длинный нос. Жослину она явно не по вкусу!»

Несколько жестокий осмотр сделал ее приветливой и полной сострадания. При этом она проигнорировала красиво вьющиеся светло-русые волосы Андреа и ее карие глаза с густыми ресницами.

— Дорогая мадемуазель, — продолжила она, — они больше не будут вам досаждать. Продолжайте называть Мари ее католическим именем, а ты, Мукки, во время уроков будешь Жослином. Нет ничего стыдного в имени твоего деда.

— Нет, я не хочу! — проворчал мальчик.

— Не спорь, иначе не будет никакого пони, — отрезала Лора.

Это заявление вызвало всеобщее потрясение. Чтобы помочь пережить своим внукам отсутствие родителей, Жослин Шарден собирался купить пони, выдрессированного для верховой езды и даже для упряжки. Лоранс от неожиданности заплакала.

— Дедушка обещал, — простонала она. — Я не сделала ничего плохого.

Но Лора не дала себя разжалобить. Она молча вышла, довольная своим вмешательством, и бодрым шагом направилась к кухне. Мирей уже была там, склонившись над кастрюлей со свиным рагу, которое томилось на слое лука красивого рыжего цвета.

— По сути, я могу считать себя директрисой школы, — сообщила она экономке. — Мадемуазель Дамасс, конечно, знает толк в наказаниях, но и я буду приглядывать за детьми.

— Обязательно, мадам, — пробурчала Мирей. — У вас есть хватка. Мальчишка возраста Мукки, которому скоро будет десять, нуждается в авторитете отца.

Лора непринужденно взобралась на табурет и налила себе бокал черничного вина. Устремив взгляд в пустоту, она уже представляла себе будущие результаты уроков. Внезапно она произнесла вслух:

— Дети должны выучить английский. Это необходимо, уверяю тебя. В Квебеке говорят по-французски, но английский распространен на остальной части Канады. Я хочу предоставить этим деткам все возможности.

Мирей выразила свое одобрение чуть слышным бормотанием. Держа ложку в руке, она, казалось, вспомнила о чем-то важном.

— Прошу прощения, мадам, но я забыла вам кое-что сказать. Месье собирает вещи. Он попросил меня собрать ему в дорогу какой-нибудь еды.

— Что?! — взвилась Лора. — Мой муж? Куда это он собрался?!

— Лучше спросить его об этом самого, мадам.

Не сводя взгляда с вздрагивающей от рыданий спины Симона, Эрмина боялась пошевелиться. Тошан, казалось, не испытывал неловкости, держа в объятиях своего друга, но ей эта сцена внушала сильное беспокойство. «Какая же я глупая! — подумала она. — Будь они братьями, их поведение было бы нормальным. Полагаю, что нервы Симона сдали после всего того, что ему наговорила Шарлотта».

Ее муж подал ей знак, чтобы она пока не подходила. Эрмина молча кивнула и отвернулась к окну. Ее охватило странное оцепенение, вызывающее желание уснуть, ничего не видеть и не слышать.

«Как все это ужасно! — снова подумала она. — Бедный Арман умер, так и не познав счастья. Я разлучена со своими детьми, а Тошан вот-вот уедет. Скоро я начну ненавидеть этот город».

Наконец она услышала сбивчивое бормотание Симона. Он выплескивал на Тошана все, что у него накопилось в душе.

— Помню, как мама два года назад истекала кровью. Я до сих пор ощущаю этот запах в ночных кошмарах… И я больше никогда не увижу своего брата… Если бы ты только слышал, что Шарлотта высказала мне в лицо! Для нее я монстр, ничего более. Я хочу сдохнуть, сдохнуть прямо сейчас!

— Успокойся, Симон, — произнес чуть слышно Тошан. — Давай пропустим по стаканчику. Я найду решение. Мой бедный друг, я ведь догадался о твоей проблеме. Ты изводишь себя, пытаясь справиться со своей природой.

К великому облегчению Эрмины, ее муж мягко оттолкнул от себя Симона и отправился на кухню за виски. Молодой человек повернулся к ней.

— Прости меня, Мимина. Это должно было выйти: вся эта боль и отвращение, накопившиеся во мне.

— Разумеется! Если хочешь, я могу оставить тебя вдвоем с Тошаном.

— Нет, останься, — слишком поспешно ответил Симон.

Она подошла к нему ближе и тихо спросила:

— Ты ведь влюблен в моего мужа? Ты не осмелился мне об этом сказать, но я это чувствую.

— Не говори ерунду, Мимина! Я питаю к Тошану только дружеские чувства, ничего более. Возможно, я бы точно так же плакал в объятиях своего отца, если бы он был отцом, достойным этого названия, а не пьяницей и мужланом. Люди, подобные мне, становятся изгоями общества; мне нужно с этим смириться или умереть.

— Симон, прошу тебя, не строй из себя жертву. Я не заметила, чтобы ты был изгоем, скорее наоборот: ты вызываешь у людей симпатию. Помню, как ты без проблем получал работу, в которой отказывали Арману.

Появился Тошан, держа в руках бокалы и бутылку спиртного. Эрмина невольно восхитилась его горделивой осанкой. И в военной форме, и в куртке из оленьей кожи он выглядел неотразимо. Она тут же упрекнула себя: «Я тоже без ума от своего мужа. Его притягательность одинаково действует и на женщин, и на мужчин. Почему меня это так шокирует?»

Она молча присутствовала при их беседе. Тошан много говорил, призывая Симона сегодня же вечером вернуться в лагерь на остров Сент-Элен. Его друг отказывался и в основном отмалчивался.

— Я доложу о тебе своему начальству, — добавил красавец метис. — Не упоминая, разумеется, о твоей главной проблеме. Ты только что потерял брата, тебе не нравится караулить заключенных. В день моего отплытия в Англию меня назначат адъютантом. Капрал ценит меня. Я могу добиться твоего назначения здесь, в Квебеке.

— Нет, я хочу жить в лесу, — упорствовал Симон. — Это будет лучшим способом больше не встречаться с такими людьми, как тот санитар.

Эрмина бросила раздраженный взгляд на часы. Было уже больше полудня. Только что до нее дошло, что Мадлен до сих пор не вернулась. «Куда она подевалась? — удивилась Эрмина, не испытывая тревоги. — Я отправила ее в прачечную и булочную на углу улицы. Она должна была вернуться уже через четверть часа».

Казалось, беседа двух друзей будет тянуться вечно. Симон с насупленным видом выслушивал аргументы Тошана. Эрмина в итоге отвлеклась от происходящего и вспомнила о недавней воскресной поездке в Сент-Анн-де-Бопре. Погода стояла чудесная, небо было ярко-синим, с пушистыми белыми облачками. Мадлен смогла помолиться у подножия статуи Катери Текаквиты, кроткое лицо которой, высеченное в камне, действительно внушало благоговейный трепет. Даже взволнованная Шарлотта преклонила колени. Само место, расположенное среди чудесного пейзажа, действовало умиротворяюще.

«Однако сама я чувствовала себя холодной, отстраненной от Бога, — вспоминала Эрмина. — Я снова увидела умирающую Бетти, потом Армана, когда он был еще маленьким мальчиком. Смерть наносит все новые удары. И это зачастую так несправедливо!»

Тошан погладил ей запястье, что заставило ее вздрогнуть. Она посмотрела на своего мужа отсутствующим взглядом.

— Я победил, — сказал он ей. — Симон сдался и последует моим советам.

— Именно так! — воскликнул молодой человек. — Я тебе доверяю, ты вселил в меня уверенность.

— На всякий случай я все же провожу тебя на вокзал, — уточнил метис. — Ты поедешь в Монреаль. И совсем скоро я пришлю тебе весточку.

— Теперь я спокойна за Симона, — подтвердила Эрмина, в то же время прислушиваясь к малейшим звукам, доносящимся с лестничной клетки, в надежде различить знакомые шаги Мадлен.

— Где моя кузина? — словно прочитав ее мысли, спросил Тошан.

— Она вышла сразу после твоего ухода и давно должна была вернуться. Не в ее привычках слоняться по улицам.

— Держу пари, она просто решила прогуляться. День сегодня замечательный, яблони цветут. Мадлен просто не устояла перед теплой весенней погодой.

С этими словами Тошан взял свой бумажник и поцеловал Эрмину. Она провела по его щеке тыльной стороной ладони, с нежностью глядя на него.

— Возвращайся скорее, любовь моя, — прошептала она.

Он рассеянно кивнул, затем на его лице появилось выражение досады.

— Мина, дорогая, я совсем забыл! Полковник просил тебя спеть для нашего полка накануне отплытия. Небольшой концерт на полчаса в офицерской столовой. Ты ведь не откажешь? Во всяком случае, я уже сказал, что ты согласна.

— Тошан, о чем ты вообще думаешь? Не нужно было этого делать! Как я смогу петь в этот вечер, зная, что ты покинешь меня на следующее утро? Ты пообещал мне провести последнюю ночь здесь, со мной! О! Все, с меня довольно!

Она схватила свою сумочку и торопливо, почти бегом, выскочила в коридор, хлопнув дверью. Опешившие Симон и Тошан услышали, как она сбегает по ступенькам.

— Я допустил ошибку, — с сожалением произнес Тошан. — Тем хуже. Идем скорее, у меня есть расписание поездов.

Он несколько сурово похлопал по плечу Симона, который принял этот дружеский жест как ласку.

— Дай мне еще несколько минут, — попросил он. — Я не могу уехать, не попрощавшись с Шарлоттой. Я и так остался без поцелуя Мимины.

— Тогда догоняй, я буду ждать тебя на стоянке такси возле Капитолия. Попробую отыскать свою жену и успокоить ее.

Тошан вышел за дверь. Симон не знал, в какой комнате поселилась девушка. Он вычислил ее по характерным звукам рыданий, перемежаемых глухими стонами. Шарлотта лежала на своей кровати, уткнувшись лицом в подушку. Он на цыпочках подошел к кровати и сел рядом с девушкой.

— Мимина? — позвала она.

— Нет, это я, Симон.

Она обернулась и вскочила как ужаленная. На ее красивом личике не осталось и следа гнева, теперь там читалось лишь безысходное отчаяние.

— Ты еще здесь? Убирайся из моей комнаты! Мне не нужна твоя жалость.

— Моя маленькая Шарлотта, мне очень жаль. Прости меня, я причинил тебе столько боли, я знаю. Я был искренен, когда мы собирались пожениться. Ты единственная, с кем я мог бы жить. Ты не обязана мне верить, но я очень тебя люблю.

— Замолчи! — закричала она, затыкая себе уши.

— Будь благоразумна, выслушай меня. Я разорвал нашу помолвку так резко лишь для того, чтобы избавить тебя от страданий и вернуть тебе свободу. Шарлотта, однажды ты встретишь своего мужчину, который сделает тебя счастливой. И я прошу тебя сообщить мне об этом, если я еще буду жив.

Эти слова проникли ей прямо в сердце. Взволнованная близостью Симона, девушка внезапно бросилась ему на шею.

— Почему ты так говоришь? Ты умрешь, как и Арман? Не надо! Сжалься надо мной, давай все-таки поженимся! Мы будем вместе днем и ночью. Я не прошу ни о чем другом.

Она прижалась к нему своим гибким телом, провела пальцами по его спине и обняла его с неожиданной силой. Поддавшись порыву так долго сдерживаемого желания, ее девственное тело задрожало. Симон не осмелился высвободиться из ее объятий. Нежные горячие губы коснулись его губ.

— Нет, нет! Я не могу, остановись!

Она отпрянула назад, издав крик раненого животного. На этот раз не было ни оскорблений, ни упреков — только рыдания.

— Ты не представляешь, как мне жаль, — вздохнул Симон, вставая. — Желаю тебе скорее меня забыть, Шарлотта. Мне пора идти, меня ждет Тошан.

Он произнес это имя с невольной теплотой.

— Его-то ты не станешь отталкивать! — жестко бросила она.

— Не говори глупости, — оборвал он ее, выходя из комнаты.

Девушка зарыдала еще сильнее. Ее тонкие пальчики судорожно сжимали покрывало.

«Меня больше не полюбит ни один мужчина, — с отчаянием подумала она. — Арман желал меня, он бы женился на мне. Многие годы он пытался признаться мне в своей любви, но я была одержима Симоном. Господи, сжалься надо мной! Я не прошу ничего особенного, только мужа и детей…»

Шарлотта представила полумрак теплой ночи, смятую постель, пару, обнявшуюся в порыве страсти. Об этом она постоянно мечтала. Наконец отдаться, довериться кому-то и познать великую тайну разделенного удовольствия. Ее правая рука медленно скользнула к низу живота. Она подняла юбку и принялась ласкать себя, раздвинув ноги. Церковь это запрещала, но ей уже было все равно.

Эрмина испытывала все большее беспокойство. Со сжавшимся сердцем она шла быстрым шагом в сторону Капитолия.

«Может быть, Мадлен встретила кого-нибудь из театра, — пыталась успокоить себя молодая женщина. — На самом деле, я не знаю, чем она занимается, когда выходит из дому. Нужно будет расспросить Лиззи»[13].

Тошан встретил ее на тротуаре, стройную и грациозную в своем легком платье. Ее светлые волосы переливались на солнце.

— Куда ты мчишься? — воскликнул он, загораживая ей путь. — Ты заводишься из-за всякой ерунды, выбегаешь из квартиры, не сказав, куда идешь. Такое воспоминание о себе ты хочешь мне оставить?

Она удивленно уставилась на него, явно не ожидая его здесь увидеть.

— Сейчас не лучший момент для упреков, Тошан. Я ищу Мадлен. Булочница ее видела, а вот прачка — нет. Она исчезла где-то между двумя этими заведениями, которые разделяет от силы сотня метров. Я понимаю, что у тебя полно других забот, в частности утешение Симона, но…

— Прошу тебя, не говори глупости! — отрезал он. — Что касается моей кузины, то, не находясь рядом с ней каждый день, я все же лучше осведомлен, чем ты. Мадлен никогда не упускает возможности сходить помолиться. Я даже знаю, что она предпочитает Нотр-Дам-дю-Сакре-Кёр на улице Сент-Юрсюль. Это недалеко от тебя. Пока ты ее ищешь, она, наверное, уже вернулась.

— О, спасибо, Тошан! — воскликнула Эрмина. — Я испугалась. Как это глупо! Она столь набожна, что я сама должна была об этом догадаться. Но обычно она никогда не задерживается.

Молодая женщина наконец вздохнула с облегчением. Одновременно ей стало стыдно за свое поведение.

— Прости меня, дорогой, — прошептала она, взяв его за руку. — Я почти лишилась рассудка из-за твоего скорого отъезда. А что ты здесь делаешь?

— Симон должен сейчас подойти, я отвезу его на вокзал на такси, чтобы быть уверенным, что он поедет в Монреаль… Мина, меня очень беспокоит, что ты остаешься в Квебеке, вдали от детей.

— Директор Капитолия наметил всего шесть представлений. Я вернусь в Валь-Жальбер, как только смогу. И скажи своему начальству, что я буду для вас петь. Я не могу отказать храбрым солдатам, отправляющимся воевать в Европу.

Она посмотрела на него своими голубыми глазами. Ее губы, такие розовые и чувственные, немного дрожали. Тошан поцеловал их, не в силах устоять перед искушением.

— Ты ведь не ревнуешь меня к этому бедняге Симону? Я люблю только тебя и буду любить до последнего дыхания.

— Я тоже, — ответила Эрмина, с сожалением отстраняясь от мужа. — Побегу на улицу Сент-Анн, любовь моя, чтобы убедиться, что Мадлен вернулась. Умоляю тебя, приходи сегодня вечером! Или завтра.

— Если смогу, обязательно приду, — ответил он.

Она побежала дальше, а Тошан долго смотрел вслед жене, очарованный ее легкой походкой. Теплый ветерок приподнимал подол ее голубого платья. Его вдруг пронзила странная мысль, что она может исчезнуть из его жизни, и это вызвало в нем чувство невыносимой тревоги.

«Это случится в субботу, — сказал он себе. — Корабль увезет меня на другую сторону океана, и я буду разлучен со своей любимой женушкой-ракушкой».

Не подозревая об эмоциях, которые переживала ее дочь в Квебеке, Лора осторожно поднялась на цыпочках по красивой лакированной лестнице своего дома. Она хотела застать Жослина врасплох, чтобы понять, что он замышляет. Тогда у него не будет времени придумать лживое объяснение. Мирей сказала правду: ее супруг как раз закрывал чемодан средних размеров.

— Жосс, куда это ты собрался? — воскликнула она, входя в комнату. — Мне кажется, ты должен был предупредить меня еще вчера вечером или хотя бы сегодня утром, за завтраком. Нет тебе больше доверия! Позволь напомнить, что сегодня день рождения твоего сына!

— Лора, дорогая, не заводись! Разумеется, я собирался рассказать тебе о своем решении и о том, что меня гложет.

Она окинула его проницательным взглядом. На нем были брюки и куртка из серой холщовой ткани, а не элегантный костюм. Это ее заинтриговало.

— Жосс, — настойчиво повторила она. — Я требую ответа!

— Вот он, мой ответ, — проворчал он. — У меня давно нет новостей от Кионы. Каждое лето Тала разрешает мне взять ее на неделю, что, конечно, очень мало.

— Недостаточно мало, на мой взгляд. Но я держусь молодцом, надеюсь, ты это заметил!

Жослин Шарден сдержал вздох раздражения. В последние два года, постоянно разъезжая между Робервалем и Перибонкой, ему удавалось видеться со своей внебрачной дочерью довольно регулярно. Изображая из себя образцового крестного отца, он пытался завоевать любовь этого ребенка, которого обожал, несмотря на то что Лора пыталась препятствовать этим встречам.

— Не перебивай меня! — возмутился он. — Хочешь объяснений? Тогда слушай! Если ты помнишь, я смог повидаться с Кионой накануне Рождества, что позволило мне вручить ей подарок. Но в тот день я имел неосторожность сказать Тале, что хочу чаще видеться со своей малышкой. Я даже предложил ей составить график и назначить время, когда смогу забирать ее сюда, чтобы она училась в твоей частной школе.

Скрестив руки на груди и поджав губы, Лора молча слушала его. Однако было видно, что она едва сдерживает гнев.

— Я совершил промах, — продолжил Жослин. — Тала не дала сразу своего согласия. Сказала, что подумает, но сейчас у меня не осталось сомнений, что она испугалась. Она перестала мне писать и звонить. Я опасаюсь худшего. Она вполне могла увезти Киону за тысячи километров, на какое-нибудь затерянное стойбище в глубине лесов. И я больше никогда не увижу свою дочь.

— Какой же ты глупец, Жосс! Какая мать согласится с легким сердцем разлучиться со своим ребенком? Впервые я одобряю поведение Талы. Она решила спрятать твою малышку, и она права.

Она сделала акцент на словах «твоя малышка», разозлившись, что ее муж так назвал Киону.

— А тебя это, конечно, устраивает! — закричал он. — Ты вполне способна предложить ей деньги, только бы они обе исчезли с моего горизонта! Ты бы опустилась до любой низости, лишь бы отправить Киону ко всем чертям!

— Жосс, ты совсем потерял рассудок, — спокойно ответила его супруга. — Во-первых, индейцы равнодушны к деньгам. Во-вторых, я не знаю, где найти Талу. Ты жалуешься, что она сюда не звонит, но ты же здравомыслящий человек! В лесу редко встретишь почтовое отделение, если они вообще там есть. Лучше бы подумал о Луи, он ведь тоже твой сын. Если ты уедешь в его день рождения, даже не посидев за праздничным столом, он очень расстроится.

Жослин взял свой чемодан и надел на голову новую соломенную шляпу.

— Луи быстро успокоится. Ты, как обычно, будешь его баловать, и он почти не заметит моего отсутствия. А мне необходимо все выяснить.

И сухо добавил:

— Имей в виду, рано или поздно я узнаю о твоем возможном участии в этой истории. Лора, я отправляюсь на поиски своей дочери. В Робервале я сяду на корабль, а по прибытии в Перибонку найду какое-нибудь средство передвижения. Я почти потерял сон, не получая от них известий. И знай: если я найду Киону, то привезу ее к нам на все лето. Тебе не удастся водить меня за нос до конца жизни.

— К нам? — усмехнулась Лора. — Но здесь, в Валь-Жальбере, нет ничего твоего, мой бедный Жослин. Это я богата, именно я купила этот дом, самый красивый в городке! Я всех здесь кормлю и одеваю благодаря доходам от моего завода в Монреале, которые значительно выросли с тех пор, как мы стали производить боеприпасы для армии. Я имею полное право закрыть двери своего дома для твоей грязной девчонки!

Испытав унижение, смешанное с яростью, Жослин потерял контроль над собой, наотмашь дал пощечину жене и зарычал:

— С первого дня, когда мы с тобой снова соединились, мне было мучительно жить за твой счет. Спасибо за напоминание, что я сижу на твоей шее! Возможно, я поселюсь в индейском стойбище, рядом с женщиной, которая до сих пор меня любит, и ребенком, которого я обожаю на расстоянии. Ты посмела оскорбить невинное дитя. Ты перешла все границы!

Жослин вышел из комнаты и сбежал вниз по лестнице. Напуганная ужасными словами, которые наговорила своему мужу, но еще больше тем, что от него услышала, Лора бросилась за ним на лестницу.

— Боже мой, Жосс! — закричала она, перегнувшись через перила. — Жосс, не уезжай, не поцеловав Луи! Твой сын… наш маленький мальчик… Жосс!

Спускаясь вслед за ним, она увидела, как захлопнулась входная дверь. Остатки гордости не позволили ей броситься на улицу и догнать Жослина. Ведь он осмелился ее ударить! Женщина коснулась своей пылающей щеки. «Господи, что я наделала?! Я не сумела сдержать свой язык. Теперь Жосс меня ненавидит!»

Экономка слышала отголоски их ссоры. Она вышла в коридор к своей хозяйке.

— Мирей, это ужасно! Я наговорила гадостей своему мужу. Теперь я его потеряла. Он никогда мне этого не простит.

— И получили пощечину! Боже милосердный, месье явно себя не сдержал! У вас на щеке остались следы от его пальцев.

— Этот мужлан меня изуродовал, — простонала Лора, сдерживая слезы досады. — Он также заявил мне, что собирается жить с индейцами. Ну и бог с ним!

— Мадам, что же вы стоите? — воскликнула Мирей. — Бегите скорее за ним, иначе будете потом жалеть!

— Нет, у меня есть гордость. Он дал мне пощечину!

— Если бы у меня была такая дочь, как вы, мадам, я бы только и успевала отвешивать ей оплеухи, — пробормотала экономка.

— Как ты смеешь говорить мне такие вещи, Мирей?! — вскричала уязвленная Лора. — Может, кому-то пора собрать свои вещи и отправиться прямиком в Тадуссак? Подумать только, какая наглость!

— Вы меня увольняете, мадам? — уточнила крепкая пожилая индианка, сделав вид, что снимает свой фартук.

— Нет, конечно! Просто я на грани нервного срыва, а ты подливаешь масла в огонь. Ты прекрасно знаешь, Мирей, что я не смогу без тебя обойтись!

Лора осторожно коснулась своей щеки, припудренной ее верной экономкой. Затем внезапно бросилась на улицу, пробежала по цветочной клумбе, чтобы попасть на аллею, обсаженную елями. Каблуки мешали ей бежать. Тем не менее она довольно быстро добралась до дома Маруа. Черный автомобиль удалялся в сторону региональной дороги. Это была их машина, которую они часто одалживали Жозефу. Должно быть, за рулем был их сосед, поскольку впереди сидели двое.

— Жосс! О нет, вернись! — тихо взмолилась она.

Эрмина вихрем ворвалась в квартиру на улице Сент-Анн. Ее встревожила царившая там мертвая тишина. Из кухни не доносилось ни звука, не было ни малейшего намека на какое-либо движение.

— Мадлен? — позвала она. — Мадлен?

Она бросилась в комнату к Шарлотте, где ее глазам предстало печальное зрелище. Сидя на кровати, ее бывшая подопечная рыдала горючими слезами.

— Что с тобой? — спросила ее Эрмина. — Снова плохие новости?

— Нет, это Симон. Я сделала последнюю попытку вернуть его, но он убежал.

— О! Но зачем так настаивать? — ответила Эрмина, сделав нетерпеливый жест. — Мадлен исчезла. Я искала ее полчаса. Затем встретила Тошана возле стоянки такси. Он сказал мне, что она часто ходит в церковь на улице Сент-Юрсюль. Я думала застать ее здесь. Шарлотта, прошу тебя, помоги мне! С ней могло случиться несчастье.

Девушка кивнула, не разжимая губ. Вытерев слезы, она обулась.

— Я расспросила булочницу, и та видела ее в обычное время, но хозяйка прачечной утверждает, что Мадлен не приходила, — уточнила Эрмина, находясь на грани паники.

— Может, у нее есть любовник? — предположила Шарлотта.

— У Мадлен любовник?! Ты прекрасно знаешь, что это невозможно.

— Может, она и очень набожная, но вполне способна кем-нибудь увлечься.

Эти слова, брошенные равнодушным тоном, еще больше вывели Эрмину из себя.

— Нет, нет и нет, я ее знаю. И даже если это так, она могла бы встретиться с ним позже, предупредив меня.

— Она бы ни за что не осмелилась сказать тебе об этом, — отрезала Шарлотта, все еще пребывая в скверном расположении духа.

В глубине души она рассчитывала на сочувствие своей подруги и, возможно, на слова утешения. Но это ей напомнило, как много значила молодая индианка для Эрмины.

— Ты любишь ее больше, чем меня, — бросила она, расчесывая свои черные вьющиеся волосы. — Я у тебя на последнем месте. И не пытайся утверждать обратное, Мимина.

— Лолотта, ты такая глупенькая, — ответила та, намеренно употребив уменьшительное прозвище, которое раздражало ее подругу. — Разве ты не понимаешь, что мы живем в смутное время, что люди становятся подозрительными, агрессивными? Я хочу скорее найти Мадлен и мне нужна твоя помощь!

Пять минут спустя они вдвоем шли по почти пустой улице. Эрмина решила вернуться в прачечную. Там ей пришлось разговаривать с помощницей, которая гладила рубашку.

— Прошу вас, мадемуазель, если вы видели что-то необычное, расскажите мне. Ваша хозяйка утверждает, что моя экономка не приходила сюда сегодня, и это меня удивляет. Между вашим заведением и булочной не больше сотни метров.

Помощница бросила взгляд на застекленную дверь, прикрытую кружевной занавеской, по всей видимости ведущую в заднюю часть прачечной. Чувствовалось, что она напряжена.

— Я не знаю, как выглядит ваша экономка, — тихо сказала девушка.

— Нет, знаете! — возмутилась Эрмина. — И она больше, чем экономка! Я считаю ее своей сестрой. Она индианка двадцати лет, одета в серое платье с белым воротником, на голове соломенная шляпка.

— Девушка с таким описанием ушла незадолго до полудня с двумя мужчинами. Они некоторое время разговаривали на тротуаре напротив. После этого она пошла с ними.

Шарлотта недвусмысленно хмыкнула, чем вызвала раздражение Эрмины. Ей захотелось дать девчонке оплеуху. «Несмотря на свое доброе сердце, в чем я не сомневаюсь, Шарлотта может быть мелочной и несправедливой, — подумала она. — Если бы я ее слушала, то начала бы думать, что моя дорогая Мадлен имеет постыдные связи, ходит к мужчинам тайком, что совершенно невозможно».

Она молча вышла, прекратив расспросы, слишком потрясенная, чтобы выдержать осуждающий взгляд помощницы. Шарлотта догнала ее на улице.

— Держу пари, ты обиделась, что я осмелилась заподозрить в недостойном поведении твою лучшую подругу. Но у меня есть другая информация, которая тебя заинтересует. Мадлен сопротивлялась, когда один из мужчин попытался взять ее за руку.

— Боже мой, какой ужас! — воскликнула Эрмина. — Ты понимаешь, что это значит? Ее наверняка похитили!

— Среди бела дня? И с какой целью?

— Шарлотта, я не чувствую никакого сострадания в твоем голосе. А ведь мне казалось, что ты любишь Мадлен. Она живет с нами уже много лет. Она преданный, щедрый, нежный человек… У меня такое ощущение, что ты ей завидуешь.

Взгляд прекрасных голубых глаз Эрмины стал пристальным, испытующим. В нем читалась глубокая тревога, и Шарлотта опустила голову.

— Я сейчас всем завидую. Согласна, ты меня любишь, твои родители замечательно ко мне относятся, но это не заполняет мою жизнь. Я сейчас в том возрасте, когда люди женятся, обзаводятся детьми. Складывается впечатление, что я не нравлюсь мужчинам, тогда как тебе достаточно просто смеяться, двигаться, разговаривать, чтобы вызывать у них страсть.

— О какой страсти ты говоришь, когда я принадлежу только Тошану? И при чем здесь Мадлен? Она не крала у тебя женихов.

— Я завидую ее мягкости, кротости, — призналась темпераментная девушка. — И я так корю себя за то, что оттолкнула Армана! Он любил меня, когда я еще была девчонкой. Если бы я не влюбилась в Симона, наверняка вышла бы замуж за Армана. У нас был бы свой дом, дети. А сейчас он умер…

Шарлотта заплакала и ускорила шаг. Эрмина, ощутив укол жалости, догнала ее.

— Прошу тебя, сейчас не лучшее время для выяснения отношений. Нравится тебе это или нет, я ужасно волнуюсь за Мадлен. Я должна предупредить Тошана. Если возьму такси, у меня еще есть шанс застать его на вокзале.

— А если она вернулась в квартиру? — шмыгнув носом, предположила Шарлотта. — Может, прачка ошиблась и это была вовсе не Мадлен. Прости меня, Мимина! Я тебя так люблю и причиняю тебе беспокойство. Давай вернемся домой. Если Мадлен там нет, подумаем, что делать дальше. Лучше всего сообщить о ее исчезновении в полицейский участок, но для этого еще слишком рано. Нам объяснят, что эта молодая женщина совершеннолетняя и вольна ходить, куда хочет.

Эрмина согласилась с такими аргументами. Однако она испытывала странное чувство. «Я уже переживала нечто подобное, когда Луи похитил этот грязный тип, Поль Трамбле. Пропавшего человека ищешь с каким-то недоверчивым удивлением, а страх тем временем нарастает…»

Так она потеряла драгоценные минуты, затем два решающих часа. В это время Мадлен казалось, что она на пороге ада.