Скажи мне «люблю»

33

— Попрошу вашего внимания!

Был ранний воскресный вечер. Мисси стояла посередине сарая для карет, рядом с ней с каменным от волнения лицом застыла Дульси. Трибуной для Мисси служил небольшой, покрытый царапинами и зарубками столик, на котором были разложены написанные ею предыдущим вечером плакаты.

Перед Мисси, в длинном проходе между двумя рядами транспортных средств, сидели на земляном полу почти все негры, принадлежащие семье Монтгомери. Пять десятков мужчин, женщин и детей, одетых в разноцветное хлопчатобумажное тряпье, напряженно слушали девушку. Уже то, что Мисси попросила их внимания, было чем-то необычайным. В сарае стояла такая тишина, что даже мышиный шорох показался бы всем топаньем быка.

После того как Мисси послала Дульси к хижинам негров с просьбой объявить о собрании, той пришлось еще несколько раз обходить все дома — рабы почему-то откровенно противились желанию девушки собрать их вместе. Но даже бурные споры с отцом не поколебали в Мисси решимости что-то предпринять по поводу действующего на плантации несправедливого института рабства. Она и так слишком долго проявляла терпимость ко взглядам Джона Монтгомери — настал час действовать.

Оглядев хмурые лица перед собой, девушка откашлялась и начала свою обдуманную заранее речь:

— Я пришла сюда, чтобы сообщить вам, что в вашей жизни настало время больших перемен.

Молчание.

— Я пришла, чтобы сказать вам, что институт рабства — это неправильно, а поскольку мой отец этого не понимает, то я намерена подсказать вам, как вы можете взять ситуацию в свои руки.

Снова молчание.

— Вы люди, но у вас нет никаких прав, — распаляясь, продолжала Мисси. — Вами повелевают, не обращая никакого внимания на ваши желания. Ваших детей не учат читать и писать, вам не дозволено покидать плантацию и даже жениться без разрешения моего отца. Вы терпели это недопустимое положение очень долго, но всякому злу приходит конец, пришел черед и этому.

Негры начали в испуге и смятении переглядываться. Поднялся седовласый старик.

— Так что вы предлагаете, хозяйка? — спросил он.

Мисси нервно покашляла:

— Я предлагаю вам протестовать против этой бесчеловечной системы, устраивать забастовки и демонстрации.

— Демонстрации? — переспросил старик, перекрывая пронесшийся по сараю испуганный шепот.

— Да. Вы должны отказываться выходить на работу и носить плакаты, которые я для вас приготовила. — Она кивнула Дульси, и та, поколебавшись, подняла один из плакатов.

— Вот! — торжественно произнесла Мисси. — Вы должны будете сделать еще много таких же.

— Хозяйка, но как мы можем делать такие плакаты, — терпеливо объяснял старый негр, — если большинство из нас не умеют писать и читать и даже не знают, что здесь написано?

— Я об этом не подумала, — пробормотала Мисси, ощущая себя полной дурой.

Негры молчали. Указав на плакат в руках Дульси, девушка сказала:

— Здесь написано «Свободу чернокожим!». — Она подняла другой плакат. — А здесь: «Рабство — это зло».

Рабы в ужасе смотрели на нее. Старый негр, который, по всей видимости, был у них за старшего, суровым голосом спросил ее:

— Хозяйка, вы понимаете, что за подстрекательство к бунту мае могут выпороть и даже бросить в тюрьму?

Мисси побледнела и торопливо отбросила плакаты:

— О Боже, я и не думала об этом…

— Черт возьми, Мисси, что здесь происходит? — прозвучал за ее спиной гневный мужской голос.

Замершие от страха негры увидели, как в сарай вбегает Джон Монтгомери. Вне себя от ярости, он пробрался между сидящими и подскочил к дочери.

— Что ты здесь затеяла? — тихо, но с явной угрозой в голосе произнес он, разглядывая плакаты и рабов.

Мисси смело посмотрела отцу в лицо:

— Я рассказывала этим человеческим существам, что у них есть определенные права.

— Какие еще права?

— Вот видишь?! — воскликнула она. — Из-за тебя у этих людей нет прав, но настало время им требовать того, что принадлежит им от рождения.

Стиснув зубы так, что скулы его побелели, Джон повернулся к неграм.

— Айзек, — неожиданно мягко обратился он к старому негру, — извините меня за выходку моей дочери. Вы все можете идти.

Рабы поднялись и быстро вышли из сарая, о чем-то тихо переговариваясь и покачивая головами.

Джон повернулся к Дульси:

— Ты тоже можешь идти.

— Да, хозяин, — ответила служанка, бросила плакат на стол и убежала.

Когда она скрылась за дверью, Джон наставил на Мисси указательный палец и раздраженно произнес:

— Дочь, я стал свидетелем постыдного, предательского поступка! Черт побери, неужели ты так и не научишься вести себя, как подобает молодой леди?

— Не надо опять талдычить о том, что мне следует делать, папа! — воскликнула Мисси и тяжело вздохнула. — Кроме того, я прекрасно понимаю, что вела себя сейчас как полная кретинка.

— Что? — недоуменно переспросил мужчина, но уже через секунду продолжил: — А понимаешь ли ты, что, подстрекая этих людей к неповиновению, ты подвергаешь их жизни серьезной опасности? Что ты играешь ими, словно куклами?

— Понимаю! А ты понимаешь, что и сам каждый день играешь их жизнями?

— Как ты сказала?! — теряя остатки терпения, воскликнул Джон. — Да ты…

— Что ж, хорошо, что мы коснулись самой сути проблемы! — подбоченившись, сказала Мисси. — Да, я, как абсолютная идиотка, считала, что рабы сами могут изменить положение вещей. Но ведь дело в том, что они не могут этого сделать лишь потому, что это ты поставил их в такое положение! Все зло здесь исходит от тебя! — разгорячившись, закончила девушка.

— Так я, по-твоему, злодей?! — выкрикнул Джон. — Я же сказал тебе, что хорошо обращаюсь со своими рабами…

— Да ну? Скажи мне, кто этот старик, который говорил от их имени?

В глазах Джона промелькнуло выражение сожаления.

— Это Айзек, — ответил он.

— Он явно умеет говорить. Как же он получил образование? — поинтересовалась Мисси.

Джон вздохнул и робко посмотрел на дочь:

— Вообще-то мы с Айзеком выросли вместе. Мы не только с ним играли, гувернер научил нас обоих читать и писать. Разумеется, в конце концов наши жизненные пути разошлись…

— То есть теперь ты хозяин, а он — раб? — воскликнула Мисси. — Неужели ты не понимаешь, что это неправильно?

Мужчина вновь грустно вздохнул:

— Ты считаешь, что поступаешь правильно, заставляя этих людей желать того, чему никогда не суждено сбыться?

— Если это и так, то вина за подобное положение вещей полностью лежит на тебе, папа. Ты вполне можешь их освободить.

— Ну почему это так важно Для тебя? — вскричал ее отец. — Раньше тебе было безразлично, что думают наши рабы…

— Я стала другим человеком! — заявила Мисси. — И тебе придется принять меня такой, какая я есть, — даже то во мне, что тебе не нравится и с чем ты не можешь примириться.

Джон снял шляпу и провел рукой по редеющим седым волосам:

— Дорогая, ты же знаешь, что здесь, на Юге, рабочей силой нас обеспечивает институт рабства…

— Но это не делает его справедливым, — перебила его Мисси. — Более того… — она помолчала. — Если ты не освободишь рабов, я перестану быть твоей дочерью.

— Что?! — ошеломленно переспросил мужчина. — Как ты можешь перестать быть моей дочерью?

— Я не шучу, папа. Или ты исправишь это положение вещей, или я отказываюсь считать тебя отцом! — Девушка сунула ему и руки плакат и выскочила из сарая.

Джон озадаченно посмотрел вслед дочери, потом опустил глаза и вслух прочитал надпись на транспаранте: «Долой рабство».

Мисси остановилась у большого дуба и, дрожа всем телом, прислонилась к его шершавой коре. Она понимала, что в любую секунду может расплакаться. Что же с ней происходит? До недавних пор ей было абсолютно наплевать на всех и вся, за исключением ее самой, теперь же ей была небезразлична судьба каждого человека — Дульси и ее новых друзей, ее семьи и Фабиана… Она даже начала задумываться о том, что в этом мире правильно, а что несправедливо!

Ох уж этот Фабиан… Что он с ней сделал? Под влиянием его личности в ней что-то растаяло, сделав ее уязвимой, раскрыв ее сердце для желаний окружающих. И даже сейчас, после того как она, зная, что правда на ее стороне, набросилась на отца, Мисси чувствовала себя виноватой перед ним за ту боль, которую она ему причинила. Он ведь не был ни в чем виноват, так как просто не знал, что все можно устроить по-другому! Но девушка все равно считала, что обязана просвещать его, показать ему, какое устройство мира будет справедливым.

Собственно говоря, почему она позволяет себе это? Кто сказал, что ей здесь принадлежит решающий голос в вопросах морали? Как же вышло так, что она считает себя полноправным членом этого мира? Наверное, в ее сердце пустила корни любовь, и теперь эти корни привязывают ее к новой жизни.

Еще немного, и она утратит саму себя.

Или же найдет?

Пожалуй, этот вопрос на данном этапе был для нее самым животрепещущим.

— Бог ты мой, вы только взгляните на эти книги! — воскликнула Мелисса.

Она разговаривала с матерью своей подруги Шелли, женщиной по имени Люси Френч. Люси работала директором одного из филиалов мемфисской городской библиотеки, и сейчас они вдвоем медленно шли мимо заставленных книгами стеллажей.

— Мелисса, я рада, что ты вызвалась помочь нам сегодня, — сказала Люси.

— Вы благодарите меня за то, что я согласилась расставить по полкам несколько книг? — спросила Мелисса. — Но ведь это такие пустяки! Когда я услышала, как вы говорили Шелли, что сейчас вам не хватает добровольных помощников, как я могла не предложить вам свои услуги?

Люси улыбнулась:

— Ты такая славная девушка, Мисси! Шелли сюда и палкой не загонишь…

— О, она придет сюда во вторник после обеда — вместе с Лизой и Дженнифер, — уверенно заявила Мелисса.

Люси была слишком ошеломлена, чтобы хоть как-то отреагировать на это известие. Лишь когда они прошли еще несколько стеллажей, женщина, кивнув, произнесла:

— Здесь у нас отдел беллетристики.

— Кажется, вы говорили, что книги в нем расположены в алфавитном порядке, по фамилии автора?

— Ты так быстро все схватываешь, дорогая! — с довольным видом сказала Люси. — Я бы подумала, что у тебя большой опыт работы в этой области!

Оглянувшись, Мелисса ответила:

— Если не считать пробела длиной в сто сорок лет…

— Прошу прощения? — озадаченно переспросила библиотекарь.

Мелисса виновато улыбнулась:

— Извините, это я сама с собой. Честно говоря, я уже прочитала книги из библиотеки своих родителей от корки до корки, так что пребывание в подобном месте меня изрядно волнует.

— Вот и чудесно. Сегодня ты поработаешь над беллетристикой, а со следующей недели, надеюсь, займешься всеми остальными отделами и картотекой.

— Договорились.

Пройдя в конец отдела беллетристики, женщины остановились у нагруженной книгами тележки, стоящей у открытой двери.

— Ну что ж, милая, можешь начинать отсюда, — сказала Люси.

Мелисса через дверной проем заглянула в тесную комнатушку, заставленную старинными томами, и поинтересовалась:

— Вы не могли бы мне сказать, что хранится здесь?

— О, в этой комнате стоят книги по истории нашего края.

Девушка вся обратилась в слух:

— Истории нашего края?

— Да. Вообще-то в основном тут описываются генеалогические древа семей, живших в Мемфисе в XIX столетии.

Мелисса побледнела.

— Бог ты мой! — воскликнула она. — Я и не знала, что кто-то может собирать эти сведения! Так я могу отыскать здесь историю любой мемфисской семьи?

Люси нахмурилась:

— Боюсь, записи велись далеко не по каждой семье. Но не будет преувеличением сказать, что здесь можно отыскать кое-какую информацию о наиболее известных в городе родах.

— А есть здесь что-нибудь о семье, построившей дом, в котором я живу, — о Джоне Монтгомери и его родственниках?

Люси немного подумала и покачала головой:

— Я неплохо знаю весь материал, но названное тобой имя ничего мне не говорит. Впрочем, даже если здесь нет отдельного фолианта, посвященного семье Монтгомери, ты в любом случае можешь почерпнуть интересующие тебя сведения, изучая другие источники. — Женщина улыбнулась. — Если тебе действительно это интересно, можешь приходить и проводить здесь сколько угодно времени.

— Благодарю вас, миссис Френч, — проговорила Мелисса и с решительным видом взяла с тележки целую кипу книг. — Я приду сюда в понедельник с самого утра.