Скандальная связь

Глава 9 Софи

Следующая неделя проходит в довольно приятных занятиях. Я очень редко вижу Гарри, чье серьезное лицо меня порядком беспокоит. Я знаю, что он замыслил что-то недоброе, и скорее всего это что-то направлено против меня, но мне некогда раздумывать о его намерениях. Полдня я, как правило, провожу с Амелией, обучая ее музыке. Она, кажется, несколько расстроена, что у фортепьяно есть не только белые клавиши, но еще и черные, и с ними тоже приходится иметь дело, по этому поводу она чуть-чуть ворчит. Она уже выучила пару песенок, которые год назад были очень популярны в Лондоне, — выудила их из пожелтевшей от времени газеты, которую еще не стащили малыши.

Время от времени она задается вопросом, почему его сиятельство с таким вниманием отнесся к этому приглашению, ведь она уже десятки раз бывала у Карстэрзов. Мы обсуждаем разные версии: возможно, там будет присутствовать приезжий молодой джентльмен или целая делегация из Лондона, а может быть, лорд Шад рассматривает этот выход как репетицию перед светскими мероприятиями в Брайтоне.

— Как вы думаете, может, мне поучиться кокетничать? — спрашивает Амелия абсолютно серьезно.

— Думаю, ты легко разберешься, как это делается.

— Или лучше потренироваться с мистером Бишопом?

— С мистером Бишопом?! — эхом повторяю я. — Нет, конечно же, нет.

— А мне кажется, он бы не возражал. Он очень добрый. Вчера он по просьбе Джона весь вечер мастерил клетку для кроликов.

— Не думаю, что это будет прилично. Флиртовать — это тебе не доски строгать.

Сослаться на приличия — это лучший способ прекратить спор с Амелией, особенно тот, где я сама не знаю, какой позиции мне подобает придерживаться.

Мистер Бишоп добрый… Да, мне он тоже таким представляется. Однако в те редкие моменты, когда мы видимся, он сама сдержанность. Пару раз на этой неделе он ужинал вместе с семьей лорда Шада — безукоризненно вежливый, он принимал шутливые замечания леди Шад с легкой иронией и обсуждал дела по дому с лордом Шадом.

Вечером я выглядываю из окна и вижу, как он, закатав рукава, играет в крикет с Джоном и двумя малышами. Он хранит мою тайну, но в общем и целом я чувствую себя в этом доме куда менее уютно, чем он. Я вынуждена тщательно обдумывать каждое слово, каждый шаг. Я вздыхаю и наблюдаю за тем, как Гарри аккуратно пропускает очень легкий пас и бежит следом за мячом вместе с маленьким Саймоном. Юный мастер Джордж прыгает на месте от возбуждения и криками подбадривает братишку. Саймон, конечно же, загоняет мяч в ворота.

В день приема у Карстэрзов, всего за пару часов до выхода, мы получаем готовое платье от миссис Хенни.

Леди Шад руководит распаковкой свертков со своего обычного места на диване. Крошка Гарриет лежит у нее на коленях. Леди Шад аккуратно сворачивает коричневую упаковочную бумагу.

— Даже жаль, что я не смогу пойти, — бормочет она себе под нос. — Если бы только эта маленькая злодейка не отнимала у меня все время и силы…

В комнату входит лорд Шад, пальцы его перепачканы красками. Он наклоняется поцеловать жену.

— Мы наймем кормилицу. — Он щекочет пальцем животик дочери. — Ой, она смеется!

— Да ты что! Решительно нет — нет, не наймем, и нет, не смеется, это газики, мог бы уже понять.

— Ах! — Амелия прикладывает к себе платье и смотрится в зеркало над камином.

Я с радостью отмечаю, что не зря выбрала голубой — это ее цвет.

— Дядя Шад, это самое прекрасное платье, которое у меня было в жизни! Спасибо, сэр!

— Пожалуйста, моя дорогая, ты делаешь мне одолжение. — Лорд Шад усаживается на диван рядом с женой и берет дочку на руки.

— Подождите-ка. Что это здесь? — Леди Шад вытаскивает из-под вороха упаковочной бумаги небольшой сверток. — Ого, миссис Марсден, а это вам.

— Мне? Но я ничего не покупала.

Я принимаю из ее рук коричневый сверток и тут же с горечью понимаю, что единственный человек, который мог позволить себе такой жест, — это мой наниматель. Все это время он обращался со мной крайне учтиво, хотя он явно большой ценитель женской красоты. Временами я замечала восхищение в его взгляде, обращенном на меня… однако гораздо чаще я видела безграничное обожание, направленное на жену и детей. Но это… Я привыкла жить в мире, где джентльмены, и женатые, и холостяки, делают женщинам вроде меня подарки с одной-единственной целью. А что еще мне остается думать? Он красивый мужчина, и как бы сильно он ни любил жену, она недавно родила, а мне прекрасно известно, что в подобной ситуации мужчины часто ищут наслаждений на стороне.

А я-то думала, что он совсем другой!

Мое лицо пылает.

— О, открывайте же скорее, — подгоняет меня Амелия.

Я делаю глубокий вдох.

— Нет, здесь наверняка какая-то ошибка. Это, должно быть, тоже тебе, Амелия, в благодарность за то, что воспользовалась услугами миссис Хенни.

Амелия смеется:

— Но тут ведь значится ваше имя.

— Ах вот как…

Леди Шад смотрит на меня с живейшим интересом, и мне невыносимо думать, какой позор и крах иллюзий ей вот-вот предстоит пережить.

И мне совсем не хочется, чтобы Амелия видела то, что последует дальше; судя по всему, ее вечер в этом случае будет безнадежно испорчен.

— Амелия, ты можешь пойти в мою комнату и попросить кого-нибудь из горничных помочь тебе переодеться в новое платье? Мы будем рады посмотреть, как оно сидит, и останется время, чтобы подрубить край в случае нужды.

— Спасибо, миссис Марсден. — Она бросает еще один взгляд на сверток, который прожигает дыру в моей совести. Ведь я же не давала его сиятельству повода! Или я так вжилась в роль шлюхи, что теперь даже неосознанно подчеркиваю свой намерения и род занятий?

Амелия уходит. Гарриет тихонько гулит.

— Что-то не так, миссис Марсден? — спрашивает лорд Шад.

Я качаю головой, надеясь, что ошиблась.

— Миссис Марсден? — Леди Шад с улыбкой протягивает мне ножницы.

Поборов искушение вонзить эти самые ножницы в грудь ее неверного супруга, я перерезаю бечевку и разворачиваю сверток. Переливы алого, синего и кремового бросаются в глаза, яркая ткань складками спадает с моих колен. Это та самая кашемировая шаль, которая мне так понравилась. Но как лорд Шад узнал о ней? Неужели Гарри ему рассказал?

Я встаю, перебрасываю шаль через руку. Не удерживаюсь — и глажу роскошную ткань.

— Милорд, простите, я не могу принять такой подарок.

Я готова к тому, что сейчас мне велят собирать вещи и проваливать к черту.

— А? — Лорд Шад, играющий с крошечными ручками дочери, поднимает на меня глаза. — Это прекрасно, миссис Марсден, но я ничем не могу помочь, если вам не нравится. Верните, если хотите, хотя эти цвета вам очень идут. Кроме того, вам что-то такое понадобится в Брайтоне, правда, дорогая?

— Ну конечно, оставьте ее. — Леди Шад трогает шаль. — Какая красота. Я бы тоже такую хотела, но на мне она была бы вечно испачкана срыгнутым молоком — или мальчишки соорудили бы из нее палатку. Так кто же вам ее купил, Софи? Неужели у вас появился тайный поклонник?

Лорд Шад зевает.

— Полагаю, это Гарри Бишоп.

Гарри Бишоп? Не могу поверить, что мой хозяин оказался настолько низким человеком, чтобы впутывать в это дело еще и своего управляющего!

— Уверяю вас, милорд, у меня нет никаких видов ни на мистера Бишопа, ни на какого-либо другого джентльмена.

Он пожимает плечами:

— Думаю, вам стоит сегодня ее надеть, мэм.

Я не осмеливаюсь смотреть в глаза леди Шад, которая наверняка понимает, куда клонит ее муженек, и в очередной раз поражаюсь ее бесстрастности. Она снова, как ни в чем не бывало, берет ребенка на руки.

К моему огромному облегчению, в этот момент входит Амелия, ослепительная в новом наряде, и мы все охаем и ахаем, восхищаясь ее красотой, но для меня этот вечер испорчен безнадежно.

За прошедшую неделю я уже раз десять пожалел о своей неосмотрительности. Впрочем, мне было некогда особенно углубляться в размышления, слишком много дел по дому, и самое важное из них — лорд Шад решил перестроить гостиную, снести часть стены, чтобы обеспечить место для оранжереи, построить крыльцо и клумбы по пути в сад. Он собственноручно сделал несколько набросков, и мы оба горим желанием снести стену так, чтобы не обрушить весь дом. Я поклялся хранить тайну, потому как эта реконструкция готовится как подарок для леди Шад и должна быть завершена, пока все семейство будет в Брайтоне.

Я готовлюсь к этому ужину гораздо тщательнее, нежели подобает разумному человеку. Дело происходит в деревне, поэтому короткие шелковые штаны мне не понадобятся (а это большая удача, потому что у меня их и нет), однако я аккуратно повязываю галстук и чищу сюртук. Я не стремлюсь произвести впечатление на Софи, просто хочу сохранить достоинство, в случае если она отвергнет шаль. Действительно, чем я думал, когда выбирал такой роскошный подарок? Впрочем, это для меня он роскошный, а у нее наверняка дюжина таких же шалей, если не лучше.

Все три лакея, Мэтью, Марк и Лука, жаждут нас сопровождать, потому что у них есть друзья среди слуг Карстэрзов, но идти туда с милю, и я выбираю одноглазого Мэтью, у которого целы обе руки и обе ноги. Марк, который нацепил свой лучший протез руки, кое-как натянул на этот нелепый обрубок перчатку, особенно расстраивается, что его не берут.

Лорд Шад и мы с Мэтью ожидаем Софи и Амелию в холле. Лорд Шад поглядывает на часы:

— Ну что за народ эти женщины! Вечно опаздывают…

Тут его лицо расцветает в улыбке, от которой женщин, я полагаю, обычно бросает в дрожь. Его подопечная и ее компаньонка спускаются по лестнице.

Да, Софи надела шаль, и у меня дух захватывает от ее красоты.

Мне совсем безразлично, какими глазами Гарри Бишоп смотрит на Амелию, пока мы с ней спускаемся по лестнице. Это непристойно. А на лорда Шада мне вообще смотреть не хочется — я в нем разочаровалась. Сочувствую его жене.

Так как дом Карстэрзов находится недалеко, то мы идем пешком, а лакей несет наши бальные туфли в холщовом мешочке. Здесь все всё делают в одно время, поэтому ужин начинается в четыре. Солнце светит ярко, и над головой плывут огромные облака.

— Сэр, а что мне делать, если меня попросят спеть или сыграть что-нибудь? — спрашивает Амелия у своего опекуна.

— Если хочешь — соглашайся. — Он с любовью улыбается ей. — Надо же когда-то начинать, так почему бы не здесь и не сейчас, среди друзей?

— Полагаю, вы правы. — Закусив губу, она поворачивается ко мне: — А вы что думаете, миссис Марсден?

Я думаю, что она затмит всех провинциальных девиц, которые там будут, но не хочу, чтобы она волновалась еще сильнее или становилась самоуверенной.

— Думаю, что лорд Шад прав, — отвечаю я.

Она сияет:

— А еще там будут танцы!

Вскоре мы доходим до дома капитана Карстэрза, и хозяин, морской офицер в отставке, тепло нас приветствует. Его жена, очень приятная дружелюбная женщина, берет Амелию под руку, и туг я понимаю, поскольку все гости живут по соседству, им было известно, что Амелия? явится в новом платье — и они ждали этого момента с нетерпением. Несомненно, это миссис Хенни растрезвонила новость на всю округу. Молодые джентльмены поглядывают на Амелию с интересом.

А им известно, какие планы на меня у лорда Шада?

Некоторые дамы одарили меня любопытными взглядами, оценивая мой наряд и прическу. Платье, которое прежде казалось мне таким скромным и простым, явно выглядит чересчур откровенным. На нем буквально написано, что оно пошито по последней лондонской моде, и вырез слишком глубок, а подол слишком короток и открывает щиколотки. Шаль представляется мне кричащим символом моей репутации, а жалко — в эту вещь я влюбилась с первого взгляда. Но я ведь не единственная женщина, на свете, способная сразу и навсегда влюбиться в кусок красивой материи, и это гораздо безопаснее, нежели чем внезапно вспыхнуть страстью к мужчине. Так ты по крайней мере точно знаешь, что выбираешь.

Так как Амелия давно знакома с большинством присутствующих, моя опека ей не нужна, и хозяйка дома берет ее под свое крыло. Лорд Шад и капитан Карстэрз увлечены беседой.

К моему изумлению, Гарри Бишоп подходит и представляет меня преподобному Диммоку и его супруге, а также их викарию мистеру Дибблу, автору злополучного любовного стихотворения. Мистер Диббл таращится на мою грудь, но я не обращаю на это внимания: к подобному обращению я давно привыкла. Преподобный Диммок и его жена вовсю расхваливают Джона и Амелию, а заодно и все семейство лорда Шада. Я напускаю на себя дружелюбно-вежливый вид и отвечаю на их вопросы. Да, это действительно очень красивый край (скучная, грязная равнина, в общем и целом слишком много неба и воды), а семья Шаддерли очень гостеприимна (настолько гостеприимна, что его сиятельство ожидает, что я в ответ буду принимать его в своей постели).

Амелия присоединяется к другой молоденькой девушке, дочери Уилтонов, как мне сообщают Диммоки. Мисс Джейн Уилтон — очаровательная хохотушка с копной упругих золотистых кудряшек, и мне очень радостно видеть, что рядом с ней Амелия и сама становится игривой и смешливой. Я вспоминаю, как мы впервые встретились с Клер и Лиззи — и сразу же поняли, что станем лучшими подругами.

После краткого разговора с подругой Амелия подходит ко мне:

— Миссис Марсден, Джейн, то есть мисс Уилтон, пригласила меня поехать на лето в Бат вместе с ее семьей! Прошу вас, помогите мне уговорить дядю Шада, чтобы он меня отпустил. Я знаю, что Бат не такой фешенебельный, как Брайтон, но мы с мисс Уилтон уже так подружились…

— Конечно, помогу.

А что еще мне остается? В некотором смысле я чувствую облегчение, потому что если мне предстоит сопровождать Амелию, то в Бате вряд ли я встречу кого-то из старых знакомых. Теперь, когда принц-регент выбрал своей летней резиденцией Брайтон, Бат не в моде.

Амелия хватает меня под руку и тащит к Уилтонам — знакомиться. На вечере в ряду прочих гостей присутствует брат миссис Уилтон, военный, который явно чувствует себя неловко в новехонькой форме. Зовут его капитан Дин.

— Мэм, я очарован. — Он смотрит на меня с одобрением, и на мгновение — поистине ужасное мгновение! — мне кажется, что он меня узнал, потому что с первого взгляда ясно: он из тех мужчин, с которыми я так часто имела дело в прошлой жизни, — щеголеватых и беспутных, свято уверенных, что женщины обязаны падать к их ногам. Но нет, просто этот юноша считает, что военная форма обязывает его флиртовать со всеми хорошенькими женщинами, эдакий своеобразный долг перед отечеством. Он склоняется над моей рукой, сопровождая эго движение скрипом и звоном.

— О, Эдвард, фи! — Сестра игриво бьет его веером. — Не обращайте внимания, миссис Марсден, он неисправимый повеса. Кроме того, на следующей неделе его полк выдвигается в Ноттингем, и мы лишимся его общества. Ах, миссис Марсден, как прелестно наши юные леди ладят друг с другом! Подумать только, лорд Шаддерли… Что ж, должна сказать, Амелия очень нежна и женственна и в огромном долгу перед ним. И перед вами, конечно, тоже.

— Увы, не могу с вами согласиться — Амелия талантлива от природы, я тут ни при чем.

То, как миссис Уилтон одной тирадой убивает всякий интерес, который я могла бы испытывать к ее брату, вызывает у меня восхищение. Меня не только поставили в известность, что этот джентльмен в округе надолго не задержится, но еще и намекнули, что его ухаживания не стоит принимать всерьез. Чтобы досадить ей, я добавляю со вздохом:

— Как приятно среди моряков повстречать офицера в кавалерийской форме.

Она со щелчком захлопывает веер, но в этот момент нас приглашают к столу. Это очень неофициальное мероприятие, и потому все рассаживаются, кто куда хочет. Я оказываюсь рядом с капитаном Дином. Напротив меня сидит Гарри и увлеченно беседует с соседями о пивоварении.

Капитан Дин смотрит на меня из-под полуопущенных век и сладко улыбается улыбкой мужчины, который мнит себя Божьим даром для женщин.

— Вы очень интересная особа, миссис Марсден, — говорит он. — Оранжерейный цветок, завезенный в деревню.

— Ах, сэр! — Я напускаю на себя кокетливый вид и бью его ложкой по костяшкам пальцев — чуть сильнее, чем следовало бы в порядке игры. — Передайте мне, пожалуйста, вон тот пирог.

Тяжело дыша, капая соусом на скатерть, он передает мне кусок пирога, и делает это как-то двусмысленно, словно пирог вдруг стал предметом плотского интереса и я к нему вожделею.

— По душе ли вам военная жизнь, сэр? — интересуюсь я, щедро накладывая ему в тарелку морковь. — Моркови, Бишоп? — спрашиваю я у Гарри, который смотрит на меня с неодобрением.

Капитан Дин ерзает на стуле и краснеет:

— Мне еще только предстоит вступить в полк, мэм.

— Значит, вы еще не настоящий солдат, а вроде как куколка солдата?

Гарри Бишоп шлепает мне на тарелку большой кусок ростбифа. Горе-вояка обдумывает мои слова. Видимо, ему не по себе при мысли о том, что в ближайшем будущем он станет солдатом-бабочкой.

— Вы любите прогулки, миссии с Марсден?

Естественно, мы с Амелией подолгу бродим по лужам. Она читает облакам Шекспира на память, а я спасаю подол платья от грязи. Но я-то понимаю, куда клонит капитан. Вне всяких сомнений, ему уже видятся густые заросли, поросшие травой берега, уединенные уголки — и я, потерявшая голову от его чар и потому готовая на все. Но что ему ответить? Благовоспитанные леди любят гулять. Я благовоспитанная леди, значит…

— О да, очень, но…

— Лорд Шад не желает, чтобы женщины, за которых он несет ответственность, выходили из дому, пока не будет пойман великий норфолкский рогатый зверь, — встревает в разговор Гарри.

— Великий норфолкский рогатый зверь? — Капитан смотрит на него с изумлением, равно как и я, хотя меня удивляет больше, с чего это вдруг Гарри вздумал мне помогать. — А что это за зверь?

— О, огромный зверь, — сообщаю я. — С гигантскими зубами и когтями. Размером со слона. А еще у него рога, как вы, наверное, уже поняли.

— Миссис Марсден преувеличивает, он размером с небольшую корову, — поправляет меня Гарри. — За последний месяц он задрал дюжину овец.

Те, кто услышал наш разговор, подхватывают тему. Кто-то выдвигает версию, что чудище это привезено из Америки, сбежало из частного зверинца, другие предполагают, что оно охотилось на болотах от начала времен. Я, завороженная, наблюдаю за тем, как вяжется сложное кружево беседы, тема обрастает деталями и красками и в конце концов достигает ушей лорда Шада — тот смеется и заявляет, что это все полнейшая чушь.

Ужин продолжается. Сбоку от меня — любвеобильный капитан, напротив — внимательный Гарри, и я чувствую себя не в своей тарелке. Я искренне радуюсь, когда хозяйка поднимается, и вслед за ней под грохот отодвигаемых стульев встают все остальные. Дамы развязывают шали, разворачивают веера, и джентльмены, Кланяясь, провожают нас из комнаты. Из всех присутствующих леди я одна, наверное, имею представление о том, чем мужчины будут заниматься дальше. Портвейн, табак и острые шуточки — это настоящий мужской ритуал.

Когда мы выходим из столовой, хозяйка сообщает, что в ее доме дамы могут воспользоваться туалетом. Она розовеет от гордости, расхваливая это нововведение. Миссис Уилтон сокрушается, что теперь слуги обленятся, но миссис Карстэрз заверяет ее, что в спальнях по-прежнему пользуются ночными вазами. Удовлетворившись тем, что социальный порядок соблюден, мы переходим в гостиную и располагаемся на диванах и стульях. Смешливая миссис Уилтон что-то делает с волосами Амелии. Я восхищаюсь фортепьяно, которое, по признанию миссис Карстэрз, купили почти одновременно с унитазом.

— Вы в Лондоне посещали много концертов? — интересуется миссис Уилтон. Очередной ход в ее игре — ее брат уделял за столом мне столько внимания, что ей теперь просто необходимо выяснить обо мне что-нибудь еще.

— Все, какие могла, мэм, — уклончиво отвечаю я.

— Ах, Лондон… — вздыхает миссис Карстэрз. — Сама я никогда не заезжала дальше Норвича. Я так вам завидую, миссис Марсден. Но прошу вас, скажите, как поживают Шарлотта и малышка? Я ужасно по ней соскучилась. Мы ведь крестные Гарриет и мальчиков.

Я знаю, что нормальная благородная леди провела бы в постели еще недельку-другую, а не валялась бы, счастливая, на диване с детьми, полуодетая, вся выпачканная молоком, и не спускалась бы в кухню, чтобы поучаствовать в приготовлении клубничного джема. Я заверяю миссис Карстэрз, что с ними все хорошо.

— Я так полагаю, это платье от лондонской портнихи, миссис Марсден, — вклинивается в наш разговор миссис Уилтон. — Весьма элегантное. У кого вы прежде служили?

Она заметила, что женщина моего положения навряд ли сможет позволить себе такое дорогое платье. У меня темнеет в глазах. Разумеется, у меня заготовлена вымышленная история моей жизни, но какая, однако, наглость, — спрашивать меня, где я прежде служила! Как будто она раздумывает, стоит ли нанять меня горничной или все-таки нет. У меня дыхание перехватывает от возмущения, и выдуманная история куда-то улетучивается. Миссис Карстэрз, прижимая к груди нотную тетрадь, переводит обеспокоенный взгляд с миссис Уилтон на меня и обратно.

Появление джентльменов освобождает меня от необходимости отвечать. Во главе них капитан Карстэрз и лорд Шад, увлеченные разговором друг с другом. Как и остальные дамы, миссис Уилтон переключает внимание на мужчин. Комната наполняется смехом, добродушными шутками и густым ароматом виски. Миссис Карстэрз, которая вклинилась между мной и миссис Уилтон, посылает мне улыбку и принимается разливать чай, поданный одним из лакеев.

Амелия поглядывает на фортепьяно. А я-то думала, что она будет волноваться! Напротив, я вижу, как ей не терпится выступить, и у меня мелькает мысль, что, может, быть, Она и впрямь создана для сцены. У нее есть талант, амбиции и то, чего всегда недоставало мне: острая тоска по сцене, наполовину страсть, наполовину стальная решимость. Я полагалась только на свое хорошенькое личико, влияние семьи и весьма скромный талант и использовала сцену как ступеньку к тому, чтобы стать куртизанкой. Кроме того, у меня было езде юношеское бесстрашие — нечто, что роднит меня с Амелией.

Правда, в ее возрасте я уже состояла в любовницах престарелого, но не растерявшего пыл лорда Рэддинга. До сих пор вспоминаю его добрым словом — когда ложусь на кровать, завещанную им. Амелия буквально землю роет, как породистая лошадка перед линией старта на скачках. В конце концов хозяйка, сжалившись над ней, спрашивает, не желает ли она что-нибудь сыграть. Она колеблется, и я предлагаю аккомпанировать ей, пока она будет петь. Боюсь, моя наука в плане чтения нот немного отбросила ее назад в искусстве игры. Мы совещаемся, и она выбирает оперную арию, которую мы разучили на этой неделе.

Амелия выходит вперед, и внутри у меня что-то сжимается при виде ее красоты и невинности. Я буду защищать ее и наставлять во всем, я бы сказала, что она мне как сестра, но на самом деле моим сестрам не нужны были ни защита, ни наставления. Они начинали карьеру с незначительных ролей в театре, продолжали ее в постелях джентльменов, в конце концов достигали положения уважаемых замужних дам и на этом успокаивались (не повезло только бедняжке Кейт, она умерла в родах).

Амелия поет. Джентльмены, задремавшие было в ожидании музыкальных развлечений, садятся прямо и удивленно моргают. Лица дам выражают самые разные чувства: от черной зависти до неподдельного восхищения. Лорд Шад слушает с гордой улыбкой.

Жаль, даже это не изменит моего к нему отношения.

Но я сосредоточиваюсь на игре, чтобы Амелия могла блеснуть в полную силу, и когда я отнимаю пальцы от клавиш, аудитория взрывается аплодисментами. Амелия смотрит на меня улыбаясь, и в ее глазах я читаю немой вопрос — спеть ли еще? Я качаю головой: нет, пусть они желают большего. Эта мудрость сослужила мне неплохую службу как на сцене, так и вне ее.

Амелия делает прелестный реверанс, а я остаюсь за фортепьяно — на случай, если какая-нибудь еще молодая леди захочет спеть. Новоявленная подружка Амелии весьма посредственно исполняет шотландскую народную песенку, ей вежливо хлопают. А потом начинается главное развлечение вечера — танцы.

Бабочка-военный подлетает ко мне и устраивается по другую сторону инструмента.

— Вы так и собираетесь весь вечер просидеть за этим треклятым, пардон, инструментом, а, миссис Марсден? Я-то надеялся, что вы окажете мне честь, мэм, и потанцуете со мной.

Я выражаю очень неискреннее сожаление по поводу того, что меня пригласили сюда играть и мне не нужно, чтобы кто-то переворачивал для меня страницы нотной тетради. Сестра неодобрительно смотрит на него и берет под свое крылышко, чтобы он мог топтаться по ногам и оставлять следы грязных сапог на подолах других, более достойных, дам.