Скандальная связь

Глава 8 Софи

Амелии предстоит впервые сыграть мне что-нибудь. Она комок нервов. Я никогда не видела, чтобы кто-то в обычной жизни заламывал руки (это делают на сцене, ну и я, когда общаюсь с мужчинами, прибегаю к этому довольно часто).

— Я не очень хорошо играю, — говорит она с таким видом, будто вот-вот расплачется.

— Успокойся и выбери, пожалуйста, тот фрагмент который тебе на самом деле нравится.

Я надеюсь, что она и вправду не сильна в музыке, потому что в противном случае мне нечему будет ее учить. Вопрос не в том, смогу ли я заработать себе на жизнь, — то, что я делаю сейчас, намного легче, чем быть содержанкой, по крайней мере не приходится по ночам мириться с храпом и другими неприятностями. Мне по-настоящему нравится эта девушка, ее невинность и очаровательная неловкость. И я очень хочу ей помочь.

— Понимаете… — Она истово роется в сборнике нот. — Я не умею… В общем, я этому никогда не училась.

— Ты хочешь сказать, что не умеешь читать ноты?

— Не умею. Тетя Шад пыталась меня научить, но тут же убежала, потому что ее вырвало.

— Что?! Ты так ужасно играла?

Она качает головой, приняв мою шутку за чистую монету:

— Нет. Она ждала ребенка. Кроме того, ей не очень нравится играть, она гораздо больше любит детей и лошадей.

— Но играть ты умеешь?

— О да. Это же просто. — Она усаживается за фортепьяно и тихонько напевает себе под нос. — Это «Суссекский вальс».

И она играет, играет очень просто и мило мелодию, под которую, наверное, когда-то танцевала. Ее движения легки и осторожны, и она хорошо чувствует, когда музыка должна звучать тише, а когда громче. Я очарована.

— Где ты это слышала? — спрашиваю я, когда она прекращает игру.

— О, эту мелодию все знают. — Она смотрит на меня изумленно, как будто то, что сделала она, под силу каждому.

— Ладно. Хочешь мне спеть?

Мы вместе листаем песенник в поисках песни, которую она знала бы, и находим. Разумеется, из Шекспира, из финала «Двенадцатой ночи». Меня поражает ее невинность (в конце концов, это двусмысленная и грубая песня), а еще больше — ее чистый голос и то, как она произносит слова.

— Я знаю, что умею очень мало, — произносит она, когда я беру последний аккорд.

— Напротив, ты умеешь гораздо больше, нежели думаешь. Боюсь, тебе придется научиться читать ноты, но твоя манера игры уже очень хороша, а пение — восхитительно!

— О, большое спасибо. Как вы думаете, моих умений хватит, чтобы выступать на сцене?

— Сложно сказать, Амелия. И потом, не думаю, что лорд и леди Шад хотели бы, чтобы я поощряла у тебя подобные желания. Одно дело — играть в красивой гостиной для благородных гостей, и совсем другое — выступать на сцене перед сотнями зрителей, которые готовы освистать тебя, если то, что ты делаешь, не придется им по нраву…

Я обрываю себя. Мне совсем не хочется открывать свое театральное прошлое, но, похоже, уже слишком поздно.

— Да? — Амелия выглядит взволнованной. — А что нужно делать на сцене?

Я закрываю песенник.

— Нужно научиться говорить так, чтобы тебя слышали на последнем ряду, и дышать правильно, и… в первую очередь помнить, что ты — леди.

Как по подсказке суфлера в комнату входит Гарри Бишоп. Он хмурится, глядя на нас.

— Ах, как кстати! — восклицаю я. — Мистер Бишоп с тобой потанцует. Я сыграю сельский танец, посмотрим на твои манеры.

Он кланяется Амелии, но не мне.

— Значит, сделаем вид, что мы на ассамблее, мисс Амелия?

— О, да! — улыбается она ему.

— Леди Шад посылала за вами, но дело несрочное. Прошу вас, миссис Марсден, напутствуйте вашу ученицу.

Ах, будь он проклят. Я в жизни не бывала на сельской ассамблее. Не помню ни одного раза, когда бы мне приходилось танцевать в приличном обществе. На столах — танцевала, в тавернах — танцевала. На сцене. Но на сельском вечере?!

Я быстро прихожу в себя.

— Джентльмен пригласит вас на танец, мисс Амелия. — Как по мне, так очень логично, однако его циничная ухмылочка говорит об обратном. — Разумеется, вы уже представлены друг другу.

Он кланяется, Амелия делает реверанс, а я занимаю место за фортепьяно, нахожу подходящий танец в нотной тетради — переписанный с ошибками, подозреваю, дело рук леди Шад. Я наблюдаю, как Гарри и Амелия танцуют, точнее, играют, будто бы танцуют. Время от времени они воображают рядом другие пары, делают переходы, сжимают невидимые руки и улыбаются несуществующим партнерам. Все очень мило и невинно. Гарри, поборов первую неловкость, отлично справляется с отведенной ему ролью, вдохновленный обаянием и веселостью Амелии. Могу сказать наверняка — она любит танцевать, но разве найдется молодая девушка, которая этого не любит? Они переступают, кружатся… Красивая пара. Я сбиваюсь, поправляюсь, они снова подхватывают ритм, смеются и, очевидно, ничего вокруг не замечают.

— По-моему, достаточно. — Я беру громкий аккорд и завершаю этим танец.

Они замирают. Гарри смеется и качает толовой, Амелия чуть раскраснеласъ.

— Почему вы остановились, миссис Марсден?

И правда почему? Сама не знаю точно. Мне не очень понравилось то, что я только что наблюдала, хотя я и говорю себе, что в Их поведении не было ничего предосудительного. Их танец был наполовину игрой, но они ни в чем не преступили границу приличий, и я не могу сказать, что именно меня так раздосадовало. Я гляжу на Амелию. На Гарри Мне смотреть совсем не хочется.

— Ты прекрасно готова к выходу в свет, Амелия. — Голос мой звучит немного нервно, и Амелия бросает на меня удивленный взгляд. — Я хочу сказать, ты ведешь себя очень естественно, и я уверена, что ты прекрасно справишься с… с…

— Миссис Марсден, вам нехорошо? — подходит ко мне Гарри.

— Нет-нет, все в полном порядке, здесь немного душно, только и всего. Пойдем, Амелия, нам нужно к леди Шад, и… — Мне не удается закончить и эту фразу, и я просто хватаю Амелию под руку и сопровождаю ее в утреннюю гостиную, где леди Шад на диване кормит малышку Гарриет, а сыновья ее играют на полу с потертыми оловянными солдатиками.

— У Амелии огромный талант к музыке, — сообщаю я леди Шад и вижу, как Амелия краснеет от гордости.

— Я всегда так считала, хоть сама с трудом отличаю одну мелодию от другой. У нее такой чудесный голос. Шад говорил, что нам нужно с вами посоветоваться насчет нового платья для Амелии. — Она вытаскивает потрепанную лондонскую газету, которой примерно с полгода. — Вы ведь хорошо разбираетесь в столичной моде, не так ли?

— Немного разбираюсь.

К моему ужасу, леди Шад раскрывает газету на странице с изображением непревзойденно элегантного платья миссис Уоллес.

— Думаю, тут подойдет муслин в горошек или хлопок в полоску. Что скажете, миссис Марсден?

Я помню это платье — светлый муслин с золотой отделкой, с шокирующе глубоким декольте и почти без рукавов. Чарли все не терпелось снять его с меня.

— Возможно, декольте слишком… — осторожно начинаю я.

— Да, мне тоже так кажется. — Леди Шад смотрит вниз на собственный пышный бюст, который от прилива молока стал еще пышнее. — Не всем так везет.

— А кто такая миссис У.? — спрашивает Амелия, разглядывая набросок. — Она немного похожа на вас, миссис Марсден, только вы гораздо красивее.

— Это леди определенной репутации, Амелия, и если бы мы были в приличном обществе, тебе нужно было бы притвориться, что ты не понимаешь, о чем идет речь.

Совет леди Шад явно ошарашил Амелию.

— Но почему, тетя Шад?

— Мама, нам нужна эта газета, — говорит юный Джордж, решительно нахмурив брови. Он присаживается на диван и смотрит на сестренку, сосущую грудь. — А когда она вырастет и сможет со мной играть?

— Еще не скоро, — отвечает леди Шад, ероша ему волосы — А зачем вам газета?

— Долго объяснять, — отвечает малыш.

Леди Шад отрывает кусок с рисунком и отдает остаток газеты сыну. Тот вытаскивает из шкатулки с шитьем ножницы и возвращается к брату на пол.

— Амелия, поедешь в деревню к портнихе, — отвечает леди Шад. — Миссис Марсден может дать совет насчет ткани и кроя, но я не думаю, что миссис Хенни разбирается в столичной моде даже полугодичной давности. На следующей неделе мы приглашены к капитану Карстэрзу с супругой, и я полагаю, там будут танцы. Это наши соседи, миссис Марсден, она очень дружелюбна, а у него всего одна нога, и он до смерти застенчив. А потом мы едем в Брайтон, потому что нас пригласили Бирсфорды — лорд Бирсфорд кузен Шада, а леди Бирсфорд — моя близкая подруга. Вы бывали в Брайтоне, миссис Марсден?

Брайтон! Ну разумеется, бывала. Мне нельзя там появляться, даже если я оденусь, как «синий чулок». Господи, что же мне делать?

— Джордж снова стрижет Саймона, — объявляет Амелия. Она тянется к ножницам, и после недолгой борьбы Джордж уступает.

И действительно, волосы Саймона теперь подстрижены пучками. На всеобщее внимание он отвечает восторженной улыбкой.

— Ах вы, маленькие чудовища, — с огромной любовью произносит леди Шад. — А когда ты, Джордж, такой большой мальчик, наденешь штанишки?

Джордж сует в рот большой палец и задумчиво хмурит бровки.

— Ну ладно. — Леди Шад пожимает плечами. — Но если вы хотите поехать с двумя леди в деревню, к вам придется надеть штаны.

Малыши хихикают и влезают на диван к матери. Они весело возятся друг с другом, и это проявление родственной любви меня завораживает.

Лорд Шад входит в гостиную с ботинком в руке.

— Друзья мои, кто из вас сегодня утром пописал в мой ботинок? — Он устремляет указующий перст на Джорджа: — Ты? И опять ты постриг братика! Мэм, я был бы вам чрезвычайно благодарен, если бы вы не давали детям ножницы, и умоляю, научите их отличать ботинок от ночного горшка.

— Папа, это сделал я, — признается Саймон. — Меня Джордж подучил.

— Это заговор! Так, оба пошли со мной.

Он уходит вместе с сыновьями. Они веселятся и, кажется, совсем не боятся.

— Ой, он их выпорет? — Амелия выглядит очень расстроенной.

— Нет, что ты, он слишком добр. Уверена, он преподаст им на кухне урок с мылом и щеткой, и, увы, больше всего на свете они любят мыльные пузыри и ходить мокрыми. Но по крайней мере хоть какое-то время побудут чистенькими. — Она бросает на меня взгляд. — Миссис Марсден, мои извинения за беспорядок в доме. Бишоп отвезет вас в деревню, я знаю, у него там какие-то дела.

Дневник мисс Амелии Прайс

Я, пользуясь моментом, пишу эти строки в большом волнении. Я поднялась наверх за жакетом. Сейчас мы едем в деревню, чтобы заказать мне новое платье! А еще сегодня я танцевала с мистером Бишопом, и мне очень понравилось, он прекрасно танцует. Я подумала, что миссис Марсден это показалось неприличным, но если бы это было так, она наверняка сказала бы. А пока мы танцевали, он часто посматривал на нее. Теперь мне пора.

Я не очень-то обрадовался приказу леди Шад отвезти Софи и Амелию в деревню, но мне необходимо купить кое-что по хозяйству, чай и сахар, а еще забрать мешок муки с мельницы, и мне не удалось найти ни одной причины, почему им нельзя поехать со мной. Обе женщины тратят уйму времени на сборы — мои мать и сестры такие же, — и я минут десять стою нервничаю, а лошадь дремлет.

И вот они появляются, и обе кажутся мне прехорошенькими — до тех пор пока я не напоминаю себе, что Амелия — подопечная моего нанимателя, а Софи — миссис Марсден — продажная девка в образе добропорядочной дамы. Как только они усаживаются в двуколку, лошадь оживляется, задирает хвост и роняет на булыжники, которыми вымощен конюшенный двор, огромную кучу дымящегося навоза. Я чувствую себя ужасно неловко, но и вполовину не так неловко, как несколько минут спустя, когда мы с лошадью начинаем выяснять, кто тут главный и что будет, дальше: поедем ли мы по дороге, как этого хочу я, или свернем, как этого хочет она.

— Там живет ее друг.

— Ее друг, мисс Амелия? Разве у лошади могут быть друзья? — Я натягиваю вожжи и щелкаю языком.

— Ее друг ослик. Хотите, мистер Бишоп, я буду править?

— Нет, мэм, благодарю вас. — Мы возвращаемся на дорогу. Сегодня очень тепло, и будь я один, я бы непременно снял сюртук, но в обществе двух дам это, разумеется, невозможно.

Амелия, которая сидит рядом со мной, роется в ридикюле, вытаскивает обрывок газеты и разворачивается к Софи, которая сидит сзади. Я бросаю на газетный листок небрежный взгляд — и роняю кнут.

— Зачем вам это? — спрашиваю я.

— Это рисунок платья, — поясняет Амелия. — Последний писк моды.

— Но это же…

— Скандально известная миссис У., — бормочет себе под нос Софи, и я украдкой оглядываюсь на нее. Из-за полей шляпки не видно, но готов поклясться, она смеется надо мной.

Я нашариваю на полу коляски кнут и водружаю его на место, где он никому не причинит вреда. Уверен, он понадобится теперь только на обратном пути, когда лошадь, вне всяких сомнений, снова захочет нанести приятелю визит, Я учился управляться с лошадьми не по праву рождения и не как уроженец сельской местности, а из чистой необходимости, и вот результат.

В этой деревне я впервые и потому с любопытством разглядываю вековой дуб на центральном кругу, под сенью которого мальчишки играют в мяч. В маленьком грязном пруду плавает выводок уток — не сомневаюсь, Амелия оценивает их профессиональным взглядом. Я высаживаю дам у магазинчика, в витрине которого виднеются шляпки и рулоны тканей, а вывеска гласит, что сие заведение принадлежит некоей миссис Хенни. Какое-то время я провожу у бакалейщика, который обращается со мной с превеликим почтением, а потом вдруг бросается восхвалять моего предшественника мистера Робертса.

После недолгой борьбы с лошадью, которая почему-то решила, что нам нужно, ехать домой немедленно, я возвращаюсь к портнихе. Когда я вхожу, звякает колокольчик, и я живо вспоминаю, какое это таинственное и утомительное занятие — сопровождать дам к портнихе (мне не раз приходилось составлять компанию матери и сестрам). Амелия и Софи внимательно изучают тюки тканей и мотки, отделочных шнуров на прилавке.

Я слышу негромкий голос миссис Хенни:

— И полугода после свадьбы не прошло, как родила чудесного здорового мальчика, правда, с ярко-рыжими волосами. Что ж, думаю, больше ничего говорить не нужно. А недавно я слышала, что служанка викария уехала к матери погостить, а в последние недели она жуть как располнела Я конечно, не сплетница, но…

— Мистер Бишоп! — восклицает Амелия, услышав звон колокольчика и узнав меня. — Вы должны помочь нам выбрать. Голубое или кремовое? Боюсь, если будет кремовое, мои перчатки к нему не подойдут, они будут выглядеть грязными, А может, розовое, вы как думаете?

— О, ну разумеется, розовое. — Честно говоря, я понятия не имею, но очевидно, что им сейчас Необходимо решительное мужское слово.

— Розовое? — Она поворачивается к Софи: — Ах, но я думала, вы говорили…

— Говорила. Не обращай на мистера Бишопа внимание. Он так ответил только для того, чтобы мы поскорее закончили и он бы смог покинуть место, где чувствует себя так неуютно. Нет, я настаиваю на голубом. Миссис Хенни, я уверена, что из обрезков ткани вы сможете пошить для мисс Амелии красивую ленту на волосы…

И они снова углубляются в свои дамские разговоры.

Миссис Хенни делает реверанс и предлагает мне чаю, пока леди заняты. Кажется, они наконец-то пришли к соглашению, хотя замечание насчет ленты для волос повлекло за собой продолжительную дискуссию вокруг декоративных шелковых цветов, коими миссис Хенни располагает в пугающем количестве.

— Миссис Марсден, а в чем же вы пойдете? — вопрошает Амелия, и я рычу про себя, потому что боюсь, что весь процесс начнется сначала.

— Не беспокойся, Амелия, у Меня есть подходящее платье. Кроме того, мне предстоит играть на фортепьяно, пока гости будут танцевать, и я не должна их затмевать.

— Как и подобает вдовствующей особе, мэм, — добавляет миссис Хенни, судя по всему, сама вдовствующая особа. Она щеголяет накрахмаленным чепцом с кружевами и какими-то висящими по бокам штуками — в общем и целом этот фасончик придает ей удивительное сходство с овцой. — Так, что у нас тут, посмотрим…

Судя по тому, что она начинает что-то царапать на клочке бумаги, прижимая локтем вырванный из газеты набросок — наверное, для вдохновения, — дело сделано.

Софи замирает, разглядывая яркую кашемировую шаль с прихотливым узором.

— О, вы должны непременно ее купить! — восторгается Амелия.

Миссис Хенни отрывается от подсчетов:

— Чистая правда, мэм, купите. Не многие леди могут позволить себе носить такие яркие вещи.

Софи набрасывает шаль на плечо и смотрится в зеркало:

— Очень красивая. — Она качает головой. — Но нет, не нужно.

Она возвращает шаль на место, провожая ее печальным взглядом, а потом начинает вдохновенную дискуссию с Амелией по поводу одной шляпки на витрине. С таким рвением члены Королевского общества могли бы обсуждать доселе неведомый науке вид. Теперь мой черед — я подхожу к стойке и улаживаю вопрос с оплатой и доставкой платья и всего, что к нему прилагается. Миссис Хенни выписывает счет для лорда Шада.

— А сколько стоит шаль, которую примеряла миссис Марсден? — спрашиваю я у миссис Хенни.

Она называет сумму, которая заставляет меня моргнуть от удивления, и добавляет:

— Такой очаровательной молодой леди незачем хоронить свою красоту.

— Что верно, то верно, мэм. Прошу вас, добавьте шаль к списку покупок и подпишите сверток для миссис Марсден. — Я кладу на прилавок гинею. — И давайте не будем обременять лорда Шада расходами.

— Понимаю, сэр, — со значением произносит она, и тут я понимаю, что мой план уже имеет последствия, которые мне лучше бы учесть заранее. Судя по тому, что я наблюдал, миссис Хенни держать язык за зубами не станет, и вскорости вся округа будет знать, что мистер Бишоп имеет виды на прелестную миссис Марсден. Я отмахиваюсь от сдачи. — Пусть это останется между нами, хорошо, миссис Хенни?

Монета исчезает в ее руке.

— Ну конечно, сэр. Всенепременно.