Глава 14

Переодевшись ко сну, Эвелин еще два часа пыталась успокоиться, методично составляя список вещей, которые ей предстояло купить завтра в деревне. С чего начать ремонт дома? Убрать с глаз долой все охотничьи и рыболовные снасти, почистить или заменить ковры и шторы, в каждой комнате поставить восковые свечи…

Она только-только закончила свой список, как за дверью послышалась какая-то возня. Громкий шум напугал Эвелин: она решила, что кто-то лезет к ней в спальню, и, вскочив из-за туалетного столика, схватила расческу — первое, что попалось ей под руку.

В дверь постучали, и она вскрикнула.

— Леди Линдсей, прошу вас, откройте! — крикнул Доннелли.

— Зачем? — прокричала она в ответ. — Что случилось? Из коридора донеслись звуки, похожие на драку. Эвелин отступила от двери, все еще сжимая в руке расческу.

— Пожалуйста, леди Линдсей! Нам некуда его девать, но оставить его в гостиной мы не можем! — сообщил Ламборн из-за двери.

Она осторожно шагнула вперед.

— Кого, Линдсея?

— Да, мэм!

Боже, какая нелепость! Она решительно подошла к двери и резко ее распахнула. Трое закадычных друзей держали ее мужа на весу, подхватив под мышки его руки-ноги.

— О Господи! Вы что, не могли положить его в кровать? В его спальне, разумеется.

— Могли… конечно, могли… но… — Ламборн поморщился, — вы же знаете Бентона. Он не будет спать из-за Линдсея всю ночь. Совесть не позволила нам так поступить.

— Ну конечно. — Эвелин покачала головой. — А то, что я не буду спать всю ночь, не смущает вашу совесть?

Трое мужчин виновато переглянулись.

Вздохнув, Эвелин отступила в сторону и раздраженно махнула расческой, указывая на свою кровать. Джентльмены весьма неуклюже занесли приятеля в спальню, задев дверной косяк и ударив Натана головой о кресло, после чего уложили его на кровать Эвелин — вернее, свалили, точно мешок с углем. Доннелли попытался стянуть с Натана сапоги, но его самого сильно шатало, и попытка окончилась неудачей.

— А теперь уходите! — приказала Эвелин мужчинам, топтавшимся вокруг ее кровати. — Немедленно!

Не слушая пьяные извинения и слова благодарности, она выпроводила всех троих из спальни, захлопнула дверь, заперла ее на замок, а потом резко обернулась, привалилась спиной к двери и уставилась на спящего мужа. Он застонал и повернулся на бок.

Друзья сняли с Натана сюртук, жилет и шейный платок. Рубашка выбилась из брюк, а в распахнутом вороте виднелась грудь, поросшая темными волосами. Он занял неожиданно много места на ее кровати.

Натан опять застонал, перекатился на спину и закинул руку на глаза.

— Как я могла надеяться, что ты станешь другим? — пробормотала Эвелин. Оттолкнувшись от двери, она подошла к изножью кровати, не сводя глаз с мужа. — Ты ни капли не изменился, Натан.

— Прости, Эви, — неожиданно сказал он. Эвелин вздрогнула.

— Так ты не спишь? — вскричала она. Ответа не последовало.

Она обогнула кровать и ткнула его пальцем в бок. Он не шелохнулся.

— Натан, не притворяйся! Послушайте, сэр, если вы не спите, идите в свою кровать и оставьте меня в покое!

Он издал громкий храп.

Эвелин нахмурилась и пристально посмотрела на мужа, но он не шевелился, тогда она вернулась к изножью кровати и схватила его за ногу.

— Так уже было, я помню, — сказала она на случай, если он только притворяется спящим. — В ночь после его смерти. Тебя не было больше суток, и я уже боялась…

Закусив губу, она стянула с его ноги сапог, поставила его возле кровати и взялась за другой.

— А в полночь Бентон и два лакея принесли тебя наверх и уложили в эту самую кровать. — Эвелин стащила второй сапог и поставила его на пол рядом с первым, потом подперла бока руками и уставилась на Натана. — Я думала, что потеряла вас обоих.

Выдернув из-под мужа покрывало, она накинула его ему на плечи и снова села за туалетный столик. Натан тихо похрапывал. Заканчивая приготовления ко сну, Эвелин время от времени украдкой посматривала на него, желая убедиться, что он действительно спит. Потом она побродила по комнате, подбросила углей в камин, убрала кое-какие вещи. Натан лежал без движения.

Наконец Эвелин задула две свечи, освещавшие спальню, и легла на маленький диван. Ноги свесились с края, а голова уперлась в спинку, вывернувшись под странным углом. Этот диванчик предназначался для сидения, а не для сна. Тем не менее, Эвелин решила устроиться поудобнее — свернулась калачиком и закрыла глаза.

Час спустя она села, откинула волосы с лица (после бесконечного верчения коса совсем расплелась) и сердито взглянула на кровать. Натан спал как дитя, раскинувшись на ее красивом шелковом покрывале. Эвелин спустила ноги на пол и осторожно подошла к другой стороне кровати.

Присев на краешек, она на мгновение задумалась: стоит ли это делать? Потом оглянулась через плечо, потихоньку откинула покрывало и легла на самый край постели. Прозрачные шторки над кроватью слегка колыхались, сквозь них просвечивали длинные тени, отбрасываемые тусклым светом камина. Эвелин вспомнила, как лежала здесь и смотрела на няню, тихо ходившую по комнате.

Она повернулась на спину и уставилась на вышитый балдахин. Матрас просел под тяжестью Натана, и ее затягивало в глубину постели. Знакомое ощущение: когда он лежал рядом, она чувствовала себя защищенной.

Он дышал ровно и глубоко. Раньше ей нравилось спать с ним в одной постели. Его тело согревало в холодные зимние ночи, а дыхание успокаивало.

Расслабившись, Эвелин подвинулась чуть ближе к Натану, натянула покрывало до подбородка и повернулась на бок.

Спустя мгновение Натан крякнул и перекатился набок, упершись в ее спину. Его рука обхватила ее под грудью, он тихо застонал и прижал Эвелин к себе. От его дыхания колыхались волосы у нее на макушке. Эвелин лежала ни жива ни мертва. Когда он опять задышал ровно, она, наконец, расслабилась.

Ей было приятно в его теплых крепких объятиях.

Она закрыла глаза и погрузилась в сладкий сон — впервые с тех пор, как ее муж возник перед ней, точно привидение дворца Карлтон-Хаус.

Натану снилось, что он в конюшне, лежит на сене в пустом стойле, рядом с Эвелин. На улице идет дождь, а лошадей в конюшне почему-то нет. Он не знал, куда они подевались.

Супруги лежали на сене, его губы касались ее затылка. Он скользнул рукой в открытый ворот ее ночной рубашки, обхватил грудь и слегка сжал мягкую теплую плоть, перекатывая в пальцах сосок. Эвелин вздохнула, потом медленно выдохнула и ткнулась грудью в его ладонь. Он понял, что ощущает ее дыхание изнутри: когда она делает вдох, в его легкие поступает воздух, а когда выдыхает, воздух выходит из его тела.

Натан провел рукой по ее гладкому животу и зарылся пальцами в мягких завитках на лоне. Он поцеловал ее в шею, его пальцы проникли в нежные складки, влажные от желания. Он ласкал ее между ног, его пальцы ныряли в нее и выходили наружу, крутились вокруг крошечного бугорка, все быстрее и быстрее… Эвелин тяжело задышала и прижалась ягодицами к его члену.

Натан наполнялся жаром ее тела и ощущал ритм ее пульса в собственных жилах. Прикусив ее нежное ушко зубами, он начал тереться об нее, продолжая ласкать самую сердцевину женского естества.

Ему снилось, что она все теснее смыкает ноги, сжимая его руку. Наконец она выгнула спину, часто задышала (каждый такой вдох эхом прокатывался по его нервам). Издав последний стон, она обмякла всем телом и медленно уплыла вдаль, исчезнув в эфире его сновидений.

Натан лежал в сене, изнывая от неутоленного желания… и вдруг вспомнил про лошадей. Интересно, куда они подевались? Доннелли будет в ярости…

Он попытался встать и отправиться на поиски лошадей, но руки-ноги не слушались. Внезапно дверь распахнулась настежь и конюшня наполнилась слепяще ярким светом…

Конюшня?

Натан застонал. Он вовсе не в конюшне, а в своей постели!

— Черт возьми, Бентон, что ты делаешь? — прорычал он. — Я разжалую тебя в угольщики!

— Это не Бентон. Это я.

Голос Эвелин напугал Натана. Он напряг свой истерзанный мозг, силясь понять, что она делает в его комнате, а заодно попытался сесть. Но сумел пошевелить только одной рукой: другую руку и ногу как будто что-то держало. Он открыл глаза.

И увидел в изножье кровати Эвелин. Так это ее кровать! Жена была одета, но не причесана — распущенные волосы струились по плечам. Она стояла, скрестив на груди руки, и барабанила пальцами по предплечью.

— Ты должен передо мной извиниться, — заявила она.

Натан огляделся по сторонам. Каким образом он оказался в ее спальне? О Господи, что же было вчера ночью? Последнее, что он помнит, — это как они сидели за карточным столом, и он проиграл Ламборну пятьдесят фунтов.

— Я жду.

Она коварно улыбалась, вскинув кверху одну бровь. Его запястье было привязано шелковым чулком к стойке кровати. Аккуратный скользящий узел находился высоко, Натан не смог бы до него дотянуться. Далее он заметил, что его лодыжка тоже привязана к стойке — по диагонали от обездвиженной руки.

— Могу я узнать, почему ты привязала меня к своей кровати? — хрипло спросил Натан, поморщившись от головной боли.

— Потому что ты должен передо мной извиниться.

— Ладно, прости. — Он дернул связанной рукой. — Может, расскажешь мне, как я сюда попал?

— Спроси своих приятелей, почему они решили принести тебя ко мне.

Господи, голова просто раскалывается на части! Ему нужно перебраться в собственную постель.

— Ну, хорошо, Эвелин, ты добилась своего. А теперь разреши мне встать.

— Только после того, как ты попросишь прощения.

Он закрыл глаза и потер веки пальцами.

— Я прошу прощения. Искренне. Всем сердцем. Прости меня, пожалуйста, — сказал он и открыл глаза.

— За что?

Натан не мог озвучить все свои прегрешения, но знал, что их очень много.

— З-за все, — с запинкой выдал он.

Она покачала головой, и золотистые волосы веером рассыпались по ее плечам.

— Этого мало, Натан.

Итак, все ясно: она хочет его помучить!

— Умоляю вас, мэм! Моя голова вот-вот взорвется, и ваши чудесные дорогие простыни будут безнадежно испорчены. Я чувствую себя полным идиотом от того, что каким-то образом оказался в вашей постели, связанный, как рождественский гусь. Простите меня, великодушно. И отпустите, пожалуйста.

Эвелин усмехнулась, и от этого смеха по спине Натана пробежала дрожь.

— Неужели ты всерьез думаешь, что этого извинения достаточно?

— Нет, — признался он, — но я надеюсь.

Натан подергал ногой, пытаясь избавиться от пут, — бесполезно! А ведь он сам когда-то учил ее вязать скользящие узлы. Как видно, она оказалась способной ученицей.

Эвелин засмеялась над его тщетными усилиями, подошла к кровати сбоку и сверху вниз посмотрела на Натана.

Он тоже улыбнулся. Обаяние — единственное оружие, которое у него осталось. Может быть, она все-таки сжалится над ним…

Но, увидев ответную улыбку Эвелин, он понял, что пощады не будет. В следующее мгновение она вдруг приподняла свои юбки, шагнула на кровать и оседлала Натана, сев на его живот, потом сжала коленями его ребра, положила руки ему на плечи и нагнулась — так низко, что ее волосы рассыпались по его груди, а лицо оказалось совсем рядом с его лицом.

— Ты должен извиниться передо мной, Натан, — пропела она бархатным голосом.

Ее влажные пухлые губки, маячившие возле его губ, полностью завладели вниманием Натана. Несмотря на свое затруднительное положение, он думал только об одном — как бы ее поцеловать.

— Ну же, проси прощения.

— Прости меня, — от души сказал он. — Прости за все.

— Проси прощения за то, что похитил меня. И за то, что напился до беспамятства.

— Приношу тебе мои самые искренние извинения за все это — особенно за то, что я напился до беспамятства.

Свободной рукой он ухватил Эвелин за волосы, поднял голову и попытался ее поцеловать, но она тихо засмеялась и отстранилась — ровно настолько, чтобы он не мог до нее дотянуться.

— А теперь проси прощения за то, что оставил меня наедине с моими демонами.

— Я не знал, что ты спустишься к ужину, — пробормотал Натан и вновь попытался завладеть ее губами, но она опять слегка отвела голову, задев волосами его губы. Он ощутил запах лаванды и распалился еще больше. — Я не знал, милая, даю тебе слово. Поцелуй меня, Эви! — прорычал он. — Развяжи меня и поцелуй.

— Ты не понял. Я говорила не о том, что ты перестал со мной ужинать. Все гораздо хуже. Ты бросил меня, и мне пришлось в одиночку переживать свое горе.

Черт возьми, она говорит совершенно серьезно!

— Я не бросал тебя, Эви. Ты бы сама не приняла моей помощи… И потом, я не знал, как тебе помочь. Но я не бросал тебя, клянусь.

Она медленно откинулась назад и внимательно посмотрела ему в глаза, слегка приподнимаясь и опускаясь.

— Тогда объясни, пожалуйста, почему мы разбежались в разные стороны как раз в тот момент, когда нам необходимо было держаться вместе?

Она не только говорит серьезно, но и хочет, чтобы он, находясь в таком неловком положении, объяснил причину разрыва их семейных отношений. Натан покачал головой:

— Не знаю. Я и сам часто задавал себе этот вопрос. Она посмотрела на его губы, потом на плечи, потом опять в глаза.

— Ты должен извиниться еще кое за что.

— Даже не представляю за что еще…

— За то, что твои дружки сбивают тебя с толку, — сказала она, угрожающе прищурившись, — и постоянно путаются под ногами.

Он криво усмехнулся и погладил ее по плечу и руке.

— Ты права, они мне ужасно надоели. Прошу прощения, милая. Мне действительно очень жаль.

— Ох, Натан! — Она вздохнула, нагнулась вперед и мимолетно коснулась губами его губ. Он напрягся всем телом, пытаясь приподняться и поцеловать ее, но Эвелин держала дистанцию. Потом, повторив свою сладкую пытку, она спустилась вниз и принялась осыпать его грудь и живот легкими короткими поцелуями. Его тело мгновенно отреагировало на ласки, кровь заиграла в жилах. — Ох, Натан… бедный Натан… — шептала она.

Она сводила его с ума. Он извивался, обхватив ее одной рукой за голову и пытаясь высвободить другую руку.

— Бедный, милый Натан, — сказала она, добравшись до пояса на брюках, прикусила зубами пуговицы, а потом вдруг поднялась и сползла с кровати. — Но ты плохо извинился за своих друзей, — проговорила она с напускной печалью, развернулась и пошла прочь.

— Эвелин…

— Я иду завтракать, милорд, — небрежно бросила она и, встав перед зеркалом, оглядела себя.

— Эвелин! — хрипло позвал Натан. — Не уходи! Развяжи меня!

Она засмеялась и спокойно вышла из комнаты, оставив его привязанным к ее кровати шелковыми чулками.

— Эвелин! — закричал Натан, но ответом ему был звук закрывающейся двери. — Проклятие! — простонал он, уронив голову на подушку. — Проклятие, проклятие!

К тому времени, когда Кэтлин — круглолицая и розовощекая, как спелое яблочко, — развязала Натана, он успел многое обдумать и пришел к одному безусловному выводу. Встав и поблагодарив горничную, он направился к себе. Несмотря на шум в ушах, его мысли были ясными и сосредоточенными. Он устал играть со своей женой в кошки-мышки, устал извиняться и ходить вокруг да около. Однако он начал понимать, чего она хочет, и принял решение: надо ее соблазнить! Да-да, он будет всячески за ней ухаживать, добиваться ее расположения. И он вернется в ее постель, чего бы ему это ни стоило!

Загрузка...