Скандальный дневник

Глава 6

В предместье Лондона, на дороге в Глостершир, Натан вышел из кареты и сел впереди. Поездка занимала целый день — они приедут в аббатство далеко за полночь.

Эвелин была очень сердита на Натана, к тому же ее утомила тряска в карете. Мысль о том, что неприятная сцена произошла на глазах у маленького мальчика — на вид ему было не больше восьми-девяти лет, — не добавляла ей радости. Кто такой этот Френсис Брейди и что он делает в карете? Она могла бы спросить об этом, но ей не давали покоя куда более насущные проблемы.

Кэтлин будет в панике. И потом, Эвелин обещала Харриет, что завтра они начнут разучивать менуэт. Бедная девочка подумает, что Эвелин ее бросила, как частенько делала ее мама. Это сильно огорчало Эвелин.

А Пирс? Ведь он ждет ее, а она не явится на свидание. Он наверняка решит, что ее задержала Мэри. Но сколько пройдет времени, прежде чем он начнет ее искать? И что он решит, когда выяснится, что ее увез муж? Эвелин не сомневалась, что он об этом узнает: в ближайшие часы весть об ее скоропалительном отъезде разнесется по всему Лондону со скоростью бубонной чумы.

Надо ему написать! В письме она все объяснит и скажет, что вернется в Лондон, как только ей удастся сбежать от ненавистного мужа. Эвелин смотрела на деревенский пейзаж за окном и старалась не слушать свой внутренний голос, шептавший о том, что возвращение в Лондон теперь вряд ли возможно.

Она вздохнула и посмотрела на мальчика, который настороженно наблюдал за ней из угла кареты.

— Тебя зовут Френсис Брейди? — с улыбкой спросила Эвелин.

Он неуверенно кивнул. Она улыбнулась шире:

— Иногда взрослые ссорятся.

— Я никогда не видел, чтобы его сиятельство ругался с другими дамами, — сказал паренек.

Улыбка Эвелин померкла.

— Вот как? Ну что ж, — она вновь попыталась улыбнуться, — возможно, они знают его сиятельство не так хорошо, как я.

Неужели даже этому мальчику известно про пристрастие Натана к женскому полу?

Она взяла свой ридикюль, надеясь найти там носовой платок, но, развязав тесемки, обнаружила в сумочке кое-что другое.

Письмо от Пирса.

Увидев знакомый почерк, она растерялась, но потом вспомнила, что взяла это письмо с собой, чтобы оно не попало в чужие руки.

«Ода Эвелин Грей, — прочитала она. — Букингемской красавице, английскому ангелу, усладе души моей. Я все время думаю о вас, мечтаю о вас и с нетерпением жду, когда мне посчастливится увидеть вас — хотя бы украдкой…»

Она опустила письмо и посмотрела в окно. Пирс умел вселить в нее веру в ее женскую привлекательность. Общаясь с ним, она чувствовала себя желанной и только сейчас поняла, как это важно.

Испугавшись, что Натан увидит письмо — или Френсис расскажет ему о нем, — Эвелин свернула листок, опять убрала его в ридикюль и затянула тесемки.

Интересно, который час? Мысль о том, что они с Пирсом, скорее всего больше никогда не увидятся, огорчала ее. К тому же она страшно устала, но не могла уснуть в этой жуткой колымаге. Однако Френсиса, похоже, ничуть не беспокоила постоянная тряска: через какое-то время Эвелин заметила, что мальчик спит, откинувшись на подушки в углу кареты и слегка приоткрыв рот.

Наконец и сама она задремала, но была разбужена сильным толчком и ударилась головой о стенку кареты.

— Ой! — вскрикнула Эвелин, выпрямляясь и прижимая руку к голове.

Карета резко остановилась. Эвелин нагнулась к окну, но не увидела ничего, кроме голых деревьев и сгустившихся туч. Ногам было холодно. В печке под сиденьем прогорели все угли. Она обхватила себя руками, пытаясь согреться, и взглянула на Френсиса.

Тот спал, свернувшись калачиком и плотно запахнувшись в свое пальтишко. Эвелин осторожно потянулась к стоявшей под ним коробке, достала оттуда плед и тщательно укрыла мальчика, потом как можно крепче обняла себя и опять выглянула в окно.

Внезапно дверца распахнулась, и в салон хлынул холодный серый свет. Карета накренилась на бок под тяжестью Натана, который забрался внутрь и уселся напротив Эвелин, рядом со спящим мальчиком, касаясь ее ног своими длинными ногами. Он стянул с головы шляпу и швырнул ее на скамью к Эвелин. Она покосилась на шляпу, потом на Натана.

— Ты поедешь с нами? — возмутилась она громким шепотом. В этот момент карета качнулась и внезапно покатила вперед. — О Боже! — пробормотала она, откидываясь на подушки. — Зачем ты пришел?

— Я не видел тебя три года, Эви…

Это прозвище — ласкательное имя, которым он ее когда-то называл, — оказало на нее противоречивое действие.

— Не называй меня так, — попросила она.

Натан пожал плечами и уперся ногой в скамью рядом с ней.

— Как скажете, миледи Линдсей. Ваше желание для меня закон.

— Если мое желание было бы для тебя законом, я бы сейчас была в Лондоне, а не катила по проселочной дороге, черт знает куда.

Он тихо засмеялся.

Она дернула свой плащ, высвобождая его из-под сапога Натана, и придвинулась ближе к окну.

Взгляд Натана переместился вверх. Он склонил голову набок и с любопытством уставился на нее.

— Что такое? — смущенно спросила она и приложила руку к голове.

Ах, вот в чем дело: шляпка съехала набекрень! Эвелин сорвала ее с головы и бросила на его шляпу, потом снова обхватила себя руками и уставилась в окно. Она забыла, как сильно может отличаться погода в Лондоне от погоды в пригороде. В карете было жутко холодно.

— Ты замерзла, — уже утвердительно повторил Натан.

— Нисколько.

— Я вижу, как ты дрожишь.

— Да, дрожу, но от злости, а не от холода, — заявила она, не отрываясь от окна.

Натан протянул руку, переложил шляпы со скамьи и одним изящным движением уселся рядом с Эвелин.

— Нет! — громко прошептала она, отодвигаясь подальше. — Иди обратно! — Эвелин указала на пустое место рядом с Френсисом.

— Ш-ш-ш… — Натан обнял ее за плечи и притянул к себе.

— Прекрати! — Она шлепнула его по руке и ноге, но это не возымело никакого действия: он даже не шелохнулся.

— Успокойся и наслаждайся поездкой, — сказал он и набросил на жену свой плащ, прижав ее к своему крепкому телу. — Я никуда не уйду.

Под его плотным плащом было гораздо теплее, но это ее не радовало: она была слишком сердита на него. Эвелин вспомнила их первое совместное Рождество. Они проехали четыре мили, чтобы пообедать у ближайших соседей, нетитулованных мелкопоместных дворян — мистера и миссис Дюполь — той самой Александры Дюполь, которую Эвелин считала своей подругой и которая позже предала ее. Ночью, когда они возвращались домой, пошел снег, и Натан снял свой плащ, укутал их обоих и обнял Эвелин. Они смеялись над паром, вылетавшим у них изо рта.

Да, было одно место, где они с Натаном забывали все свои разногласия, — кровать. Его большая мягкая кровать…

Вспомнив об этом, Эвелин задрожала еще сильнее, но уже не от холода. Натан обнял ее покрепче.

— Зачем ты все усложняешь? — печально спросила она.

— Ты так отчаянно сопротивляешься, как будто я везу тебя в ад. Но это же не так, Эвелин. Ты едешь домой.

— Я еду туда, где когда-то был мой дом, — раздраженно поправила она. — Я не жила там целых три года. Сейчас это место для меня — всего лишь обитель ужасных воспоминаний.

— Если все они и впрямь таковы, то нам нужно постараться и исправить положение, — сказал он, подмигнув.

— Пожалуйста, не надо, — пробормотала она, опуская глаза. — В этом доме нет ничего, что пробуждало бы добрую память.

Он мгновение помолчал, а потом проговорил тихим ласковым голосом:

— Ты не одна печалишься по нему, Эви. Мне тоже его не хватает.

Он имел в виду их сына — чудесного малыша, умершего, когда ему было всего год с небольшим. Это был болезненный ребенок, и последняя лихорадка забрала его так быстро, что они фактически потеряли его еще до прихода врача.

Эвелин сглотнула неожиданный комок в горле. Не проходило дня, чтобы она не думала о Робби. Но острая боль, которая раньше когтями впивалась в горло и не давала дышать, со временем притупилась. Теперь она таилась на дне ее сердца и время от времени давала о себе знать.

Эвелин боялась, что в аббатстве Истчерч эта мучительная боль вернется. Смерть сына повлекла за собой распад их хрупкого брака. Союз, основанный на совместимости состояний и привилегий, укрепился после рождения Робби. Но когда он умер, между супругами возникла холодная отчужденность, которая только углублялась со временем, и, в конце концов, обиды и страхи накрепко закрыли сердце Эвелин.

— Ты не можешь всю жизнь избегать Истчерч, — резко сказал ее муж.

— Я вижу, ты не понимаешь, Натан. Дело не только в том, что мне не хватает Робби, — горько проговорила она, — дело еще и в тебе: ты распутник. Для тебя существуют только охота и… женщины. Мы никогда не подходили друг другу.

Она почувствовала, как он напрягся.

— А у тебя на уме только ругань и мелочные придирки, так?

Нет, он опять понял ее превратно! Впрочем, неумение ясно объяснять свои чувства всегда подводило ее в отношениях с Натаном. Раздосадованная, она отвернулась и закусила губу, пытаясь отогнать обжигавшие глаза слезы.

— Возможно, многое прояснится, если ты объяснишь мне, почему оказалась втянута в скандал вокруг принца.

— Я уже говорила тебе, что не имею к этому отношения.

— Когда ты в последний раз виделась с принцем? — наседал Натан.

— У нас было несколько встреч, — раздраженно ответила Эвелин. — Но какое это имеет значение? Ты прекрасно знаешь, что принц окружает себя не одним десятком людей. В последний раз мы виделись, когда в его покоях играли спектакль, — призналась она. — Это была ужасная постановка, в которой одна толстуха занималась любовью с различными мужчинами, а потом… — Эвелин нахмурилась, вспомнив этот вульгарный сюжет.

— И что же потом?

— А потом у нее… у этой женщины родилась кукла. Выглядело отвратительно, но принц смеялся.

Вдруг с дороги донеслись какие-то крики. Карета, загромыхав, неуклюже остановилась.

— Что случилось? — испуганно спросила Эвелин. Натан нагнулся к окну.

— Разбойники, милорд! — крикнул кучер.

— Проклятие! — пробормотал Натан. — Нас хотят ограбить.

Эвелин, дрожа от испуга, разбудила Френсиса. Внезапно карета начала раскачиваться. Совсем рядом громко кричали. Потом качка прекратилась.

— Выходите все! — крикнул кто-то.

Эвелин сразу подумала о Френсисе, который с любопытством выглянул в окно.

— Сиди здесь, Френсис, — приказал Натан, задрал брючину и достал из сапога пистолет.

— Натан! — воскликнула Эвелин, пересела к Френсису и обхватила его руками. — Что ты собираешься делать?

Он молча прицелился в дверь, потом отклонился назад, распахнул дверь ногой и почти одновременно выстрелил, а в следующее мгновение выскочил из кареты.

Повинуясь инстинкту самосохранения, Эвелин схватила Френсиса и бросилась на пол кареты, накрыв мальчика своим телом. Снаружи доносились крики мужчин и выстрелы — судя по звукам, стреляли из разного оружия. Френсис вывернулся из-под нее и заглянул в открытую дверь, но Эвелин оттащила его назад.

Вскоре все закончилось. Грабители ускакали в лес, один из них был ранен в бок и держался за луку седла, как доложил взволнованный Френсис.

Один кучер крикнул:

— Можете выходить!

Услышав это, мальчик вырвался из рук Эвелин и выпрыгнул из кареты. Эвелин нехотя последовала за ним.

Натан и его слуги были целы и невредимы. Они топтались возле кареты и хлопали друг друга по плечам. Френсис сидел на корточках и разглядывал землю, на которой темнели капли крови.

— Милорд! Вы попали в одного из них! — испуганно сказал он.

— Похоже на то, — согласился Натан и оттащил мальчика подальше от крови. — Дженкс! — позвал он кучера.

Эвелин посмотрела на Дженкса и заметила, что его рука висит плетью — значит, он тоже ранен.

— Сильно задело? — спросил Натан и слегка наклонился, чтобы осмотреть рану.

— Ничего страшного, милорд, — несколько неуверенно ответил Дженкс.

Эвелин огляделась по сторонам, соображая, чем можно перевязать руку, и тут вспомнила, что в ее ридикюле есть чистый носовой платок, вышитый и подаренный принцессой Мэри. Она вернулась к карете, взяла платок и решительно направилась туда, где сидел Дженкс: ей хотелось быть полезной.

— Странно, я совсем не чувствую боли, — сказал Дженкс, но в его словах не было убедительности. К тому же он бледнел прямо на глазах.

Эвелин потянулась к его руке:

— Я наложу повязку, чтобы остановить кровотечение.

— Не надо, мэм. — Кучер покачал головой.

— Не спорь с ней, Дженкс, — отрезал Натан и помог ему снять пальто.

Эвелин туго обмотала его руку носовым платком и завязала концы. Больше они ничем не могли помочь раненому.

— Фред, ты будешь править передней лошадью, понял? — обратился Натан ко второму кучеру и помог Дженксу встать. — А ты сядешь на скамью. Когда приедем в аббатство, займемся твоей рукой, — пообещал он. — Ну что, парни, поехали дальше? Не будем терять времени: Дженкса надо как можно быстрее показать врачу.

Он дал знак Френсису возвращаться в карету.

— Можно мне сесть с Дженксом, милорд? — попросил Френсис. — Я о нем позабочусь.

— Я не откажусь от помощи, милорд, — сказал Дженкс, перехватив взгляд Натана.

Натан кивнул, и Френсис вскарабкался на козлы. Натан взял Эвелин за локоть и повел ее в карету. Сев рядом с ней на скамью, он опять укрыл их обоих своим плащом, а потом постучал по потолку, чтобы кучер трогал.

— Подумать только: разбойники! — воскликнула Эвелин, которая еще не оправилась от потрясения.

— Их полно в этих краях, — сказал Натан, — здесь грабят с пугающей регулярностью.

— А если эти опять нападут?

— Они уже на полпути во Францию, можешь мне поверить.

Он ободряюще улыбнулся, обнял ее за плечи и опять прижал к себе.

Она не стала сопротивляться.

— Я разрешаю тебе это делать только потому, что ты спас мне жизнь, — предупредила Эвелин.

— Ага, это уже маленькая победа, — отозвался он, откинул голову назад и закрыл глаза.

Дорога была ужасной: их трясло и подбрасывало на ухабах. Эвелин не собиралась спать, но в теплых руках Натана волей-неволей задремала и, в конце концов, погрузилась в сон.

Он почувствовал, как обмякло ее тело, и понял, что она спит. Эти объятия напомнили ему о тех страстных ночах, которые они проводили в одной постели. Он осторожно поправил плащ, укрывавший Эвелин, и представил, как она нависает над ним, упершись руками в его обнаженную грудь; представил ее полные груди и золотистые локоны, рассыпанные по плечам.

Разбойники были забыты, теперь в его голове эхом звучал ее голос: «Мы с тобой никогда не подходили друг другу…»

Странно, когда-то они могли наговорить друг другу много неприятного, но в то время ее слова отскакивали от него как от стенки горох.

Сегодня же после ее укоров он чувствовал себя старым и опустошенным.

Она склонилась головой ему на грудь. Ресницы затрепетали, губы слегка приоткрылись во сне. Как же она, наверное, устала!

К несчастью, дороги развезло от осенних дождей, и поездка выдалась не из легких. Натан подумал о бедном Дженксе, сидевшем на козлах, и понял, что сглупил, послушав совет Уилкса ехать через Криклейд. Вот тебе и кратчайший путь! Он крепко держал Эвелин, пытаясь уберечь ее от тряски, но все усилия были тщетны. Однако она спала как убитая, и Натан невольно улыбнулся.

Это еще одна особенность его жены, которую он помнил: Эвелин нельзя было разбудить даже пушками. Хуже того, по ночам она безбожно стягивала с него простыни и одеяла. Сколько раз он просыпался, дрожа от холода, и обнаруживал, что лежит совершенно раздетый, а она тем временем сладко посапывала, завернувшись в самодельный кокон.

В конце концов, карета свернула в поместье, занимавшее площадь в три тысячи акров. Они миновали развалины старого аббатства, в честь которого назвали поместье, проехали по дороге, обсаженной по обеим сторонам деревьями, и приблизились к железным воротам, предварявшим главное здание — увитый плющом особняк из красного кирпича. В окне кареты показались церковь и кладбище, где был похоронен их сын.

По привычке Натан отвернулся в другую сторону. Он бы отдал все на свете — не пожалел даже собственной жизни, — лишь бы избавить Эвелин от страданий.

Но, увы, он никак не мог спасти Роберта. Его смерть и отчаяние Эвелин сломили Натана. У него не было сил бороться со своими страхами и печалями, и это рождало в нем чувство униженности. Ему понадобились месяцы, даже годы, чтобы немного прийти в себя.

Натан взглянул на золотистую голову Эвелин, лежавшую на его груди. Возможно, сейчас ему удастся сделать то, что не получилось тогда, — наладить отношения с женой.