Скандальный портрет

Глава 10

Они спешили добраться до его апартаментов как можно быстрее.

— К тому времени, как мы одолеем все эти ступени, у меня уже не останется сил заниматься любовью, — проворчала Эмитист, когда они поднялись на первую лестничную площадку дома Нейтана.

— Тебе не придется ничего делать, — пообещал Нейтан. — Ты просто ляжешь на кровать и позволишь мне делать свою работу.

И он ее сделал.

Эми никогда не чувствовала себя объектом такого преданного внимания. Таких щедрых ласк, обращенных на ее тело. Еще до того, как войти в нее, Нейтан поднял Эми на такие высоты, которые наполняли их соитие особой значимостью. То, что происходило с ними, было так невероятно, восхитительно и настолько превосходило все, что она когда-либо знала и испытывала, что, будь она юной наивной девушкой, Эми могла принять это за любовь.

Тем более что Нейтан предавался этому с таким… восторгом.

— Эми, Эми, о боже, Эми!

Он застонал и содрогнулся всем телом в последней судороге освобождения и затих рядом с ней, зарывшись лицом в ее волосы.

Неудивительно, со вздохом подумала Эми, что многие женщины принимают страстные ласки любовников за нечто более глубокое. Нейтан заставлял ее чувствовать себя любимой.

И впервые в жизни ей не пришлось ничего для этого делать.

— Почему ты такая серьезная?

Эми обнаружила, что Нейтан уже открыл глаза и наблюдал за ней. Когда она так и не нашлась что ответить, он улыбнулся и нежно провел пальцем по ее припухшей нижней губе.

— Ты просто соткана из контрастов, я прав? Увидев, как ты серьезна, никто бы в жизни не подумал, что еще совсем недавно ты вела себя так игриво, в то время, когда другие люди изо всех сил старались произвести впечатление.

— Что ты хочешь этим сказать?

Нейтан пожал плечами:

— Только то, что в тебе много такого, о чем я даже не подозревал… когда знал тебя прежде.

— Я уже не та, какой была тогда.

Честно говоря, она и сама почти не узнавала себя. Эми никогда бы не подумала, что способна просто ради смеха изображать французский акцент и притворяться французской гризеткой. Она всегда была строгой и серьезной, даже в юности. После того как ее сердце было разбито, родные обвинили во всем ее. А потом она прожила много лет со своей язвительной, ненавидевшей всех мужчин тетушкой и склонилась к мысли, что жизнь — это унылое безотрадное бремя, которое нужно просто донести до конца. С тех пор ее единственным развлечением стало выбивать почву из-под ног самодовольных людей вроде миссис Подмор или язвить в адрес окружающих. Теперь ей казалось, что чем больше она удаляется от Стентон-Бассета с его мелочными ограничениями, тем сильнее в ней проявляется другая Эми.

Что еще она узнает о себе, отбросив правила, которые принимала, даже не понимая, что они душат ее?

— Я понимаю, — вздохнул Нейтан. — И мне жаль.

— Жаль? Я тебе не нравлюсь такой? — Ей казалось, что она похожа на бабочку, освободившуюся из жесткой оболочки и расправляющую крылья. Неужели он хотел, чтобы она оставалась прежней?

— Нет, нравишься. Я хотел сказать, мне жаль, что тогда все так закончилось. Я поступил с тобой жестоко. Я причинил тебе боль. — Нейтан нежно поцеловал ее в лоб. Как бы он хотел, чтобы этого не было. Хотел бы вернуться назад, в то время, когда все еще было хорошо. — Я обидел тебя. Ты можешь… ты могла бы когда-нибудь простить меня? Как ты думаешь?

Еще несколько дней назад Эмитист не задумываясь ответила бы «нет». Она никогда не простит его. Так сильно ее переполняли гнев и горечь. Но, судя по всему, она уже начала подсознательно прощать его, иначе не оказалась бы сейчас в его постели. К тому же несколько дней назад Эмитист ни за что не могла бы представить себе, что будет рука об руку с Нейтаном Хэркортом сбегать по лестнице и хихикать, словно школьница, разыгравшая спектакль перед хозяевами дома.

Неужели все дело было в том, что она отпустила свою злость? Неужели это все изменило, и на сердце у нее стало легко?

— Мне как-то странно говорить о прощении… лежа нагишом рядом с тобой, — ответила Эмитист, потянув на себя одеяло. Забавно, но теперь, когда они заговорили о чувствах, она более отчетливо ощутила свою наготу. — Мои родители, к примеру, считали, что мне нечего прощать.

А может, в действительности так оно и было? Возможно, Нейтан и играл ее чувствами, но не переступал грани. Он не стал соблазнять ее. Учитывая репутацию, которую он приобрел впоследствии, просто удивительно, что он вел себя настолько сдержанно. Нейтан так вскружил ей голову, что мог бы с легкостью уложить ее в постель. Ему ведь и теперь не пришлось долго соблазнять ее, разве не так? Несколько томных взглядов, пара фраз, один жаркий поцелуй, и она взлетела на пятый этаж, чтобы удостоиться этой милости.

— Они напомнили, что ты никогда не делал мне предложения, а значит, я не имею права ни жаловаться, ни чувствовать себя обиженной. — Эмитист впервые посмотрела на все их глазами. Нейтан не получил от нее ничего, кроме нескольких поцелуев. А ведь он мог получить гораздо больше. Он мог обесчестить ее, а потом бросить.

Нейтан приподнялся на локте.

— Что за чушь! Ты не можешь отмахнуться от моих извинений, заявляя, что тебе не важно, как мы расстались, поскольку я никогда не делал тебе предложения. Я знаю, что обидел тебя. Я до сих пор вижу твое лицо в тот вечер, когда порвал с тобой и пошел танцевать со всеми девушками подряд. Согласись. Ты ведь любила меня.

Он знал, как сильно обидел ее в тот вечер? Он понял это по ее лицу? Что ж, Эмитист больше не та влюбленная девочка, чтобы открывать ему свою душу.

— Почему я должна соглашаться, — заносчиво возразила она, — с чем-то подобным?

— Потому что я тоже любил тебя, вот почему. Я действительно хотел жениться на тебе. — Нейтан перевернулся на спину и, стиснув зубы, уставился в потолок. — Из нас вышла бы прекрасная пара, — произнес он дрогнувшим голосом. — Больше всего мне тогда хотелось вести жизнь сельского джентльмена, заниматься живописью и растить счастливых детишек…

У Эми внутри все сжалось. Сколько раз ей говорили, что она ошибается относительно его намерений, сколько раз она сама говорила себе, что ей все равно, но услышать от него признание в том, что она была права…

— Ну, — холодно сказала она, — и почему же ты этого не сделал? — Чем он мог извинить свой разрыв с ней, если и вправду мечтал о том же, что и она?

У Нейтана дернулась щека.

— Потому что я был идиотом. Молодым идиотом. Я не доверял собственному мнению. Я поверил… меня уговорили… что для меня лучше сделать карьеру, чем провести жизнь в безвестности.

Уговорили…

Ее гнев немного остыл. Совсем чуть-чуть.

— Я знаю, что такое иметь властного непогрешимого отца, — сказала Эмитист, коснувшись его руки. — После того как мы расстались, я узнала о твоем отце гораздо больше, чем когда мы были… — Она не могла заставить себя произнести слово влюблены. Даже теперь, когда точно знала, что они чувствовали именно это. — Оглядываясь назад, — с горечью произнесла Эмитист, — я понимаю, что он хотел для тебя невесту получше, чем дочь викария из захудалого прихода, без гроша в кармане. Он запретил тебе, верно?

Нейтан со стоном закрыл глаза руками. Как бы он хотел, чтобы все было так просто.

— Это не совсем так, — признался он. — Но если тебе станет от этого легче, скажу, что получил свое за то, что не поверил тебе, — закончил он с наигранным смехом.

Хэркорт вдруг почувствовал, что готов броситься в пропасть и признаться Эми во всем. Ему стало трудно дышать.

Однако, когда он опустил руку и увидел устремленный на него пристальный взгляд Эмитист, то мысленно отшатнулся от края. Он еще не заслужил ее доверия, хоть она и сказала, что простила его. И если бы она знала все… От одной мысли о том, какой может быть ее реакция, Нейтан похолодел.

— Мне не следовало ворошить прошлое, — с сожалением сказал он. Из-за эгоистического желания облегчить свою совесть он все испортил. А ведь им было так хорошо. — Дело в том, — Нейтан перевернулся на бок и уставился на Эми, — что я просто хочу снова узнать тебя. Понять, какой ты стала теперь. А времени у нас мало. Ты ведь ненадолго в Париже.

— И с этим у тебя небольшая проблема, верно? — Эмитист свесила ноги с кровати, стараясь удержать одеяло, прикрывавшее последние остатки ее стыдливости, и начала собирать свою разбросанную одежду.

Пока она, не выпуская из рук одеяла, пыталась натянуть на ногу чулок, Нейтан вылез из постели и поднял свои бриджи.

— Если хочешь, я выйду, пока ты будешь одеваться.

— Да, хочу, спасибо, — краснея, ответила Эми. Ей казалось глупым стесняться после того, как его руки и губы побывали на всех частях ее тела.

Однако Нейтан не стал подшучивать над этим внезапным приступом стыдливости. Он лишь улыбнулся ей и пошел к двери. Но на пороге остановился, облокотившись рукой о косяк.

— Вижу, ты собралась уходить, — сказал он. — Но я надеюсь, что смогу уговорить тебя провести со мной завтрашний день.

— О, и как ты собираешься это сделать?

Нейтан рассмеялся:

— Совсем не так, как ты думаешь.

— Не понимаю, о чем ты говоришь, — возразила Эми.

Нейтан поднял бровь. Потом вернул ее на место.

— Конечно, не понимаешь. Так что я лишь замечу, что твоя невзрачная подруга и ее француз будут так заняты друг другом, что отпустят тебя развлечься. Более того, они даже не заметят, есть ты или нет. Значит, тебе совершенно нечего беспокоиться, если все оставшееся время в Париже ты проведешь со мной.

Нейтан был прав. Эмитист и думать не могла о том, чтобы таскаться за Финеллой и Гастоном. Это было бы еще более невыносимо, чем тогда, когда месье Ле Брюн пытался вести дела с коммерсантами, с которыми у нее была договоренность. Она могла бы провести это время с Нейтаном гораздо приятней, чем обсуждая возможные изменения, которые произойдут в ее жизни после свадьбы Финеллы.

Потому что Эмитист не могла отрицать, что с ним она наслаждалась жизнью. Взять хотя бы сегодняшний вечер. До того как они начали говорить о прошлом, его общество доставляло ей огромное удовольствие.

Да, для того чтобы отвлечь ее от перспективы унылого одинокого будущего в обществе то одной, то другой наемной компаньонки, Нейтан был идеален.

— И потом, мне надо, чтобы ты позировала для портрета, — напомнил он, вернувшись к кровати, и, взяв в ладони ее лицо, прижался ртом к ее губам.

Ноги Эмитист сразу же подкосились. И уже в следующий момент она сбросила одеяло и, обхватив Нейтана за шею, потянула его назад в постель. Однако этот несносный человек отпрянул и, бросив горящий взгляд на ее обнаженное тело, произнес:

— Понадобятся часы. Много часов.

Портрет. Он говорил о часах, которые намеревался провести за написанием ее портрета. Не о тех часах, которые она могла бы провести с ним в постели.

Или о тех?

В этом состояла проблема в общении с такими мужчинами, как Нейтан. Они могли говорить одно, а иметь в виду совсем другое. И называли это флиртом.

Эми ответила ему сдержанной улыбкой:

— Ладно. Тогда я, пожалуй, начну позировать завтра, хорошо?

— Это пришло мне в голову вчера, после того как ты ушла, — сказал Нейтан, помогая ей сесть в фиакр, который он нанял, чтобы везти ее… впрочем, он так и не сообщил Эми, куда собирается ее везти. Несносный человек. — Ты так и недорассказала мне о тех двоих. — Нейтан кивнул подбородком в сторону окна, из которого Финелла и Гастон следили за тем, как они уезжают. — А между тем осталось что-то, за что ты особенно сердилась на них, — продолжал он, усаживаясь рядом с ней. — Я думаю, сейчас самое время закончить. Тебе не кажется? Иначе я буду вынужден жить, с ужасом ожидая того момента, когда ты решишь это сделать.

— Ты нарочно дразнишь меня?

— А это работает? — Нейтан откинулся на спинку сиденья и поднял руки в знак того, что сдается. — Давай, пусть самое страшное. Я готов ко всему.

Эмитист медленно выдохнула через нос, а потом вздернула подбородок и, отвернувшись, уставилась в боковое окно фиакра.

— У тебя нет настроения меня пугать? Хорошо. — Нейтан снова сел прямо и слегка подтолкнул ее локтем. — Но ты определенно должна закончить историю, от которой я… отвлек тебя вчера вечером.

— Не понимаю зачем. И потом, — заносчиво добавила она, — я уже не помню, что успела тебе рассказать. — Ей не хотелось утомлять Нейтана, повторяя ему историю, которая и в первый раз не слишком заинтересовала его.

— Только то, что в собственных глазах они были как Ромео и Джульетта, а ты олицетворяла собой обе пары родителей. И еще о том, как ты боролась с естественным желанием выгнать Ле Брюна, поскольку он не только соблазнил твою подругу, когда она была навеселе, но и пытался встать между вами, убеждая ее в том, что теперь она впадет у тебя в немилость.

Боже правый. Оказывается, пока они медленно ползли у Вильсонов вверх по лестнице, Нейтан не только слушал ее болтовню, но и умудрился запомнить ее.

— Я с замиранием сердца ждал, что ты дойдешь до того момента, когда он назвал свое настоящее имя. Раз уж ты обвинила меня, что я намекаю, будто он пользуется вымышленным.

— И все это время ты знал, что месье Ле Брюн на самом деле граф де… — Эмитист нахмурилась. — В общем, когда он выпалил длиннющий список своих имен и титулов, я была настолько потрясена, что ничего не запомнила. Я могла ждать от него все, что угодно, только не это.

— И чего же ты ждала?

— Ну, что его ищут за совершение какого-нибудь преступления…

— В каком-то смысле так оно и есть. Понимаешь, его родителей отправили на гильотину. Ему лишь чудом удалось спастись.

— Откуда ты это узнал?

— В свое время я пытался удостовериться, что французские émigrés, наводнившие Лондон, действительно те, за кого себя выдают, а не шпионы.

— Господи, — удивилась Эмитист, впервые посмотрев прямо на Нейтана после того, как он начал ее дразнить. — Я знала, что ты стал членом парламента, но даже представить себе не могла, что ты делал что-то полезное. Мне всегда казалось, что ты из тех людей, которые используют свое положение, чтобы добиться известности, и относятся к палате общин не иначе, как к мужскому клубу для избранных.

— О нет. Я хотел использовать свое место, чтобы что-то изменить, — бесстрастно ответил Нейтан. — Просто… из этого ничего не вышло.

Эми решила, что не стоит выяснять, почему ничего не вышло. Едва ли Нейтану было бы приятно рассказывать о своем полном провале на политической арене, даже на таком незначительном посту.

— И много ли тебе удалось выяснить про месье Ле Брюна? Я знаю только, что он утверждает, будто у него есть собственность в Англии и средства, чтобы содержать Финеллу, а также целая вереница непроизносимых титулов и права на какие-то земли во Франции. Если он врет, было бы очень полезно узнать об этом именно сейчас.

— Честно говоря, я мало что помню о нем, — признался Нейтан. — Я даже не сразу вспомнил, где видел его раньше, потому что встречался с ним всего один или два раза в собраниях émigrés, которые провозглашали себя друзьями Англии. — С тех пор Нейтан сделал все, что мог, чтобы стереть из памяти эту часть своей жизни. И если бы теперь ему не пришлось вспомнить о ней, он мог бы надеяться, что она навсегда растворилась в тумане, а не отпечаталась в его сознании до последней детали. — Он был одним из многих, в отношении которых проводилось расследование. Что он тебе сказал?

Эмитист надула губки.

— Ну, он говорит, что использовал свою работу у меня, чтобы попасть во Францию и посмотреть, что происходит с землей. Посмотреть, нельзя ли теперь, когда Бурбоны снова у власти, вернуть что-нибудь из того, что конфисковали у его семьи. Он утверждает, что не решился действовать открыто под своим именем из опасений, что за ним до сих пор могут охотиться враги.

— Возможно, он говорит правду, — отозвался Нейтан. — Здесь великое множество людей, пытающихся вернуть земли и титулы, которые когда-то им принадлежали. И я могу совершенно точно утверждать, что в Лондоне мне представляли его как графа де… кто-то и что-то. Именно поэтому я сказал, что он человек, называющий себя месье Ле Брюн.

— Теперь я вижу, откуда взялось его вопиющее высокомерие, — фыркнула Эми. — Я иногда начинаю понимать французских крестьян, которым захотелось преподать урок своим аристократам. К сожалению, слишком жестокий. А вот Финелла находит его историю ужасно романтической. Из-за этого прогулки с ними стали совершенно невыносимы. — Губы Эмитист изогнулись в гримасе отвращения. — Она смотрит на него так, словно он сошел со страниц какого-нибудь дурацкого романа. И тем не менее, — закончила она, — для меня нет разницы в том, кто он — лишенный титулов граф или просто мошенник.

— Почему это?

— Если он мошенник и не собирается жениться на Финелле, это разобьет ей сердце. А если он тот, кем себя называет, и женится на ней, это разрушит наше счастливое маленькое семейство. — Потому что ни один мужчина, даже не аристократ, не потерпит, чтобы его жена жила где-то в другом месте, помимо его собственного дома. — Ни один из вариантов, — угрюмо добавила она, — меня не радует. Это звучит эгоистично, да? Дело не в том, что я не желаю счастья Финелле. Если кто и заслуживает получить титул, пусть даже французский — пусть даже такой, который больше не существует во Франции, — так это Финелла. Потому что она леди, ты понимаешь? Прирожденная леди. Ей пришлось жить со мной только потому, что семья порвала с ней после того, как она вышла замуж против их воли. Конечно, они должны были позаботиться о ней, — сердито сказала Эмитист, — после того, как она овдовела. Но они отказались что-либо делать для нее, только из-за того, что она вышла за человека, которого любила, а не за того, кого сватали ей они.

Какое-то время Нейтан молчал. Потом, откашлявшись, произнес:

— Похоже, Финелла очень увлекающаяся женщина. Я был не прав, называя ее невзрачной, но это только потому, что я не мог отвести глаз от тебя.

Эми вспыхнула и заерзала, избегая смотреть ему в глаза. Очевидно, она чувствовала себя неловко, когда ей делают комплименты. Нейтан тоже почувствовал себя неловко, но оттого, что женщина, которая ничем не привлекла его внимания, сделала то, на что у него не хватило духу: пошла наперекор семье и вышла замуж за человека, которого любила.

Фиакр остановился.

— Мы приехали, — сказал Нейтан, наклоняясь, чтобы открыть дверь.

Эмитист вышла из фиакра и увидела, что они стоят перед церковью, напоминавшей собор Святого Павла.

— Это Пантеон, — пояснил Нейтан, расплатившись с кучером. — После нашего разговора о том, что в Париже даже самый воздух дышит революционными идеалами, я подумал, что тебе будет интересно увидеть могилу человека, которому он во многом этим обязан.

— Ты привез меня посмотреть на могилу?

— Не просто могилу. А могилу Вольтера. Кроме того, здесь есть на что посмотреть и помимо надгробных камней. Разве ты видела где-нибудь что-то, внушающее такой трепет?

Эми пришлось согласиться с тем, что сооружение действительно выглядело впечатляюще. Вздымающиеся ввысь колонны, огромный купол. Сначала они с восхищением осмотрели все внутри, а затем остановились перед надгробием, о котором говорил Нейтан.

— Когда мы гуляли по бульвару, там была девушка, продававшая лимонад. Я заметила у нее в кармане томик «Генриады» и хотела спросить, что она думает об этой книге. Но месье Ле Брюн не дал мне остановиться.

— Что ж, скорее всего, граф не одобряет просвещения простого народа, из опасений, что тот может восстать и сбросить его класс.

— Это и твой класс, — напомнила Эми.

— Ты думаешь… нет, это не важно.

— Что? Ты можешь спрашивать меня обо всем, Эми.

— Тебе не понравится.

— Откуда ты можешь знать, если даже не пробовала?

— Потому что ты мужчина, — недовольно сказала Эми. — Мужчинам не нравится, когда у женщин появляются собственные мысли.

— О-о! Это не совсем верно.

— Тогда слушай, — согласилась она, вздернув подбородок. — Я скажу тебе, о чем хотела спросить продавщицу лимонада. Мне хотелось узнать, действительно ли здесь, во Франции, женщины пользуются большей свободой, чем в Англии. Потому что, куда ни глянь, в магазинах и барах я вижу за кассой женщин. Они явно управляют этими заведениями. И не просто потому, что все мужчины ушли воевать. Мужчины возвращаются. Но вместо того, чтобы снова занять свои прежние места, они слоняются по городу в своих мундирах, предоставив женщинам распоряжаться всем.

Хэркорт потер рукой подбородок.

— Честно говоря, я этого не замечал. Но, пожалуй, ты права.

Эми моргнула:

— Неужели?

— Не надо так удивляться. Ты же умная женщина, это ясно. И ты смотришь на этот город глазами женщины. Твое внимание привлекают вещи, которые я не замечаю. — Увидев, что Эми все так же изумленно смотрит на него, Нейтан рассмеялся: — Разве тебе никогда не делали комплиментов?

— По поводу моего ума — нет. Ни один мужчина никогда не говорил этого. Большинство мужчин предпочитают, чтобы женщина помалкивала или во всем соглашалась с ними.

— А с тобой этот номер не проходит, верно?

— Нет. Теперь уже нет. После того, как… — Она запнулась и недоговорила.

— После того, как я так обошелся с тобой?

Эмитист подняла голову и нахмурилась.

— Дело не только в том, что ты сделал, Нейтан. Дело в том, как обошлись со мной в моей семье. Я была… ладно, нет смысла отрицать это после того, как ты признался, что знал, насколько сильно обидел меня. Я была раздавлена. Я нуждалась в том, чтобы родные утешили меня, но вместо этого они… они ополчились на меня.

Нейтан взял ее за руку и повел к выходу.

— Мне так жаль. Это было непростительно. Неужели из-за меня ты отвергла всех мужчин и так никогда и не вышла замуж?

— А с чего ты взял, что у меня был выбор? — Эми не хотела, чтобы он подумал, что все эти годы она горевала о нем. Эмитист была слишком горда для этого.

— Ты такая красивая, — честно признался Нейтан. — Ухажеры наверняка должны были выстраиваться к тебе в очередь.

Эми насмешливо фыркнула:

— Ничего подобного. Единственные, кто обращал на меня внимания, это… — Она чуть было не сказала «те, кто польстился на тетушкины деньги». Но ей не хотелось посвящать в это Нейтана. — Скажем, их отпугнули коготки, которые я успела отрастить к тому времени. — Она уже не была простодушной дебютанткой, как в тот год, когда впервые приехала в Лондон. Эмитист уже была не похожа на ту открытую доверчивую девочку, как запертая в клетке львица не похожа на домашнюю кошку. Теперь она не доверяла никому, особенно тем, кто носил штаны. — Я видела, что стоит за их лживыми комплиментами, поэтому они считали меня старой мегерой.

— А ты не задумывалась над тем, что, возможно, не все их комплименты были лживы? То, что я обидел тебя, еще не означает, что так поступили бы все мужчины.

Где-то там должны были найтись мужчины, достойные ее. Те, кого не отпугнула бы ее настороженность.

Нейтан почувствовал неприятное жжение внутри, представив себе, что какой-то другой мужчина ухаживает за Эми, женится на ней и делает ее счастливой. Ему захотелось выйти на открытый воздух, чтобы он смог нормально дышать.

— Тебя совершенно не касается, была я замужем или нет. Ты высокомерный… О, черт, как же ты меня злишь!

— Да, наверное, — сказал Нейтан, останавливаясь под огромным портиком и обнимая ее. — Но только чуть-чуть. Сознайся. Из-за меня ты отвергла всех других мужчин.

— Ты тщеславный… — Но Нейтан не дал ей договорить, заткнув рот поцелуем. Сначала Эми чуть не задохнулась от ярости, но скоро злость сменилась жарким огнем страсти.

— Никто и никогда не будет целовать тебя так, как я, — хриплым голосом произнес он, отодвинувшись от нее ровно настолько, чтобы можно было говорить. Но его губы были еще совсем близко. — Ни с одним другим любовником ты не будешь чувствовать то, что чувствуешь со мной.

Когда Эмитист открыла рот, чтобы возразить, другой поцелуй заставил ее замолчать. Ей показалось, что этот поцелуй проник в самую глубину ее существа. Когда Нейтан выпустил ее, она уже не могла вспомнить, о чем они спорили.

— Думаю, с нас довольно достопримечательностей на сегодня. Давай вернемся ко мне и поработаем над твоим портретом.

— Средь бела дня? — Он ведь говорил совсем не о портрете.

— Сейчас в моей мастерской будет самый удачный свет, — объяснил Нейтан, взглянув на небо, — чтобы поймать… — он взял рукой ее лицо и нежно погладил подбородок, — все эти нежные переливы кожи.

Следующие насколько дней они уже не старались делать вид, что осматривают Париж. Эми являлась к Нейтану в мастерскую с первыми лучами солнца. Они занимались любовью, а потом он начинал рисовать ее портрет.

— О чем ты думаешь? — Нейтан прервал работу и пристально посмотрел на Эми поверх холста, на который не позволял ей взглянуть даже мельком.

— Так, ни о чем. Ни о чем, что могло бы тебя заинтересовать.

Он наморщил губы.

— Эми, сколько раз я должен тебе повторять, что меня восхищает в тебе все до мельчайших деталей?

Когда она насмешливо фыркнула, он покачал головой:

— Это правда. Зачем бы я стал тебя обманывать? Я и без того могу уложить тебя в постель, когда захочу. Мне стоит лишь взглянуть на тебя вот так… — он, подняв бровь, многозначительно посмотрел на нее, — и ты уже сходишь с ума.

Еще несколько дней назад Эми пришла бы в бешенство от одного предположения о том, что он имеет на нее какое-то влияние. Но теперь Эми привыкла к его манере дразнить ее. Кроме того, Нейтан, конечно, мог шутить, что одного его жгучего взгляда достаточно, чтобы зажечь в ней пламя, но в девяти случаях из десяти она первая делала что-нибудь, провоцировавшее этот жгучий взгляд. Например, определенным образом облизывала губы или просто начинала задумчиво накручивать на палец один из своих локонов.

Нейтан подошел к дивану и, опустившись на колени, поцеловал ее голое плечо.

— Мне было бы гораздо легче писать твой портрет, если бы я знал, о чем ты думаешь. Тогда я мог бы ухватить самую суть. То, что присуще только тебе.

— О, я понимаю, это ради искусства.

— Можно сказать и так. — Он уткнулся лицом в шею Эми и поцеловал ее. А потом втянул носом воздух, как будто хотел запечатлеть в памяти ее аромат.

Чем больше времени Нейтан проводил с Эми, тем сильнее жалел, что так легко отказался от нее, когда они были молоды и могли связать свою жизнь друг с другом. Он никак не мог избавиться от мысли, что если бы имел мужество, то сейчас они уже десять лет жили бы вместе. Дело не в том, что ему хотелось снова жениться. Просто… если бы он женился на Эми, его брак не превратился бы в такой ад. Судя по тому, что она говорила, Нейтан понимал, что, если бы он пошел в политику по своей воле, а не по настоянию отца и если бы его женой была Эми, она поддержала бы его жажду перемен. Она не стала бы поднимать на смех любое высказанное им мнение, если оно не совпадало с ее собственным. Возможно, из него даже вышел бы более-менее достойный политик. Конечно, не такой, как Уилберфорст или Хант, но такой, который мог бы без отвращения смотреть на свое отражение в зеркале.

Но Эми была с ним только сейчас, только в эти дни, пока она в Париже. И ему приходилось считать их. Чтобы за это короткое время накопить воспоминаний, которых хватило бы на всю жизнь.

— Ладно. Я думала…

— Да? — Нейтан ткнулся носом в простыню, которой Эми прикрывала свои самые интимные места.

— О том, как это несправедливо.

— Что несправедливо?

Эмитист запустила пальцы в его волосы, а он взял губами ее сосок.

— Что к мужчинам неприменимы правила, которые так ограничивают женщин. Мужчина может завести любовницу, и никому не будет до этого дела. Но если это сделает женщина, она рискует стать в обществе парией.

Нейтан бросил на нее острый взгляд.

— Эми, ты боишься, что наша связь будет иметь последствия? Но мы были осторожны. Я старался, как только возможно, скрывать тебя от посторонних глаз. Ну, во всяком случае, после Вильсонов.

— Правда? — Ей не приходило в голову, что его сомнения по поводу того, стоит ли покидать мастерскую, на что он соглашался лишь ради кружки пива в ближайшем кафе, куда ходили только местные жители, были вызваны чем-то иным, кроме желания проводить с ней время в постели.

— Конечно. У меня ужасная репутация. И мне меньше всего хотелось бы, чтобы ты стала предметом досужих сплетен из-за того, что кто-то видел, что ты общалась со мной… слишком вольно.

— Похоже, ты забыл, что я никто. Я не вращаюсь в тех кругах, где любая сплетня может погубить мою репутацию.

— Вот тут ты ошибаешься, — сердито возразил Нейтан. — Я хочу сказать, — добавил он, с видимым трудом взяв себя в руки, — ты только подумай о том, что будет, если история о том, что у тебя был безумный роман с этим непристойным Нейтаном Хэркортом, дойдет до Стентон-Бассета. Ты будешь с позором изгнана из… из местного общества вышивальщиц.

Эми подумала, что это было вполне возможно. Если бы она была членом этого скучнейшего общества. Однако они не могли причинить ей особого вреда. Если бы кто-нибудь попытался сделать ее жизнь в Стентон-Бассете невыносимой, она бы просто уехала.

Собственно говоря, это была неплохая мысль. Все равно, если Финелла выйдет замуж за своего престарелого Ромео, прежней жизни придет конец. И, судя по всему, дело к тому и шло. Эми не питала сентиментальной привязанности ни к скромному дому, доставшемуся ей от тети, ни к своему тихому и скучноватому маленькому городку. Она могла бы купить себе куда более удобное жилище. Например, где-нибудь на море.

К ее удивлению, Нейтан поднялся на ноги и задумчиво вернулся к своему мольберту. Впрочем, он удивил Эми еще раньше своей заботой о ее репутации, тогда как своей не придавал никакого значения. Из того, что она читала о нем, особенно в последние недели перед тем, как его демонстративно исключили из его партии, Нейтан устраивал скандалы чуть ли не нарочно.

Надо быть начеку, иначе можно подумать, что Нейтан проявляет заботу о ней. То, что он не стал совращать ее в юности и сделал ей предложение, когда понял, что она девственница, еще не означало, что она значит для него что-то особенное. Это означало лишь то, что у него есть совесть. Что он не такой закоренелый ловелас, каким представляли его газеты.

И это совсем не значило, что он влюблен в нее.

Она должна помнить, что Нейтан мастер этой игры, имевший множество других любовниц. Возможно, и с ними он был так же очарователен и проявлял показную нежность. С ним нужно быть постоянно начеку, каждую минуту. Иначе Нейтан может ранить ее. Даже сам того не желая. Он явно сожалел, что причинил ей боль в прошлом. И это делало его еще более неотразимым.

— Ты говорила, — послышался из-за мольберта голос Нейтана, — что твоя семья отвернулась от тебя после того, как я… женился на Лукасте. Расскажи мне об этом.

— Почему тебя это интересует?

— Может, я хочу получить отпущение грехов. Ты сказала, что моей вины нет в том, что ты не вышла замуж, что для этого были другие, более веские причины. Кроме того, ты вызываешь у меня такое ненасытное любопытство, что я хотел бы знать о тебе все до мельчайшей детали.

— Так тебе будет легче написать мой портрет, — вздохнула Эми. — Ты уже говорил.

— Кажется, ты мне не веришь, — обиделся Нейтан. — Но, если не это, какие у меня еще причины хотеть, чтобы ты открыла мне свои самые потаенные мысли?

Эми снова вздохнула:

— У тебя такое настроение, что ты от меня не отстанешь, верно?

Он ухмыльнулся, выглянув из-за мольберта:

— Тогда сдавайся. Расскажи мне что-нибудь. Ты же заснешь, если я не заставлю тебя говорить. А мне бы не хотелось преподнести тебе портрет, на котором ты изображена храпящей. Это было бы невежливо.

Вот оно что. Это уже больше походило на правду. Она действительно могла задремать, учитывая, сколько энергии потратила этим утром на любовные игры. Разговаривая с ним, она, по крайней мере, не уснет.

— Ты говорила, что унаследовала дом от тети, — продолжил Нейтан, — и мне интересно…

— Что?

— Понимаешь, это несколько необычно, что после смерти тети ты осталась жить там с подругой, вместо того чтобы вернуться к родителям. Тем более, если замужество не входило в твои планы.

— Вернуться к родителям — это последнее, что бы я сделала после того, как они обошлись со мной, — возмущенно ответила Эмитист. — Они повели себя так ужасно, когда я… во всем призналась после нашего разрыва.

— Да, я помню. Они тогда сказали, что тебе не на что обижаться. Они что, полные идиоты? Они не видели, что у тебя разбито сердце?

Эми удивленно рассмеялась:

— Не могу поверить, что единственный человек, который все понимает и сочувствует мне, — это ты, тот самый, кто был причиной всего.

— Но ты только что говорила, что не был.

— Не будь педантом, — фыркнула она. — Ты же знаешь, что все началось из-за тебя. Это потом они повели себя так… благочестиво, лицемерно и безжалостно…

— Я же сказал, как идиоты.

— Все, кроме тети Джорджи. Хотя, честно говоря, я думаю, она приняла мою сторону, просто чтобы досадить моему отцу. Они всю жизнь были на ножах. Так или иначе, — Эми пожала плечами, — но я отправилась жить к ней. Поначалу все думали, что это ненадолго, но кончилось тем, что я осталась у нее насовсем. Она… она была немного эксцентричной. Но мы поладили.

— Смею предположить, что пребывание в доме заклятого врага твоего отца не прибавило тебе его любви?

— Можно сказать, что так. Хотя, если быть честной, после смерти тети Джорджи отец приехал на похороны своего рода с оливковой ветвью. — Эми вздохнула. — Он сказал, что, несмотря на мой отказ проявить раскаяние в семейном разладе, он готов забрать меня назад домой и заботиться обо мне.

— О… моя дорогая.

— Ты смеешься? — Ее бесила невозможность видеть лицо Нейтана, но и без этого она уловила в его голосе насмешливые нотки.

— Не совсем. Я просто представил себе твою реакцию, когда он предложил тебе ни больше ни меньше как сдаться, потому что считал, что у тебя нет выбора.

— Не только это, — возмущенно добавила Эми, — отец попытался убедить меня в том, что у меня действительно нет выбора. Узнав, что тетя Джорджи оставила все мне, он попытался оспорить завещание. Он в присутствии адвоката заявил, что, поскольку я всего лишь женщина, будет гораздо лучше, если он станет распоряжаться всем в моих интересах.

Отец был потрясен, узнав, какой богатой вдруг стала Эмитист. При жизни тетушки он знал только то, что у его сестры есть дом и небольшой капитал. Глядя на ее скромное существование, он считал, что ее доходов едва хватает на жизнь, в то время как она вкладывала деньги в самые разные предприятия. И если бы он узнал, насколько рискованными были некоторые из ее инвестиций, то поседел бы со страха.

— Разве он был доверенным лицом своей сестры?

— В том-то и дело, что нет! И все это было так…

— Унизительно? Несправедливо?

— И то и другое. Но как ты догадался, что я чувствовала именно это?

— Потому что мой отец тоже ни в грош не ставил мое мнение. Даже несмотря на то, что я мужчина. Что, пожалуй, еще более унизительно и несправедливо.

— Значит… ты не стал бы осуждать меня за то, что я не просила прошения и отказалась от своей независимости?

— Конечно нет. Я поступил бы так же.

— Когда мы были у Вильсонов, ты говорил, что твой отец…

— Он сказал, что умывает руки.

— А твои братья? Ты поддерживаешь с ними связь?

— По правде сказать, нет. Они все очень преуспели на своем поприще и не хотят рисковать репутацией, общаясь с паршивой овцой.

— И у меня то же самое… — Эми вздохнула, — с моими сестрами. Я получала приглашения на их свадьбы, но они так боялись, что скажет отец, что даже близко ко мне не подходили. Как будто я для них больше не существую.

Единственное, что представляло для них интерес, — это ее богатство. Пока Эми жила с тетушкой Джорджи, ни одна из них не пыталась связаться с ней. Только после того, как отец узнал, как много она унаследовала, Перл прислала ей письмо, сообщая, что родила сына, и просила оказать им честь, став его крестной матерью.

Эми чуть не бросила письмо в огонь. Очевидно, желание обзавестись богатой крестной перевесило страх навлечь на себя гнев властного сельского викария. Ведь, если бы Эмитист стала крестной матерью Пипа, они получили бы моральное право просить денежной помощи на его образование и продвижение по карьерной лестнице. И даже надеяться, что Эми сделает его своим наследником, поскольку, как сообщил им отец, она стала такой же убежденной мужененавистницей, как тетя Джорджи, и не собиралась выходить замуж и заводить собственных детей.

Неудивительно, что тетя Джорджи приняла меры к тому, чтобы скрыть ото всех размеры своего богатства.

Надо отметить, Финелла сказала ей, что, даже если за этим письмом скрываются меркантильные мотивы, важно, что кто-то из ее родных решился написать ей. И когда Эми остынет, она пожалеет, что не воспользовалась этой возможностью навести мосты.

— Ладно… и что ты будешь делать, если Финелла действительно выйдет за своего французского графа?

Эмитист потерла пальцем лоб.

— Конечно, мне придется найти кого-то другого, кто стал бы со мной жить, чтобы придать мне вид респектабельной дамы. Впрочем, это будет не трудно. В Англии достаточно много образованных одиноких дам в стесненных обстоятельствах. Если не считать… что никто из них не заменит Финеллу. И я буду ужасно скучать без Софи.

— Или, — как бы невзначай начал Нейтан, — ты можешь сделать нечто совсем радикальное. Ты можешь выйти за меня. И взять меня к себе в дом.

— Что? — Она не верила своим ушам. Он снова повторял свое идиотское предложение, которое сделал ей, когда они занимались любовью в первый раз. Разве он не видел, что они стали другими людьми? Они не могли повернуть время вспять и вернуть те юношеские чувства, которые питали десять лет назад.

Да Нейтан и не упоминал о том, что желал бы вернуть эти чувства. Он признавался, что любил ее тогда и хотел жениться на ней. Но что теперь? Об этом он не говорил ничего.

Эми притворно рассмеялась:

— О да, очень смешно. Вот решение всех моих проблем.

— Ну, не всех, но, возможно, каких-то. Тебе так не кажется? Мне неприятно думать о том, что ты проживешь всю свою жизнь в одиночестве или с чужой женщиной, нанятой для приличия. Одно дело пригласить к себе жить овдовевшую подругу, но совсем другое — специально нанимать человека, чтобы он жил с тобой.

— Знаешь, привезти тебя к себе домой, как какой-то… гигантский сувенир из Парижа — это тоже не выход. И уж конечно, это никак не прибавит мне респектабельности. Представляю себе, какой переполох среди дам в Стентон-Бассете вызовет известие о том, что скандально известный бывший политик явился, чтобы жить среди них. Паника будет не меньше, чем при появлении лисы в курятнике.

Нейтан не ответил. И не шелохнулся. Просто замер и даже перестал стучать кистью по холсту.

— Нейтан? — Эми села и попыталась заглянуть за мольберт. Он стоял, уставившись на полотно, стиснув зубы. Его губы сжались в тонкую линию.

— Ты пошутил, правда? Мужчина вроде тебя… Ладно, на самом деле ты же не хочешь ни на ком жениться, так ведь? — И уж точно не для того, чтобы спасти ее от будущего одиночества.

— И ты, конечно, совсем не рвешься, верно?

Нет, Эми не рвалась. Но потом, окинув взглядом грязноватые комнаты, она подумала, что это, может быть, нужно ему. Едва ли он точно знал, насколько она богата, но вполне возможно, он сделал это неожиданное предложение после того, как она рассказала, что у нее есть дом и кое-какие доходы. Ему была бы гарантирована крыша над головой. И если все его амбиции ограничивались тем, чтобы провести остаток дней, колдуя над холстом…

Эмитист поежилась.

— Тебе холодно, — сказал Нейтан и, отложив кисть, подошел, чтобы накрыть ее одеялом. — Извини. Я понимаю, что эти комнаты несколько простоваты, но днем здесь такой великолепный свет, что я не стал обращать на это внимания, когда решил снять их, — с сожалением объяснил он.

— Конечно, — согласилась Эми с натянутой улыбкой. Если Нейтан думал, что может заставить ее поверить, будто снял эти комнаты по собственному желанию, то он сильно недооценивал ее умственные способности.

Если Нейтан рассчитывал подцепить жену, которая бы содержала его, то так просто ему этого не добиться. Хотя, возможно, он не ставил своей целью обмануть ее. Просто у людей его круга было не принято признавать того, что они на мели. Они могли не платить по счетам и даже сбежать из дома глухой ночью, но ни за что не сознались бы, что их финансовые дела не в порядке.

Эмитист натянула одеяло до самого подбородка, но ощущение холода внутри не проходило.

— Думаю, мне пора идти, — произнесла она тихим голосом, совсем непохожим на свой.

— Почему? Не может быть, чтобы ты хотела вернуться к себе, где тебе придется наблюдать, как Финелла нежничает со своим Гастоном.

— Нет, но… рано или поздно мне все равно придется вернуться. Я не могу остаться у тебя только потому, что их поведение меня коробит.

— Я был бы не против, если бы ты осталась, — заметил Нейтан. — Хотя мне бы очень хотелось, чтобы мое жилище было несколько более удобным для тебя.

Это было еще хуже, чем предложение пожениться, потому что никак не вязалось с утверждением, что он печется о ее репутации. Мужчина не станет предлагать женщине стать его любовницей, если действительно заботится о ней.

— Хм-м, — промычала Эми и направилась в спальню за своей одеждой.

Надевая через голову измятую нижнюю рубашку, она почувствовала, как ее захлестывает волна печали. Если бы они поженились десять лет назад, то были бы счастливы. Она в этом не сомневалась. Тогда у нее не было никаких других желаний, кроме того, чтобы жить той жизнью, о которой он говорил. И ее нисколько не смутило бы, что часы своего досуга он посвящает живописи. Это увлечение, очевидно, составляло важную часть его натуры. А она бы хотела, чтобы Нейтан был счастлив.

Но пока она быстро надевала на себя все остальное, Эми напомнила себе, что годы изменили их обоих. Теперь она уже не могла бы довольствоваться жизнью в каком-нибудь коттедже, ограниченной лишь присмотром за кучкой детишек и созданием домашнего уюта для мужа.

Да и он привык менять женщин в угоду своим фантазиям. Поэтому ему ничего не стоило предложить ей остаться у него. Это вполне соответствовало его вольным представлениям о морали.

На самом деле он вовсе не хотел жениться на ней.

Во всяком случае, ничуть не больше, чем она хотела бы выйти за него.

Десять лет назад у них был шанс. Но они упустили его.

Когда Эмитист заколола перед зеркалом волосы и, наконец, почувствовала, что готова выйти из комнаты и посмотреть Нейтану в глаза, ее сердце успело снова спрятаться в прочный кокон, который уже много лет надежно защищал его. Даже улыбка Нейтана не смогла пробить его. Она лишь напомнила Эми, что он опасен.

Потому что когда он улыбался так, то мог заставить ее ответить «да» на что угодно.