Скандальный портрет

Глава 14

Чем раньше она уедет отсюда и присоединится в Саутгемптоне к Финелле и ее семейству, тем лучше.

Когда Адамс вошел в гостиную, чтобы забрать поднос с чаем, Эмитист рассказывала тетушкиному креслу, что, по ее мнению, Финелле очень повезло, что она встретила такого мужчину, как месье-граф-де-Что-то-там-Брюн.

— Женившись на Финелле, он не получил ничего, кроме целой кучи обязательств, — настаивала она. — Но его это не остановило, наоборот, он боролся за Финеллу. И за Софи тоже. Вы бы видели, какое у него было лицо, когда она впервые назвала его папа. Он любит эту девочку. Действительно любит.

Адамс оглядел комнату, как будто искал того, с кем Эми разговаривала, хотя точно знал, что миссис Подмор ушла, иначе он не пришел бы убирать посуду.

Наверное, дворецкий пришел к заключению, что Эмитист пошла по стопам своей тетушки и становится такой же странной, поэтому и расхаживает по комнате, доказывая что-то мебели.

Нет, вздохнула она, тетушкин дом явно нельзя назвать здоровым местом для жизни. Она уже начала говорить сама с собой. Что дальше?

Ладно, хватит об этом. Эмитист быстро вернулась к себе в кабинет, достала чистый лист бумаги, очинила перо и приступила к реализации процесса переезда.

Нужно было принять множество решений. Что продать? Что отправить на склад? Что взять с собой? И как осуществить свой план по привлечению рабочей силы в Саутгемптоне? Притом что никто не должен знать, что этим занимается именно она. Практическое решение этих вопросов заняло у нее следующие два дня. По крайней мере, дневное время. Но ночью, лежа в кровати, Эми не могла не замечать, как к ней постепенно подползает ощущение одиночества, преодолевать которое днем удавалось лишь лихорадочной активностью.

К концу недели Эмитист начала подозревать, что у Адамса развивается своего рода отеческое беспокойство по отношению к ней. Хотя, возможно, отеческое было не совсем верное слово. Эми поморщилась, завязывая ленты своей воскресной шляпки. Ее отец никогда не проявлял беспокойства о ней после ее возвращения. Он постоянно упрекал ее в том, что она не выказывает христианского смирения и постоянной благодарности за все. Он никогда не приносил ей чай с бисквитами, что делал Адамс по часам, когда Эми забывала о времени, разбирая кипы отчетов, лежавших у нее на столе. Или смотрел на нее с особой озабоченностью, когда она сидела за обеденным столом, уставившись в пространство, забывая поднести вилку ко рту.

— Адамс, — сказала Эми, натягивая перчатки, — я приняла решение. Я уезжаю из Стентон-Бассета, и намерена сделать это как можно быстрее. Однако я надеюсь, что вы по-прежнему останетесь работать у меня.

Адамс открыл перед ней дверь, однако ничем не выдал своих чувств.

— У меня будет более просторный дом, которым станет сложнее управлять, но и жалованье увеличится, — сказала она, выходя из дома.

— Могу я спросить, куда вы намерены переехать?

Неужели у него есть серьезные причины, чтобы остаться в этом месте? Эмитист нахмурилась. Никогда прежде она не интересовалась его личной жизнью. И не считала, что он имеет на нее право. Он всегда был здесь. Слуга, а не полноценная личность.

У нее вошло в привычку обращаться с ним так же, как это всегда делала ее тетя.

Но теперь это в прошлом.

— Куда-нибудь в окрестности Саутгемптона. Чтобы быть поблизости от Финеллы.

— И мисс Софи. — Лицо Адамса смягчилось, и на нем отразилось что-то похожее на симпатию.

— Да. Конечно. Я пойму, если вас что-то… удерживает в этих местах и вы не захотите уезжать. Но мне будет жаль.

Дворецкий наклонил голову, открывая перед ней садовую калитку.

— Я должен серьезно подумать об этом, — вот и все, что он ответил.

Что ж, для каждого человека это было серьезное решение. Сколько Эми себя помнила, Адамс всегда жил здесь. Перемены не каждому по вкусу. Особенно когда доживешь до его возраста.

— Если вы не захотите ехать со мной и решите уйти на покой, — сказала она, — я позабочусь о том, чтобы вам выплачивали достойную пенсию.

— Это… очень великодушно с вашей стороны, — ответил дворецкий. — После кончины вашей тетушки я надеялся, что она… — Адамс отвел взгляд. Но он мог не продолжать. Ее тетя ничего не оставила никому из слуг.

Эми покачала головой, вспоминая, как рабски подстраивала свое поведение, чтобы угодить тете. Еще одно доказательство ее отчаянной потребности в одобрении, со вздохом подумала она. Все. Пора кончать с этим. Она больше никогда не станет жить, чтобы ублажать кого-нибудь. Она будет жить по своему разумению, действовать согласно своим принципам и надеяться только на себя.

Ноги сами привели Эмитист в церковь. И так же непроизвольно подвели ее к скамье, на которой она обычно сидела.

Началась служба. Эми вставала, потом, когда положено, опускалась на колени, но делала все машинально.

Потому что никак не могла выбросить из головы мысль о том, какую глупость совершила. Она потеряла Нейтана, потому что следовала правилам, унаследованным от тети, вместо того чтобы слушаться своего собственного сердца.

Она была так счастлива с ним в Париже. Эми вздохнула. Он помог ей раскрыться, как распускается неподатливый бутон под теплым весенним солнцем. Нейтан не пытался подчинить или изменить ее. Он лишь дал ей почувствовать себя… сначала красивой, потом умной, а затем так, словно она была незаурядной личностью. Почему она не вспомнила об этом, когда он сказал, что любит ее? Почему ей не хватило смелости поверить? Зачем она слушала тот мерзкий подозрительный голосок, который твердил, что его интересуют только ее деньги?

Эми закрыла глаза, с трудом подавив стон. Весь смысл путешествия в Париж был в том, чтобы попытаться… вырваться на свободу. То, что она наняла Финеллу, стало первым шагом. То, что не позволила отцу оспорить завещание, — вторым.

Теперь Эмитист понимала, что изменить свой образ мыслей оказалось тяжелей, чем проявить неповиновение действием. Она смогла уехать из Стентон-Бассета, купить новые наряды и даже завести любовника. Но внутри она по-прежнему оставалась растерянной девочкой, которой так часто отказывали в любви, что она вырастила вокруг своего сердца настоящую колючую изгородь.

Эмитист опустилась на скамью и закрыла молитвенник. Ею овладела леденящая душу уверенность: она увянет и умрет в одиночестве, потому что у нее никогда не было и никогда не будет другого мужчины, кроме Нейтана.

Даже теперь, когда Эми знала о нем самое плохое, это ничего не меняло. Успокоившись и все обдумав, она поняла, почему он делал все эти ужасные вещи. Сначала Нейтан пытался угодить своему придирчивому отцу, потом старался не уронить свою честь, будучи связанным с женщиной, которая его презирала, и в конце концов дошел до последней черты, когда весь его гнев и боль вырвались наружу. Так же случилось и с ней, когда отец демонстративно лишил ее своего расположения.

Но когда Нейтан очистил душу от скверны и предложил ей начать все сначала, она, вместо того чтобы протянуть руку навстречу счастью, спряталась за своей колючей изгородью, которую не смог бы преодолеть ни один человек, не рискуя быть изодранным в клочья.

Ни один мужчина на свете не способен любить ее так, чтобы сделать это.

Прихожане встали со своих мест и двинулись к двери. Эми не могла поверить, что служба уже закончилась. Она не слышала ни одного слова. Однако все уже устремились в церковный двор, где началось обсуждение последних сплетен, длившееся обычно не менее получаса.

Эмитист рылась в сумочке, ища платок, чтобы вытереть нос и смахнуть подступившие слезы. Где, ради всего святого, ей взять силы, чтобы вынести коллективный допрос, которому уже были готовы подвергнуть ее жители Стентон-Бассета, когда она чувствовала себя такой беззащитной?

Пожалуй, там же, где и всегда, подумала Эми. Несколько язвительных колючих фраз, и они отступят назад, опасаясь, как бы она не обратила свой острый язык против них.

О боже! Она заслужила свое одиночество.

— Моя дорогая мисс Делби, простите меня, но мне очень хочется вас кое с кем познакомить.

Опять эта толстокожая миссис Подмор. Ее непоколебимая самоуверенность могла бы поспорить с непреодолимой колючестью Эмитист.

Она снова убрала платок в сумочку и подготовилась к встрече с бедной женщиной, которую миссис Подмор с помощью угроз и увещеваний вынудила пойти к Эмитист в компаньонки. Эми не хотелось пугать несчастное создание, выплеснув на нее всю свою боль.

К тому же она сама была виновата. Надо было быть умней и, выйдя из церкви первой, сразу же направиться домой, пока никто не успел задержать ее. Но она опоздала.

— В прошлый раз, когда навещала вас, — начала миссис Подмор, — я не успела сообщить вам самую интересную новость. Но теперь мне бы хотелось представить вам нового жителя Стентон-Бассета. — Она сделала шаг в сторону и жестом факира, делающего деньги из воздуха, взмахнула рукой, подзывая того, что стоял позади нее. — Позвольте представить вам мистера Брауна, — сказала миссис Подмор, когда Нейтан вышел вперед.

Нейтан? Здесь, в Стентон-Бассете? Даже если бы из-за массивной, облаченной в бархат и бомбазин фигуры миссис Подмор появился единорог, Эми не была бы так потрясена. Она порадовалась, что не успела встать, иначе ноги могли бы подвести ее.

— Я очень рад познакомиться с вами, мисс Делби, — мягким голосом произнес Нейтан. — Я так много слышал о вас.

— Мистер… Браун? — Эми в недоумении взглянула на него. Восторг боролся в ней со страхом.

— Мистер Браун художник, — пояснила миссис Подмор, как обычно совершенно не замечая впечатления, которое произвело это представление на ее жертву. Гораздо больше она была озабочена тем, чтобы превзойти своей осязаемой новостью никому не известного французского графа, которым козыряла Эмитист. — Он утверждает, что очарован и влюблен в наши места и намерен пробыть здесь несколько месяцев, чтобы запечатлеть их на холсте.

— Художник, — слабым голосом отозвалась Эмитист. Значит, Нейтан скрывал, кто он такой.

— О, вы не должны беспокоиться. Мистер Браун настоящий джентльмен. Он взял в аренду старый Мердок-Хаус.

— В самом деле?

Мозг Эмитист наконец вышел из оцепенения, вызванного появлением Нейтана у алтаря церкви Святого Грегори, и у нее стали возникать вопросы. Зачем он снял этот огромный мавзолей? Каким образом он смог себе это позволить? И почему он явился сюда под именем мистера Брауна?

Но что гораздо важнее: зачем Нейтан оказался здесь?

У нее екнуло сердце. Месье Ле Брюн заявлял, что готов последовать за Финеллой в Англию? Неужели Нейтан сделал то же самое?

Или она хватается за соломинку?

— Как… как давно вы здесь? — произнесла она единственный вопрос, который могла задать без опаски. Что-то такое, о чем один незнакомец может спросить другого при первой встрече. Потому что, раз уж Нейтан выступал под именем мистера Брауна и воспользовался любезностью миссис Подмор, чтобы быть представленным ей, то он, очевидно, не хотел, чтобы кто-то догадался об их знакомстве.

— Уже почти месяц, — ответил Нейтан.

Месяц? Значит, он должен был уехать из Парижа почти сразу же после того, как она ему отказала. Неудивительно, что он не приходил к ней. Он уже ехал сюда.

Но зачем? Эмитист не могла его об этом спросить. По крайней мере, здесь.

И не могла продолжать сидеть, вытаращив на него глаза. Это было неприлично.

— Прошу меня извинить, — сказала она, вставая. — Я должна идти домой.

— Не согласитесь ли вы оказать мне честь и позволить как-нибудь нанести вам визит? — спросил Нейтан. И, бросив быстрый взгляд в сторону миссис Подмор, продолжил: — У вас очень интересное лицо. Я хотел бы написать ваш портрет.

— Я уже сказала мистеру Брауну, что если кто-нибудь в городе и решится на такой эксцентричный поступок, то это вы, мисс Делби. Судя по тому, что я слышала, — сказала миссис Подмор, дернув бровью.

У Эмитист внутри похолодело. Весь город гудел после истории, когда ее отец схлестнулся с адвокатом по поводу тетушкиного наследства. И хотя никто не знал точно, сколько денег было на кону, все, безусловно, слышали, как он предсказывал, что она промотает все состояние за двенадцать месяцев и приползет к нему, моля о прощении. Потому что говорил он это таким голосом, каким обычно проповедовал с кафедры о геенне огненной.

— И я уверена, вы согласитесь со мной, что нужно делать все возможное, чтобы способствовать расцвету таланта, которым обладает мистер Браун. — Миссис Подмор наклонилась вперед и доверительно произнесла: — Он самое интересное приобретение для нашего города, дорогая. Истинный джентльмен. И самый лучший арендатор для Мердок-Хаус из всех, кого мы имели несчастье видеть раньше.

— Да, да, конечно, — согласилась Эмитист, направляясь к двери как можно быстрее.

Она чувствовала, что никак не может отдышаться, даже когда вышла на улицу. Нейтан не мог узнать о том, что она богата, пока не приехал сюда. Значит, он приехал потому, о чем говорил ей.

Это правда.

И даже если после этого он узнал о ее деньгах, разве она уже не решила, что ей все равно? Если Нейтан приехал сюда, чтобы попытаться завоевать ее, она не позволит плохим мыслям разлучить их. Только что она пережила самые горькие недели в своей жизни, ругая себя за то, что отвергала его предложения. И конечно, не собиралась повторять это снова.

Если только он действительно приехал сюда, чтобы снова сделать ей предложение.

Холодный подозрительный голосок, очень похожий на голос ее тети, шепнул: «Возможно, он собирается шантажировать тебя».

Эми пригнула голову под дождем, который начался еще во время службы, и упрямо продолжала идти вперед. На улице заметно похолодало, и каждый вздох отдавался у нее в груди болью.

Нет, она не поверит, что Нейтан способен на такое. Да и зачем. У него был ее портрет, который он мог использовать, чтобы попытаться склонить ее к браку, или шантажировать ее, вымогая деньги, но он не сделал ни того ни другого. Он отдал его, не выдвигая никаких требований.

Десять лет назад у него тоже был шанс опозорить ее, но он не воспользовался им. Нейтан был слишком честен.

Нейтан Хэркорт? Человек, вся жизнь которого была расцвечена скандалами и падениями?

Да, он. Нейтан был честным человеком. У него имелось множество причин поступать плохо. Он был раздавлен ложью о ней, в которую он поверил. Делал карьеру, которая его не привлекала, согласился на брак, оказавшийся хуже тюрьмы. Неудивительно, что он использовал любые доступные средства, чтобы вырваться на свободу.

Ты пытаешься оправдать его.

Может, и так. Возможно, любовь сделала ее глупой.

Но для Эми это уже не имело значения. Она устала думать о людях самое плохое.

Надо подождать, когда он придет, послушать, что он скажет, а потом…

Что потом?

Этого Эми не знала. Она потратила неделю на то, чтобы решить, как ей жить без него. Обдумала все варианты, что делать дальше.

Но если Нейтан действительно приехал, чтобы снова сделать ей предложение, она с радостью вышвырнет в окно все свои планы.

А если нет…

Если нет, ей придется просто жить с этим.

Той ночью Эми почти не спала.

И на следующее утро ей понадобилась целая вечность, чтобы одеться. Никогда выбор платья не казался ей таким важным. Гордость не позволяла одеться так, чтобы выглядеть слишком нарядно, но Эми не хотела одеваться и слишком строго, чтобы Нейтан не подумал, что она собирается снова отказать ему.

В конце концов она выбрала платье, которое купила на свадьбу Финеллы. Нейтан ни разу не видел ее в этом платье, а значит, у него не могло возникнуть никаких ненужных ассоциаций. Оно вполне соответствовало погоде, поскольку было сделано из тонкой овечьей шерсти, и выглядело красиво за счет волнистого подола и вышивки по горловине. Эми надеялась, что в нем она не будет казаться слишком неприступной.

За завтраком Эми едва притронулась к своему тосту. Когда Адамс вошел в кабинет, где она слонялась из угла в угол, даже не пытаясь делать вид, что работает с бумагами, она умудрилась обгрызть ногти до мяса.

Адамс доложил, что к ней пришел визитер.

— Джентльмен. — Дворецкий сделал легкое ударение на этом слове, которое подразумевало, что он очень в этом сомневается. — Он говорит, что его зовут мистер Браун, и утверждает, что у вас была договоренность.

До чего же проницателен этот Адамс. Неудивительно, что тетушка держала его, хотя могла сэкономить целое состояние, наняв экономку, которая выполняла бы примерно ту же работу.

— Вы правы по всем статьям, — сказала Эмитист, отчего одна бровь Адамса едва заметно приподнялась вверх. — Вчера в церкви мне представили его как мистера Брауна, и я согласилась принять его.

Бровь приподнялась еще чуть-чуть.

— И я тоже сомневаюсь, что он джентльмен.

Лицо Адамса снова приобрело характерную лакейскую бесстрастность.

— Должен ли я подать закуски в малую гостиную? Я взял на себя смелость проводить его туда, чтобы он не мешался в холле.

Несмотря на свое волнение, Эмитист не могла не улыбнуться такому сдержанному проявлению чувства юмора.

— Да, будьте так любезны. Чай подойдет лучше всего.

У нее совсем пересохло во рту. К тому же ритуал наполнения чашек даст ей возможность занять себя чем-то на случай, если встреча пойдет не так, как она надеялась.

— Чай. Конечно, мисс. Он как раз из тех мужчин, — произнес Адамс с недрогнувшим лицом, — которым доставляет удовольствие пить чай в середине дня.

Сделав это последнее язвительное замечание, характеризующее мужчину, который явился в дом к одинокой даме, в то время как все знали, что у нее нет компаньонки, дворецкий с поклоном удалился из комнаты.

В кабинете не было зеркала, и, прежде чем выйти к Нейтану, Эмитист торопливо осмотрела свое разбитое на множество частей отражение в застекленных книжных полках.

Войдя в малую гостиную, она тут же заметила, что Нейтан тоже был одет с особой тщательностью. Его бриджи и сюртук были безукоризненно чистыми, а над жилеткой из дамасского шелка пенился кипенно-белый шейный платок.

Он встал и, сделав к ней пару шагов, остановился, как будто не был уверен в том, что ему здесь рады.

Эми улыбнулась, или, по крайней мере, попыталась.

— Прошу вас, садитесь, — пригласила она, указав Нейтану рукой на кресло по другую сторону от камина, а сама опустилась в тетушкино кресло.

После этого неуверенного приглашения напряжение немного спало с его лица.

— Я даже не знал, позволишь ли ты мне войти, — сказал Нейтан и, опершись на подлокотники, наклонился вперед.

— Мне не следовало этого делать, — ответила Эми. — Мне не пристало принимать джентльмена в отсутствие компаньонки. Весь город будет возмущен.

По лицу Нейтана промелькнула хмурая гримаса.

— Меньше всего мне хотелось бы вовлечь тебя в какой-нибудь скандал. Поэтому я решил снять здесь дом задолго до того, как ты вернешься, чтобы это не выглядело так, будто между нами уже что-то было. Ты ясно дала понять, что моя известность произведет нежелательный эффект в этом маленьком городке, и я сделал все, что мог, чтобы никто не узнал, кто я.

О да. Это было очень разумно.

И очень мило с его стороны.

— Поэтому ты назвался другим именем?

— Конечно. Ты предельно ясно объяснила мне, что не хочешь выходить замуж за человека с моей репутацией, и у меня не возникло сомнений, что ты не захочешь, чтобы здесь узнали о твоем знакомстве с пресловутым Нейтаном Хэркортом. Так что я решил пойти по стопам твоего посыльного, который преуспел в ухаживании за твоей компаньонкой под именем Брюн. И я понадеялся, что имя Браун станет таким же счастливым и для меня.

— У-ухаживание? — Вдох застрял у нее в горле. Он проделал весь этот путь, чтобы ухаживать за ней. Несмотря на то, как они расстались, на ее уверенность в том, что она потеряла его навсегда.

— Да. Ухаживание. — Нейтан криво усмехнулся. — И предупреждаю тебя, что все свое время здесь я потратил на то, чтобы узнать о тебе все, что можно, — тайно, конечно, — чтобы найти хоть какую-нибудь брешь в твоей обороне.

— Н-но ты же любишь Париж. Ты был там так счастлив…

— Без тебя он превратился бы в пустыню. Неужели ты до сих пор не поняла, что я могу быть счастлив только там, где ты?

Значит, Нейтан любит ее. Настолько, что бросил работу, которую обожал, и дом, который считал своим. Что назвался чужим именем и добился, чтобы миссис Подмор взяла его под свое крыло.

Никто и никогда не прилагал ради нее таких усилий.

— Д-да. Кажется, я понимаю, — робко призналась Эми. — После нашей последней встречи я чувствовала себя такой несчастной. Я была такой идиоткой, что оттолкнула тебя. — Из глаз Эмитист хлынули слезы. — Я так боялась, что потеряла тебя навсегда.

Нейтан вскочил с кресла и, опустившись перед ней на колени, взял ее за руки.

— Это означает то, что я думаю? Я говорил себе, что, когда твоя злость уляжется и ты сможешь рассуждать разумно, ты простишь меня. И дашь мне еще один шанс.

— Я буду давать тебе сколько угодно шансов, пока ты не простишь меня за то, что я была такой… — Эми поморщилась от отвращения, вспоминая, какой узколобой и самонадеянной она была. — Была такой…

Нейтан приложил палец к ее губам.

— У меня нет никакого права упрекать тебя за то, что ты делала или думала. После того, что сделал я.

Он потянул ее за руки, заставляя встать.

— Мисс Делби, отныне и навсегда, согласны ли вы простить все ошибки, которые мы с вами совершили, и стать моей женой?

— О да. — Эми вздохнула. А потом, почувствовав, что ее ноги слабеют, наклонилась вперед и положила голову ему на грудь. — Да, с радостью.

— Слава богу, — жарко прошептал он, обнимая ее и прижимая к себе.

Это было как возвращение домой. Нет, лучше, потому что у нее никогда не было такого дома, как этот. Нейтан был единственным, кто принимал и любил ее такой, какая она есть. Все пытались изменить ее. Старались навязать ей свое мнение. Все, кроме Нейтана.

А потом Эми почувствовала, что ей недостаточно просто обнимать его. Она с надеждой подняла лицо, и Нейтан встретил его поцелуем. Поцелуем, который длился и длился, словно они никак не могли оторваться друг от друга.

И только шаркающие шаги Адамса, который нес поднос с чаем, заставили их с неохотой прервать поцелуй.

К тому времени, когда дворецкий поставил поднос на стол, они уже сидели в креслах по обе стороны камина и выглядели абсолютно прилично, если не считать их учащенного дыхания и слегка разрумянившихся лиц.

Адамс взглянул на обоих по очереди, и его лицо стало еще более каменным, чем обычно. Не говоря ни слова, он быстро вышел.

У Эмитист так дрожали руки, что она не смогла налить чай.

— Не беспокойся, — с улыбкой сказал Нейтан. — Сегодня я пришел не для того, чтобы выпить чаю. Я долго готовил свою длинную речь.

Эми ответила смущенной улыбкой:

— Я должна извиниться за то, что прервала тебя?

Нейтан рассмеялся:

— Нет, нисколько. Просто я… ну, в общем, есть некоторые вещи, о которых я должен тебе рассказать, прежде чем ты станешь добропорядочной женой. Я думал, мне нужно будет доказывать тебе, что я могу, по меньшей мере внешне, выглядеть вполне респектабельно, на случай, если удастся убедить тебя, что я могу сгодиться в качестве мужа, а не только любовника на время…

Эми кольнуло чувство вины. Неужели она и вправду внушила ему такую мысль? Как это похоже на ту Эмитист, которой она была, — никогда не задумываться над тем, как отзовутся ее слова и действия на других.

— Поэтому я снял самый большой дом, который нашел в этих местах. И который случайным образом оказался ближе всего к твоему дому. Понимаешь, я хотел показать, что у меня достаточно средств, чтобы содержать тебя. До меня вдруг дошло, что в Париже у тебя могло сложиться впечатление, что я гол как сокол…

— О, Нейтан, это не имеет никакого значения, потому что…

— Пожалуйста, дай мне договорить. Я должен объяснить тебе, почему жил так, как жил, когда мы встретились. Я делал это из принципа. Мне хотелось доказать, что я достаточно хороший художник и в состоянии прожить одним своим искусством. И я сделал это. Но у меня есть и другие средства. Я смогу обеспечить тебе вполне комфортное существование, Эми. Ты не должна волноваться, что нам придется постоянно думать о том, как свести концы с концами.

— Нет, не придется. Потому что у меня тоже есть деньги. И, по правде сказать, очень много. Что стало одной из причин моего подозрительного отношения к твоим предложениям. Я думала, что ты каким-то образом узнал об этом и пытаешься…

Лицо Нейтана окаменело.

— Да? Пытаюсь что?

— Прости меня, я очень виновата. Теперь я знаю, что ничего подобного не было. Это все моя тетя, которая взяла меня к себе и оставила мне этот дом. Она постоянно твердила, как важно держать в секрете размер нашего состояния, чтобы не стать добычей охотников за деньгами. Я была уверена, что ни один мужчина не станет интересоваться мною, если только не захочет прибрать к рукам наши деньги. Мне приходилось постоянно скрывать, что я богата. Это стало моей второй натурой.

— Богата. — Нейтан нахмурился. — И как велико твое состояние?

Эми откашлялась, а потом деловым тоном рассказала ему абсолютно все: каков размер ее состояния, из чего оно складывается и какие она строила планы по продвижению своих товаров во Франции теперь, когда закон снова разрешал торговлю с этой страной.

К тому времени, когда она закончила, Нейтан уже смотрел на нее, как на совершенно незнакомого человека.

— Так, значит, ты не простая сельская девушка, ведущая скромную жизнь за счет небольшого наследства, оставленного тетушкой, за которой ты ухаживала перед смертью. А как же миссис Монсорель? Она действительно твоя овдовевшая подруга, которую ты пустила к себе жить? — Нейтан бросал ей эти слова как обвинения.

Эмитист отрицательно покачала головой.

— Я наняла ее в качестве компаньонки, чтобы по-прежнему жить в этом доме и вести дела, как меня учила тетя. Нейтан, почему ты так на меня смотришь?

— А ты не догадываешься?

Она снова покачала головой. Но, заметив, каким насмешливым сделался его взгляд, почувствовала, как ее внутренности сжимаются в один твердый холодный ком.

— Я думал, что знаю тебя. Что за внешней жесткостью глубоко внутри скрывается та девушка, которая очаровала меня своим простым и прямым взглядом на жизнь. Но ты совсем другая, верно?

— Нет. Просто из-за того, что я богата…

Нейтан встал на ноги, и внезапно его глаза засверкали презрением.

— Дело ведь не только в том, что ты богата. Ты управляешь предприятиями. У тебя есть фабрики, мукомольни, шахты и еще бог знает что. А ты сидишь здесь в этом маленьком сонном городишке, спрятавшись, как… паук, плетущий свою сеть. Ах да, невидимую сеть. Потому что никто не должен знать, что в центре всего предприятия находится женщина. Я никогда прежде не сталкивался ни с чем подобным, но могу поклясться, что главная твоя цель — одурачить мужчин, не так ли? Тебе доставляет удовольствие делать из всех нас дураков. Что ж, со мной тебе это удалось.

— Нет, это не так. Правда не так. Я же объяснила тебе, почему сначала не хотела, чтобы ты знал.

— Не только сначала. Даже после того, как мы стали любовниками. Даже когда ты отказывалась стать моей женой, ты никогда не называла главной причины. Но ведь ты думала только об этом, верно? Что я охотник за деньгами. Отдельные слова, которые вырывались у тебя, когда я заводил речь о том, чтобы сделать наши отношения постоянными, должны были меня насторожить.

— Да, но…

— Неужели ты думала, что я снова захочу жениться ради денег? После того, что мне пришлось пережить? Ты хоть понимаешь, что значит для мужской гордости клеймо охотника за состоянием?

Нет, она не знала. Но, кажется, начинала понимать.

— Самое последнее, чего я хочу, — это связать себя с женщиной, не видящей ничего дурного в том, чтобы лгать, лишь бы получить желаемое, с женщиной, у которой так мало искренности, что она вынуждена покупать себе друзей и может удержать их, только пообещав вознаграждение.

Что?

— Нейтан, ты не можешь так думать, — с трудом выдавила Эмитист, силясь преодолеть холодные щупальца страха, душившие ее. — Я не лгала тебе… — Его лицо сделалось замкнутым. — Почти…

Пробормотав что-то себе под нос, Нейтан стремительно двинулся к двери.

— Ты с самого начала была права, — холодно сказал он, положив руку на дверную ручку. — Мы не можем вернуться назад. Мы не те, какими были, когда встретились впервые. Я… — Его лицо сморщилось. — Я думал, что снова влюбился в тебя в Париже. Я думал, что, пройдя через боль, которую я причинил тебе, ты превратилась в потрясающую сильную женщину. В женщину, которую я мог бы с гордостью назвать своей женой, которая подарит мне детей. Я думал…

Он закрыл глаза и покачал головой:

— Я должен был догадаться, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой. На самом деле это было не так, верно? Все было не так. Я гнался за мечтой. Как какой-нибудь…

Нейтан выпрямился и открыл глаза. Глаза, которые сделались пустыми и мертвыми.

— Простите, что отнял у вас драгоценное время. Я ухожу. И больше вас не побеспокою.

— Нейтан… — Эми пыталась сказать, чтобы он остановился, но ее задушили рыдания. Ноги не хотели ее держать. Услышав, как хлопнула за ним входная дверь, она упала в кресло.

Почему она не сказала «да» при первой же возможности? Если бы она сказала ему «да» в Париже и объяснила все про деньги, Нейтан бы не пришел в такую ярость, как сейчас, верно?

Верно?