Сказка для Анжелики

Глава двадцать седьмая

— Анжелка, тихонько скидывай амуницию, клади ружье в сумку и ко мне, я у входа, — тихо командует мне по телефону Паша.

Когда успел, вот ведь недавно вдоль дома скользил, я его тень уловила.

— Паша, ты что задумал?

— Некогда объяснять, потом, — бормочет Пашка. — Дуй сюда.

Я повинуюсь. Скидываю с себя за кустами маскировочную одежду, складываю ружье в объемную сумку и выбираюсь из кустов. И тут огромная и сильная рука ловит меня за ворот куртки.

— Ты кто такая? — рычит мне в ухо бас. — Журнашлюха?

Я испуганно верчусь, пытаясь вырваться из лапищи.

— Я тут в туалет в кустики ходила, — брешу наугад.

— В кустики, так мы можем тебя и не в кустиках, — ржет громила.

— А ну отпусти ее, — слышу я Пашин бас.

— А то чо? — громила даже не поворачивает голову в сторону Паши, а вот это зря.

Пашка еще в юности поднаторел в боях, поэтому короткий удар в голову, сбивает даже такого бугая. Тот падает, как подкошенный. В последний момент Паша вырывает из его рук меня, чтобы и я не рухнула в сугроб вместе с бугаем.

— Напугалась я до смерти, — блею я, замерзшими губами, сама не заметила, как окоченела в сугробе.

— Месть — это была твоя инициатива, я тебе предлагал просто уехать отсюда, — ворчит Паша.

— Они бы нам нигде жизни не дали, поэтому их надо ликвидировать, — зло говорю я.

— Тогда пошли, — бросает Паша и разворачивается в сторону въезда на территорию.

Он шагает широко, я еле успеваю за ним.

— Ты что задумал?

— Увидишь.

Тут до сих пор толпа людей. Подтянулись любопытные из деревни, толпа все увеличивается и увеличивается. По толпе бегает и орет Роберт. На него надели брюки, явно взятые взаймы у охранников. Брюки ему маловаты и смотрятся, как штанишки школьника на взрослом дядечке. На голый торс он натянул водолазку, тоже узкую и маленькую, в придачу ноги в туфлях без носков придают образу еще большую комичность. На плечи накинута дубленка.

Роберт явно зол. Но поделать с этой ситуацией ничего не может. Толпа разрастается, И свидетелей его фиаско становится все больше.

Его охрана ничем помочь не может, большая часть его охранников уже под кайфом, ведь они надеялись на веселый вечер со шлюхами и водкой. Но мы с Пашкой подпортили им вечеринку. Ох и разворошили мы с Пашей осиное гнездо.

Мы с Пашей выходим за ворота. И тут я вижу, как подъезжает наша грязная «девятка». Смотрю на Пашку, а тот ухмыляется.

Из машины выходит какой-то парень и подает Паше ключи.

— Держи, — говорит он, а потом смотрит на вакханалию во дворе коттеджа и говорит немного севшим голосом. — Надеюсь, это не вы натворили. Если что, то я тут не был и вас не знаю.

Он разворачивается и уходит по дороге.

— Спасибо, бро! — кричит ему вслед Паша.

Тот только махнул рукой и растворился за поворотом.

— Паша, колись, чего задумал? — испуганно говорю я.

Пашка поворачивается ко мне лицом и скалит зубы.

— Скоро увидишь, — с этими словами, он открывает дверку машины и заглядывает в бардачок, что-то ищет там, а потом уходит.

А через минут пятнадцать появляется вновь, но уже не один. Рядом с ним идет Роберт. Нет! Даже не идет, а висит на руке у Паши.

— А вот и Роберт, он очень хотел уехать отсюда. Да, Роберт, — говорит Паша и злобно скалит зубы.

— Паш, только не говори, но это смахивает на похищение, — у меня уже зубы стучат от страха. Одно дело кинуть дымовухи в окно — это потянет на хулиганство, другое дело украсть человека.

— Так Роберт с нами по доброй воле едет, — говорит Паша, а Роберт, как марионетка, кивает головой.

И тут я вижу дротик в шее Роберта.

— Паш, а это что? — со страхом тычу пальчиком в предмет.

— Дротик с транквилизатором для животных. Ты же животное, Роберт, — и тот опять согласно кивает, а Паша вынимает из его шеи дротик и кидает в сугроб.

— Паш, ты что делаешь?

— Увожу его отсюда. Садись в машину, Анжел. Садись быстрее, все уже поняли, что никакого пожара нет, сейчас клоуны начнут разъезжаться. Нам надо спешить.

Он засовывает Роберта на задние сидение, я запрыгиваю вперед, и мы трогаемся в путь.

— Следи за ним, как только начнет очухиваться, скажи мне.

— Паш, может план свой прояснишь, а то я уже о страшном думаю.

— Анжел, ты же сама сказала, что жить спокойнее, когда этого урода на горизонте не будет. А где надежнее всего спрятать человека?

— В могиле.

— Ну, это уж совсем радикально. На убийство я даже ради тебя не пойду.

— Тогда где?

— В тюрьме.

— Ну его оттуда всегда выпускают.

— Вот поэтому мы сделаем так, что его от туда не выпустят.

— Тогда как?

— Анжел, да проще простого. Он же под подпиской о невыезде. Мы его сейчас увезем в соседнюю область, там посадим в автобус или в электричку. Как только его хватятся, подадут в розыск. Из области выехал, выехал, значит, подался в бега.

— Ты уверен, что его посадят.

— Я уверен, что отец его не полезет выкупать на это раз.

Дальше мы едем почти молча. Через два часа с небольшим мы приезжаем в соседнюю область. Раннее утро, еще сумрачно, но люди уже спешат по своим делам. В небольшом городке жизнь начинается рано. Люди темными тенями скользят по улицам, лишь изредка их фигуры выхватывают из темноты уличные фонари.

Возле небольшого железнодорожного вокзала яркое освещение. Здесь активное, почти броуновское движение. Грузные тетки с кошелками и объемными сумками толкутся возле подъезда с указателем «выход на перрон».

Пашка исчезает за огромными дверями центрального входа, а потом выныривает из другого входа. Резво подбегает к машине и открывает дверку.

— Я ему взял билет на электричку до Москвы. Она уже на подходе, сейчас его посажу и вернусь.

И он с ловкостью богатыря тяжеловеса выдергивает из салона тело Роберта. Тот явно уже начал очухиваться. Мычит, машет руками. И даже пытается куда-то пойти, дергается, как сильно захмелевший мужичок, путается в ногах. И все ж Пашка его уверенно ведет к выходу на перрон.

На табло появляется запись, что на первый перрон подъезжает электричка до Москвы. Тетки с сумками подхватываются и резво бегут. Пашка с Робертом растворяются в толпе.

Я сижу и жду. Мне тревожно. Если их поймает полиция, то придется на ходу придумывать какую-то историю. А у меня в голове сейчас звенящая пустота. Когда я придумала эту дурацкую инсценировку с пожаром, то хотела подставить Роберта, вызвать гнев его отца. Сейчас же мы сами себя втянули в весьма щекотливую ситуацию. Сижу, как на иголках, до тех пор, пока в дверях не появляется Пашка. И я выдыхаю. А на табло пропадает надпись о Московской электричке.

Паша идет широким шагом, резко открывает дверь и, уже когда садится, произносит: Все! Отправил! Думаю, его ссадят на какой-нибудь станции.

— Почему ты так решил?

— После пробуждения, пациенты барагозят, — лыбится Паша. — У них начинается откат. Так что его снимет транспортная полиция. Что нам и надо. А там опознание личности. Выяснят, что находится под подпиской, и адьёс амигос…

— Какой ты…

Я смеюсь, наконец, у меня отлегло.

— Может, поедим где-нибудь? А то со вчерашнего дня в брюхе пусто, — Пашка улыбается мне.

— Давай.

Мы останавливаемся в харчевне на краю городка. Не смотря, что харчевня довольно затрапезная, кормят тут вкусно. Мы берем по горшочку с домашним жаркое и кофе. Девушка нам улыбается и варит кофе в турке. Для забегаловки на краю города довольно необычно. Но девушка нам поясняет, что здесь обедают дальнобойщики, из них много турецких подданных, и хозяин — турок, вот и сделал специальную плиту с песком, на которой они и варят кофе.

Мы с удовольствием завтракаем и пьем кофе, потом просим девушку сварить кофе в дорогу. Мы не спали эту ночь, а до дома нам далеко.

Мы выдвигаемся в обратный путь. Я включаю телефон, вставляю в него симку, и сразу же на дисплее высвечивается куча пропущенных. Звонила Юля, Ярослав, дед Пашки.

Первой набираю Юлю.

— Анжелка, вы куда пропали! — кричит Юля. — Я чуть с ума не сошла!

— Юлечка, прости, телефон отключила, симку вынула, нужно было для дела, — стараюсь успокоить подругу, а она на миг замолкает, и между нами повисает пауза.

— Анжелка, только не говори, что вчерашнее происшествие ваших рук дело? — вдруг осторожно говорит подруга.

— Какое происшествие?

— Вчера горел дом депутата Хусаинова, об этот во всех вестях трещат, — тихо говорит Юля.

— Юль, ничего там не горело, там дымовуха была и все, — усмехаюсь я. — Считай перфоманс.

— Теперь на всех экранах области пьяная рожа Роберта, который тычет кукишем в лица репортеров, — ржет Юлька.

— Ну, мы этого и добивались.

— Скандал развивается, да? — вдруг спрашивает Юля.

— Да, будет еще много интересного.

Звонок прерывает другой входящий. Потом звонит телефон у Паши. Практически всю дорогу мы только и говорим с друзьями.

Вскоре мы уже на территории нашей области. Но Паша домой не спешит. Он снова едет к тому месту, где мы оставляли нашу машину.

— Надо забрать улики, — ухмыляется он.

И вот я сижу в машине одна.

Пашка ушёл в лес. Где-то там возле забора мы оставили лыжи и ещё одну сумку. Тихо. Где-то в ветвях березы чирикает воробей, да скачет яркий снегирь в ветках рябины, пытаясь обклевать яркие ягоды.

— Кого ждете, красавица? — возле меня, как из-под земли вырастает фигура здорового мужика. Ему навскидку лет сорок, приземистая фигура, небритая морда и стойкий запах перегара.

— Мужа жду, — спокойно отвечаю ему.

— Давно, смотрю, мужа вашего нет, — мужик подходит близко, вторгаясь в мое личное пространство. — Замерзла поди? Может, погреемся?

И его рука тянется к застежке на моей куртке. Вот что-то мне не очень хочется «греться» с бомжеватым мужиком.

— Я тебе погреюсь сейчас, — гремит сзади, и огромный кулак в один миг смахивает мужика в сторону.

— Ты чо, ты чо! — орет мужик. — Я только с девушкой поговорить хотел.

— Я тебе сейчас все хотелки то отобью, — наседает Паша.

Мужик, взвизгнув по-бабьи, отползает от Паши в сторону, елозя попой по снегу.

— Мужик, угомонись, я ничего такого не хотел, — верещит опойка. — Я не знал, что девушка занята.

— Девушка тебе ясно сказала, что мужа ждет. Чего руки тянешь? — и Паша за воротник одним рывком мужика ставит на ноги, а потом одним ударом сшибает в сугроб.

— Урод! — рычит Паша. — Анжел, в машину села.

Он командует, а сам укладывает вещи в багажник и пристраивает лыжи в салон.

Но мужику захотелось мести, он выкарабкался из сугроба и бросается на Пашу сзади.

Пашка успевает в последний момент развернуться. И я только вижу, как блеснуло лезвие ножа.