Нет, он не ругался и даже не шутил. Он просто смотрел холодно и спокойно, но у меня ноги прирастали к земле.
Что уж говорить о ночах, что я проводила одна в шатре? Хоть к ночи я и падала почти без сил, но как же мне хотелось снова уснуть рядом с ним! Хотя бы просто рядом…
Тень былой близости, что проскользнула, когда воин знакомил меня с силой Шанака, оставалась единственным лучиком света, питавшим мою надежду.
Но что сделать, чтобы этот лучик стал ярче, — я не знала.
К концу пятого дня, как я покинула Пеггивилль, наша мирная лесная жизнь подошла к концу.
— Всё, пока достаточно, — воин удовлетворённо кивнул, убирая Живой меч в петлю на поясе. — Для начала тебе хватит, остальное по возможности.
— Мы уходим? — я тоже убрала оружие в ножны. Это движение, как и тяжесть меча и кинжала на поясе, стало почти привычным.
— Да, — Джастер кивнул, глядя на клонящееся к закату солнце. — Пора отсюда убираться. Время пришло.
Хотя я ждала этого, но сердце предательски забилось от волнения.
Время пришло…
Мы всего лишь покидаем берег безымянного лесного озера, но такое чувство, что я отправляюсь на войну с демонами, и ближайший уже поджидает меня у дороги. А Джастер отойдёт в сторону и будет наблюдать, хорошо ли я усвоила его уроки…
Я потрясла головой, прогоняя глупые мысли. Что за ерунда в голову лезет!
Не верю я в это.
Он так не сделает. Может, конечно, но не сделает.
— Осталось кое-что сделать, и можно собираться. — Джастер повесил над костром котелок с водой и кидал туда кусочки коры, листья шалфея, в завершение насыпав какой-то тёмный порошок и помешав это всё веточкой.
— Что это? — Я с удивлением смотрела на чернеющее на глазах варево.
— Зелье для красоты волос, — усмехнулся он. — Намажем тебе голову, и никто тебя не узнает.
— Что? — я невольно схватилась за голову, убеждаясь, что мои волосы в порядке. — Что значит — никто не узнает?
— Увидишь, — Джастер спокойно мешал чёрное варево. — Не бойся, ничего с твоей шевелюрой не случится. Переоденься пока в платье, чтобы рубаху не испачкать. И неси гребень и зеркало, пригодятся. Заодно волосы намочи, чтобы влажные были. Так надо.
Переодевшись, я принесла необходимое и намочила волосы. Сев возле костра и опаской косясь на неведомое зелье, я ждала, когда Джастер закончит его приготовление.
— Ты уверен, что без этого никак?
— Уверен, — он спокойно снял котелок с огня. — Иди сюда и садись. Не бойся, в Сурайе все богатые красавицы так делают.
Пытаясь понять, шутит он или нет, я села на указанное место и поняла, что зря боялась.
Джастер легко оделял прядь за прядью, смазывал их зельем, расчёсывая гребнем, и убирал в сторону. От его ловких и бережных касаний было очень приятно. Хотя он стоял за моей спиной, я старалась не улыбаться слишком заметно от неожиданного удовольствия.
— Вот и всё, — воин собрал все мои волосы на макушке, скрутил в узел и заколол гребнем. — Теперь просто сиди и жди. Ах да, чуть не забыл.
Он встал передо мной и провёл пальцем по бровям, нанося зелье и на них.
— Теперь порядок. Можешь на себя посмотреть, если хочешь. Только недолго, мне зеркало нужно.
Я кивнула и достала из кожаного мешочка свою покупку.
Великие боги… Разве это я? Совсем на меня не похоже… И хотя узел на голове — непривычно и тяжело, но зато лицо стало выглядеть неожиданно утончённей. Даже с этими двумя тёмными полосками вместо бровей. И веснушки снова появляться начали…
— Долго сидеть?
— До темноты. Всё, дай зеркало, потом на себя налюбуешься.
— Зачем оно тебе?
— Тоже хочу быть красивым, — ухмыльнулся он, забирая зеркальце и котелок. С мокрых волос капала вода. — Не тебе одной мужские сердца разбивать, ведьма.
— И ты тоже?! — я с изумлением смотрела на Джастера, пропустив очередную сомнительную шутку мимо ушей.
— А как же. — воин ухмыльнулся. — Искать будут не только молодую рыжую ведьму, но и её «пса». Мы с тобой оба приметные, а так немного погоню с толку собьём.
Вот оно что…Я вздохнула.
— Ну почему нет заклинания, чтобы нас никто не узнал…
— Есть, — неожиданно отозвался Джастер, — много разных. Только как раз это нас сразу и выдаст. Любая магия будет сигналом для кхвана. У вас ведь не каждый первый и даже не каждый второй с магическим даром ходит, чтобы среди них затеряться. Чем меньше мы будем пользоваться силой — тем безопаснее.
Он смотрелся в зеркало и намазывал волосы краской из котелка, а я думала: уж не поэтому ли он скрывал свои способности? Конечно, красивых и дерзких наёмников с фламбергами и лютнями ещё поискать, только… Только вот половина Кронтуша наверняка помнит лишь про наглого «щенка», которого Визурия в поединке победил, а вторая половина помнит просто ведьминого охранника, который в чёрном ходил. Фламберг с лютней Джастер в комнате держал, уходили мы из города почти на рассвете, да и на лютне он всего один раз в «Гусе» играл, в тот вечер, когда госпожа ведьма двух похитителей по стенкам размазала…
Как ни крути, а всё равно его запомнили как обычного наглого «пса. А вот меня помнят как могучую госпожу ведьму.
— А это чудище точно нас не найдёт, если мы силой пользоваться не будем?
— Точно, если ловчий — эта карга.
Успокоил, называется…
— А если…
— А вот если «если», то тогда тем более, силой лучше не светить, — хмуро откликнулся он, намазывая остатками краски усы, бороду и брови. — Я не собираюсь играть в «поддавки», по крайней мере, пока.
— Подожди, а зелья?!
— Что — зелья?
— Ну, они же тоже…
Джастер ухмыльнулся и извлёк из-за спины кожаную сумку и бросил мне.
— Держи, ведьма.
Я поймала и с удивлением разглядывала неожиданный подарок.
Размером чуть меньше моей торбы, клапан с язычком, который просовывается в пришитую для него петельку. Боковины шириной с ладонь, широкий ремень через плечо с пряжкой и его можно перестегнуть, как перевязь, подстраивая под себя. Внутри удивительная сумка оказалась разделена пополам, чтобы содержимое не путалось.
На душе стало очень тепло и приятно. Вот что он шил, оказывается…
— Что это? — я постаралась сдержать чувства, хотя больше всего хотелось кинуться Джастеру на шею и расцеловать за такой чудесный подарок.
— Сумка тебе, — он спокойно взял котелок и отправился к озеру. — В неё всё твоё добро влезет. В одну половинку магическое убери, а в другую — всё остальное. Чтобы достать, просто подумай о том, что тебе нужно, оно появится. А то ходишь, как не пойми кто, обвешалась кулями, смотреть больно.
Всё моё влезет… Чтобы достать нужное — просто подумать… Значит… Значит, это почти как его торба?!
— Джастер… Ты лучший мужчина на свете! — Я не сдержалась, высказав свои эмоции, но еле усидела на месте, так сильно мне хотелось обнять его.
— Ты ошибаешься, Янига, — он холодно бросил через плечо, отмывая котелок. — Своего мужчину ты ещё не встретила.
Вот обязательно ему надо мне настроение испортить…
— Я совсем не интересую тебя как женщина?
Шут обернулся. Тёмная краска, хоть и неровно размазанная, очень ему шла, сделав лицо ещё ярче и выразительней. Под хмурым и суровым взглядом я снова прикусила губу, понимая, что приятного ответа можно точно не ждать.
— Ты что, до сих пор считаешь, что женщина нужна мужчине только для постели? Тебя твоя ненаглядная Холисса обычной жизни совсем не учила?
Я опустила глаза, смаргивая навернувшиеся слёзы. Стыдно, больно и… и я не понимала, чего он так на меня взъелся. Хорошо меня Холисса учила. Всему, что надо знать добропорядочной ведьме!
Только вот такой ответ Джастера явно не устроит.
— И зачем? — тихо спросила я, предчувствуя новую волну гневной отповеди.
— Чтобы жить, ведьма, — неожиданно спокойно ответил воин. — А ты как думала? Мужчина и женщина выбирают друг друга, чтобы жить вместе, одной семьёй. Помогать друг другу во всём, радоваться и горевать вместе, растить детей с тем, кого любят. Разве ты сама этого не видишь вокруг?
Жить одной семьёй… растить детей…
Вижу, конечно, как люди живут, не слепая! Просто я об этом не задумывалась никогда. Это же не путь ведьмы…
— Мужчина для женщины защита и опора, она для него — честь и совесть. Ведьмы живут иначе. Я ещё не слышал ни про одну ведьму, которая бы отказалась от своего ремесла ради простой жизни с любимым мужчиной, — подтвердил мои мысли Джастер. — К тому же, ведьмы очень легко меняют любовников. Как модницы платья. Разве нет?
Уел. Моими же словами так уел, что даже голову поднять стыдно…
И почему я уверена, что он осуждает то, как живут ведьмы? Что в этом не так?! Этой традиции тысяча лет! Подумаешь, любовников меняют… Любовник он же для этого и нужен! Это же просто для удовольствия! Там же нет никаких серьёзных отношений!
— Можно подумать, мужики по бабам не бегают… — тихо огрызнулась я. Слёзы капали на подаренную сумку, скатываясь с кожи в траву.
— Быть для мужчины любовницей и быть для него его женщиной — это разные вещи, Янига, — невозмутимо добил меня Джастер. — Запомни это. Навсегда запомни.
Не нуждаясь в ответе, он отвернулся, домыл котелок и вернулся на своё место, не глядя на меня.
А я сидела, в обнимку с подарком, ставшим неожиданно горьким, и вытирала мокрые глаза.
Быть любовницей… Что плохого в том, чтобы быть любовниками?! Я же не прошу его забыть его бывшую и жениться на мне! Ведьмы не выходят замуж и не заводят семей. Я просто хочу, чтобы он остался со мной и любил меня, когда всё закончится…
Великие боги, разве я многого хочу?
Обнимая подарок, я ушла в шатёр, собирать вещи в новую сумку.
Из остатков крупы, которую я нашла в своей старой торбе, Джастер сварил похлёбку.
Ужинали мы молча.
Закончив после ужина со всеми делами, я решила что уже достаточно стемнело и можно идти купаться.
Когда я отмыла волосы — по крайней мере, мне ониказались чистыми, то решила искупаться. Солнце уже зашло и серп молодой луны приближался к половинке. Тёмная поверхность озера серебрилась под его лучами, мой дар легко откликнулся на силу Датри, и я отдалась воде и лунному свету, позволяя им проникнуть в себя и напитываясь мягкой и текучей силой…
На берег я выходила, чувствуя себя хрустальным сосудом, полным текучего лунного серебра. Сила переливалась по венам, щекотала кончики пальцев, искрилась в каплях воды на коже. Волосы, тёмные в сгустившихся сумерках, падали на плечи и спину тяжёлыми прядями. Даже виться почти перестали. Я наклонила голову на бок, чтобы отжать воду, когда вдруг увидела…
Джастер стоял и смотрел на меня. Мокрые волосы прилипли ко лбу, капли воды стекали по коже и падали на обнажённые плечи, но он даже не замечал этого. Тёмная щетина скрывала часть лица, но глаза… Глаза были широко распахнуты.
И взгляд…
Неотрывный. Долгий. Вбирающий в себя малейшую деталь. И… Присваивающий меня себе.
Никогда он на меня так не смотрел.
Под этим взглядом стало жарко. Мне одновременно хотелось и опустить глаза от внезапного смущения, и сделать что-то такое, чтобы он смотрел так дальше… И не только смотрел.
Я не успела даже вздохнуть, а он шагнул ко мне, не отводя этого удивительного взгляда.
И я замерла, глядя ему в глаза, боясь пошевелиться и всё испортить. Потому что очень желала того, зачем он шёл.
Воин остановился в полушаге от меня. Тёмные глаза горели и этот же жар исходил от него самого. По телу прокатилась дрожь, а в коленях появилась слабость. Джастер поднял руку, и я замерла в предчувствии прикосновения.
Горячие пальцы невесомо скользнули над моей щекой, едва не коснулись губ и очень легко тронули мокрые пряди надо лбом. Воин наклонился, прикрыв глаза, и его дыхание коснулось моей шеи, вызвав такую дрожь желания, что я еле устояла на ногах.
Великие боги, что он со мной делает…
— Не простудись, — низко и хрипло вдруг сказал Шут и на мои плечи внезапно опустился его плащ.
Ч… что?
Совершенно ошеломлённая, я смотрела, как он резко развернулся и скрылся за деревьями.
И только когда я услышала громкий плеск воды, то поняла, что всё.
Ничего не будет.
Совсем ничего.
В одно мгновение всё волшебство растаяло, словно ничего не было.
Я стянула его плащ, отнесла к костру, отжала волосы и надела рубаху. Старого платья я не увидела, да и ладно: утром найду.
— Сам не простудись, — буркнула я и отправилась в шатёр.
Всё равно сидеть и ждать его бесполезно.
Лёжа в темноте и пытаясь уснуть, я вспоминала его взгляд, от которого пробирала сладкая дрожь, и пыталась понять, что же это было? Он смотрел так, словно впервые меня увидел. И в то же время так, как будто… увидел кого-то из прошлого.
Закутавшись в плащ, я сердито нахмурилась, ругая себя за собственную недогадливость. Ну конечно! Вот почему он так смотрел. Я просто напомнила ему его любовь.
Вот и всё.
А до ведьмы Яниги ему нет дела.
Разбудил меня вкусный запах ухи. Зевая и протирая глаза, я выбралась из шатра. Солнце светило сквозь деревья, но достаточно высоко. У костра сидел мужчина, помешивая наш завтрак, и я не сразу поняла, что не так.
— Д…джастер? Ты?!
— Что, не похож, ведьма? Это хорошо, богатым буду, — знакомо ухмыльнулся смуглый тёмноволосый и бородатый мужчина в пёстрой лоскутной рубахе, теперь действительно походивший на бродячего шута. — На себя полюбуйся.
Сон как водой смыло. С замирающим сердцем я кинулась к озеру и с изумлением уставилась на отражение. Великие боги…
— Это навсегда? — дрожащей рукой я подняла к лицу тёмно-коричневую прядь. — Я не хочу быть такой!
— Не навсегда, успокойся, — он невозмутимо попробовал уху. — Отмоется за несколько раз. Так что надо будет повторить, если нужда наступит.
Я снова взглянула на отражение. Кто бы мне сказал, что из рыжей и белокожей я вдруг стану тёмноволосой и загорелой. И опять с веснушками.
Обсмеяла бы дурака.
— Мне не нравится, — я села у костра и стала расчёсывать тёмные пряди. — Я хочу свои волосы обратно.
Шут коротко взглянул на меня, но ничего не ответил, снимая котелок с огня.
— Не знала, что у тебя другая рубаха есть, — я принесла свою миску и села у костра.
— Это та же, — отозвался он, протягивая полную миску обратно, и посмотрел на меня. — Я её просто постирал.
— Ты дурак, а не шут! — рассердилась я, едва сдержавшись, чтобы не опрокинуть горячую уху ему на голову. — Ничуть не изменился!
Воин негромко рассмеялся.
— Да ты тоже не изменилась, ведьма, — он налил ухи себе и начал есть.
Разговаривать я с ним больше не собиралась, но пришлось.
— А где моё платье? — я помыла посуду и сообразила, что так и гуляю в рубахе, словно мы никуда не собираемся, хотя Шут явно был готов к путешествию.
— Здесь, держи, — Джастер достал из торбы свёрток и бросил мне.
Я развернула ткань и удивилась второй раз за утро.
— Но это же…
— Цвет твой, не волнуйся, — воин спокойно что-то искал в торбе. — Одевайся.
— Но оно же… синее! Только не говори, что ты его тоже постирал!
— Да, два раза. Как ты догада… Тихо, тихо Янига! Я его купил!
— Зачем? — я разглядывала платье. Простое льняное, какие носят небогатые девушки в городе или крестьянки по праздникам. — У меня же…
— Ничего нет, чтобы из леса в люди выйти, — обрезал он мои возражения. — Так что одевайся, косу заплети и это тоже возьми.
К платью добавились узкая красная лента и мой пояс, но без меча, только с кинжалом.
— Это обязательно? — я хмуро смотрела на Джастера. Он и в самом деле решил из меня девку деревенскую сделать?
— А как ты защищаться собираешься, если к тебе приставать начнут? — он вопросительно приподнял бровь.
— Приставать? — такой ответ поверг меня в полное недоумение. — Но ведь ты же…
— Я просто дурак и шут, ведьма, — улыбнулся он, и я только сейчас обратила внимание, что оружия при нём не осталось. Ни фламберга, ни Живого меча. Только торба, лютня и потрепанный обычный плащ. Даже ножа на поясе нет.
— Ты серьёзно?
— Разумеется, — он спокойно сворачивал наш шатёр. — А ты как думала?
Глядя на него, я вообще не знала, что думать. И потому решила выбросить все мысли из головы и отправилась одеваться.
Обувки к новому наряду мне не полагалось. Шут ночью сжёг мои старые туфли, а других у меня не было.
Волосы я заплетать не стала. Джастер ничего не сказал, а я не решилась признаться, что не умею плести косы.
Уходили мы молча.
Хотя платье и в самом деле подошло к новому цвету волос и мне нравилось, но я всё ещё сердилась на Джастера за его выходки. Но, кроме этого, в глубине души мне было страшно.
Потому что он, тёмноволосый, бородатый и в лоскутной рубахе, шёл впереди меня без оружия, только с торбой, лютней и моим шатром за спиной.
И безмятежно насвистывал какую-то песенку.
Хотя сейчас он действительно куда больше походил на обычного шута, я жалела, что он так изменился.
К хмурому и мрачному язвительному воину, одетому в чёрное и вооружённому до зубов, я привыкла и достаточно хорошо его знала.
Но такой Джастер меня пугал.
Потому что отправится навстречу смертельной опасности без оружия, без магии, и насвистывая легкомысленную песенку мог только… Шут на всю голову.
Или сам Шанак, если бы он вдруг решил заняться человеческими делами.
До дороги мы добрались к полудню. Выбравшись на колею, Шут огляделся из-под руки и свернул влево.
На вопрос, почему он так решил, Джастер только усмехнулся и ответил «надо».
Этим «надо» оказалась крестьянская телега с нехитрым скарбом, запряжённая сивым от старости мерином и застрявшая без колеса посреди дороги. Колесо лежало в пыли, а возле него стоял и чесал в затылке хозяин этого добра.
— Помощь нужна? — Шут не нуждался в ответе, он вежливо обозначил наше появление.
— А как же, добры че… — обрадованный мужичок обернулся и осёкся на полуслове, разглядев нашу колоритную пару. — Э-э, трубадур, толку — то с тебя… Сам управлюсь.
— Ага, а жена на сносях помогать будет, — фыркнул в ответ Джастер. — Ты от помощи нос не вороти, а то могу и мимо пройти. Как потом ни позовёшь, а удачу не вернёшь.
Шут подошёл к телеге, а я только теперь увидела прятавшуюся за спиной смутившегося мужа молодую женщину. Свободное платье не скрывало, что она действительно на сносях. Женщина стискивала пёстротканную шаль, но разглядев меня, немного успокоилась.
— Говори давай, чем помочь, — Джастер остановился перед крестьянином. — Я в телегах не разбираюсь, на своих двоих хожу.
— Колесо вот…
— Назад надеть надо?
Крестьянин кивнул.
— Так бы и сказал. Давай, надевай. — Джастер взялся за задник и с видимым усилием приподнял телегу над дорогой. Крестьянин охнул, но тут же схватил колесо и занялся ремонтом.
Его жена от волнения то стискивала руки на груди, то обнимала живот.
Когда ремонт был закончен, крестьянин помог своей ненаглядной забраться в телегу, взял мерина под уздцы и обернулся к нам.
— Благодарствую за помощь, трубадур. Чем отблагодарить вас?
— Хорошим людям помочь не жалко, — улыбнулся Шут. — Поблагодарил и будет с тебя.
Крестьянин с женой снова переглянулись. Кажется, друг друга они понимали без слов.
— А вы откуда будете, люди добрые? — спросила женщина.
Я поняла, что не знаю, как ответить на этот вопрос, но Джастер и глазом не моргнул.
— Да вот сами бы хотели знать, — он растерянно огляделся. — Из Пеггивилля шли, хотели дорогу скоротить, трав целебных набрать, да заблудились. Насилу вышли, даже не знаем куда.
— Из Пеггивилля? — недоверчиво сощурился крестьянин. — И сколь же вы по лесу плутали?
— Да демоны ведают, — Шут задумчиво почесал бороду. — А только слыхали несколько дней назад крик страшный, да чудище жуткое видали в небе. Мы в кусты залегли и шелохнутся боялись, пока не стемнело.
Мне очень хотелось закрыть лицо ладонью, потому что слушать это было… невыносимо.
Однако крестьянин с женой переглянулись, и к моему изумлению женщина улыбнулась, а её муж негромко рассмеялся и похлопал Джастера по плечу.
— Эх, молодо-зелено. Сманил девку из дому, твоё дело, трубадур. Слыхал я от людей, что в деревне той недоброе творится, а что за беда — никто не ведает, — крестьянин многозначительно посмотрел на меня.
Но я снова не успела и рта открыть.
— Да что ж там ведать: проклятие было ведьминское, страшное, — Шут, как ни в чём не бывало, обошёл телегу и взял коня за повод. — Сняла его молодая ведьма. Я как раз там был, своими глазами всё видал. Ух, и жутко было! Силища у неё — ого-го какая! Коли хошь, расскажу по дороге.
— Неужто проклятие? — женщина всплеснула руками. — Сохраните, боги!
— Но-но, ты энто, мне жону не пужай! — крестьянин перехватил у Джастера повод мерина. — Она у меня на сносях!
— Что ж ты её по такой погоде от дома увёз? — Шут совсем не собирался молчать, удивляя меня всё больше и больше.
Крестьянин оглянулся на жену, робко ему улыбнувшуюся, посмотрел на меня и решился.
— К лекарю в город ездили. Наш-то, деревенский Заруба, по неделю назад утоп, а он настрого велел Вольте беречься. До сроку-то совсем ничего осталось…
— Пошли тогда, что время-то зря терять? Солнце-то на месте тоже не стоит.
Крестьянину ничего не оставалось, как потянуть мерина за поводья, и наш маленький караван тронулся в путь. Джастер, к моему удивлению, так и шёл по другую сторону от коня. Мне ничего не оставалось, как идти пешком за телегой. Солнце заметно припекало, и я радовалась, что на дорогу падает какая-никакая тень. А вот будущая мать в телеге явно чувствовала себя не слишком хорошо.
— Первый, поди? — Джастер так легко и непринуждённо перешёл на деревенскую речь, что крестьянин перестал обращать внимание на его пёстрый наряд.
— Первый, — неожиданно откликнулась с телеги будущая мать. — Пять лет ждали…
— Да уж, — её муж виновато и растеряно заморгал, пока я удивлялась про себя такой откровенности. Такое лекарю рассказывать, или мне, на худой конец, я всё-таки ведьма по лю… почти по любовной части.
Хотя нет, какая я сейчас ведьма… Так, девка деревенская… Которая с бродячим трубадуром из дому сбежала.
Но всё равно! Почему они как на духу всё выкладывают… кому?!
— Вот, значится, Заруба Вольте отвары давал всякие, ну и… Эх, утоп он не вовремя… Хороший лекарь был… Любую болячку заговорить мог, зелья какие делал, да мази… А уж настойки у него какие! На душу примешь — и как заново родился…
— Повитуха-то есть в деревне? — Джастер невозмутимо выяснял интересующие его вещи.
— А то как же, — обрадовался будущий отец. — Бабка Коина! Уж такая бабка, такая, что ух! Меня ещё у мамки моей принимала, и ещё сколь народу — не перечесть! За ней ажно с Заречинской присылают, и с Выселок. Ух, бабка!
— Это хорошо, — Шут серьёзно кивнул. — А коль не успеете до дому-то доехать?
Крестьянин даже с шага сбился.
— Ты это брось, шутки такие! Нельзя уж так-то, — он нервно замял в руках поводья. — Как же в дороге-то…
— А ты не переживай, — Джастер дружелюбно хлопнул изумлённого крестьянина по плечу и широко улыбнулся. — Вона, травница есть, справится.
— Травница… — подозрительно насупился крестьянин. — Да рази ж это повитуха?
— Я тебе что сказал? — тут же фыркнул Шут. — Пока в дороге — не вороти нос от подмоги! Какая ни есть, а помощь тебе.
Ну, Джастер! Какие ещё роды в дороге?! Я не повитуха! И не травница! Я ведьма!
Будущий отец кинул на меня настороженный взгляд, и я постаралась мило ему улыбнуться.
Наверно получилось не очень, потому что крестьянин недовольно покачал головой и дёрнул повод, понукая мерина прибавить шаг. Зато его жена, наоборот, успокоилась. По крайней мере, она перестала судорожно стискивать концы шали, а положила ладонь на борт, устраиваясь поудобней.
— Не боись, — Шут как будто спиной понял моё настроение. — Всё будет хорошо.
Уж не знаю, кого он успокаивал: меня или наших попутчиков, но мне при мысли о возможных родах становилось не по себе.
Подумать только, всего неделю назад я думала сделать зелье изгнания, а сейчас, не приведи боги, и в самом деле роды принять…
До вечера мы медленно брели по дороге, вившейся по лугам и перелескам. Джастер незатейливыми шутками и короткими простыми песенками развеселил семейную пару, и я вынужденно выслушивала деревенские истории, до которых мне никакого дела не было.
Однако солнце ещё не садилось, когда Шут скомандовал привал.
Точнее, невзначай поинтересовался у Вольты, не растрясло ли её в телеге, и не хочет ли она уже отдохнуть. Женщина с радостью согласилась, и её муж свернул с дороги и повёл коня к небольшой берёзовой рощице.
— Можно и до Выселок добраться, но это только к ночи, и крюк на полдня, — крестьянин вёл мерина по накатанной колее. — А тута и озерцо имеется, и дровишки собрать можно. Но, коли вам под крышей ночевать…
— Ох… — раздалось вдруг с телеги. — Кажется, началось…
Крестьянин бросил поводья и кинулся к жене, а у меня сердце подпрыгнуло к горлу.
Нет… Только не это!
— Боишься, ведьма? — насмешливый шёпот холодком прошёлся по коже.
— Я не справлюсь! — я обернулась к возникшему за спиной Джастеру и зашипела в ответ. — Я не повитуха! Я никогда роды не принимала!
— Справишься, — он усмехнулся. — Ты — ведьма. Помогаешь детей делать, помогай и рожать. Ничего сложного.
— Джастер! — я зашипела рассерженной кошкой, но он даже бровью не повёл.
— Твоя задача — её словами поддержать, потом кровь остановить и отваром напоить. А уж ребёнка помыть и пуповину перерезать — даже я смогу.
Я не успела ничего ответить, как Джастер взял всё в свои руки. Отозвав крестьянина, он заставил того срочно разводить огонь, греть воду и искать во что завернуть ребёнка. Стонущую роженицу Шут заставил выбраться из телеги и ходить вокруг оной со мной под руку. Я же постаралась сделать вид, что и в самом деле знаю, что делаю, и как могла, подбадривала будущую мать. Не знаю, сколько продолжалось это хождение по кругу, пока женщина не схватилась за живот и не закричала, что больше не может.
— Ложись! — теперь я и сама сообразила, что делать. — Тужься! Тужься давай!
В сгущавшихся сумерках, при свете костра, глядя на рожавшую женщину, я вдруг подумала, что становлюсь свидетелем настоящего чуда.
— А-а! — закричала роженица и маленькая головка, а затем и всё окровавленное тельце младенца выскользнули прямо в руки поджидавшего Шута.
Женщина без сил уронила голову на землю, и я только сейчас увидела, что бледный муж сидит с другой стороны, крепко держит её за руку и с тревогой смотрит на окровавленный синюшный комочек, вокруг шейки которого была обмотана пуповина.
Первенец, которого они так ждали, молчал.
Нет… Не может быть… После стольких трудов… В глазах резко защипало. Нет…
— Он… — крестьянин сглотнул, не желая признавать страшную правду, и сжал руку жены, которая ещё ничего не знала. — Он… не плачет…
— А чего ей плакать? У неё судьба счастливая, — Джастер уложил девочку на левую руку и невозмутимо начал разматывать удавку на шейке, тихо и напевом приговаривая странное:
— От беды и от невзгод путь-дорога уведёт. Месяц на небе встает — счастье за собой ведёт. Солнце на небе встаёт, радость под руку ведёт. Ни к чему тебе дорожка быть больною хромоножкой. Будешь умницей расти, радость — счастье в дом нести… На растущую луну не пущу тебя одну, через ножик ведьмовской возвращайся ты домой…
С каждым словом он легко гладил головку и грудку младенца и за его пальцами на крохотном тельце истаивал золотистый свет. Судьба счастливая… Путь-дорожка… Я едва не ахнула от внезапного понимания того, что он сейчас делал.
Не может быть… Это невозможно! Это…
Кто ты такой, Джастер?!
— Вот какая умница, — он зачерпнул воды из стоявшего рядом ведра и стал умывать младенца. — Вырастет, ещё и красавицей станет. Мужа хорошего найдёт, детей нарожает…
Я не верила глазам, но мёртвый ребёнок оживал в его руках. Кожа на глазах становилась розовее, зашевелились крохотные кулачки, а затем и ножки. А Джастер с удивительно мягкой улыбкой легко подул в крохотное личико, и ребёнок открыл глаза.
— Ну, здравствуй, красавица, — Шут тепло и удивительно душевно улыбнулся девочке. — Янига, что смотришь? Нож давай, пуповину обрезать.
Я достала кинжал и молча протянула ему.
На растущую луну через ножик ведьмовской…
Не отказывайся от помощи в дороге, да?
На мгновение кинжал скрылся в его руке, но я заметила, что по лезвию проскользнули отблески очищающего пламени. А может и показалось: одним движением пуповина была перерезана, и воин, не глядя, вернул мне оружие.
Пока я убирала кинжал, Джастер устроил ребёнка на чистой тряпице, и я не видела, что он делал.
— Вот и узелок тебе на счастье, — он пальцем чуть придавил животик с завязанной пуповиной. По тельцу ребенка разбежались и исчезли золотистые узорные линии. Девочка взмахнула ручками и издала звук, похожий на весёлый смех.
Знающий судьбы, да? Узелки развязывал и настройки менял…
Роженица пришла в себя и застонала. По лицу её мужа бежали слёзы счастья. Видел он, что делал Шут или нет, он понял главное: их долгожданный первенец жив.
— Молодец. — Джастер обращался к молодой матери. — Дочка у вас.
— Д-дай… — женщина попыталась протянуть руки.
— Послед роди, потом дам, — грубовато оборвал её Шут, заворачивая девочку в ткань. — Имя-то придумали?
— А… А… не… — растерянный от счастья отец замотал головой, пытаясь совладать с чувствами. — Сгла… бо…
— Сглазить боялись? — понимающе кивнул Джастер. — А назовите Фелисия. Хорошее имя для такой умницы.
— Фе… Фелисия… — простонала роженица. — Доченька…
Девочка снова издала звук, похожий на смех.
— Ишь ты, ей тоже понравилось, — Шут снова взял ребёнка на руки и тепло улыбнувшись, легко коснулся губами крохотного лобика.
Я была потрясена до глубины души. Никогда не думала, что мужчина может быть таким… по-отечески любящим.
— Держи, — Джастер отдал ребёнка счастливому отцу, пока роженица избавлялась от последа.
— Вы… вы спасли её, — крестьянин прижимал девочку к груди. — Чем… как…
— Хорошим людям помочь не жалко, — Джастер усмехнулся и встал, снова становясь язвительным. — Теперь дело за тобой, Янига.
Мужчины с ребёнком отошли от роженицы, оставляя меня заниматься грязной и ведьмовской работой. Остановить кровь оказалось труднее, чем обычно, так ведь и рожать не раз в месяц пострадать… Но теперь у меня были очень хорошие и проверенные снадобья и я не сомневалась в их силе.
Смыв кровь, я помогла женщине переодеться в чистое и напоила её отваром. Лишь после этого мужчины вернулись от костра: ребёнок хныкал, прося грудь.
Крестьянин протянул женщине ребёнка, как величайшую драгоценность. Девочка жадно присосалась к материнской груди, а счастливый отец обнимал жену.
Я смотрела на эту пару и вдруг остро и по-доброму им позавидовала. Какое же это чудо, когда тебя любят… И какое же счастье иметь ребёнка, оказывается…
Никогда раньше я не задумывалась о семье и детях. Но сейчас…
Впервые я подумала о том, каково это: девять месяцев носить дитя под сердцем, рожать в муках, а потом отдать чужим людям…
Я покачала головой, понимая для себя простую истину. Джастер тому виной или я сама стала неправильной ведьмой, но… Я так не хочу.
Не смогу я отдать своего сына или дочь чужим людям и пойти дальше бродить по дорогам, как будто дитя никогда не было.
Нельзя так. Неправильно это.
Джастер сидел у костра и невозмутимо ужинал похлёбкой. Я села рядом и достала миску, тоже накладывая себе ужин. Задать вопрос, который раньше меня никогда не волновал, я не спешила. Сначала надо как следует всё обдумать. Поэтому спросила о другом.
— Что ты сделал?
— Ты о чём? — он даже не покосился в мою сторону, уминая ужин.
— Ты её оживил? — я понизила голос. Ни к чему такие разговоры другим слышать.
— Да нет, помог просто, — он доскребал остатки похлёбки из миски. — Она не мёртвая была, придушенная чутка. Делов-то, пуповину убрать и дыхание восстановить…
— А это свечение?
— Какое свечение? — он удивлённо приподнял бровь.
— Из твоих пальцев, я видела. — Я говорила тихо, но не собиралась отступать. — Это твоё волшебство? Ты со мной в первый раз тоже это делал? И потом, в Кронтуше? Ты же говорил, что нам нельзя…
— Ты переволновалась, Янига, — он усмехнулся с таким видом, что стало ясно: права я или нет, но иного ответа не получу. — Лучше поешь и ложись спать. Завтра пойдём в Костиноград.
— Почему туда? — по опыту я знала, что спорить бесполезно.
— Почему нет? — он пожал плечами и впервые за весь разговор посмотрел на меня. — В деревне мы всё равно ничего нового не узнаем. А это ближайший город, всего пару дней пути. По дороге.
— То есть свои дела ты здесь закончил? — я не удержалась от ехидства.
— Да, — обезоруживающе согласился он и встал с пустой миской. — Доброй ночи, травница.
Опять он надо мной издевается!
Мне ничего не оставалось, как пойти за своими вещами, чтобы последовать его примеру.
Счастливое семейство уже спало.
Уснуть не получалось. Такое обычное для простой женщины дело, как роды, вдруг потрясло меня.
Впервые задумавшись о детях, я осознала, насколько ошибалась, когда паниковала из-за своей мнимой беременности в Кронтуше и думала, как скрыть это от Джастера.
Оказывается, он совсем не против детей.
Вон как уверенно роды принял. И с такой любовью ребёнка на руках держал… Неужели, семья и дети важны для него? Он так смотрел на этого ребёнка… С такой нежностью… Ох, Янига, Янига… Как же мало я ещё понимаю в людях!
Боялась, глупая, что он меня бросит. Думала, как тайком зелье изгнания сделать… А он…
От этих воспоминаний меня пронзило новое озарение. А вдруг у него… У него тоже была семья? И… дети? Если всё так, то никаким клином, то бишь другой женщиной такие воспоминания не вышибить…
«Я увидел её и забыл обо всём»…
Я тихо застонала, ругая сама себя. Нет, не было у него семьи. Она же его сразу прогнала…
А если бы у нас с ним… Он бы остался?
Не в силах уснуть, я встала и тихонько подошла к Шуту.
— Джастер, — тихо прошептав, я осторожно положила руку на его плечо. — Ты не спишь?
— Уже нет, — буркнул он недовольно. — Тебе чего не спится?
Я закусила губу и невольно положила руку на плоский живот.
— А мы… У нас…
Он сел так резко, что я невольно отшатнулась, почувствовав, как мгновенно переменилось сонное настроение на холод непробиваемой стены.
— Янига, — Джастер решительно взял меня за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза. В темноте они показались огромными и полными тьмы. — Всё у тебя будет. Но всему своё время. Поняла?
Сглотнув, я молча кивнула.
— Вот и хорошо, — процедил он сквозь зубы, и разжал пальцы. — А теперь иди спать. И не забивай себе голову всякой ерундой.
Мне ничего не оставалось, как встать и отправиться восвояси. Джастер ещё немного посидел, потом встал и с лютней в руках скрылся за деревьями.
Я слушала печальную мелодию и ругала себя за то, что снова растравила ему душу.
Спала я плохо. Ребёнок время от времени хныкал, но быстро успокаивался. А я находила взглядом спящего с другой стороны костра Джастера и снова погружалась в мрачные мысли.
Мне удалось задремать только под утро, но ненадолго.
Счастливый отец семейства торопился поскорее добраться домой и поднялся с первыми лучами солнца.
Под его возню я проснулась и села, завидуя крепко спящему Шуту. Сделал своё дело и спит довольный…
— Жона просила узнать, нет ли ещё зелья лечебного? — подошёл ко мне крестьянин, заметив, что я уже проснулась. — Волнуется она очень.
Я кивнула, протёрла глаза, нашла в сумке нужные травы и пошла к роженице, чтобы рассказать, как готовить отвар.
— Благодарствуем вам, — крестьянин помог жене с ребёнком забраться в телегу. — Завсегда в нашем доме дорогими гостями будете!
— Доброй дороги, — вежливо прощалась я за себя и спящего Джастера. — Счастья вам!
Телега тронулась прочь, а я вернулась обратно к костру, посмотрела на Шута, махнула на всё рукой, и, завернувшись в плащ, легла досыпать.
Разбудило меня что-то холодное и настойчивое.
— Дождик-дождик поливай, ведьма добрая вставай… — негромко напевал знакомый голос, а мне на лицо и в самом деле что-то капало.
— Джастер! — я открыла глаза и села, только для того, чтобы накинуть на голову капюшон плаща и понять, что у меня замёрзли босые ноги: оказывается, накрапывал настоящий дождь.
— И тебе доброе утро, ведьма, — отозвался Шут, прятавший под плащ лютню. — Раз уж встала, пошли под деревья, дождь переждём, заодно перекусим. Нам с тобой вчера за помощь хлеба и сыра дали.
Я молча кивнула, подхватила свою сумку и мы поспешили в рощицу. Там пока было сухо, и даже земля казалась теплее.
Завтракали мы молча, запивая сухомятку водой. Я куталась в плащ и прятала ноги под подолом, чтобы согрелись.
Хотя Джастер привычно молчал, сейчас у меня это молчание как-то не вязалось с его яркой рубахой и тем, как он себя вчера вёл. Словно совсем другой человек…
— Он не вернулся, — я сказала, чтобы хоть как-то разбавить тягостную тишину серого утра.
— Тебя это огорчает? — воин хмуро покосился в мою сторону. — Рано радуешься, ведьма, ещё не вечер.
— А ты жалеешь? — мне стало обидно. — Или ты меня нарочно напугать хочешь?
— Твоё обучение надо закончить, — спокойно ответил он, закидывая крошки с ладони в рот. — Кажется, дождь перестал. Можно идти.
И тут меня осенило. Моё обучение… Вдруг, если я и вправду сама справлюсь с каким-нибудь демоном, Шут решит, что я больше не нуждаюсь в его помощи?!
И… и уйдёт?!
Он же сказал, что я записала всё необходимое, только практику наработать…
— Джастер! — в панике я схватила его за рукав, не обращая внимания на мелькнувшее недоумение и нахмурившиеся брови.
— В чём дело, Янига? — довольно холодно поинтересовался он.
— А мы… — я отпустила его рукав и отвела глаза, виновато вздохнув: ну что я, как маленькая, в самом деле? — Наши судьбы, они надолго связаны?
Джастер перестал хмуриться, немного помолчал, а потом протянул раскрытую ладонь.
— Дай, чем там с тобой расплатились.
— Украшения?
Воин кивнул и откинулся спиной на ствол берёзы.
Я нашла тяжёлый узел, подумав, что за всё время даже ни разу в него не заглянула. Просто взяла в качестве платы и забыла.
Узел был плотный, туго завязанный и комковатый. Надеюсь, они не камней туда положили…
Бабы не обманули. Урок хозяйки надела пошёл им на пользу.
Джастер положил узел на землю, развязал концы платка и некоторое время задумчиво водил пальцами по россыпи разноцветных бус из бисера, стекла, серебряных привесок и недорогих камней, медных и даже серебряных колец и серёг. Больше всего было жёлтого бисера, хотя были и белые, и красные, и голубые, и даже синие бисерины. А вот камни были разноцветные.
Я смотрела во все глаза, затаив дыхание и пытаясь понять, что же он задумал.
Джастер подцепил пару ниток — из разноцветного бисера вперемешку с разными бусинами. Посмотрел их на свет, перебирая между пальцами, и удовлетворённо кивнул сам себе. По-прежнему не говоря ни слова, он достал из своей торбы кожаный мешочек и ножом разрезал нити бус. Я и ахнуть не успела, а Шут спокойно ссыпал бусины в мешочек, что-то при этом зажимая в левую ладонь. Когда в его руке остались две пустых нити, он связал их концы вместе, оставив после узелка длинные хвостики. На один хвостик он привязал серебряную подвеску, похожую на бубенчик, а на другой очень красивую, почти солнечную бусину. Затем раскрыл ладонь, где оставалось несколько разных бусин и бисеринок, и, спокойно и вдумчиво выбирая нужное, начал нанизывать их на связанные вместе нити.
И только теперь я поняла, что он делал.
Две нити. Две судьбы. Бусины на них…
Закончив, Шут высыпал оставшееся в мешочек и посмотрел на меня.
— Руку дай. Левую.
Я послушно протянула руку, с замирающим сердцем глядя, как он завязывает на моём запястье браслет наших судеб. Четыре бисерины и две бусины. Первая бисеринка на нитке — белая, как молоко. За ней круглая бусина с горошину — тёплая, в рыже-белую полоску, а вторая… Вторая как крупная смородина, и почти такая же чёрная. Бисерины между ними две, обе красные, словно спелая рябина. Или… или кровь.
И последняя бисеринка — как застывшая капля мёда.
Чёрную бусину я понимала, сложно такое не понять. А вот остальные…
— Как закончится — так и закончится. — Джастер спокойно посмотрел на меня, не сомневаясь, что других объяснений не требуется.
— А…
— Сама поймёшь, — воин убрал нож и снова рассматривал оставшиеся украшения, но уже оценивая как товар на ярмарке. — Ты же ведьма.
Я только вздохнула, пальцами тронув прохладные камни нежданного подарка. Сама пойму, когда добавить новую бусину… И какую.
— Он не потеряется?
— Как может потеряться твоя жизнь, Янига? — усмехнулся Шут. — Всё, что ты сделала и пережила, — всегда с тобой.
От этих слов тонкий браслет потянул руку вниз железными кандалами. Всегда со мной… Утешил…
— Я… столько плохого тебе сделала, да?
Как я ни старалась, голос в конце предательски дрогнул.
Воин отвлёкся от своего занятия и посмотрел на меня. Внимательно и долго. Я же только шмыгала носом, стараясь не разреветься в очередной раз.
— Нет, Янига. Дай руку.
Я послушно выполнила просьбу. Шут легко взял меня за запястье, поднимая бусины наверх.
— Эта — наша первая встреча на дороге, — молочная бисерина скользнула вниз, уступая место полосатой бусине. — Эта — наш договор. Это…
— Когда я тебя…
— Нет, это когда я тебя чуть не потерял. В Кронтуше. А вот эта — когда ты меня чуть не убила.
— Давай про эту не будем, — я торопливо сдвинула чёрную бусину вниз.
— А это ты пришла, — воин спокойно коснулся пальцем медовой бисерины и отпустил мою руку. — Разве всё плохо, Янига?
Я покачала головой, обхватив ладонью запястье, где ещё ощущала тепло его пальцев. Не всё. Совсем не всё. Пополам получается и хорошего, и… и такого, что вспоминать не хочется.
— Вот и отлично, — Джастер снова вернулся к изучению моей оплаты, пока я привыкала к необычному украшению на запястье.
Браслет наших судеб…
Сколько и каких бусин ещё появится на нём?
И… и как скоро он закончится?
Этот вопрос волновал меня сильнее всего, но я понимала, что всё, что хотел, Джастер уже сказал. Мне оставалось только надеяться, что браслет не скоро пополнится.
И что к тому времени я смогу вернуть не только доверие Шута, но и завоевать его любовь.
Тем временем воин выбрал ещё пару нитей и так же распустил в кожаный мешочек.
— Возьми себе, — он затянул завязки и передал мешочек с бусинами и бисером мне. — А остальное продадим.
Я убрала увесистый мешочек в магическую половину сумки, пока Шут завязывал оставшиеся украшения обратно в узел и убирал к себе. Кажется, я научилась принимать его решения как данность…
Хвостики с серебряной и медовой бусиной сплетались и расплетались от каждого движения, тихо постукивая друг о друга. Нанизанные бусины занимали места всего на два пальца. Для простого браслета слишком мало. Но для этого… уже очень много. Потому что каждая новая бусина будет приближать момент моего расставания с Джастером.
Не хочу. Шанак, Датри, я не хочу его терять! Слышите?! Не хочу!
Сколько… сколько времени у меня осталось, чтобы завоевать его сердце?
Ну почему у меня рука такая тонкая?!
Нет бы — нитку на шею повесил…
18. Игра началась
День так и стоял пасмурный. Дождь иногда накрапывал, но дорога, на которую мы свернули с развилки, увела с полей в лес, и здесь было сухо, что меня очень радовало.
Шут молчал, но я к этому привыкла и шла следом, думая о разных мелочах.
Попросить что ли у Джастера, чтобы обувку мне сшил? Хоть простенькие чуни… Наверняка ведь он умеет, и от той шкуры что-то тоже осталось…
Ладно по тёплой земле босоножкой идти, а в дождь мало приятного. И ночью ногам холодно…
Но прервать молчание я не успела.
Гортанные голоса, ритмичные удары по металлу, ржание коней и детский смех были слышны издалека.
Не зная, хорошо это или не очень, я посмотрела на Шута, а он довольно ухмыльнулся.
— Кажется, ужин нам сегодня обеспечен, ведьма.
— Почему ты так уверен?
— Домэр у дороги стоит.
— Кто?
— Караван домэров. Никогда не слышала? — Джастер поправил лютню и свёрток с шатром за плечами. — В Сурайе их караваны — обычное дело. Не думал, что они и сюда добираются… Народ такой, всю жизнь по дорогам кочуют. Танцами и пением на жизнь зарабатывают, с ножами и огнём представления устраивают. Ещё коней продают. Или крадут, это кому как повезёт.
— А нам повезёт?
— Коней у нас нет, красть нечего, — усмехнулся он в ответ. — А от общего костра домэры гостей не прогонят. Главное, ты помалкивай, я сам со всем разберусь.
Мне не оставалось ничего другого, как молча кивнуть, гадая про себя, сколько ещё удивительного в мире, о котором я так мало знаю.
После очередного поворота дороги я увидела широкую луговину, на которой полукругом стояли удивительные повозки. Низ повозок был похож на телегу, но вместо невысоких бортов были настоящие стенки и крыша из натянутой на ободья ткани. Но были домики и полностью из дерева. Все повозки ярко разукрашены и разрисованы цветами или разноцветными полосами, точками и разными фигурами. Мужчины и женщины, смуглые и черноволосые, занимались делами вокруг большого костра и не уступали в пестроте нарядов своим удивительным домам. Даже дети одевались ярко и пёстро. Такое впечатление, что я попала в оживший цветущий сад или на какой-то праздник.
Дальше за повозками на берегу протекающего через луговину ручья, щипали сочную траву красивые кони.
Увидев нас, несколько мужчин переглянулись и пошли навстречу. Одеты они были в яркие рубахи, поверх красовались вышитые цветами жилеты, а вот штаны и сапоги у всех были тёмными. А ещё все мужчины носили усы, но без бороды.
— Дэкусаре лачо, — сказал вдруг Джастер, выступая вперёд и слегка склонив голову. — Дозвольте у вашего костра погреться.
Мужчины переглянулись, и один из них обратился к Шуту:
— Сыр тут кхарэн?
— Ман кхарэн Джастер, — с обезоруживающей улыбкой ответил воин. — Ада Янига, травница.
— Откуда язык наш знаешь? — подозрительно смотрел на нас говоривший. — Ты не домэр.
— Друг у меня был из домэров, — спокойно ответил Джастер, поразив меня новой деталью из своей жизни. — Он научил.
— А она почему не знает?
— Так он не с ней дружил, — усмехнулся Шут.
Мужчины переглянулись и засмеялись.
— Мишто явъян! — говоривший широким жестом указал в сторону костра. — Друг домэра — наш друг!
«Я везде за своего сойду…»
— Постой, Дробган, — остановил его другой. — Пусть скажет сначала, знает ли песни наши?
— А как же! — лютня в руках Джастера оказалась быстрее, чем я успела открыть рот от удивления.
Воин же провёл пальцами по струнам, чуть подстроил, и над дорогой зазвенела быстрая и зажигательная мелодия, сразу привлекая к нам внимание всего лагеря.
— Ай, домарэ-э, да пошунэнти, ох, сыр ило мэ на-я-ша-я-дём. Ай, мири миленько, да барвалэндыр, ой, чяёрья мэ да ли чёрдём!
Мужчины переглянулись, посмотрели на меня, а затем дружно подхватили припев. И почти сразу к ним присоединились и женские голоса.
— Ой-ой-ой-ой-ой, да пошунээнти. Ай-ай-ай-ай-ай, со тэ кэрав? Ой-ой-ой-ой-ой, да подпхэнэнти. Ай, сыр про свээто мэ тэ дживав?
Джастер пел дальше, а я невольно краснела под взглядами, какие с улыбками на меня бросали и женщины, и мужчины, окружившие нас. Кто-то из женщин носил пёстрые платки, кто-то — две косы или распущенные по плечам волосы. Одевались они в яркие пышные юбки и блузки. И у всех множество украшений из серебра и камней на руках, шее, в ушах и даже в волосах.
Я рядом с ними чувствовала себя деревенской простушкой. Неужели в Сурайе все женщины так красиво одеваются?
Ну почему ведьмам нельзя так же?
Джастер вот в своей лоскутной рубахе и в самом деле, почти как один из них….
— Ай, нэ сарэ-е-са ёй сы лачи, лачи, нэ дриван хара-я-ктерно. Ай, то традэл ёй, ай, ко бэнга, бэнга, то дриван ласка-я-тельно.
Под одобрительные возгласы Джастер закончил петь, мужчины смеялись, хлопали его по плечам, и повели к костру, о чём-то говоря на своём языке.
И в самом деле, за своего приняли… Но загрустить я не успела.
— Пойдём, красивая, — одна из женщин потянула меня за руку. — Пойдём к костру!
Под смех и непонятные мне разговоры я шла в окружении женщин в другую сторону лагеря, туда, где кипел большой котел, и готовилась еда.
Когда мне удалось мельком увидеть Джастера, он сидел у костра с мужчинами, они пили и громко разговаривали, время от времени весело смеясь.
— Вот, помоги, — одна из женщин протянула мне большой черпак. — Помешай суп. Вэнзло свой можешь в вардо оставить, не потеряется.
Я кивнула, сняв сумку и положив на «крыльцо» повозки, так чтобы не мешалась. За её содержимое я не беспокоилась. За эти дни я успела выяснить, что вещи, которыми пользовалась постоянно» — посуда для еды, гребень с зеркальцем, и мешочки с сушёными травами для отваров, — из неё не исчезали, а такая «добыча» вряд ли кого заинтересует.
И почему такая несправедливость? Джастер сейчас сидит как гость, а я работаю, как прислуга. Но, кажется, это никого не смущало.
Приглядевшись, я поняла, что лагерь делился на мужскую и женскую часть. Кто-то из женщин молол зерно ручными жерновами, кто-то кормил детей, кто-то шил. Девушки с непокрытыми головами сидели в стороне и наряжались, украшая себя цветами, бусами и браслетами. Они смеялись, глядя, как младшие девочки возле них пытались танцевать.
— Ай, постой, Гавалэ, — другая спешила к нам. — Одна же ромнэ, дай дыкхлэ повяжу.
Мне на голову опустился яркий голубой шарф из тонкой ткани, концы которого были украшены серебристыми круглыми пластинками, красиво звеневшими при каждом движении. Длинные стороны были обшиты яркой бахромой.
Женщина покрыла мне голову, убирая волосы с лица, и завязала концы шарфа на затылке.
— Ой, красавица! — всплеснула она руками. — Ой, хороша!
Я осторожно ощупала знак замужней женщины. Не знаю, что Джастер им там всем напел, но мне нравилось это украшение, хоть и никаких прав на него у меня не было. Зато удобно, волосы в лицо не падают…
Даже жаль будет обратно возвращать. Может, попробовать лентой волосы перевязывать?
Конечно, это не по ведьмовским традициям, но и не деревенские косы, которые я всё равно плести не умею.
— Помогай, красивая! — засмеялась та, что повязала мне шарф. — Праздник скоро, петь, танцевать будем!
Праздник и в самом деле начался, едва стало темнеть. У костра собрался весь домэр. На земле постелили длинное полотнище, на которое женщины ставили угощение. По центру сидело несколько мужчин в возрасте, за ними молодые, среди которых затесался и Шут, потом парни. На другом краю сидели женщины с детьми и девушки. Отдельное место было приготовлено для ещё одной женщины, Даэ Нану, кхэратун домэр, как я успела узнать из разговоров.
Когда я спросила кто это, мне объяснили, что это мать домэр, самая старая и мудрая женщина.
Даэ Нану сопровождали двое молодых мужчин, которые почтительно вели её под руки. Лицо и руки у кхэратун домэр были в морщинах, из-под яркого платка выглядывали седые волосы. По красоте и наличию украшений её наряд не уступал другим женщинам. И по тому, как Даэ Нану держалась, было ясно, что она не нуждается в помощи, а принимает знаки уважения.
В мою сторону кхэратун домэр взглянула один раз, но взгляд был внимательный и мудрый. Такого же удостоился и Джастер, если вообще это заметил.
С позволения Даэ Нану один из пожилых мужчин что-то сказал, ему ответили радостными криками и праздник начался.
Очень скоро мужчины, наверняка до этого изрядно подогретые вином, запели и в их руках появились незнакомые мне инструменты, похожие на лютни, только маленькие. Играли на них неким подобием детских луков, водя «тетивой» по струнам. Кто-то звонко бил в бубен, Джастер обласкивал свою лютню, а двое мальчишек играли на глиняных флейтах.
Женщины подпевали мужчинам, а девушки и парни начали плясать, красуясь друг перед другом и перед старшими. Таких танцев, дерзких, манящих и очень… очень удивительных я не видела никогда.
Танцующие не казались друг друга, но всё за них говорили движения, взгляды, улыбки…
Младшие девочки, подражая старшим, танцевали в стороне, у бочки с водой.
Я заворожено смотрела на это буйство цвета, голосов и музыки. Юбки, платки и яркие шали на плечах и бёдрах кружились, волосы и косы развевались, украшения звенели, улыбки и глаза сверкали…
А как на них смотрели парни!.. И… И Джастер тоже смотрел.
Смотрел, улыбался и…
Великие боги!
Почему я так не умею! Вот бы тогда он на меня тоже так посмотрел…
И что я гордилась тем, что ведьмы не танцуют? Глупая…
В следующее мгновение я увидела, что Шут отложил лютню и тоже присоединился к танцующим. Признаться, парням он в этом ничуть не уступал.
Женщины рядом зацокали языками, выражая своё восхищение, а мне стало горько и обидно.
Так он и плясать умеет, оказывается… Везде за своего…
Только я такая никчёмная…
Я встала из-за «стола» и побрела в сторону «кухни», где на крыльце одной из повозок, вардо, как их называли, осталась моя сумка. Стянув с головы шарф, я положила его на ступеньки, а сама села рядом, обхватив колени руками.
Вот мог бы он сначала шатёр нам поставить, а потом сюда на праздник идти…
А теперь сиди, жди, когда он натанцуется…
— Ой вэй, что грустишь, красавица? — Даэ Нану села возле меня. — Почему не танцуешь со всеми? Ой как мурш твой отплясывает, как бы с парнями нашими не перессорился!
Я только вздохнула, глядя, как танцуют вокруг Джастера девушки. А он плясал, улыбаясь и подмигивая им всем, и ничуть не беспокоился о косых взглядах парней.
— Не перессорится, — я хмуро отвернулась, чтобы не видеть этого. — А и перессорится, поделом ему.
— Что-то прохладно стало, — Даэ Нану закуталась в яркую шаль. — Стара я уже стала, кости болят. Не проводишь ли до вардо, хорошая? Слыхала я, ты в травах разбираешься, не посоветуешь ли настой целебный старой женщине?
— Конечно, — я постаралась улыбнуться и встала, протягивая ей руку. — Пойдёмте, я сделаю вам отвар.
Не оглядываясь на танцующих, я забрала свою сумку и повела кхэратун домэр в её вардо.
Внутри этого дома на колёсах было красиво.
Дверь прикрывала занавесь из зелёной плотной и мягкой ткани, обшитой красной бахромой. Пол застелен домоткаными дорожками. Над головой горела лампа, на треножнике слева от входа стояла жаровня с угольями. В паре шагов от входа стоял невысокий столик с двумя подушечками для сидения, справа от него шкафчик с множеством ящичков. Всё остальное скрывала такая же плотная занавесь, отделившая «прихожую» от жилой части вардо.
Хозяйка скрылась за занавесью и почти сразу вернулась, неся чашки и железный чайник. Даэ Нану поставила чайник на жаровню, помешала угли.
Пока я искала нужные травы, женщина накрыла столик узорчатой бордовой тканью, тоже обшитой бахромой, поставила на него две маленькие плоские тарелочки, на них — чашки, и села на подушечку, подобрав под себя ноги в узорчатых туфлях
Мне за свои босые и грязные от пыли ноги стало стыдно, но делать было нечего.
Я заварила травяной сбор и наливала в чашку, когда Даэ Нану протянула мне ещё одну.
— Посиди со мной, красивая, — улыбнулась она в ответ на мой удивлённый взгляд. — Куда тебе спешить?
Вдохнув, я стала наливать настой во вторую чашку. И в самом деле: куда? Смотреть, как он другим девушкам улыбается да парней дразнит?
Я поставила чашки на низкий столик и села спиной к входу, спрятав босые ноги под подол.
Вот не думала, что встречу тех, для кого такой способ сидеть привычен…
Сурайя… Интересно, сколько Джастер там прожил, что так хорошо все их обычаи знает? И даже друг у него из домэров был…
А я как была деревенской простушкой в его глазах, так ей и осталась.
— Пей, хорошая, — кхэратун домэр пригубила настой, — пей.
Я кивнула, взяла чашку, но вкуса не почувствовала.
— Тяжело на сердце, когда милый на других смотрит?
Вздохнув, я снова кивнула и только тут поняла, что неожиданный вопрос застал меня врасплох.
— А…
— Ой вэй, ласковая, — улыбнулась Даэ Нану. — Я не первый десяток лет на свете живу, девичью любовь да ревность по глазам вижу. И собой он хорош, и поёт, как птица, и в танце за душу берёт. А ты недовольно на него глядишь. Что за собака меж вами пробежала?
Я поставила чашку на блюдце и разревелась, не в силах больше сдерживаться.
— Поведай мне, ласковая, — тёплая ладонь погладила меня по плечу. — Облегчи душу.
Глядя в добрые чёрные глаза, окружённые лучиками морщин, впервые в жизни я почувствовала невыносимое желание выговориться.
— Не нужна я ему… И другие не нужны… У него есть любимая, он по ней с ума сходит, а я для него пу… пустое место…
— Ой вэй, неправду говоришь, красивая, — покачала кхэратун домэр головой. — Он совсем другое пел.
— Не знаю я, что он там пел, — зло вытерла слёзы. — И знать не хочу, неправда всё это! Никто я ему!
— Эй, как оно… Краденый конь красивый, да нрав спесивый… — Даэ Нану задумчиво качала головой, пока я вытирала зареванное лицо и пила тёплый отвар, держа чашку дрожащими руками. — Не он тебя, а ты его увела? Другая у него на сердце?
Я покачала головой, вытирая лицо рукавом.
— Не краденый он, а брошенный. Она его прогнала давно. А он всё равно о ней думает. И мне говорит всё время, что я не его женщина… А я… я…
Глаза снова наполнились слезами, и я зашмыгала носом, стараясь опять не разревется.
— Э-э-э, хорошая, дым от огня идёт, — покачала головой кхэратун домэр. — У плохого коня прыти нет. А твой так танцует — меня, старую, за душу берёт, молодость вспомнить заставляет. Не верю я, что у него горит, да не греет.
— Не горит у него ко мне ничего, — я хмуро отпила из чашки. — Он на меня и не смотрит даже. И характер у него ужасный.
Кхэратун домэр мягко улыбнулась и покачала головой.
— Ой вэй, неправду говоришь, красивая. Так уж и не смотрел ни разу? И слова ласкового не сказал? И подарка не подарил?
Я вздохнула, понимая, что она права. Хоть я не могла вспомнить ни одного ласкового слова, зато очень хорошо помнила его руки и губы…
И подарки. Вот он, последний, на запястье красуется…
— Это было давно, — я поставила чашку на стол и обхватила колени руками. — И то он редко на меня смотрел. И он не ласковый. Он очень грубый.
Взгляд чёрных глаз недоверчиво скользнул по мне сверху вниз и Даэ Нану снова улыбнулась.
— Тот не конь, что узды не грызёт, землю не роет, копытами не бьёт. Дым от огня идёт, дымок к костру приведёт.
Приведёт, как же… К затушенному. И я даже знаю кем…
— Он меня к себе даже близко не подпускает. Сам говорит, что нас судьба свела, а сам… Только и слышу, что я не его женщина…
— Судьба, говоришь? — Даэ Нану оставила свой чай и встала, подойдя к невысокому шкафчику с множеством ящичков. — Эвон, какой у тебя конь вороной да горячий. Так и быть, посмотрю, что тебе с ним по судьбе. Только никому про то, что узнаешь, говорить нельзя, поняла?
Каким чудом я не уронила чашку — сама не знаю. Посмотрит, что мне по судьбе?! С… с Джастером?!
— А вы это умеете?
Старая женщина оглянулась, что-то доставая из одного ящичка. Но из-за укрывающей её плечи шали, я не видела, что и откуда она взяла.
— Есть способ, — с негромким стуком она задвинула ящичек и вернулась к столику, пряча руки под шалью. — Давным-давно домэрам его поведали как тайну великую, и знания эти от матери к дочери переходили из рода в род. Мужчинам к этим знаниям ходу нет и из домэров мало кто им владеет уже.
— Что это? — я во все глаза смотрела на Даэ Нану. Никогда не думала, что кто-то ещё умеет видеть судьбы, как Джастер…
Даже не так. До Джастера я вообще никогда о таком не слышала. Судьба, как боги и демоны, были для меня просто обычными словами, а не чем-то реальным.
Женщина мягко улыбнулась, разгладила ладонью покрывало на столике и я увидела, что во второй руке она держит толстую и потрёпанную стопку…
Не… Не может быть! Откуда?!
— Кто… кто вас научил этому?
Даэ Нану улыбнулась, но чёрные глаза смотрели очень внимательно.
— Матери наших матерей и отцы наших отцов звали его Дэвэл. Он тот, кто всё знает и поёт, как птица. Так ты готова узнать, что на сердце у твоего милого?
Я кивнула, понимая, что от Джастера такого признания точно никогда не дождусь.
— Тогда подумай о нём, красавица. Вспомни его, когда он с тобой рядом.
Вспомнить, когда он рядом… Как он смотрел… Как обнимал… Ох, Джастер…
Кхэратун домэр кивнула, прикрыла глаза и что-то зашептала, мешая колоду. Замерев, она открыла глаза, и с сосредоточенным видом начала выкладывать картинки на стол рисунками вниз. Закончив, она с улыбкой положила карты по левую руку и взглянула на меня.
— Не бойся, красавица, — она стала переворачивать карты рисунками вверх. — Думаю, что всё у вас будет…
Глядя на то, как с каждой открытой картинкой исчезала улыбка, я поняла, что если у нас с Джастером что-то и будет, то одни неприятности.
Эти картинки не были похожи на те, что я видела у Шута. Они были совсем другими.
И сердце неожиданно успокоилось.
— Ничего не понимаю, — Даэ Нану хмурилась, водя морщинистой рукой над разложенными картинками. — Что за глупости они мне говорят?
— Глупости? — я рассматривала картинки.
На самой первой — я едва не покраснела от такого бесстыдства, — были обнажённые любовники в густом лесу. И ладно бы, они лежали ко мне вверх ногами, а то ведь я видела их как есть…
Ниже этой парочки лежали две карты. Прямо на меня смотрел суровый мужчина с кинжалом и коротким жезлом в руках. Он сидел на ступеньках вардо, за его спиной висело колесо, а рядом стояла чашка. В паре к нему была девушка в богатом наряде, в окружении цветов, с кинжалом и кнутом в руках. Но она смотрела на кхэратун домэр.
Ниже под любовниками лежала картинка с разноцветным колесом, и последней красовалась картинка, на которой кузнец подковывал лошадь.
Отдельно в два ряда лежали ещё восемь картинок.
В верхнем ряду первой была женщина, плачущая на могиле. За ней двое мужчин играли кости на деньги. На третьей снова была печальная женщина, и замыкал ряд мужчина в красивых доспехах.
Второй ряд начинался с больного, лежащего в постели. Дальше человек в богатой одежде стоял над раскрытым сундуком с деньгами и держал в руках набитый кошелёк. За ним мужчина с задумчивым видом сидел под деревом. А на четвёртой… На четвертой был жутковатого вида скелет в белых лохмотьях.
— Ой вэй, кто-то из вас двоих говорит мне неправду, — кхэратун домэр постучала пальцами по бесстыдной парочке. — Не смотрел он на тебя, красивая? Боро Лил мне другое говорят. Совсем другое.
Щёки стали наливаться краской. И почему эта картинка тут оказалась?! Вон же их сколько, могла бы и другая быть…
— Это давно было, — я рассматривала домотканую дорожку, потому что смотреть на Даэ Нану было стыдно. — И всего несколько раз. Я ему не нравлюсь.
— Ай-яй-яй, — поцокала языком моя собеседница. — Нехорошо старую женщину обманывать, красавица. Вижу-вижу, что есть у него чувства и к тебе, и к сопернице твоей. И не может он решить, кого из вас предпочесть. Конь у тебя норовист, так и ты не так проста, как себя показываешь. Гордая ты и цену себе знаешь, и в себе уверена. Есть у тебя сила повлиять на него. И пользуешься ты ею успешно. Только сейчас оба вы недовольны друг другом. От несправедливости оба страдаете, друг от друга отвернулись.
— Больше они ничего не говорят? — я сердито покосилась на картинки. Тоже мне, новости. Это я и так знаю. Только вот влиять на Джастера я не умею. Врут они всё.
— Как же не говорят, ласковая, — палец женщины скользнул по картинкам ниже. — Уж не знаю, откуда возлюбленный твой про судьбу проведал, но правду тебе сказал, связаны вы. К лучшему ваши пути сошлись, Боро Лил так говорят, — узловатый палец постучал по разноцветному колесу. — А они никогда не лгут. Вот, видишь, кузнец? Это большое счастье и удача во всех делах. Счастливое замужество тебя ждёт, красавица, зря слёзы льёшь.
В полном ошеломлении я переводила взгляд с картинок на довольную кхэратун домэр и обратно.
Замужество?! Меня?!
Чтобы я и Джастер…
Да никогда в жизни!
Я не хочу замуж! Даже за него! Я — ведьма, в конце концов!
Я просто хочу, чтобы он…
— Вижу, сомневаешься ты в моих словах, красивая? — усмехнулась Даэ Нану. — И верно, есть у тебя повод поволноваться. Не всё так просто с милым твоим. Вижу, когда встретились вы, плохо ему было, ой, плохо, — палец женщины скользил по верхнему ряду. — Поражение он потерпел от женщины, соперник его вверх взял в битве любовной. Вот и глодали его обида и тоска сердечная. И с тобой у него поначалу не любовь, а дела ненадёжные да рискованные были. Много забот вижу, тревогу и беспокойство вижу, и вижу, что в деньгах он потерял из-за тебя много.
Я сидела с открытым ртом. Ничего подобного просто не ожидала услышать. Это было слишком… слишком невероятно. Откуда-то эти картинки рассказывали нашу историю так, что я сама лучше не рассказала бы.
Много потерял… Да уж, Кронтуш Джастеру во всех смыслах не дёшево обошёлся.
Да и мне тоже.
Даэ Нану взглянула на меня и удовлетворённо кивнула.
— По твоему лицу вижу, и Тарно Лил правду говорят. Не так ли, хорошая?
Я только кивнула, закрыв рот и давая понять, что готова внимательно слушать дальше.
— Печалят его отношения ваши, — женщина указала на третью карту. — Огорчает и обижает его что-то.
На её вопросительный взгляд я только пожала плечами.
— Я его не обижаю. Он сам…
— Не права ты, красивая, — покачала она головой и постучала пальцем по четвертой картинке, где был нарисован мужчина в парадных доспехах. — Нет у него к тебе зла. На сердце ты у него, о тебе он заботится. Во всём можешь на него рассчитывать, во всём он тебе поможет.
Сердце взволнованно билось и мне очень хотелось, чтоб всё сказанное оказалось правдой, как и до этого.
— Почему он тогда…
— Неспокойно у него на сердце, красавица. Ох, неспокойно. Вот, видишь, болен он и не только прошлым, — она постучала пальцем по рисункам с больным и богатым мужчинами. — Душа и сердце у него болят. Думает он о тебе, много думает и хорошо думает. Всем ты ему нравишься. И умом, и лицом, и характером непростым.
Великие боги… Я верила и не верила тому, что слышу.
Я у него на сердце и ему нравлюсь… Неужели это правда?!
— А ещё что они говорят? — взволнованно смотрела я на картинки. — Что?! Почему всё не так, как…
— По сердцу ты ему, тянет его к тебе, сильно тянет, — кхэратун домэр довольно улыбалась. — Только своим чувствам он воли не даёт. О себе плохо думает. Сердится на себя за чувства свои. Не верит он, что любви достоин, и что ты с ним быть захочешь. От неверия он к тебе не идёт.
Я горько опустила голову и невольно обхватила ладонью левое запястье. Вот она, чёрная бусина, гладкая и холодная под пальцами.
Правду картинки говорят. Вот она, обида его.
«Когда есть, ради чего, можно переступить»…
Переступить он преступил. Только не из-за меня, а из-за судьбы.
Меня он не простил. А без прощения и доверие не вернуть…
Потому что одна глупая ведьма умудрилась сама всё испортить.
Никогда не забуду.
— Только вот и сам не тронет, и других не подпустит. — Даэ Нану водила рукой над картинками. — Как пёс на сене сидит, охраняет.
— Других? — недоумённо уставилась я на кхэратун домэр, чувствуя, как вдруг тревожно забилось сердце.
Как «пёс»… Неужели… неужели это тоже картинки знают?!
— Ревнует он, красивая. А уж к кому и почему, тебе вернее знать.
Меня словно водой окатили.
Джастер? Ревнует?! Меня?!
И к кому он ревнует?! У меня же нет никого! И не было! И не нужен мне…
«Ты ему понравилась»… «Нужен тебе такой — дело твоё»…
Да ладно?! Не может быть! Он же это не…
— А ещё не главный он с тобой. Ты впереди него стоишь, он за тобой следует. С виду твой конь смирный, а на шею не сядешь. Уж не знаю, почему, но пока это его устраивает, хоть и не по нраву такое мужчинам. В семье муж — голова, а жена шея. А у вас всё не по-людски.
Под внимательным взглядом чёрных глаз я снова смутилась и отвела взгляд. За мной идёт. Как и положено «псу» при госпоже…
Но ведь это на людях только! А когда мы вдвоём, это я за ним…
— На распутье он стоит, — Даэ Нану показала на страшный скелет. — Не может решить: с тобой остаться или другую искать пойти. И хорошо ему с тобой и тяжело тоже. Характер у тебя что огонь, и обогреть, и обжечь может. Да и тебе с ним непросто. Много волнений и тревог между вами вижу. Не знаю, что ты скрываешь, красавица, а только вижу, что из-за него от своего прошлого тебе отказаться пришлось.
Моему изумлению не было конца. Вот как?! Откуда она всё это узнала?! Из этих картинок?! А они откуда это всё знают?!
— Непросто тебе придётся, коли приручить его хочешь, — усмехнулась Даэ Нану. — Ласковей с ним будь, хитрость и мудрость женскую прояви. А лучше подумай, нужен ли тебе такой конь норовистый, или другого взять, поспокойнее да посмирнее? Характер-то не переломишь. Чёрный конь удачливый, от беды уносит, а только сивый конь вынослив и дом чует.
Спросить, что это значит, я не успела.
Пронзительный скрежет-крик накрыл лагерь, а в следующее мгновение раздались людские крики.
Забыв обо всём, я вскочила и кинулась из вардо на улицу, чтобы найти того, кто сможет остановить этот ужас.
Тёмная тень кхвана и змеиный хвост промелькнули над моей головой, и я испуганно вжалась в стенку вардо, оглядываясь и пытаясь понять, что происходит.
В сумерках метались тени. Костёр, вокруг которого только что шло веселье, был размётан по луговине, умножая хаос и угрожая спалить весь лагерь. Перевёрнутые миски, раскиданная еда, смятое полотно «стола». Кони метались и ржали, стремясь вырваться на волю, женщины наперебой звали ревущих детей. Кто-то из мужчин пытался успокоить коней, кто-то помогал женщинам и детям добраться до вардо. Но кто-то стоял столбом, с ужасом глядя в тёмное небо, и я знала, что это значит.
— Не смотрите на него! — закричала я, надеясь, что моё предупреждение услышат. — Не смотрите! Уходите в лес!
Джастер?! Где же он?! Почему ничего не…
И тут я поняла ужасную истину: кхван вернулся.
А значит… Значит…
— Юнэ! — раздавшийся рядом крик Даэ Нану привёл меня в чувство. — Сюда, Юнэ!
— Баби! — девчонка лет семи сжалась в комок у бочки с водой, что стояла возле костра. — Баби!
Кхэратун домэр кинулась к ступенькам, но новый крик кхвана взрезал воздух как острый клинок, заставляя людей кинуться в рассыпную. Тех, кто стоял, не в силах отвести взгляда от чудовища, хватали за плечи и тянули за собой, уводя от опасности.
— Ой вей… — тихо прошептала Даэ Нану, бессильно опускаясь на ступеньку. — Юнэ…
Я с ужасом наблюдала, как длинношеее чудище приземлилось на луговину, неловко расставив в стороны огромные крылья, голые, как у летучей мыши. Змеиный хвост бил из стороны в сторону, а три алых глаза на маленькой голове горели не хуже огня. Узкая длинная пасть, усеянная зубами и способная легко перекусить человека, распахнулась и кхван снова закричал, повернувшись мордой ко мне.
Но я не смотрела на него, я смотрела на бледную и перепуганную до ужаса девчонку.
— Ба…би… — испуганно пискнула Юнэ, потому что пасть чудовища нависла прямо над ней.
Не нужно было раскладывать картинки и видеть судьбы, чтобы понять, что случится дальше.
И на меня накатило. Страх, злость, гнев, ярость — все мои чувства сплелись в неразрывный клубок, дар отозвался на зов, и горячая волна прокатилась по жилам, истекая в огненный знак Пламени Шанака.
— А ну отвали от неё, тварь! Айшарэ ду эст!
Я не промахнулась. Уроки Джастера не прошли даром.
Пламя Шанака ударило прямо в морду твари, и кхван взвился, махая крыльями и тряся головой, чтобы сбить моё заклинание. Но прежде, чем он снёс укрытие Юнэ, легко раздавив когтистой лапищей бочку, через луговину метнулась тень и я вздрогнула, когда поняла, что у соседнего вардо выпрямилась знакомая фигура.
— Тут сиди. — Джастер не сводил взгляда с беснующегося чудища, и держал в руке перевязь с метательными ножами.
У меня отлегло от сердца. Вот почему его не было. За оружием ходил.
— Да, дади. — отозвалась из-под вардо спасённая Шутом Юнэ.
— Ой вэй…. - тихо пробормотала Даэ Нану, закрыв рот ладонями и переводя испуганный взгляд с меня на воина и обратно. — Ой вэй, шавхани…
Кхван перестал трясти опалённой мордой, утвердился на лапах и два оставшихся глаза злобно засверкали. В следующее мгновение что-то изменилось. Вместо яростного рыка раненого зверя кхван тяжело шагнул вперёд, опираясь на согнутые крылья, а в алых глазах возникла искра разума.
Чужого разума.
И этот разум управлял чудовищем.
Чудовищем, которое смотрело на меня совершенно ледяным взглядом.
— А ты ж сскрашшшш… — прошипел Джастер, мгновенно метнувшись за угол и прижимаясь к стене вардо. — Отвлеки его, ведьма.
— К-как? — еле прошипела я в ответ, не в силах даже пошевелится под изменившимся взглядом кхвана. От всей моей боевой ярости не осталось и следа. Я едва держалась, чтобы не сесть рядом с окаменевшей от ужаса матерью домэр.
— Не смотри на него! — зло прошипел Шут. — Я что, зря тебя учил?! Глаза закрой, дура!
Да сколько можно ко мне так относиться!
Я сердито моргнула и вдруг поняла, что оцепенение спало. В следующее мгновение раздался яростный крик чудовища, и меня окатило волной смрада.
Распахнув глаза, я с ужасом увидела, что разъярённый кхван мечется по луговине, ударяясь о вардо и стараясь сбросить Джастера, вцепившегося за его шею прямо за головой. Из одного глаза чудища торчал метательный нож и текла кровь. Ещё несколько ножей были в теле и шее твари. Перевязь с остальными ножами вместе с остатками пиршества втоптана чудищем в землю. Если Джастер хотел достать нож из глаза, то добраться до цели не мог. Все его силы уходили на то, чтобы удержаться на чудовище и не подпустить его ближе к стоянке.
Но даже так горящие дрова искрами разлетались в стороны из-под лап и хвоста, падали на полотняные стены и вардо вспыхивали, добавляя хаоса. Люди спешно выбирались из огня, помогая друг другу и спасая пожитки.
— Баби! — зареванная и испуганная Юнэ дёргала Даэ Нану за руку. — Баби!
— Вставайте! — очнулась и я. — Вставайте, надо уходить!
Кхэратун домэр вздрогнула, приходя в себя, и ухватилась за руку внучки.
— Юнэ!
— Уходите! Скорее!
Я помогла женщине встать. К нам уже спешили трое мужчин. Один схватил девочку и побежал в лес, а двое ждали, когда Даэ Нану спуститься со ступенек.
— Шавхани? — оглянулась она на меня.
«Кто, если не мы?»
Кто, если не я?
— За меня не беспокойтесь, — я постаралась выпрямиться и уверенно улыбнуться испуганным людям, хотя больше всего хотелось бежать отсюда куда подальше.
Но разве я могу бросить Джастера?
— Это моя работа.
Они кивнули и поспешили в укрытие, а я сосредоточилась на новом заклинании. Мне всего лишь надо отвлечь это чудище. А Джастер его прикончит.
Конечно, лучше бы подойти поближе, но я боялась покинуть место, откуда было хорошо видно происходящее на поляне. Да и безопаснее здесь, хотя соседнее вардо полыхало огнём.
Новое Пламя Шанака вышло слабее, зато удар пришёлся в поднятое крыло, где оно крепилось к телу. Этого оказалось достаточно.
Опалённый новой атакой, кхван закричал и покачнулся, повернув голову в мою сторону. Последний уцелевший глаз полыхал такой злобой и яростью, что я поняла: тварь доберётся до меня любой ценой.
Но Джастер обхватил пасть руками, рывком притягивая голову кхвана к шее и заставляя тварь Проклятых земель встать на дыбы, распахнув крылья. В следующее мгновение из-за ближайшего уцелевшего вардо возникло несколько мужчин. Кинжалы и ножи мелькнули в воздухе, впиваясь в тушу кхвана и рассекая кожистые перепонки, но один вонзился в последний глаз чудища.
Тварь Проклятых земель замерла, зашаталась, в его горле заклокотало, и мёртвое тело стало падать туда, куда свесился с его шеи Шут.
Я же стояла и смотрела на догорающий в ночи лагерь. Перепаханная и погоревшая луговина. Два вардо сожжены полностью, ещё четыре обгорели, где больше, где меньше. Уцелели те, что стояли дальше всех от ярящегося чудовища.
Мужчины, женщины и дети медленно выходили из леса. Уставшие, перепуганные, спасавшиеся от чудища и спасавшие свои дома от огня… Сколько всего они претерпели из-за того, что мы с Джастером решили воспользоваться их гостеприимством…
— Меткий у тебя глаз, Мелван! — Джастер соскользнул с мёртвого чудовища, уронив его голову так, чтобы рукоять кинжала торчала в небо. — Я уж думал, всё конец мне!
— А ты чего на нём верхом ездил? — Немного нервно откликнулся один из мужчин. — Храбростью своей похвалится решил?
— Стыдно сказать, с перепугу я, — Шут покаянно опустил голову и почесал затылок. — Он как на меня кинулся, так я и ухватился, за что успел…
Джастер развёл руками и виновато улыбнулся, всем своим видом подтверждая сказанное.
Кто-то негромко засмеялся, к нему присоединились ещё и ещё, и вот уже вся поляна хохотала над незадачливым наездником, и хлопала Мелвана по плечам, восхваляя его меткость и ловкость.
Я ошеломлённо хлопала глазами. Да что он творит, в самом деле?!
Зачем всё переиначивает?!
— Самое время песни петь и вино пить! — провозгласил вдруг улыбающийся Джастер. — А ну, домэры, кто лучше песню сложит про битву такую? О госпоже Яниге, ведьме-защитнице, божественной силой наделенной, и о метком Мелване с товарищами, что чудища не побоялись?
— Я сложу! — выкрикнул кто-то из парней. — Про великого Мелвана, победителя бэнга!
— Нет, я! — отозвался девичий голос. — Это шахвани Янига бэнга победила!
— Я гадину убил!
— Без шахвани ты в кустах сидел! А она силой своей!..
— Эй, домэры, не ссорьтесь! — Джастер примиряющее поднял руки. — Праздник такой зачем портить? Все же постарались, все друг другу помогали, про всех и пойте!
— Верно! — закричало сразу несколько мужских голосов. — Про всех петь надо, про весь домэр!
— И выпить за победу! — подлил масла в огонь Шут.
— Верно, верно! Эй, несите вино! Несите еду! Праздник у нас!
Я не верила своим глазам.
Только что они были уставшие и испуганные, а сейчас мужчины довольно хлопали друг друга по плечам, парни весело собирали новый костёр, без страха проходя мимо мёртвого кхвана, и ударяя по нему кулаками. Женщины обсуждали, у кого какие запасы найдутся для праздника, а девушки уводили детей спать в уцелевшие вардо.
Двое мужчин вели Даэ Нану под руки, следом шла Юнэ. А я только сейчас сообразила, что так и стою на крыльце чужого вардо, а нам надо ещё место для лагеря найти.
Я огляделась в поисках Шута и совершенно неожиданно обнаружила, что он стоит внизу, сбоку от ступенек.
— Джастер…
— Спасибо, Янига, — тихо сказал он, не глядя на меня. — Ты всех спасла. Никто не пострадал.
В глазах стало мокро, и я поспешно заморгала, чтобы не разреветься от неожиданного понимания, что всё действительно закончилось.
Кхван мёртв. Значит, пока нам больше боятся нечего.
— А ты как?
Он только хмыкнул в ответ, потому что к крыльцу подошла кхэратун домэр. Я поспешно спустилась со ступенек, понимая, насколько невежливо было стоять там одной.
— Простите нас, — я виновато опустила голову. — Простите…
— Ой вэй, — раздалось в ответ. — Что за шавхани! Весь домэр спасла, такой страх поборола, а прощения просит!
Я вскинула голову, но женщина уже смотрела на Шута.
— А ту баро мурш!
Сопровождавшие кхэратун домэр переглянулись.
— Мелван…
— Ой вэй! — воскликнула Даэ Нану. — Где ваши глаза были?! Кто этого бэнга бил, пока вы в кустах сидели, храбрости набирались?! Ты, Сейву? Или ты, Ачан?
— Все вместе бэнга победили, матушка. — Джастер спокойно выступил вперёд, пресекая спор. — И откуда в ваших краях такие звери завелись? Никогда не видал.
— Эй, да откуда же нам знать? — отозвался один из мужчин. — Сами такое впервые видим!
— А мы с госпожой его уже слышали не так давно. Дня три назад. Или четыре? Помните, госпожа Янига?
Я кивнула, подтверждая сказанное. Мужчины переглянулись и посмотрели на кхэратун домэр.
— Отведите Юнэ к Райко. — властно бросила Даэ Нану через плечо. — Ступай за мной, шахвани. И ты, раклэ. Разговор у меня к вам есть.
В вардо по-прежнему горела лампа, теплилась жаровня, всё также лежали на столике карты и стояли две пустые чашки.
Увидев всё это, я испугалась, как отреагирует Джастер, но Шут только мазнул взглядом по столику и встал справа от двери, как обычно изображая «пса». Вид у него был совершенно невозмутимый.
А вот Даэ Нану всплеснула руками и сбросила с плеч шаль, накрывая ей столик.
— Ой вэй… — тихо простонала она, схватившись руками за голову. — Ой, горе мне, старой… Шахвани не разглядела, про Лил позабыла…
— Они не потеряют силу, не бойтесь, — спокойно сказал Джастер. — Расскажите госпоже Яниге, что хотели сказать.
Кхэратун домэр выпрямилась, поправляя платок на голове.
— Что же ещё не увидели мои глаза? — она подошла к воину, глядя на него снизу вверх. — Чем на хлеб зарабатываешь ты себе?
— Песни пою и людей веселю, — улыбнулся в ответ Джастер, — И госпоже Яниге служу, покуда нужен.
Хотя ответ был в его духе, последние слова неожиданно резанули мне сердце.
«Не верит он, что захочешь с ним быть»…
— Писхари ты… — протянула Даэ Нану, недоверчиво меряя Шута взглядом. — Ой вей…Не видала я ещё писхари, который за хозяина бэнга задавит…
— Так я и не давил, — снова улыбнулся Шут. — Госпожа Янига силой Шанака владеет, и весь домэр помог с ним справиться. Расскажите госпоже про этого бэнга, матушка. Что вы знаете?
Кхэратун домэр снова смерила воина недоверчивым взглядом, отошла к столику и опустилась на подушечку, слегка поежившись от проникающей с улицы прохлады. Поверила она Джастеру или нет, но шаль убирать не стала.
— Домэр мой всю жизнь кочует, — она поставила на жаровню чайник. — Мужчины наши песни слагают и коней продают, женщины — пляшут да песни поют. Много селений мы видели, многое слышали.
Она коротко взглянула на нас, но Джастер, оперевшись на косяк двери, слушал молча. Я же вдруг почувствовала себя очень уставшей и невольно посмотрела на подушечку, где сидела раньше.
— Что ж это я, старая, о гостях забыла, — Даэ Нану заметила мой взгляд. — Садись, шахвани, дорогая гостья ты в моём вардо!
Я с благодарностью села и заметила в чёрных глазах непонятное выражение.
— Продолжайте, матушка, — напомнил о себе Шут. — Время позднее, вам от таких тревог отдыхать нужно.
— Верно говоришь, — кхэратун домэр взяла чашки и налила настой мне и себе. — Знает ли шахвани Тратал?
— Нет, — я покачала головой, отпивая подогретый напиток. — Что это?
— Город, в пяти днях пути. Шептали мне, что с этой весны люди там стали боятся темноты. С сумерек запираются они на все засовы и до утра жгут свечи. Потому как из темноты являются бэнга и утром находят только останки несчастных. А то и никого не находят.
— А что за бэнга, не говорили? — заинтересованно спросил Джастер.
— Разное говорили. — Даэ Нану снова внимательно посмотрела на воина. — И про рогатых, и про крылатых, и про зубастых сказывали. А пуще того молчали, потому как любого, кто про бэнга болтать начинал, очень быстро в темницу кидали, и больше никто их не видел.
— Интересно как… — воин задумчиво гладил короткую бороду. — А ещё за что людям рты закрывают, матушка?
— За разговоры непотребные о шувани одной. — серьезно смотрела на нас кхэратун домэр. — Говорят, что молода она и собой так хороша, что сначала младший хозяин Салаксхема, а затем и сам герцог перед её красотой не устоял. В замке его она живёт, ложе обоим греет и вертит ими, как хочет.
Я чуть настоем не подавилась, поняв, что Джастер не ошибся, говоря о богатых и влиятельных покровителях. Ведьма, которая вдруг из некрасивой старухи стала молодой и окрутила самого герцога и его сына… Да ещё разных демонов люди видели…
Великие боги! Ну за что мне такая судьба?!
— А имя этой шувани не слышала, матушка?
— Вахала люди её называли.
Взгляд Шута я почуяла даже спиной, но имя ведьмы мне ни о чём не говорило и я покачала головой.
— Благодарю, матушка, — Джастер отлип от двери. — Не смеем с госпожой больше вас утомлять.
Я допила чай, поставила чашку на пол и встала.
— А ещё болтали люди, — Даэ Нану тоже отставила свою чашку, — что любит герцог песни и музыку слушать. Кто ему по нраву придётся — золотом одаривает. А кто не угодил — навсегда исчезает. Потому обошли мы замок тот стороной и далёкой дорогой.
Я только украдкой вздохнула. Я бы тоже обошла, но именно туда Джастер как раз и отправится.
— Благодарю за угощение, — я встала и вежливо поклонилась, как и Шут, уже выскользнувший наружу, в ночь.
— Дэвэл тебе в помощь, шахвани. — Кхэратун домэр с сочувствием посмотрела на меня. — Не о том я тебе судьбу смотрела, ох, не о том. Сохрани тебя боги, хорошая. Уж не ведаю, за что они тебе такого слугу послали, но забудь, что я тебе говорила. Не равна тебе птица по полёту. Ступай.
Совершенно ничего не понимающая, я вышла из вардо и спустилась вниз. Джастер ждал меня в нескольких шагах от ступенек.
Костёр на поляне догорал, уставшие люди спали прямо на земле. Если бы не тёмная глыба мёртвой туши и не потрёпанные вардо, я бы решила, что в лагере просто был праздник, затянувшийся за полночь.
— Идём, — Джастер обогнул вардо кхэратун домэр и пошёл прочь от лагеря.
— Куда мы? — я обхватила себя руками: хотя земля ещё хранила остатки тепла от пожаров, но стояла глубокая ночь, и в воздухе было холодно. Судя по тёмному небу, всё затянуло тучами. Наверняка дождь будет… — Где наши вещи?
Идти приходилось осторожно: днём я видела, куда ставлю ногу, а ночью наколоть босую ногу случайным сучком или шишкой совсем не хотелось.
— К ним и идём, — он хмыкнул, выходя на дорогу и пересекая её. — Поедим и спать. А то второй пир без нас прошёл.
— Как-то он быстро кончился, — я оглянулась, но лагерь домэр уже скрылся за кустами. — Джастер?
— Не отставай, ведьма, немного осталось. — Он показался из-за ствола справа от меня. — Устали все и напуганы были. Что ты еле идёшь?
— Потому что я босиком и не вижу ничего! — сердито огрызнулась на него, вытянув перед собой не только руки, но и осторожно ощупывая ногой землю, чтобы не наткнуться на ветку. — Ты же меня без обуви оставил! Вот зачем надо было мои туфли сжигать?
Ответа не последовало, только моё запястье обхватили твёрдые и горячие пальцы, и мне стало спокойнее.
Хоть не заблужусь…
В следующее мгновение Шут подхватил меня на руки.
Я даже пикнуть не успела, как и насладиться тем, что он так рядом, когда через несколько его шагов не столько увидела, сколько ощутила небольшое свободное пространство вокруг, а он поставил меня на землю.
— Пришли. Подожди.
Джастер наклонился, что-то зашуршало, и передо мной появился кусок черноты, который почти сразу озарился светом.
— Забирайся, ведьма. — Хмурый Шут держал лампу и полог. — Поедим и спать.
— Когда ты успел всё это сделать?
Мы ужинали вяленым мясом и запивали всё это вином, явно позаимствованным Джастером с праздника. Все наши вещи лежали тут же в шатре.
— Пока ты лясы точила, — усмехнулся он. — Домэры гостей от костра не прогонят, но мы всё равно чужие, а чужим людям вардо не предлагают.
Я откусила мясо и сосредоточенно начала жевать, чувствуя себя одновременно и благодарной за заботу, и виноватой за свои сомнения.
И что значит: не равна птица по полёту? Это из-за того, что Джастер моим слугой назвался?
Но он же мне не слуга совсем…
Лясы точила… Это он наверняка про картинки…
— Ты их видел?
Воин отпил вина прямо из бутылки и внимательно посмотрел на меня.
— Забудь про это, Янига. Это лучшее, что ты можешь сделать.
Я вздрогнула, а воин спокойно взял новую полоску мяса.
Забудь… Значит, он всё видел. И всё понял по этим картинкам.
Но почему забыть?! Там же всё хорошо было…
Или… или он принял решение?
Нет! Не хочу о таком даже думать!
— Это было очень сложно? — я решила перевести разговор на другую тему.
— Что именно?
— Убить этого…
Джастер снова глотнул вина и посмотрел на меня.
— Я мог убить его быстро. Но тогда люди ничему бы не научились.
У меня чуть кусок изо рта не упал. Он что, серьёзно?
— Песня о шавхани Яниге и остроглазом Мелвине? И ни слова о тебе?
Вместо ответа Шут снова приложился к бутылке, ставя точку в разговоре. Я молча ела мясо и запивала вином из чашки. За один вечер произошло столько всего, что просто не знаешь, о чём и думать.
— Джастер… — я решилась спросить, когда воин вытряс из бутылки последние капли. — Тот взгляд… Это был…
— Да, ведьма, — холодно и трезво отозвался он, вытирая губы. — Ты всё поняла верно. Игра началась. А теперь ложись спать.
С этими словами он забрал свой плащ и выбрался из шатра, оставляя меня одну.
Устроившись на покрывале и подложив под голову подушечку, я накрылась плащом и погасила лампу. В густой темноте вспомнились последние слова Даэ Нану про бэнга, но я отмахнулась от этих мыслей, слушая, как шумят снаружи листья от ветра.
Джастер рядом. Пусть он и не хочет ночевать со мной в одном шатре, но я могу во всём на него рассчитывать. И хотя он сам в этом не признается, но я ему нравлюсь и у него на сердце…
Пусть даже он не простил меня и любит свою бывшую.
— Не собираюсь я ничего забывать, — пробормотала я вслух и уснула.
19. Обманка
— Эй, багибнытко! Ту кай? Ту ман шунэса?
Гортанный мужской голос ударил по ушам, вырвав меня из сна. В полумраке шатра было уютно, тепло, и вставать не хотелось. Во сне Джастер сидел рядом и при свете лампы шил туфли, иногда поглядывая на меня. На его губах играла мягкая улыбка, игла в руках мелькала, как у заправского портного. Он ничего не говорил, но было так тепло оттого, что он рядом…
Я прикрыла глаза, пытаясь сохранить воспоминания о приятном, и прислушалась.
— Здесь я, — ворчливо отозвался Джастер. — Слышу, не кричи, разбудишь. Чего тебе?
— Кхэратун домэр шавхани зовёт, — уже тише отозвался неожиданный посланник. — Дело к ней есть.
— Скажи, что скоро придём. Песню-то сложили?
— Три песни сложили! — Посланник довольно засмеялся. — Приходи, послушаешь!
— А как же, — весело отозвался Шут. — Непременно!
Я услышала, как зашуршала трава и захрупали веточки под ногами мужчин. Кажется, посланник уходил, а вот Джастер остановился возле шатра.
Теперь вставать точно придётся. Интересно, что за дело у Даэ Нану ко мне? Она же вчера всё сказала…
— Раз проснулась, ведьма, то вставай, и будем собираться. Нехорошо заставлять себя ждать.
Вот ведь… Через двойную ткань насквозь видит…
— Встаю, — негромко буркнула я, не сомневаясь, что он услышит.
Выбралась из-под плаща, чтобы у опущенного полога наткнуться на… новые туфли, аккуратные и добротно сшитые.
Конечно, они не были такими изящными и красивыми, как у горожанок, но я не сомневалась, что для дороги лучшей обуви просто не найду.
Джастер… Значит, это был не сон… Ну какой же он, в самом деле…
Я торопливо примерила обувку и выбралась наружу.
— Спаси…бо… — Я растерянно огляделась в поисках Шута и почти сразу обхватила себя руками: ночью прошёл дождь, в воздухе пахло сыростью, а трава и листья украшены хрустальными каплями. Как же хорошо, что у меня теперь новые туфли есть… Так удобно, и ногам тепло…
Только Джастера не видно.
Небо не распогодилось, и в сером сумраке лес выглядел свежо, но неприветливо.
— Брр! — я потёрла себя руками и кинулась обратно в шатёр за плащом. Холодно…
Вместе с плащом я взяла сумку. Не считая браслета двух судеб, это самая ценная вещь, которая у меня есть. Лютня Джастера лежала в шатре, но его торбы не было.
Не ушёл же он к домэрам без меня? Конечно, я не заблужусь — в мокрой траве тропинку хорошо заметно, — но всё-таки…
Я расчёсывала волосы, сидя на сухой земле в шатре, когда услышала шаги.
— Джастер?
— Готова? — Шут показался из-за деревьев и скинул капюшон. По его плащу дождевые капли скатывались вниз, как по шёлку.
Мой-то вот промок, вместе с подолом, пока я по кустам ходила.
— Косу заплести не хочешь? А то у тебя не причёска, а птичье гнездо на голове.
Какой же он грубый…
— Я не умею, — сердито буркнула в ответ. — И вообще, с ними теперь одни мучения! Они жёсткие и непослушные из-за твоей краски!
Я встала, убирая гребень в сумку, когда моё запястье бережно обхватили жёсткие пальцы.
— Подожди.
Джастер стоял передо мной так близко, что я чувствовала его дыхание и тепло. Только вот смотрела на яркие лоскуты рубахи, потому что боялась взглянуть ему в лицо. Иначе… Иначе…
— Дай, — он осторожно взял у меня гребень.
Он расчёсывал мне волосы, а я стояла, затаив дыхание и наслаждаясь лёгкими прикосновениями. Спутанные пряди в его руках ложились мне на плечи и грудь красивыми тёмными кудрями.
— Тебе так не нравится этот цвет?
Удивлённая неожиданным вопросом, я вскинула голову, чтобы увидеть мягкую улыбку. Почти как во сне… Хотя нет, это был не сон. И не собираюсь я ему ничего говорить.
Обойдётся.
— Не очень, — я отвела глаза, рассматривая соседнее дерево. Мокрая кора, мокрые листья, осина как осина. — Долго мне ещё твою деревенскую подружку…
— Потерпи, — он неожиданно крепко обнял меня. — Пока потерпи. Я разберусь, что к чему, и станет понятно, что нам делать.
Не отвечая, только вздохнула, греясь его теплом. Нам… Он сказал — нам…
— Ленту дай.
Я забрала из его руки гребень и достала из сумки ленту.
— Ты и косы умеешь…
— Умею, — он взял меня за плечи и легко развернул к себе спиной. — Я много что умею, Янига.
Он колдовал с моими волосами, а я держала в руках алую ленту, смотрела на шатёр и вдруг подумала, что всё, что у меня сейчас есть — благодаря Джастеру.
Сумка, туфли, мои платья, коих уже больше, чем у меня было за всю предыдущую жизнь. Лента вот тоже…
Браслет…
Опустив глаза, я смотрела на бусины, поглаживая их пальцами. Белая — наша первая встреча. Полосатая — наш договор.
Договор, изменивший всё.
Новые зелья. «Госпожа» Янига. Кронтуш — первая алая бисерина. Ярмарка. Живой меч… ещё одна алая капелька на двух нитках. Свинская деревня. Чёрная бусина. Нет, не хочу об этом думать. Не сейчас!
Лучше вот эта, белая бисерина. Я пришла…
Пришла, чтобы узнать… очень много всего.
Когда это было? Неделю назад? Больше? Луна Сильных трав ещё не полная, а я уже иду по своей судьбе.
Мой путь… Кхван… Домэры…
Великие боги! Всего несколько недель назад ничего подобного я и представить не могла.
Смешно вспомнить: мечтала ходить по наделу Холиссы и всякую «дрянь» за медяки продавать.
А сейчас…
О чём я мечтаю сейчас?
Джастер молча вытянул у меня из пальцев ленту. Ощущения на голове были непривычные. Похоже на то, когда он мне волосы красил и в узел всё собирал, только по-другому.
— Ну вот, готово. С распущенными тебе лучше, но пока так безопаснее.
Воин отступил, и я полезла за зеркалом.
И впрямь — коса. Длинная, пышная, грудь закрывает. И лента в коричневых прядях хорошо смотрится с платьем. Без привычных кудрей лицо такое, словно я только в девичий возраст вошла. Из-за тёмных бровей глаза стали казаться ярче и желтее, чем обычно. И веснушки ещё заметнее стали. Хотя лицо и шея успели немного загореть, зато уши — белые. Наверно, поэтому он мне косу не туго заплёл, а свободнее, чтобы волосы уши закрывали?
— Я и впрямь как девчонка деревенская, — со вздохом я спрятала зеркало обратно.
— Угу, — хмыкнул Джастер, смерив меня придирчивым взглядом. — Только кое-чего не хватает.
Он пошарил в своей торбе и достал…
— Что это? — Я с изумлением смотрела на длинную нить, унизанную разноцветными бусинами и бисером. В нарядном сочетании цветов угадывался какой-то странный ритм. По центру, где обычно носили самые дорогие камни или подвески, красовался гладкий и блестящий чёрный коготь, длиной почти с мою ладонь.
— Бусы тебе, — Шут с улыбкой, переходящей в ухмылку, протянул руки, и украшение легко скользнуло мне на шею. — С когтем кхвана.
С когте…
— Фу! Гадость! Сними это с меня! Я не хочу! — я попыталась избавиться от жуткого подарка, но Джастер легко пресёк мои попытки, ухватив за руки.
Взгляд у него стал таким холодным, что я перестала сопротивляться.
— Это — оберег, ведьма. Носи и не снимай. Поняла?
В ответ я только хлопала глазами. О… оберег? Что это?
— Он защитит тебя от всего, когда меня не будет рядом. — Воин смотрел спокойно и сурово. — Никогда его не снимай. Никогда, запомни. Даже… Нет, особенно если я сам буду просить это сделать.
Ч… что?
— Я не понимаю…
— Некогда объяснять, ведьма, — Шут снова стал холодным и отстранённым. — Пошли, нас уже заждались.
Он развернулся и направился по тропинке в сторону дороги.
Я подхватила подол платья и поспешила за ним. Под ногами захрустели старые замшелые ветки и прошлогодние шишки: среди осин росли молодые сосны. И как он думал, я должна была ночью тут ходить? Да ещё босиком…
— Подожди! А шатёр?
— Вернёмся, — не оглядываясь, спокойно бросил он, пока я перебиралась через поваленное дерево, стараясь не порвать платье.
— А ты куда ходил?
— За подарком твоим. Всё, хватит болтать, Янига.
Джастер развёл в стороны густую кленовую поросль, которую я ночью приняла за кусты, и мы вышли на дорогу.
Пасмурным утром — я заметила в серой пелене, затянувшей небо, белёсый круг солнца, — потрёпанный домэр радовал взгляд яркими пятнами нарядов.
Жизнь в лагере шла своим чередом. Мужчины занимались ремонтом пострадавших вардо, несколько человек разбирали остовы сгоревших повозок, сваленных на выгоревшей и перепаханной луговине, словно дрова для праздничного костра. Женщины готовили, девушки приглядывали за детьми, кто-то нашивал заплаты на пострадавшие полотняные бока и крыши, дети играли и веселились.
— А где кони и это чудище?
Воин в ответ пожал плечами.
— Кхвана в лес отволокли, чтобы у дороги людей не пугал. А коней, не знаю, куда они дели. Надеюсь, всех поймали. Дэвес лачо!
На его приветствие стали оглядываться и громко здороваться. Женщины мне улыбались, махали руками, и я тоже робко помахала им в ответ. Они весело смеялись и, наверное, на своём языке обсуждали мою причёску и «бусы».
— Идём, певец, — к нам подошёл один из мужчин, которых я вчера видела возле Даэ Нану. — Провожу вас к кхэратун домэр. Потом послушаешь, какие мы песни сложили!
Он бросил короткий заинтересованный взгляд на моё «украшение», и я подумала, что лучше такой подарок спрятать подальше от чужих глаз. Воспользовавшись моментом, что на меня никто не смотрит, я убрала коготь под ворот платья.
Джастер на это ничего не сказал, коготь не царапался и не мешался, и я решила, что поступила правильно.
Даэ Нану ждала нас в своем вардо, которое переставили подальше от истерзанной луговины. Где-то за деревьями я услышала ржание коней и порадовалась, что их поймали.
Наш провожатый легко взбежал по ступенькам и чуть приоткрыл дверь.
— Гости пришли! — громко сказал он. Выслушав ответ, мужчина улыбнулся и кивнул нам. — Заходите, Даэ Нану вас ждёт.
В вардо со вчерашнего вечера ничего не изменилось, если не считать что столик был чист и пуст. Даэ Нану сидела на своей подушечке и поприветствовала нас лёгким кивком.
— Дубридин, — поздоровался Джастер, и я повторила за ним:
— Доброе утро.
— Дэвес лачо, шавхани, — улыбнулась хозяйка вардо, и я подумала, что её лицо, покрытое морщинами, в такие моменты становится удивительно добрым. — И тебе, певец. Как дела у вас?
— Хорошо, спасибо, — я не знала, что ещё сказать. — Вы хотели меня видеть?
— Хотела и вижу, — она встала, опираясь рукой на колено. — Поблагодарить тебя хочу за настой лечебный, шавхани. Хороший он у тебя, полегчало мне.
— Пожалуйста, — я смутилась, вдруг подумав, что и в самом деле уже второй раз занимаюсь лечением как настоящая травница. Любопытно, это тоже часть моего дара, которая передалась от бабки? Или это только благодаря рецептам Джастера?
А Даэ Нану неожиданно глубоко вздохнула, обошла столик и, остановившись перед нами, склонила голову в неглубоком поклоне.
— Прощения у вас попросить хочу. По моей вине бэнг на домэр напал, всех чуть не погубил. Колдовство он моё учуял, на него прилетел. Слыхала я про таких, только далёко отсюда они живут, сказывали.
Я стояла, открыв рот от такого неожиданного признания. Ничего подобного услышать не ожидала. Выходит, карты — это тоже колдовство и сильное, если кхван его почуял. И это из-за меня…
— П… простите, — тихо пробормотала я, опустив глаза. — Если бы не я…
— Не винись, шавхани, — выпрямилась Даэ Нану. — Моя на то воля была, моя и вина. Не просила ты меня, я тебе ворожбу предложила. Не думала я, что так далеко власть этой шувани разошлась. Сильна она, ой сильна, какого бэнга себе служить заставила. Злая у неё сила…
— Не переживайте, матушка, — неожиданно сказал Джастер, пока я приходила в чувство. — Живы все — и слава богам.
Кхэратун домэр остановилась перед Шутом, внимательно смотря ему в лицо.
— И кто же ты такой, багибнытко? Поёшь, как птица, наряд у тебя весёлый, свободный, а слугой называешься. Обычаи и язык наш знаешь, всех детей вчера игрушками одарил. Бэнга не побоялся, Юнэ мою из зубов его спас. И сейчас словам моим не удивился, шувани злая тебя не пугает… Неужто на силу шавхани своей надеешься? Так не из тех ты, кто за юбку прячется…
Вместо ответа Джастер только виновато улыбнулся и развёл руками, словно говоря: «Вот такой я, как есть».
Даэ Нану только покачала головой, обошла столик и снова села на подушечку.
— Юнэ ты мою спас, чем отблагодарить тебя?
— Песни пойте, матушка, — улыбнулся Джастер. — Пусть люди слушают. И внучку учите. Негоже дару пропадать. Только лучше вам в Сурайю вернуться. Там спокойнее.
— Ишь ты, догадливый какой… — снова покачала головой кхэратун домэр. — Скажу ещё вам. Не ходите в замок к шувани этой. Погибель вас там ждёт. Юнэ моя сон видала, а сны у неё вещие.
Поги… бель? Сны вещие?! Да что ж с утра меня все пугают?!
Я невольно положила руку на грудь, где под платьем скрывался коготь кхвана. Оберег был… надёжным.
Защитит от всего, когда…
Я сглотнула, оглянувшись на Джастера. Он стоял, как обычно прислонившись спиной к двери и сложив руки на груди. Страшное предупреждение не стёрло мягкой улыбки, блуждающей на губах.
Неужели он говорил про… про это? Видящий судьбы…
— Благодарствуем, матушка, — Шут смотрел так спокойно и расслабленно, словно и не слышал сказанного. — Шанак не выдаст, свинья не съест.
Свинья не съе… Да он что, издевается?!
— Ой вэй… — всплеснула руками кхэратун домэр. — Совсем он страха не имеет! Что за беспутный такой?! И жизнь ему не дорога!
— Какой есть, матушка.
Проще и добрее улыбки я ещё не видела.
— Ступай, — махнула рукой Даэ Нану, поняв, что другого ответа не получит. — Сыновья мои тебе табун покажут, возьмёшь себе и шавхани по коню в дорогу. Это подарок вам за то, что домэр и Юнэ мою спасли. Все так решили.
— Благодарствуем, — Джастер вежливо поклонился, пока я очередной раз за короткую беседу изумлённо смотрела на кхэратун домэр.
— Спасибо! — Я закрыла рот и тоже вежливо склонила голову. — Спасибо!
Даэ Нану довольно кивала, Джастер снова поклонился и вышел из вардо. А я посмотрела на улыбающуюся ему вслед женщину и решилась.
— Я бы хотела тоже с вами поговорить.
— Что же спросить хочешь, шавхани? Про вчерашнее — забудь, неверно я смотрела, неправильно.
— Почему? — Я нервно обхватила ладонью запястье с браслетом.
Успокаивали меня эти бусины. Как будто Джастер за руку держит…
— Всё правильно вы вчера сказали! Я… Я сильно его обидела…. Очень сильно. Сказала такое, что не имела права говорить…
Даэ Нану смотрела на меня внимательно и не прерывала. И я решилась.
— Что мне сделать, чтобы он меня простил? Помогите мне!
— Неужто так крепко писхари своего любишь? — изумилась кхэратун домэр. — Ой вэй… Странный он у тебя. Как ни гляди — странный.
— Он мне не слуга, — выпрямилась я, жалея о своём порыве. — Он… Он только на людях себя так ведёт. Он сам так решил.
Даэ Нану недовольно качала головой и куталась в шаль.
— Ой вэй, шавхани! — Она прицокнула языком. — Сколько ещё неправды вокруг тебя, как жить дальше будешь?
— Не знаю, — я опустила голову. — Я только знаю, что эта ведьма, о которой вы вчера говорили, меня ищет. Потому что я сняла её проклятие и убила бэнга в одной деревне. А Джастер мне во всём помогает. Вот и всё.
Кхэратун домэр молчала и лишь изумлённо качала головой. Я же закусила губу, жалея, что опять наговорила лишнего. Вот сейчас как скажет, что это из-за меня бэнг вчера напал… Сразу мы с Джастером из спасителей в виноватых превратимся.
И что тогда? Со всем домэром драться?
— Ой вэй… — вздохнула Даэ Нану. — Нелёгкая у тебя судьба, шавхани… Чем ты богов прогневала, что врага тебе такого дали и погибелью грозят?
— Не знаю. — Я моргала, чтобы прогнать навернувшиеся слёзы.
Что я за дура такая… Молчать надо, а я болтаю…
Джастер узнает — я и доброго слова не дождусь, не то что ласкового. Ещё и посмотрит так, что любой демон рядом с ним котёнком покажется.
— Хочешь судьбу свою узнать, шавхани? — неожиданно спросила кхэратун домэр. — Что ждёт тебя, где беда караулит, а где удача поджидает?
Судьба… Демоны, могущественная и очень недобрая ведьма, неизвестный и опасный враг самого Шута… Замок, в котором нас ждёт погибель… Джастер с оберегом своим…
Нет уж. Хватит с меня на сегодня. Утро ещё, а я уже напугана не один раз.
Не желаю больше про всякие ужасы слушать.
Я хочу вернуть доверие Джастера. Потому что рядом с Шутом ничего не страшно.
А без него… Без него от ведьмы Яниги давно бы только косточки остались.
— Нет. — Я посмотрела на Даэ Нану и покачала головой. — Не хочу. Я хочу, чтобы он меня простил.
Женщина вздохнула, ненадолго отвела взгляд и снова посмотрела на меня.
— Вижу, не кривишь ты душой. Крепко ты к нему привязалась, мучит тебя совесть за обиду напрасную. Не знаю, что случилось у вас, и не моё это дело, шавхани. А и знала бы — не помогла бы в том. Конь коню большая разница, а этому только крыльев недостаёт. Один совет я могу дать тебе только: поговори с милым своим. Кроме него, никто тебе нужного ответа не даст.
Вот и всё. Можно поблагодарить и уйти.
Чуда в виде готового ответа — не будет.
Поговорить… Если бы это было так просто…
Я даже вспоминать об этом не хочу. А уж ему напоминать — тем более.
Только крыльев недостаёт…
Видела я его с крыльями. Когда он меня снежноягодником накормил.
Чего я уже только ни видела…
— Благодарю, — поклонилась я кхэратун домэр. — Будьте здоровы.
— Да помогут боги тебе, шавхани, — кивнула в ответ Даэ Нану.
Выйдя из вардо, я огляделась в поисках Джастера и увидела, что мне машут женщины.
— Идите к нам, шавхани!
Я спустилась со ступенек и направилась в женскую часть лагеря. Пусть тогда Джастер с лошадьми сам разбирается.
Без меня он всё равно не уйдёт.
Женщины встретили меня улыбками и даже покормили, что очень порадовало. Со всеми новостями я забыла про завтрак, но живот быстро напомнил об этом, когда я учуяла вкусные запахи.
— Вот вам, в дорогу, — одна из женщин подала мне завёрнутые в лопух лепёшки. — Доброго пути вам!
Я поблагодарила в ответ, убирая лепешки в сумку, и увидела, что Шут возвращается со стороны леса вместе с нашим провожатым.
Мужчины весело переговаривались и пели, причём Джастер явно заучивал слова новой песни. Сын Даэ Нану вёл под уздцы серую лошадь, а Джастер — буланую. Обе лошади были взнузданы и осёдланы.
— Это Ласточка, — Шут забрал повод у провожатого и протянул мне. — Спокойная, послушная и выносливая. То, что нужно в дороге.
Серая Ласточка шумно обнюхала мои руки, и я, вспомнив, как когда-то давно Шут разговаривал с лошадью торговца, полезла в сумку и достала лепёшку. Ласточка потянулась к угощению губами, а буланая тут же фыркнула, требуя лакомства и себе.
— Держи, — Джастер отломил кусок от моей лепёшки, и обе лошади с удовольствием жевали угощение.
— Ай да шавхани, знает, как коня приручить! — засмеялся сын кхэратун домэр.
Джастер молча усмехался в усы и бороду, а я думала что после разговора с Даэ Нану даже не знаю, про настоящую лошадь сейчас сказали или нет.
Решив ничего не отвечать, я погладила Ласточку по морде и посмотрела на Джастера.
— Благодарим за всё, — Шут держал буланую под уздцы. — Тэ явэн бахталэ!
Под прощальные крики мы покинула лагерь домэр и вышли на дорогу.
Ласточка и в самом деле послушно шла за мной, а вот буланая время от времени фыркала и дёргала поводья, но Джастер держал крепко.
— Мы их продадим?
— Почему? — удивился он.
— Ты же говорил, что не конюх.
— Не конюх, — Шут хмуро покосился на меня. — Но, во-первых, мы с тобой сейчас по дорогам пойдём, во-вторых, время дорого. Так что верхом сейчас сподручнее. По лесам гулять некогда.
— А в-третьих? — Я чувствовала недоговорённость.
— А в-третьих, от такого подарка не отказываются, ведьма. — Джастер нашёл прореху в зарослях клёна и свернул с дороги в сторону нашего лагеря. — У домэров самые лучшие кони. Они умные, быстрые и выносливые. То, что нам сейчас нужно.