Глава 10

— Вы с Тирлохом собираетесь пожениться?

Плезанс вздохнула. Осторожно вынув свечи из кипящего котелка, она поместила свечной стержень нарейки, аккуратно проложенные между двумя стульями, чтобы свечи охладились.

Мойра вернулась домой почти неделю назад. За это время Плезанс несколько раз пыталась поговорить с девочкой о своих отношениях с Тирлохом, но в последний момент отступалась. В глубине души она надеялась, что Мойра либо не заметит любовной близости между братом и служанкой, либо воспримет ее просто, не задавая никаких вопросов. Теперь она поняла, как глупы были ее надежды.

— Нет, не собираемся.

Плезанс почувствовала, что краснеет. Слава Богу, ей нельзя было отрываться от работы, и она могла не смотреть в лицо девочке.

Мойра, которая в это время добавляла сало в один из двух висевших над огнем котелков, хмуро сдвинула брови:

— Он заставляет тебя спать с ним, потому что ты его служанка?

— Нет, Мойра, он ни к чему меня не принуждал. Видимо, мне не хватило сил соблюсти приличия.

— Или ему.

— Да, наверное, мы оба оказались слабы. Скоро мы с тобой сможем делать свечи из восковницы[4].

— Они мне нравятся больше, чем сальные. Жалко, что ягод не так много, как животного жира.

— Да, жалко. — Плезанс сделала глубокий вдох, приготовившись более подробно поговорить о Тирлохе. — Мы с Тирлохом поступаем неправильно. Я не хочу, чтобы ты думала, будто это нормально. Все, что я говорила про честь и доброе имя женщины, остается в силе.

— Тогда почему ты это делаешь? Потому что любишь его?

— Мойра…

— Не бойся, я ничего ему не скажу. Ведь это не мое дело, верно? Ты любишь его и ложишься в его постель, но он не зовет тебя под венец.

— Если совсем коротко, то да. Ну, что ты нахмурилась? Нет такого закона, который обязал бы его на мне жениться. Даже не знаю, как тебе это объяснить…

— Не надо со мной церемониться, Плезанс. Можешь говорить как есть. В здешних краях мы рано постигаем законы природы. Я знаю, что люди так же, как и животные, имеют потребность спариваться. Просто у них это происходит не в какой-то определенный сезон, а круглый год. Они могут испытывать такую потребность хоть каждый день и занимаются этим в браке или вне брака, по любви, или ради денег, или… — тихо добавила она, — из склонности к ненависти и насилию.

Мойра явно вспомнила то, что случилось с ее мамой. Плезанс обняла девочку и, к своему восторгу, почувствовала, как маленькие ручки обнимают ее в ответ. Ласково улыбнувшись друг другу, они наконец разжали объятия и вновь занялись изготовлением свечей.

— Мне не хочется говорить об этом, Мойра. Получается, что я учу тебя одному, а сама делаю совсем другое. Я внушаю тебе правила хорошего поведения, но не подкрепляю их личным примером. Конечно, там, где я жила раньше, мое имя замарали грязью, и это сильно подорвало мои жизненные убеждения, однако я не могу списать всю вину на обстоятельства моего прошлого. Просто я оказалась слаба, но ты, когда вырастешь, ни в коем случае не должна вести себя так, как я.

— Но я не считаю, что ты ведешь себя плохо. Здесь есть над чем подумать. Я видела, как Тирлох к тебе приставал, Плезанс. У себя дома ты могла бы отдохнуть от его назойливых домогательств, но ты была здесь, в его услужении, и он не дал тебе времени прийти в себя, чтобы сказать «нет».

— Не надо винить Тирлоха, Мойра.

— Да нет, я вовсе не собираюсь его винить, и все же он поступил нехорошо. Ты права, Плезанс. Это непростая тема для разговора. Здесь есть слишком много тонкостей. Просто скажу, что я тебя прекрасно понимаю. Можно быть хорошим человеком и пытаться вести себя так, как принято в добропорядочном обществе, однако это не всегда получается. Как говорит Тирлох, люди есть люди. Среди нас нет ни одного святого.

— Да, и ему ли это не знать? — протянула Плезанс и хитро улыбнулась, когда Мойра засмеялась.

За дневными делами Плезанс поняла, что Мойра не только говорила не по годам мудро, но и совершенно искренне. С ее стороны не будет ни упреков, ни ложных ожиданий, и слава Богу! Облегченно вздохнув, Плезанс послала Мойру за Тирлохом — пусть зовет его к ужину. Если бы девочка осуждала их или подталкивала к свадьбе, жизнь стала бы невыносимой для всех. «Интересно, а задумывается ли Тирлох хоть на минуту о чувствах своей сестры? — спрашивала себя Плезанс, накрывая на стол. — Он утверждает, что да, но это еще не значит, что так оно и есть».

Увидев идущую к нему Мойру, Тирлох положил топор, которым колол дрова для камина. С тех пор как она вернулась, он всячески избегал общения с сестрой, но при этом чувствовал себя довольно глупо и испытывал угрызения совести. По ночам они с Плезанс старались встречаться украдкой, но он не сомневался, что Мойра прекрасно знает об их отношениях. Он часто ловил на себе ее серьезный испытующий взгляд, от которого ему становилось неловко. Тирлох понимал, что должен набраться мужества и поговорить с девочкой. Хватит перекладывать решение всех конфликтов на хрупкие плечи Плезанс.

— Плезанс накрывает на стол, сейчас будем ужинать, — объявила Мойра.

— Сейчас приду, — буркнул Тирлох.

Но Мойра не собиралась уходить.

— Ты должен жениться на Плезанс.

Схватив свои инструменты, он метнул в сестру прищуренный взгляд и быстро пошел к сараю.

— Это она так сказала?

Мойра побежала за ним, стараясь не отставать от широкого шага брата.

— Нет. Она сказала, что нет такого закона, который обязал бы тебя жениться.

— Она права.

Пока он убирал вещи в сарай, Мойра ходила за ним по пятам и говорила дальше:

— Я слышала, что мужчина обязан жениться на женщине, которую соблазнил. Говорят, это будет честный поступок. Но если Плезанс — девушка легкого поведения…

Тирлох резко обернулся к сестре. Ее невинные глазки не вызвали в нем доверия.

— Легкого поведения? Девочкам нельзя говорить такие вещи.

— Джейк сказал, что так называют девушку из таверны, которую легко уложить в постель.

— Но тебе этого повторять не следует. И потом, Плезанс не такая девушка. Совсем не такая.

— Значит, она хорошая женщина?

— Да. И не смей говорить о ней плохо!

— Я никогда не буду говорить о ней плохо. И все-таки как насчет чести?

— Проклятая честь! — Тирлох размашисто вышел из сарая, сердито взглянул на сестру, которая неотступно следовала за ним, и запер дверь. — Прекрати, Мойра. Ты слишком мала, чтобы играть в эти игры.

Она пожала плечами:

— Если она не проститутка, значит, она хорошая женщина. И значит, ты должен на ней жениться.

Тирлох вздохнул и, вдруг избавившись от своего раздражения, прислонился к двери сарая.

— Так сказали бы в деревне.

— Но ты не хочешь на ней жениться.

— Нет.

— Она говорит, что ты не заставлял ее с тобой спать.

То, что Плезанс так подробно обсуждала этот вопрос с Мойрой, почти не удивило Тирлоха. В глубине души он подозревал, что она будет использовать девочку для того, чтобы заставить его на ней жениться. И он ждал с ее стороны какого-то коварства, но его не было и в помине. Теперь к его подозрениям частенько примешивалось чувство вины. Плезанс вела себя совсем не так, как он ожидал. Однако он по-прежнему держался настороже. Интуиция подсказывала ему, что сейчас любой ее отпор или предательство станут для него ударом, на фоне которого ее вустерское вероломство покажется всего лишь мелким проступком. Осознание этого вызывало в нем попеременно то тревогу, то досаду.

— Это правда. Ее должность служанки никак не связана с остальным, — сказал он.

— И ты можешь вот так четко разграничить ваши жизни?

— Да. Могу и буду это делать.

— Почему ты не хочешь на ней жениться? И не смотри на меня так сердито! Я задала справедливый вопрос.

— Не думаю, что она будет хорошей женой, — изрек Тирлох, хотя внутренний голос громко укорял его во лжи.

— Скажите, пожалуйста! Плезанс выполняет все обязанности жены, и, на мой взгляд, делает это очень неплохо.

— И все же она здесь совсем недавно. Да, сейчас она все делает хорошо, но кто знает, что будет дальше?

— Ты ей не доверяешь? Но почему?

— Она такая же, как ее родственники. Капризная избалованная дочка богачей. Когда я впервые ее увидел, я решил, что это как раз то, что надо. Мне показалось, что она другая. Но очень скоро она доказала, как сильно я в ней ошибся, и холодно указала мне на дверь. Как видно, она сочла какого-то бедного захолустного фермера недостойным своей особы. — Он поднял руку, когда Мойра попыталась возразить. — Мы оба знаем, что я тоже человек с достатком, однако Плезанс этого не знала и не знает до сих пор. А я не собираюсь раскрывать ей глаза.

Он пошел к дому, считая разговор законченным. Мойра поспешила за ним.

— Если Плезанс так похожа на своих родственников, почему же они от нее отвернулись?

Тирлох зашагал чуть медленнее, и она поняла, что выиграла одно очко своим доводом.

— Ты всегда говорил мне, что люди хотят иметь дело только с привычными вещами, — продолжила девочка, — что люди отворачиваются от меня, потому что я не такая, как они. Может быть, родные Плезанс отвернулись от нее, потому что она совсем на них не похожа. И может быть, она, как ты говоришь, холодно указала тебе на дверь вовсе не потому, что ты ей не понравился, а потому, что обстоятельства вынудили ее так поступить. Ты всегда говорил мне, что у всякой медали есть две стороны. Так вот мне кажется, что сейчас ты рассматриваешь только одну сторону медали.

— А мне кажется, что ты слишком много болтаешь.

Они подошли к дому, и теперь Плезанс могла их услышать, поэтому Мойра не ответила на сердитое замечание брата. Молча пожав плечами, она вошла в дом, а Тирлох остался умываться на крыльце. В душе она твердо решила: Тирлох и Плезанс созданы друг для друга, однако думала, что ее слова были недостаточно убедительны, чтобы брат вслед за ней пришел к такому же выводу. Ну что ж, по крайней мере, как она надеялась, он хотя бы задумается над этим вопросом.

Когда Мойра захлопнула за собой дверь, Тирлох нахмурился. Стоя перед умывальным столом, он налил в большой таз воду из тяжелого глиняного кувшина и закатал рукава. Он совершил серьезную ошибку в воспитании сестры. Нельзя было обращался с ней как с равной, нельзя было, потакая ее пытливому уму, слишком по-взрослому говорить с ней о людях и о жизни. Вот и получил — теперь девчонка считает себя вправе поучать старших!

Сняв с настенного крючка мягкое полотенце, он принялся вытирать лицо и руки. Его вновь поразили сообразительность и почти пугающая интуиция Мойры. Иногда словам девочки не хватало той зрелости, которая присутствовала в ее мыслях, но на этот раз она объяснилась вполне доходчиво. Тирлох вздохнул. Его младшая сестра повторила то, что сказал ему Корбин Маттиас, а к их общему мнению стоило прислушаться.

Тирлох испытывал чувство вины. Он обещал Корбину, что будет справедливо относиться к Плезанс и не станет, памятуя о былой обиде, предвзято судить о ее будущих поступках. «Однако, — подумал он, входя в дом, — вряд ли я держу свое обещание».

Обстановка за обедом была натянутой. Тирлох и Мойра почти не разговаривали и хмуро ковыряли в тарелках. Плезанс не понимала, в чем дело. Может, они поссорились из-за какой-нибудь ерунды? Но тогда не обошлось бы безгневной перебранки. Почему же они так серьезны, ведь у Мойры день рождения… Или она перепутала дату?

— Тебе сегодня исполнилось тринадцать, да, Мойра? — осторожно спросила она, когда девочка наконец поела.

Кинув на Тирлоха быстрый тревожный взгляд, девочка кивнула:

— Да, тринадцать.

— Замечательно. — Плезанс начала вытирать стол. — А то я уже начала опасаться, что неправильно запомнила день и попаду в дурацкое положение со своими скромными подарками.

Тирлох схватил пару тарелок и пошел вслед за Плезанс к раковине.

— Мы не отмечаем эту дату, — шепнул он.

Плезанс, которая успела взять у него тарелки, уронила их в раковину и удивленно уставилась на Тирлоха:

— Почему?

— А ты не догадываешься? — прошипел он, пытаясь говорить тише, чтобы Мойра не услышала.

— Разумеется, нет.

— Я рассказывал тебе про нашу мать. Это была большая трагедия. Мы не можем устраивать праздник в такой день.

— Ты не хочешь праздновать день рождения Мойры? Но она не имеет никакого отношения ни к тому преступлению, ни к смерти вашей матери. Ты сам говорил, что мать даже не пыталась бороться за жизнь. По-твоему, в этом виновата Мойра?

— Нет. Ты прекрасно знаешь, что я никогда не винил ее в этом.

— А мне кажется, что, лишая сестру праздничного дня рождения, ты тем самым обвиняешь ее в смерти матери. Прошу прощения, что высказываю свое мнение — возможно, ты считаешь это не моим делом…

— Говори. Тебя все равно не остановишь.

Она пропустила мимо ушей его недовольную реплику.

— Я думаю, что Мойра обязательно должна праздновать свой день рождения. Ей это надо даже больше, чем остальным детям. Она должна знать, что никто не обвиняет ее в трагедиях прошлого, что мы счастливы от того, что она родилась, и не важно, какими печальными обстоятельствами сопровождалось ее появление на свет.

Он молча смотрел на Плезанс. Ее тихие слова набатом звучали в его ушах. Она права, совершенно права. Как жаль, что он не понял этого раньше! А мама… она наверняка тоже так думает и кивает, глядя на него с небес. Ему всегда казалось, что праздновать день рождения Мойры — значит только разбередить плохие воспоминания, и сестра вроде была с ним согласна. Но правильно ли он ее понимал?

— У меня нет для нее подарка, — пробормотал Тирлох.

Плезанс достала из буфета два свертка и протянула ему.

— Верхний будет от тебя.

— От меня? Но Мойра догадается, что не я приготовил ей подарок.

— Я думаю, твое согласие праздновать ее день рождения уже само по себе будет ей подарком… в этот раз, — добавила она ему в спину, когда он отошел.

Он хмуро глянул на нее через плечо, но она лишь улыбнулась в ответ, взяла приготовленные ею пирог и заварной крем и понесла их к столу.

Тирлох плюхнул свертки перед округлившей глаза Мойрой и уселся на свое место.

— Плезанс говорит, что верхний подарок от меня, — сообщил он и подмигнул ухмыльнувшейся сестре.

Девочка обернулась к Плезанс, чтобы поблагодарить ее, да так и застыла с открытым ртом при виде выставленного перед ней десерта.

— Это пирог из ревеня? Ого, и заварной крем?

— Да. — Плезанс принялась резать пирог. — Твой любимый, если память мне не изменяет.

— Нет, все правильно. Ой, даже не знаю, с чего начать — поесть пирог или развернуть подарки.

— Разверни подарки, — посоветовал Тирлох. — Мне не терпится узнать, что я тебе подарил.

Мойра засмеялась и схватила свертки. Тирлох был удивлен не меньше сестры, когда она достала платье и затем отделанную рюшами шляпку. Странно, когда же Плезанс успела все это сшить?

Он внимательно наблюдал за сестрой. Мойра побежала переодеваться и вернулась в обновках, сияющая от восторга. Тирлох разрешил ей лечь чуть позже обычного, а когда девочка наконец отправилась спать, она практически взлетела на чердак. Несколько минут спустя он зашел в спальню сестры, чтобы по своему обыкновению поцеловать ее на ночь, и застал ее перед зеркалом: она в последний раз любовалась подаренной шляпкой. «Как же я был не прав, лишая ее дня рождения!» — снова укорил себя Тирлох.

— Прости меня, Мойра, — пробормотал он.

Девочка, которая уже забралась в постель, нахмурилась:

— За что?

— За то, что раньше я не праздновал твой день рождения.

Он присел на край постели.

— Не надо извиняться за это, Тирлох.

— Мне казалось, ты относишься к этому так же, как и я. Но я ни разу не спросил у тебя, что ты думаешь.

— Я действительно относилась к этому так же, как и ты — ну, почти так же. Однако сегодня вечером я почти не думала о маме и ее страданиях. Это плохо?

— Нет. Ты не должна всю жизнь думать о трагедии, к которой не имеешь никакого отношения. Плезанс права. То, что тогда случилось, ужасно, но твое рождение здесь ни при чем. Это было хорошее событие, которое заслуживает ежегодного празднования. Теперь мы всегда будем отмечать эту дату.

— Мне очень понравилось. Еще раз поблагодари от меня Плезанс. И тебе спасибо за то, что разрешил устроить сегодняшний вечер.

Он поцеловал ее в щечку.

— Пожалуйста, сестренка. А теперь — спать!

Он похлопал ее по руке, задул свечи и вышел из спальни.

Плезанс вытирала кухонный стол. Услышав, что Тирлох вернулся, она быстро подняла глаза. В ее душе появились сомнения. Может, зря она вмешивается в устоявшиеся семейные традиции? Какими бы плохими они ни были, не ей их менять. Тирлох вроде бы с ней согласился, но, может быть, он просто не хотел затевать спор в присутствии Мойры? Ни слова не говоря, он уселся в кресло перед большим камином, и сердце Плезанс упало.

Она терпела его молчание, старательно надраивая кухню, в том числе и те предметы, которые и без того были чистыми. В конце концов стало совсем темно. Тирлох по-прежнему неотрывно смотрел на тлеющий огонь, и Плезанс решила, что пора это прекратить. Пусть наконец скажет, что у него на уме. Если он на нее злится, она готова встретить его гнев. Ее решение насчет дня рождения Мойры было правильным, но она переступила границы дозволенного — что ж, придется это признать.

Плезанс несколько раз глубоко вдохнула, чтобы успокоиться, подошла к камину и столкнула ноги Тирлоха с трехногой табуретки, после чего сама села на эту табуретку прямо перед ним. К ее удивлению, он слабо улыбнулся. На его лице не было даже намека на злость. Плезанс почувствовала легкое замешательство.

— Ты решила, что я не уделяю тебе достаточного внимания? — спросил он, подавшись вперед, взял в руку ее косу и начал расплетать.

— Если честно, я подумала, что ты на меня сердишься.

— Из-за дня рождения Мойры? Да нет, ты была совершенно права. Однако воспоминания о матери по-прежнему омрачают мне этот день. Иногда я удивляюсь, почему я так привязан к этой земле, если здесь убили мою мать. И отца, кстати, тоже.

Он задумчиво прочесал пальцами ее волосы, еще больше расплетая косу.

— Трудно оставить родину и навсегда уехать в новые края, — сказала Плезанс. — Зачастую сама поездка становится невыносимым испытанием. Мне еще повезло: я здесь родилась, и другие люди уже все для меня подготовили.

Он со вздохом кивнул:

— У моего мрачного настроения есть еще одна причина. Я пытался с этим бороться, меня мучает совесть, что я допускаю такие мысли, но я ничего не могу с собой поделать…

Он замолчал. Плезанс терпеливо ждала. Тирлох нечасто говорил о своих мыслях и чувствах, оставляя в стороне даже собственное прошлое. И ей не хотелось спугнуть редкий момент откровения.

— Какие мысли тебя тревожат, Тирлох? — спросила она и с облегчением увидела, что он вышел из состояния задумчивости и вновь сосредоточил на ней свое внимание.

— Я часто злюсь на свою мать. Я совершенно уверен, что она просто утратила волю к жизни. После рождения Мойры она сильно ослабела, но ее болезнь не была смертельной. Она сложила руки и ушла в мир иной, потому что не хотела жить.

— И у тебя иногда возникает такое чувство, что она тебя бросила? — Плезанс слабо улыбнулась, увидев, как он поморщился и кивнул. — Что ж, ты не одинок в своих мыслях. Это первое, что пришло мне в голову, когда я услышала твою историю. Видимо, она не смогла пережить изнасилования. Ей не хватило сил жить ради любимых людей, и в конце концов она ушла от них навсегда.

— Она должна была бороться за жизнь.

— Да, наверное, она могла бы выжить, если бы приложила к этому усилия. Но она, видимо, уже утратила необходимое для этого душевное здоровье. И тебе не следует так сильно терзаться этим и впадать в мрачное уныние. Ты должен понять ее и жить дальше.

— Ты права. Я в самом деле не понимал ее и обвинял едва ли не в эгоизме. Мне нелегко было растить Мойру без женской поддержки. Когда я сталкивался с жизненными трудностями — в мои-то незрелые годы — и не знал, что делать, я злился на свою мать, бросившую нас с Мойрой на произвол судьбы.

— А потом, разумеется, испытывал страшные угрызения совести. Бедный Тирлох! У тебя и впрямь есть много причин для самобичевания, но твой гнев на маму, которая утратила волю к жизни, потому что была уже душевно нездорова, не относится к их числу.

Заметив дразнящий огонек в ее больших глазах, Тирлох встал, сдернул ее с табуретки и прижал к ковру из медвежьей шкуры. Желание вспыхнуло в нем, как только он дотронулся до ее тела.

— А за это я должен корить себя? — спросил он, едва касаясь ее губ своими губами.

— Конечно, распутник!

— Ну что ж, с этим чувством вины вполне можно жить, — прошептал он и начал медленно, но жадно ее целовать.

Наконец прервав поцелуи, он посмотрел на Плезанс. Она приводила его в полное замешательство! Усердно трудилась и вопреки его ожиданиям умела делать множество хозяйственных дел. Вдобавок оказалась чутким, отзывчивым человеком, и это удивляло еще больше. А как она сдружилась с Мойрой! Тирлох не знал, что и думать. Даже его интерес к ней стал неожиданностью: такие худенькие, робкие, порой слегка жеманные барышни были отнюдь не в его вкусе. В общем, Плезанс Данстан вызывала в нем целый сонм противоречивых чувств, в которых он вряд ли может разобраться… Покачав головой, он начал расстегивать лиф ее платья.

— Может, лучше пойдем в твою комнату? — предложила она, обвив руками шею Тирлоха и даже не пытаясь противиться его обманчиво ленивым раздевающим пальцам.

— Да, надо бы, но я не хочу терять время…

Она опустила руки к его сильным бедрам и принялась расстегивать брюки.

— А ты что, торопишься?

Она сунула руку ему за пояс и начала медленно его ласкать.

Тирлох закрыл глаза и отдался во власть удовольствию. Когда они занимались любовью, она с каждым разом становилась чуть смелее, чуть увереннее в своих силах. Где-то в глубине души у него шевелилась тревога: через год срок ее службы закончится… Он уже знал, что ему будет очень непросто отпустить Плезанс, но старательно заглушал свой внутренний голос, который все-таки прорывался в минуты страсти.

— Да, тороплюсь, — наконец ответил он и начал быстрее стягивать с нее одежду. — Ты делаешь меня таким нетерпеливым, малышка!

Он отбросил в сторону последний предмет ее туалета и стал поспешно раздеваться сам. Плезанс смотрела на, него и чувствовала, как растет ее желание. Тирлох О'Дун был сильным красавцем с мускулистым торсом и крепкими стройными ногами. Когда она видела его обнаженным, ее страсть на мгновение меркла из-за робких сомнений, сможет ли она, хрупкая и маленькая, покорить сердце такого мужчины, а потом вновь вспыхивала с новой силой при первом же его прикосновении.

Когда он вернулся в ее объятия, она быстро обхватила его и руками, и ногами. Их отношения станут предметом громогласного порицания, если кто-то о них случайно узнает. Но как ни странно, это нисколько не беспокоило Плезанс. Она на короткое время получила возможность считать Тирлоха О'Дуна своим мужчиной и желала насладиться этим сполна.

Загрузка...