Сладостный вызов

ГЛАВА 8

Джим Кейси предал всех.

Устроившись на самой вершине холма, Брэм оглядывал окрестности Солитьюда, теребя в пальцах стебелек травы.

Сундуки, полные золота и боеприпасов, да генеральское звание, тайно присвоенное Кейси, — вот и вся цена, назначенная Джимом за его доброе имя и честь. Цена его бесстрашия и воинской доблести… и анонимности, кроме того. До этих пор Кейси ни разу не навлекал на себя подозрения, И если бы Брэму не удалось задержать этого «патриота», если бы в руки к нему не попали те злосчастные документы, доказать виновность Кейси было бы невозможно. Да и нынешних улик недостаточно, чтобы полностью изобличить его…

Будь все проклято. Почему, Джим, почему ты пошел на это? Как вообще мог такой человек, отдавший армии двадцать лет своей жизни, бывший участник мексиканской кампании, стать предателем?.. Как Кейси отважился на этот шаг — после стольких лет самоотверженного труда во благо Конфедерации? В свое время он добровольно пришел в секретную службу. Тогда за ним прочно закрепилась репутация бунтаря-одиночки. Из-за его решительного отказа присягнуть на верность правительству Севера друзья и домочадцы осыпали Джима насмешками и упреками, которые он стойко сносил. И все это оказалось отметено прочь в одно мгновение ока. Нет, в этом не было решительно никакой логики.

За его спиной послышались шаги. Автоматически Брэм потянулся за револьвером, который висел у него за поясом, и резко обернулся, готовый в любой момент выстрелить в незваного гостя. Однако позади себя он не обнаружил никого из своих врагов: Эриксона, Джеймса или Кейси. В нескольких шагах от него стояла Маргарита.

На ней было то самое безобразное ситцевое платье, которое Брэм выменял за фунт сахара у жены хозяина гостиницы. Однако, невзирая на это, на безжалостно бьющие ей прямо в глаза солнечные лучи, на растрепавшиеся под порывами ветра волосы, она все же была красива. Не той кукольной красотой, которая присуща большинству хорошеньких женщин. В облике Маргариты было нечто щемящее и трогательное, заставлявшее пристальнее вглядываться в ее черты; нечто, притягательное настолько, что Брэм с трудом принудил себя отвести от нее взгляд.

Щеки его коснулось холодное дуновение ветра. Должно быть, Маргарите — с ее-то чувствительной кожей! — было еще холоднее, но она даже не пошевельнулась. Так прошло несколько долгих минут.

Наконец она произнесла:

— Я решила узнать, не случилось ли с тобой чего-нибудь.

Брэм шумно вздохнул и отвернулся. Прищурившись, он смотрел на восходящее солнце. Нет, пусть это место и не представляло собой ничего особенного с точки зрения живописца, зато оно являлось почти идеальным укрытием.

Видя, что он по-прежнему хранит молчание, Маргарита решилась продолжить свою фразу:

— Прошлой ночью ты не вернулся домой. Ты…

— Твои заботы о моем благополучии весьма трогательны, — прервал ее Брэм. В его намерения не входило давать столь желчный ответ, однако опрометчивые слова уже сорвались с его губ.

— Твоем благополучии? — повторила она. — А разве тебя волнует мое благополучие? Ты привез меня в этот забытый Богом укромный уголок — черт бы его побрал! — и объявил, что мы останемся здесь на неопределенное время. Неудивительно, что я слегка испугалась из-за того, что с тобой могла произойти какая-то неприятность. Меня вовсе не прельщает остаться погребенной заживо в этом безлюдном месте!

Брэм вздохнул, отбросив прочь травинку, которую он все это время теребил в руке.

— Черт возьми, Маргарита! — Он обернулся к ней и встал, уперев руки в бока. — Когда ты, наконец, поймешь, что никогда никуда не уедешь отсюда?! Ты — моя жена, твое место — рядом со мной, и твой дом — здесь, в Солитьюде. Ты останешься здесь, покуда не придет твой черед занять положенное тебе место в нашем фамильном склепе.

Он ожидал, что Маргарита примется яростно спорить с ним; ожидал всего, чего угодно. Однако она лишь скрестила руки на груди и, устало сощурясь, посмотрела ему прямо в глаза:

— Зачем ты все это устроил, Брэм? Зачем приложил столько усилий, чтобы вернуть меня? Ведь совершенно очевидно: все нежные чувства, которые ты некогда питал ко мне, давным-давно утрачены.

В ее голосе прозвучало столько горечи и безысходности, что на краткий миг сердце Брэма смягчилось. Однако это заставило его еще сильнее ожесточиться. Она всегда умела им манипулировать, вертела им, как хотела. Перед их скоропалительной женитьбой Брэм был готов босиком проделать весь тернистый путь их предстоящей семейной жизни. И всякий раз направление этого пути зависело от одного движения мизинца Маргариты…

Обнаружив, что он продолжает молчать, Маргарита вздохнула:

— Ты снова исчезнешь на целый день? Или будешь держать меня в напряжении из-за того, что можешь вернуться в любую минуту? — Она вскинула обе ладони, словно предупреждая этим жестом возможные возражения. — Нет-нет, не нужно ничего говорить. Куда бы ты ни отправился, чем бы ни занимался, — все это меня не касается.

Она дотронулась до его плеча и зашагала вниз, к сараю, совсем не будучи уверена в том, что ее слова надолго запечатлелись в памяти Брэма. Однако Маргарита не упрекала себя. Ничуть. Она поступила совершенно правильно.

Ах, насколько спокойнее жилось бы ей теперь, будь она замужем за Элджерноном Болингбруком III! От скольких хлопот она бы избавилась, расторгнув свой нынешний брак с Брэмом и принявшись за поиски нового спутника жизни! Зачем же он так настойчиво стремился вернуть ее, зачем заставил ее возвратиться в Солитьюд?!.

Неужели… неужели она все еще продолжала его волновать?..

Все послеобеденное время Маргарита провела в глубоком раздумье. Она сама еще не была толком уверена, чем хочет заняться. Поскольку охрана, приставленная к ней Брэмом, притупила бдительность, Маргарита решила втайне от нее побродить по своим «владениям».

Эта прогулка была недолгой. Вскоре Маргарита наткнулась на полусгнившие резные деревянные надкрылья, — все, что осталось от сожженного дотла бельведера. Эта находка повергла ее в такое уныние, что она поспешила покинуть это место.

Часам к шести вечера нескончаемой вереницей потянулись повозки, набитые рабочими, каждый из которых сжимал в руках кирку или лопату. Не желая попусту терять время, они столпились возле разрушенного дома, подбирая обломки досок, камня и кирпичей, и отволакивали весь этот мусор в те же телеги, что доставили их сюда.

Некоторое время Маргарита с интересом наблюдала за их работой, однако вскоре обнаружила, что все мужчины глазеют на нее с нескрываемым, жадным любопытством, которое никак нельзя было назвать дежурным. Она грустно усмехнулась и направилась к своему временному пристанищу — к амбару. Порыв холодного осеннего ветра заставил Маргариту ускорить шаг и поскорее войти под эти мрачные своды — как-никак на ней не было ни пальто, ни шали.

Она перешагнула через порог, бесшумно притворив за собой дверь, и попробовала пробраться к главному входу. Сделать это оказалось не так-то легко: ведущий к двери проход был завален грудами отжившей свой век мебели и какими-то сундуками. Половицы скрипнули под ее ногами. В ту же секунду от наваленных друг на друга сундуков отделилась чья-то фигура, и Маргарита в испуге прижалась спиной к одному из старых кресел.

Человек выпрямился, и она с изумлением узнала Кейси.

— Что вы здесь делаете?

— Брэм послал меня проверить, все ли в порядке с сундуками.

Взгляд Маргариты скользнул с лица Кейси на сундуки, в которых по приказанию Брэма хранились ее «безделушки». Лишь однажды она попыталась получить у мужа объяснение такого решения, но так неуверенно и робко, что Брэм безапелляционно объявил: ее это не касается.

— Зачем? Зачем ему понадобилось, чтобы вы их проверяли?..

Сейчас на ее крик сбежится вся охрана, подумал Кейси.

— Простите, мэм!..

— Зачем это ему понадобилось, чтобы эти сундуки осматривали вы, когда в них находятся мои вещи? — беззастенчиво поинтересовалась Маргарита, надеясь, что оскорбленный Кейси назовет ее грубиянкой и в свое оправдание тут же вытряхнет из сундуков их содержимое. Утром она сама — из чистого любопытства — попыталась отпереть один сундук, но все они были туго охвачены плотно пригнанными железными цепями, на которых к тому же висели громадные замки.

Кейси, однако, явно колебался. Прищуренными глазами он пронзительно глядел на Маргариту. Так как молчание все длилось, Маргарита стала подозревать: этот человек не верит, что в сундуках действительно хранятся ее вещи. Очевидно, он хотел знать правду. Да, он страстно желал ее узнать — понять это было можно, видя, как судорожно он сжал кулаки и стиснул челюсти.

— Зачем Брэму понадобилось, чтобы вы проверяли сохранность вещей, мистер Кейси? — вновь требовательно повторила она. В это время Кейси дотронулся до полей своей шляпы — дабы, однажды засвидетельствовав свое почтение, в дальнейшем не утруждать себя и не приподнимать шляпу всякий раз в присутствии Маргариты.

— Я понятия не имею, мэм, — сказал он и сделал попытку проскользнуть мимо нее к выходу. Тут Маргарита поразилась самой себе — так порывисто она преградила Кейси путь и вынудила его остановиться. Раньше она ни за что бы не отважилась на такой бесцеремонный поступок. Но все лишения и испытания, которые довелось пережить ей с Джеффри, и жизнь, протекающая под пристальным взором общества, — все это заставило Маргариту понять: есть ситуации, в которых приказывать не в пример выгоднее, чем подчиняться.

— Мистер Кейси, я была бы вам весьма признательна, если бы в дальнейшем ваша нога никогда не ступала в мой дом.

— Точнее, сарай, мэм.

— Может быть, но при все том это ни больше ни меньше как мое временное жилище. Вы не имеете права вторгаться сюда без моего на то позволения. Даже если вас попросил об этом — ни капли не считаясь со мной — мой муж.

— Да, мэм, — вновь произнес Кейси. Сухо и неприязненно.

И, наблюдая, как он распахнул дверь и размашистой походкой пошел прочь, Маргарита поняла, что ей не суждено приобрести друга в лице Джима Кейси.

Воодушевленная своим собственным пылом, стараясь сделать хоть отчасти пригодным для жилья то, что отныне должно было стать ее домом, Маргарита трудилась не покладая рук, пока не сгустились сумерки. Она щедро усыпала соломой голый земляной пол и настежь отворила громадную дверь — в надежде впустить в помещение хоть немного свежего воздуха и выветрить застоявшуюся в нем вонь. Затем она устроила в погребе нечто вроде гостиной, использовав для этого ту скудную мебель, что привез с собой Брэм; на сеновале же соорудила два спальных места.

Она обнаружила, что глубоко изумлена: неужели Джеффри, окажись он здесь, и вправду смог бы жить в этом… хлеву? О, Господи, конечно же, нет! Мальчик, находившийся на границе между жизнью и смертью, жадно ловивший каждый глоток свежего воздуха, боровшийся с кашлем и простудой, нуждался в настоящем доме. В доме с прочными стенами и мягкой постелью; в доме, где можно готовить горячие обеды; в доме со множеством каминов, наконец.

Маргарита оставила попытку приспособить над окном мешок из-под муки в качестве занавески. Невидящим взором уставившись вдаль, она спрашивала себя: сколько же должно пройти времени, прежде чем корабль, который доставит ее сына, прибудет в доки? Она знала, конечно, насколько заботливы ее родные и Жоли. Наверняка они окружили мальчика вниманием и лаской и предупреждают каждое его желание… и тем не менее на Маргариту нахлынула волна острой тоски, утешить которую она могла, лишь собственной персоной ухаживая за Джеффри.

Зажмурившись, она прижалась лбом к стеклу. Впервые в жизни они с сыном разлучились на столь долгое время. Маргарита прилагала все усилия, чтобы отогнать прочь тягостные раздумья, зная, что те, с кем сейчас находится Джеффри, любят его так же сильно, как и его собственная мать… Но теперь, когда кипевшие вокруг нее страсти несколько утихли и Маргарита обратила свой мысленный взор в прошлое, она опять испытывала жгучую тоску по сыну. Тоску и боль. И боль эту можно было заглушить, лишь трудясь не покладая рук. Да, трудясь… придавая этому помещению настолько комфортабельный вид, насколько это вообще возможно, подумала она со вздохом. Ей следует поторопиться: что, если Джеффри прибудет сюда, прежде чем все приготовления будут окончены?.. А находиться вдали от него дольше, чем нужно, Маргарита была не в состоянии.

Вскоре ее одежда взмокла от пота и облепила все тело. Спина немилосердно ныла, а ладони горели из-за того, что приходилось то и дело что-то передвигать и перетаскивать. Но вот наконец окружающая обстановка стала казаться Маргарите более пригодной для жизни. К тому времени, когда вернулся Брэм, она успела даже подмести разбросанные повсюду листья и занавесила окна оставшимися мешками от муки.

Увидев дело ее рук, Брэм застыл на месте. Маргарита ждала восхищенных возгласов и уже заранее предвкушала, как небрежно она будет отмахиваться от его комплиментов. Но он молчал.

Интересно, должна ли она стыдиться проделанной ею работы? Или то, чем она занялась ради Джеффри, глупо и никак не может снискать его расположения?..

— Так вот как ты провела день.

Из этого высказывания можно было заключить одно: Брэм считает, что она попусту потратила время.

Он окинул взглядом обшарпанный кухонный стол, голый земляной пол, мешки из-под муки.

— Ты по доброй воле создала себе множество хлопот.

— Почему?

— Это же всего-навсего амбар, Маргарита, а не отель. Бессмысленно украшать его подобным образом.

Ее пальцы сжались в кулаки.

— Я только старалась сделать его хоть чуть-чуть похожим на дом.

— Зачем? Спустя несколько месяцев нас тут уже не будет — следующей осенью или чуть позднее.

— Следующей… осенью?! — Маргарита уставилась на Брэма, не в силах поверить его словам. — Уж не думаешь ли ты, что я всерьез намерена провести целый год в этом… в этом… хлеву?!.

— Не забывай, что твое место — рядом со мной. Но она безостановочно продолжала говорить, не обращая внимания на его реплику:

— Когда ты объявил мне, что мы останемся в Солитьюде, я вначале думала, что на неделю, может быть, на две. Но мне и во сне не могло привидеться, что ты подашь столь бредовую идею!

— Я предупреждал тебя, что мы можем остаться жить в Солитьюде надолго.

— Да, но я думала, что ты подыщешь для жилья что-нибудь более подходящее, чем это!

Брэм яростно сощурился:

— Вот он, наш временный дом, и он более чем подходящий! Последние несколько лет своей жизни я устраивался на ночлег только в палатках, а иногда и прямо на голой земле, так что не вижу ничего страшного в том, чтобы некоторое время мы пожили тут.

— И ты, очевидно, намерен отучить меня от моих хозяйских замашек и попыток навести уют?

С явным безразличием Брэм пожал плечами:

— Делай все, что хочешь, меня это и правда не волнует. Только помни о том, что это амбар, Маргарита. Именно в этом качестве он по-прежнему будет использоваться, помимо своего нового предназначения.

Мало-помалу она осознала смысл произнесенных им слов.

— Ты… ты не осмелишься заставить меня жить под одной крышей со скотом! — Маргарита круто повернулась и шагнула к своей холщовой дорожной сумке, сшитой из ее подвенечного платья. Схватив ее, она метнулась было к выходу, исполненная решимости броситься на поиски какого-либо очага цивилизации, едва только покинет эти душные стены.

Но Брэм действовал так же стремительно, как и она, и успел схватить ее за руку. Теперь они стояли лицом к лицу.

— Куда это ты направляешься?

— Все равно куда, лишь бы подальше от тебя!

Его хватка стала сильнее, причинив Маргарите боль.

— Мне кажется, я уже говорил тебе: вряд ли тебе удастся опять покинуть меня.

— Да, но это было до того, как ты сообщил мне, что придется делить ложе с домашними животными.

— Мы устроимся на сеновале.

— О да, это, конечно, существенно меняет дело! Я уже попросила одного из твоих людей не появляться здесь без моего разрешения. Но теперь, очевидно, все они будут укладываться спать вместе с нами.

Брэм тут же бросил на нее пронзительный взгляд:

— Один из моих людей? Кто это был?

— Твой приятель Кейси, разумеется. Он крутился возле сундуков, в которых ты якобы хранишь мои «безделушки». Но ведь мы оба знаем, что это ложь, не так ли?

— Однажды я уже говорил с тобой об этом. Это не твое дело, и тебя оно не касается.

— Ну конечно! Ничуть не более, чем проживание в этом сарае. Могу представить себе: содружество двуногих и четвероногих существ.

— Мои люди — не скот!

— Хм, с этим можно поспорить, если принять во внимание их внешний вид и запах.

— Ну, это дело поправимое, тут же не поле битвы. Я думаю, что помыться они смогут в ручье.

— Каких еще животных ты намерен сюда пригласить? Ты, видимо, собираешься отдать им приказ не пахнуть и не отправлять своих естественных нужд?

— Маргарита, ты излишне требовательна.

— Требовательна?! Назови мне другую женщину, которая позволила бы обращаться с собой столь оскорбительным образом!

Брэм открыл было рот, но, прежде чем он успел вымолвить хоть слово, его жена вновь опередила его:

— Не можешь, не так ли? Ты бы предложил своей дорогой покойной матушке жить в подобных условиях?..

— Речь не идет о моей ма…

— …или, может быть, ты попросил бы об этом Лили? Или новую невесту Мика — как там ее зовут?

— Лиззи.

— Если бы со мной сюда прибыли мои родственники, ты бы, может быть, отвел тете Эджи местечко в коровнике? Или пригласил нянюшку Эдну улечься в постель вместе со свиньями?..

— Довольно! — Он схватил ее за плечи и тряс до тех пор, пока Маргарита не умолкла. — Ты что, забыла, что все вокруг подчиняются только мне?

— Многие диктаторы лишались своей власти, когда достигали такой крайности в своих запросах, что их было невозможно выносить.

Брэм придвинулся к ней ближе:

— А теперь объясни, как ты намерена все это проделать?

В этот момент Маргарита поняла, что совершила большой промах. Было огромным безрассудством бросать Брэму открытый вызов в его теперешнем расположении духа. Вернее, в расположении духа, которое не покидало его все эти дни.

— Я вовсе не имела в виду…

— Я знаю, что ты имела в виду. Растолкуй мне, Маргарита, каким образом ты собираешься… ограничить мою власть над тобой? — Он сделал к ней еще один шаг, потом еще, так, что их ноги соприкоснулись, и Маргарита ощутила жар его тела.

— Я…

— Может быть, попытаешься высмеять мои взгляды на жизнь, хм? Или станешь нежить меня и баловать? — Тон его постепенно повышался, голос становился все громче и яростнее. — Или будешь искушать меня теми удовольствиями, которые может мне предоставить твое тело?

На миг ей стеснило грудь. Не в силах перевести дух, она не могла ни протестовать, ни отрицать то, что он сейчас сказал.

Ладонь Брэма коснулась ее щеки. Это заставило Маргариту посмотреть на него.

Глядя на его искаженное вспышкой гнева лицо, Маргарита вдруг ощутила прилив необъяснимой грусти. Когда он успел стать таким жестким, таким безжалостным? Это был совсем не тот человек, которого она любила все эти годы.

— Что с тобой произошло, Брэм? Я уверена: ты не мог стать настолько мелочным, чтобы не позволить мне несколько маленьких уступок. Если уж я здесь живу, почему бы мне не сделать свое жилище как можно приятнее?

Лишь когда эти слова уже слетели с ее губ, Маргарита осознала их смысл.

— Делай все, что вздумается. Мне все равно.

Маргарита вздрогнула, как от пощечины. Мне все равно. С каким ожесточением это было сказано!

— Боже, Брэм, что заставило тебя так… ожесточиться?

— Ты, очевидно, имеешь в виду какие-то другие причины, помимо вот этих: крушение семейного очага, уход жены, крах всех моих надежд и планов на будущее, наконец?..

Она промолчала. Трудно было дать более исчерпывающий ответ на его вопрос.

Несколько долгих минут Брэм стоял молча, прежде чем продолжил свою фразу — в своей обычной манере:

— Ты желала когда-нибудь чего-то настолько страстно, что мысли об этом полностью завладевали тобой, не оставляли тебя денно и нощно? Так, что тебе казалось: ты можешь ощутить во рту их вкус и почувствовать их тепло? И бывало ли с тобой так, что то, чего ты хотела достичь, удавалось тебе далеко не сразу? Оно находилось вне пределов досягаемости, и ты могла только мечтать о нем долгие, бессонные ночи.

Маргарита обнаружила, что безмолвно внимает ему, затаив дыхание — настолько на нее подействовали страстный тон Брэма и его сверкающий взгляд.

— Знаешь ли ты, что это значит: отказываться от всего необходимого во имя чего-то большего? Снова и снова, раз за разом? Это длится до тех пор, пока ты, если ты нормальный человек — не начинаешь удивляться тому, что все еще способен думать об этом.

Разомкнув губы, она едва слышно произнесла:

— Да. Мне знакомо это.

— Вот как? — его левая бровь поднялась вверх. — Чего же ты так желала, Маргарита?

Она попыталась оттолкнуть Брэма, однако не смогла заставить его даже чуть-чуть пошевельнуться.:

— Чего же тебе так хотелось, Маргарита?

Она сглотнула плотно сидевший в горле комок.

— Не думаю, чтобы это представляло для тебя интерес.

— Однако это так. Я хочу знать. Я хочу знать, действительно ли тебе довелось испытать то, о чем я сейчас говорил.

— Мы беседовали о тебе.

— Ну что ж, обменяемся тайнами! Один из моих секретов — в обмен на один из твоих.