Слава, любовь и скандалы

20

— Мама, — захныкала Надин, — Арлетта сказала, что у меня теперь есть сестренка. А я сказала, что она врет. Не буду больше играть с ней. Она противная, я ее ненавижу.

— Почему Арлетта так сказала? Вспомни, Надин, постарайся.

— Она сказала, что ее мама услышала об этом от своей сестры, которая работает в больнице в Авиньоне.

— Когда Арлетта тебе об этом сказала?

— Сегодня в Фелисе, когда я ездила с месье Полиссоном на почту забрать посылку. Арлетта всем рассказала.

— Она солгала, Надин. У тебя нет никакой сестры и никогда не будет. Но у твоего отца родился незаконный ребенок. Таких называют ублюдками, и ты скажешь об этом Арлетте, когда ей захочется снова распустить свой длинный язык.

Глаза у Надин стали совсем круглыми, она обеими руками пригладила свои кудряшки. Девочка отлично знала это слово, да и какой семилетний ребенок в Фелисе его не Слышал? Дети прислушивались к разговорам взрослых с того самого момента, как родители сажали их к себе на колени во время еды.

— Я не понимаю, мама.

— Вспомни, когда отец уехал от нас. Сейчас он живет не с нами, а с плохой женщиной, а теперь эта женщина родила ребенка. Этот ребенок и есть ублюдок.

— А когда папа вернется?

— Тебе отлично известно, что у меня нет ответа на этот вопрос, но если ты будешь терпеливой, то твой отец рано или поздно появится.

— Он привезет с собой эту плохую женщину?

— Ты говоришь глупости, Надин.

— А ублюдка он привезет? — ревниво поинтересовалась девочка, используя слово только потому, что его уже произнесла мать.

Окружающие так баловали ее после отъезда отца, что Надин о нем почти не вспоминала. Мистраль всегда видел ее насквозь, и она его боялась. А теперь никто больше не критиковал ее плохие манеры за столом. Но у многих ее одноклассников были младшие братья или сестры, и с их слов Надин знала, что после рождения малыша старшим детям приходилось потесниться и уступить свое место в сердцах родителей младенцу.

— Разумеется, нет! Надин, прекрати нести чепуху!

Кейт вскочила и выбежала из комнаты, даже не подумав утешить захныкавшую дочь. Она бросилась к себе в спальню, заперла дверь, уселась в любимое кресло и уставилась прямо перед собой. Со дня на день Кейт ждала эту новость, но ей и в голову не приходило, что она услышит ее от собственной дочери.

Мистраль сообщил ей о беременности этой девицы Люнель месяцев шесть назад. Кейт даже согласилась встретиться с его адвокатом и изложила свою позицию. Ее муж сбился с пути истинного, он во власти иллюзий, это временное помешательство, от которого страдают миллионы мужчин в его возрасте. Она на развод не согласна.

Но Мистраль не смирился. Он продолжал посылать ей длинные, бессвязные письма, уверяя ее, что она ничего не потеряет, если даст ему развод. Ведь он все равно никогда не вернется к ней.

Ничего не потеряет? Кейт готова была расхохотаться ему в лицо. Она, мадам Жюльен Мистраль, пользовалась глубочайшим уважением в мире искусства, ее власть над самим Мистралем стала легендой. Ее умоляли о помощи кураторы музеев. Она могла создать имя любой галерее, позволив выставить работы Мистраля. Только она могла разрешить — а могла и не разрешить — печатать репродукции его картин. Лишь Кейт решала, кто из журналистов или студентов сможет пообщаться с гениальным Мистралем. Она столько лет вела его дела. И он говорит, что ей нечего терять?

А если бы она не привела тогда Авигдора взглянуть на работы Мистраля? С той ненавистью, которую Жюльен питал к дилерам, он бы так и не дождался первой выставки, а значит, и всего, что за ней последовало. Скольких художников давно похоронили к тому моменту, когда их работы заметили и оценили? Именно Кейт дала Мистралю шанс, и именно на ее деньги была куплена эта ферма. Только благодаря ее труду Мистраль мог свободно работать последние двадцать пять лет, не задумываясь ни о чем. О нет, Кейт не намерена все бросить и позволить молоденькой шлюшке, бывшей манекенщице, занять ее место. Мистраль обязан ей всем, всей своей жизнью.

Кейт скрипнула зубами от ярости, встала и принялась ходить от окна к окну. Как Мистралю только в голову пришло, что капля его спермы, попавшая в тело этой суки Люнель, заставит ее оставить все, чего она добилась собственным трудом? Как же плохо он ее на самом деле знает. Ничто другое не заставило бы ее так держаться за свои права, как рождение этого ублюдка. Жюльен в письмах предлагал ей все: ферму, все картины, деньги на счетах в банках, словно вопрос был только в том, чтобы дать ей достойные отступные. Он ничего не понимает. Она и только она мадам Жюльен Мистраль. И ничто не сможет этого изменить.

Кейт пригладила волосы и отперла дверь. Она плохо поговорила с Надин. Если девочка повторит ее слова, все станет только хуже. Скандал и без того дал жителям деревни славную пищу для разговоров и стал для них очередным развлечением. Они жили только ради того, чтобы обсуждать соседей, а о тех, кто по-настоящему «своим» не был, сплетничали с особым наслаждением, отличаясь отменным острословием.

Кейт нашла Надин на кухне. Она увела девочку в спальню и там усадила к себе на колени.

— Надин, дорогая моя, забудь все, что я тебе говорила. Мама вела себя глупо. Иногда взрослые тоже делают глупости, как и дети. Я не хочу, чтобы ты говорила хотя бы слово Арлетте, если она спросит тебя о папе или обо мне. Все скоро наладится. Папа вернется к нам, но с посторонними об этом говорить не стоит. Они все перепутают, и потом, наши дела их не касаются. И знаешь, я не хочу, чтобы ты сейчас ездила в Фелис…

— Но, мама, занятия в школе заканчиваются только в конце июня.

— Я помню, детка. Я поговорю с твоей учительницей, и она все поймет. Ты так хорошо учишься, что это не имеет значения. Мы проведем время вместе. Будем путешествовать на большой мамочкиной машине, ты будешь обедать со мной в ресторанах, увидишь много нового. Каждый день я буду покупать тебе особенный, неожиданный подарок, что-нибудь невероятно хорошенькое. Разве нам не будет весело?

Но Надин явно сомневалась. «Если бы я только могла увезти ее в Париж или Нью-Йорк, — думала Кейт. — Если бы только могла выбраться из этой чертовой долины, где все всё про всех знают. Но я не могу уехать. Небольшие поездки, на несколько часов в день, и только. Как только Жюльен узнает, что мы уехали, он решит, что я сдалась. Нет, я должна продолжать жить как обычно. Наступит день, эта история станет старой, неинтересной, не имеющей никакого значения. Но сейчас ни у кого не должно быть оснований жалеть меня».

— О чем ты думаешь, мама? — спросила Надин.

— Я решаю, что надеть сегодня вечером. У Гимпелсов званый вечер. Как считаешь, лучше надеть белый костюм или то синее платье, которое так тебе нравится?

Тедди и Мистраль сидели на террасе кафе «Сеннекье» в Сен-Тропезе и потягивали пастис. Годом раньше журнал «Вог» разрекламировал эту маленькую рыбацкую деревушку, но место оставалось еще неиспорченным. Как только Фов исполнилось две недели от роду, они упаковали вещи и отправились на побережье, прихватив с собой няню. Они сняли апартаменты в отеле «Доли» на все лето.

— Я беспокоюсь, Жюльен, — угрюмо сказала Тедди.

— Я знаю, дорогая. Чувствую, что еще немного, и ты на меня набросишься. Неужели я так долго играл в шары сегодня днем? Прости меня, местные старики чертовски хорошо играют. И почему только мне никогда раньше не приходило в голову приехать сюда? Это были замечательные каникулы.

— Еще бы! — взорвалась Тедди. — Мы с Фов стали для тебя наилучшими моделями. Любовница художника и его незаконнорожденная дочь… Классический сюжет!

— Тедди!

— Знаю, знаю, это не твоя вина. Господи, да ни в чем я тебя не обвиняю, но сколько все это может тянуться? Я просто в ярости, Жюльен! Это отвратительно.

— Дорогая, будь же благоразумна! Фов только два месяца. Когда-нибудь Кейт поймет, что ведет себя как собака на сене. Для нее все абсолютно безнадежно. Нам надо только немного потерпеть.

— Если тебя послушать, то это не развод, а отступление Наполеона из-под Москвы. Что ждет меня, Жюльен? Послушай меня. Я провела зиму в тепле, ела, спала, мечтала месяцы напролет, будто мама-медведица в берлоге. Маленькие хитрости природы, но мне тяжело жить, не зная, чего ждать.

— Ты получила очередное письмо от своей матери, — проворчал Жюльен.

— Ты угадал. И я уже начинаю думать, что она была права с самого начала. А что, если история и в самом деле повторяется? Ей так и не удалось выйти замуж за моего отца, а любой скажет, что она намного умнее меня.

Мистраль взял обе ее руки в свои и прижался губами к ладоням.

— Прошу тебя, любовь моя, не говори так. Все становится еще хуже, если…

— Тедди! Тедди Люнель! Не верю своим глазам! — взвизгнул по-английски высокий женский голос.

Изумленная Тедди подняла голову. На тротуаре перед кафе стояли двое мужчин и две женщины. Пегги Арнольд, узнавшая ее, последние два года работала на агентство «Люнель» и была настоящей звездой. Тедди вскочила и обняла ее. Ее саму удивило, насколько она была рада увидеть знакомое лицо. И даже Пегги Арнольд показалась лучшей подругой.

— Так вот где ты прячешься, оказывается! Все давно голову сломали и решили в конце концов, что ты пропала. Твоя мать сказала, что ты влюбилась во Францию и решила здесь остаться, но ей никто не поверил. Позволь представить тебе Джинни Максвелл. Она теперь тоже работает на «Люнель». А это Билл Кларк и Чейз Тэлбот.

Мистраль встал и тоже подошел к ним.

— Это Жюльен Мистраль, — произнесла Тедди голосом собственницы.

Ей вдруг на мгновение показалось, что тенистая терраса кафе превратилась в театральные подмостки. Она смотрела, как Жюльен пожимает руки четырем загорелым, одетым в белое американцам, неожиданно оробевшим, смущенным, неловким. Они не скрывали своего восхищения. Тедди вспомнила тот день, когда сама впервые увидела Мистраля, и, глядя на него теперь, она заново была покорена его величественной осанкой, крупной породистой головой, ростом и сдержанной силой его взгляда. Она так гордилась тем, что кто-то из ее прежней жизни увидел их вместе.

— О Пегги, у меня к тебе миллион вопросов! — воскликнула Тедди. — Послушай, может быть, вы поужинаете с нами сегодня вечером?

— Мы не можем, дорогая, мы уже пообещали появиться на одной вечеринке. Но я предлагаю другой вариант. Яхта Чейза стоит здесь в гавани. Почему бы вам не присоединиться к нам завтра? Мы могли бы выйти в море, поплавать и позавтракать на борту.

— Это просто замечательно, правда, Жюльен? Мы с радостью принимаем приглашение.

— Вы очень любезны.

Мистраль обрадовался бы любому приглашению, если бы оно отвлекло Тедди. Он не сомневался, что когда-нибудь Кейт обязательно сдастся, но стало ясно, что этот день наступит не скоро. Он не осмелился поделиться своими сомнениями с Тедди. С каждым днем ему все труднее было успокоить ее и внушить оптимизм.

На следующий день в десять часов утра Тедди и Мистраль поднялись на борт «Барона», яхты, принадлежавшей Чейзу Тэлботу. Команда из четырех человек, включая повара, была нанята, чтобы путешественники могли спокойно плыть из одного порта в другой вдоль побережья Франции и Италии.

«Барон» легко заскользил по синей глади залива, выходя из бухты Сен-Тропеза в открытое море. Вся компания расположилась на подушках на залитой солнцем корме. Рука Тедди лежала на руке Мистраля. Тедди упоенно болтала с Джинни и Пегги, впитывая новости из того мира, откуда она ушла, ни разу не оглянувшись назад.

Она вдруг поняла, насколько ей не хватало подруг из ее прежней жизни, таких же, как она сама. Они с Жюльеном жили в таком насыщенном одиночестве, что на какое-то время было просто замечательно окунуться в ту атмосферу, где разница между Беном Цукерманом и Норманом Нореллом была если не критической, то во всяком случае, заметной всем.

Женщины не умолкали ни на минуту, делясь новостями Нью-Йорка. Тедди легко поглаживала пальцем мускулы на руке Мистраля. Это легкое прикосновение давало ей возможность понять, что ее старая жизнь была лишь тенью настоящего существования. Она перестала поддерживать разговор и прикрыла глаза. Ее реальность — это Жюльен Мистраль, мужчина, сделавший ее жизнь полной, превративший ее из девчонки, боявшейся, что она никогда не сможет Полюбить, в женщину, которая знала, что может любить вечно. Реальностью была Фов. Когда она брала ребенка на руки, утыкалась носом в атласную шейку, ощущала пухленькое, но такое крепкое тельце, доверчиво приникающее к ней, Тедди охватывало чувство, так непохожее на то, что она раньше называла любовью, для которого она не находила нужных слов.

Реальностью были Жюльен и Фов. Реальностью было окончание каникул и возвращение в Авиньон. Реальностью были предстоящие осень и зима в городе цвета шампанского, покупка мебели для огромной квартиры в антикварных магазинах, прогулки с Фов в парке, запас дров, походы на рынок… О, реальность включала в себя столько замечательных вещей! И если в ее реальности найдется место еще для одного ребенка, Кейт придется признать свое поражение. Тедди усмехнулась про себя. И почему она раньше об этом не подумала? Великолепная идея!

— Давайте бросим «датчанина», — голос Билла прервал ее мечты.

— Что это такое? — удивилась Тедди.

— Это легкий якорь. Мы всегда им пользуемся, когда хотим остановиться на часок, чтобы поплавать или поесть. Есть еще один якорь; «пахарь», но с ним так много возни, что мы спускаем его только на ночь. Здоровенный ублюдок, так что я по возможности дольше держу его под кормой. Я ленивый яхтсмен.

— О! — Яхтсмены всегда норовят обрушить на вашу голову больше информации, чем требуется. Тедди помнила об этом еще с тех времен, когда проводила лето в Хэмптоне.

— Хотим ли мы поплавать, выпить или и то, и другое? — обратился к ним Чейз Тэлбот.

— А как вода? — спросила Джинни.

— Отличная. Если вы хотите купаться, то сейчас самое время.

Яхта стояла в спокойной воде в нескольких милях от берега. Солнце припекало. Все единогласно решили сначала искупаться, а потом выпить.

Тедди уже два года не ныряла, но после нескольких попыток к ее мускулам вернулась память.

— Джин-тоник для всех, — громко сообщила Пегги, когда Тедди собралась нырнуть еще разок. Тедди оглянулась. Все ее американские друзья уже улеглись на подушках на корме и тянули руки к подносу со стаканами. Она снова взглянула на океан. Из воды Жюльен махал ей рукой.

— Еще один прыжок, — откликнулась Тедди. Сейчас она нырнет, вынырнет, в несколько взмахов окажется рядом с Мистралем и примется его целовать, а между поцелуями поделится с ним своей замечательной идеей насчет второго ребенка.

Большое рыболовецкое судно прошло рядом с «Бароном», но из-за общего шума на него никто не обратил внимания. Волна ударила в борт яхты. «Барон» резко подпрыгнул. Тедди потеряла равновесие, взмахнула руками, пытаясь удержаться, и неловко свалилась, ударившись головой об острый край стальной лапы якоря. Мистраль, видевший это, мгновенно нырнул. Он сразу же нашел ее и вытолкнул на поверхность. Чейз и Билл помогли ему втащить Тедди на борт. Она не утонула. На это ей не хватило времени. Тедди умерла еще до того, как коснулась воды.

Через три дня Тедди похоронили на американском кладбище в Ницце. За гробом шли только Маги и Жюльен Мистраль. Он запретил приходить четырем американцам с яхты, а те были слишком напуганы его гневом, чтобы настаивать.

Теперь Маги и Мистраль сидели вдвоем в холле отеля. Маги не могла заставить себя посмотреть на него. Она чувствовала к нему такую горячую, всепоглощающую ненависть, что не в силах была пробормотать даже несколько приличествующих случаю слов. Она понимала, что должна сохранять спокойствие и убедить Мистраля отдать ей внучку. Ее дочь он уже убил.

— Я хочу забрать Фов с собой, — наконец произнесла Маги.

— Разумеется, — пробормотал он.

— Ты понимаешь, что я имею в виду? — Мистраль ведь мог просто ее не слушать.

— Естественно, ее должна забрать ты. Мне некуда везти девочку. Я никогда не вернусь в Авиньон. Видеть «Турелло» я не хочу. Уеду. Не знаю, куда.

— Если ты дашь свое согласие и я увезу Фов, ты не сможешь ничего изменить.

Мистраль тяжело поднялся. Его огромное тело дрожало, руки тряслись. Щеки заросли седой щетиной. Все три дня после гибели Тедди он не брился, не спал, не ел. Его глаза не покраснели, потому что плакать он не мог, они поблекли, погасли. Перед Маги стоял старик с потухшим взором.

— Возвращайся домой, Маги. Я больше не могу говорить. Уезжай. — Мистраль нетвердой походкой вышел из гостиницы. Спустя несколько минут Маги услышала, как отъехала его машина.

Она сидела неподвижно, не осмеливаясь встать, боясь, что он вернется. Потом все же подошла к стойке, забронировала билет на ближайший рейс в Париж, заказала такси и поднялась в свой номер, чтобы собрать вещи.

— Мадам? — няня ждала ее приказаний.

— Соберите один чемодан с вещами малышки. Чем вы ее кормите?

— Последние две недели она пьет обычное молоко, мадам. Только не забудьте подогреть бутылочку.

— Спасибо, мадемуазель, это я запомню.

Через день в сопровождении младшего консьержа из «Ритца», которого отправили проводить ее до самолета, Маги шла по залу аэропорта Орли, собираясь вылететь в Нью-Йорк. На руках она несла Фов. Проходя мимо газетного киоска, она неожиданно остановилась и так крепко прижала к себе девочку, что та заплакала. На прилавок только что выложил стопку новых номеров «Пари матч». Черно-белая фотография на обложке была снята на борту «Барона». Тедди и Мистраль беззаботно смеялись, поглощенные друг другом. Локон влажных волос Тедди лежал на его мускулистом плече. Мистраль крепко прижимал ее к себе обеими руками.

«Сколько минут оставалось жить Тедди?» — спросила себя Маги. Ей показалось, что у нее вырвали сердце.

— Что случилось, мадам? — с тревогой спросил младший консьерж, когда увидел выражение ее лица.

— Пожалуйста, купите для меня номер «Пари матч», — напряженно попросила Маги. Она должна прочитать статью. Она не сможет делать вид, что между Мистралем и ее дочерью не существовало никаких отношений, когда все прочтут ту или иную версию.

Маги села в зале ожидания для пассажиров первого класса и, прижимая к себе Фов одной рукой, принялась листать журнал. Ее пальцы так дрожали, что глянцевые страницы скользили, не желая переворачиваться. На обложке было написано: «Гибель подруги Мистраля». «Хорошо еще, что они назвали Тедди подругой, а не любовницей», — мрачно подумала Маги.

Судя по всему, в мире не произошло ничего более захватывающего или трагического, если издатели посвятили этой истории двенадцать страниц текста и фотографий.

Маги впервые увидела фотографии, сделанные Биллом Хэтфилдом в «Турелло», которые не были опубликованы в «Моде». Ему удалось заснять Тедди и Мистраля в мастерской художника, когда они говорили друг с другом, не замечая никого вокруг, не обращая внимания на камеру, уже влюбленные, уже потерянные для мира. Маги смотрела на более ранние снимки Мистраля, Кейт и Надин. Художник и его преданная семья, какими-нибудь двумя годами раньше. Среди фотографий Тедди, сделанных в то время, когда она снималась для рекламы, оказалась и вполне достойная фотография самой Маги в окружении ее самых известных манекенщиц. Она вспомнила, что этот снимок делали для журнала «Лайф» три года назад. И разумеется, как Маги и ожидала, присутствовала репродукция самой известной картины из серии «Рыжеволосая женщина». Эти чертовы зеленые подушки на развороте! Ей незачем было читать подпись, в «Пари матч» хорошо знали свое дело.

Она просмотрела текст, затаив дыхание от страха. До последних дней нигде не было ни единого упоминания о Фов. Сама Маги узнала о рождении внучки через три недели после знаменательного события… Тедди написала ей только из Сен-Тропеза. Маги была так шокирована, так разгневана, что не ответила ей. А теперь и отвечать было некому… Маги стало так больно дышать, что она едва нашла в себе силы не бросить журнал.

Вот оно. Во втором столбце. Журналисты нашли запись о рождении в ратуше Авиньона. Фов Люнель, enfant adulterine. Ребенок, родившийся от внебрачной связи лица, находящегося в законном браке, таков был социальный статус ее внучки. По французским законам такого ребенка отец не может признать. Это определение не имело ничего общего со статусом внебрачного ребенка, чьи родители могли бы пожениться, если бы захотели, и отец имел право дать ребенку свою фамилию, не вступая в брак с его матерью.

Тедди стала американской гражданкой в то время, когда гражданство получила ее мать. Но Маги знала, что достаточно репортерам порыться в записях парижской ратуши, и они найдут похожую запись: Теодора Люнель, enfant adulterine. Что ж, хотя бы это ищейки не раскопали.

Маги закрыла журнал, не дочитав статью до конца. Какая разница? Какое это может иметь значение теперь, когда Тедди больше нет? Тедди умерла, ее красивая, мечтательная, беззаботная, ласковая девочка… Маги незачем больше опасаться за нее, с ней уже ничего не может случиться.

Малышка на руках у Маги проснулась. Ее глазки, ясные, дымчато-серые, казались бездонными. Она посмотрела на Мага с пугающей сосредоточенностью. Девочка дважды моргнула, ярко-рыжий хохолок вздрогнул, но так как со стороны Маги ничего не последовало, она издала громкий писк. Пока Маги искала бутылочку с молоком в объемистой сумке, она вспомнила поговорку: «Бог троицу любит». Магали Люнель. Теодора Люнель. И вот теперь Фов Люнель.

Девочка закричала так громко, что все пассажиры обернулись. Маги ответила им свирепым взглядом. Этим людям что, заняться больше нечем? Или они думают, что она даст внучке холодное молоко?

— Послушай меня, ты, маленький ублюдок, — прошептала она Фов, — замолчи немедленно. Я сейчас дам тебе поесть. — Ребенок мгновенно перестал плакать. — Ах вот как. Значит, тебе больше нравится слушать, чем есть? Что ж, это по крайней мере признак ума. Возможно, ты станешь той, кому повезет.

Маги подозвала служащую, чтобы та подогрела бутылочку, а тем временем, нежно прижимая к себе Фов, принялась напевать ей колыбельную, половину слов в которой она не помнила. Откуда она знает эту песню? Маги пела по-французски, как ее бабушка, Сесиль Люнель.