Случайная беременность. Наследник магната

Глава 29. Марья

– Следующий, – из кабинета гинеколога выглядывает медсестра. Видит меня и тут же расцветает в дружелюбной улыбке. – Проходите, – раскрывает шире дверь.

Я поднимаюсь с дивана, на котором ждала начало приема, и переступаю порог просторного светлого кабинета.

– Марья, рад вас видеть, – произносит седовласый мужчина, смотря на меня сквозь толстые линзы очков. – Как самочувствие? – переходит к делу.

– Все в порядке, – отвечаю под пристальным взглядом Степана Арсеньевича, но такой короткий ответ его не устраивает, и в мой адрес, словно из рога изобилия, начинают сыпаться вопросы.

Он уточняет буквально про каждый из аспектов моей жизни, ему интересно все от и до. Даже чем питаюсь и как часто это делаю спрашивает.

Затем мы отправляемся к аппарату УЗИ. Там он медленно водит по моему чуть округлившемуся животу датчиком и безотрывно всматривается в экран. Его взгляд устремлен вперед, брови сведены вместе.

– Все в порядке? – уточняю, понимая, что вид врача меня настораживает. В предыдущие разы ничего этого не было.

– Проверяю, – бросает короткое.

Голос врача сдержан и скуп на эмоции, но мне этого хватает для того, чтобы начать волноваться. Теперь я безотрывно слежу за ним.

Афанасьев что-то крутит на приборе, нажимает на кнопочки, меняет датчики, снова смотрит, и чем дальше, тем тревожнее становится. На экране отображаются то черно-белые рисунки, то они становятся красными и синими, то только красными.

Пытаясь сдержать эмоции, закусываю губу.

– Вытирайся, – говорит хмуро и дает мне мягкую салфетку. – Подходи к столу, – кивает на свое рабочее место.

Смотрю на спину удаляющегося мужчины и в груди все холодеет. Весь его вид кричит, что что-то не то.

Медленно, словно зомби, вытираю гель с живота, поднимаюсь и на негнущихся ногах иду к врачу. Он что-то активно печатает.

– Марья, – поворачивается, как только я подхожу, в голосе беспокойство, но он старается его не выказывать. Видимо, не хочет меня волновать.

– Вы меня пугаете, – признаюсь.

Я стараюсь говорить легко и даже чуть с юмором, но выходит не очень. Скорее жалостливый писк вырывается, чем смешок.

– Пугаться нечего, – вновь беглый взгляд к своим записям. – Но расслабляться нам с тобой нельзя.

– Как это? – не понимаю.

Афанасьев берет лист бумаги и начинает на нем рисовать. Затем поворачивается ко мне, взгляд его по-прежнему хмурый.

– Смотри, – показывает на первый кружок, внутри которого еще три. – Вот так должна выглядеть здоровая пуповина.

Сглатываю.

Потому что рядом с этим кружочек другой.

– А вот так она выглядит у… меня? – шепчу, цепенея.

– Да, – кивает, хмурясь.

В кабинете повисает тяжелая пауза.

Я пытаюсь совладать с мыслями, но какое там! В голове пустота.

– Насколько это опасно? – кошусь на соседний рисунок. Ежусь.

Мне дико не по себе.

– Единственная артерия пуповины сама по себе не опасна, – начинает пояснять, но от беспокойства я слышу с трудом. В ушах вата.

Афанасьев говорит и говорит, я внимательно слушаю, киваю, но не воспринимаю ни единого его слова. В голове не оседает информация от слова совсем.

Его монотонный голос, спокойный тон и уверенность помогают немного расслабиться. Медленно, но я возвращаюсь в себя.

– Она является косвенным признаком развития у ребенка внутриутробного порока развития, – бац. В голове снова каша.

– Как это? – ахаю. – Мой малыш болен? С ним что-то не так?

Дрожь пробегает по телу.

Я забываю, как надо дышать.

– Успокойся, – твердо, с нажимом произносит.

Замолкаю.

Заламываю руки, трясусь, как осиновый лист, но продолжаю сидеть на месте. Смотрю на Степана, как на божество.

– Я просмотрел ребенка от и до, но не нашел отклонений в развитии, – заверяет.

– Значит, он здоров? – уточняю с неприкрытой надеждой.

– Значит, что я не увидел отклонений от нормы, – строго поправляет меня.

Мне становится дурно, перед глазами все снова темнеет.

Маленький, родненький, зачем же ты так?

Я только недавно приняла тот факт, что скоро стану мамочкой, что у меня родится пухлощекий малыш. А сейчас слушаю заключение акушера-гинеколога и медленно умираю.

Видимо, мое состояние четко отражено на лице, потому что Афанасьев поднимается с кресла, наливает в кулере воды и ставит стакан передо мной.

– Выпей, – кивает. – Поможет.

– Угу, – соглашаюсь не в силах что-либо говорить.

Беру стаканчик, делаю несколько глотков, и удивительным образом мне становится легче.

Но ровно до тех пор, пока в памяти не всплывает образ Демьяна.

– Я сделала что-то не так? Это из-за меня? – озвучиваю свои опасения.

– Нет, ну что ты, – спешит успокоить меня врач. В глазах сострадание и… нежность.

Афанасьев шикарный, высокий, широкоплечий мужчина. Он интеллигент до мозга костей, а очки и седина его лишь украшают.

Не знаю, что произошло в его жизни и отчего он такой, какой есть, но Степан действительно нереальный.

– Человеческий организм - такая загадочная штука, что никогда не знаешь что он выкинет. Причем, это работает в обе стороны, как в хорошую, так и в плохую, – говорит, двигая ко мне ближе стакан.

– Но ведь раньше все было нормально, – выдыхаю.

– А сейчас нет, – констатирует факт.

– И что делать? – спрашиваю с мольбой во взгляде.

Афанасьев берет блокнот, ручку и начинает писать. Сижу и с замиранием сердца слежу за каждым его движением.

Медсестра протягивает мне перечень процедур и врачей, которых я должна посетить. Назначает дату и время каждого из приемов, говорит какие анализы и в какой из лабораторий я должна сдать. Поясняет каждое из назначений.

Выходя из клиники, я уже не чувствую себя разбитой и помятой, я собрана и полна сил, ведь когда есть план, то становится гораздо легче.

Мой ребенок в опасности, дремать нельзя. Но и слишком сильно волноваться тоже.

Вызываю такси, еду домой. По дороге нон-стопом проигрываю план и расставляю приоритеты.

Мне нельзя беспокоиться. Ни о чем.

Только вот как это сделать?

От Демьяна уже три недели нет новостей. Он не звонит, не пишет и, если честно, я к этому уже даже привыкла.

Наша случайная близость уже кажется чем-то далеким и эфемерным, я изо всех сил гоню ее прочь из воспоминаний. Только она продолжает упрямиться.

То ночью приснится горячий сладкий сон, но днем нахлынут гормоны, и хоть вой. Сбросить взявшееся из ниоткуда напряжение ни стыд, ни совесть не позволяют.

– Остановите здесь, – прошу водителя, как только мы заезжаем во двор. Я хочу купить шоколадку и яблоки.

Машина останавливается, я расплачиваюсь с таксистом и направляюсь в магазин, а после выхожу оттуда, жуя шоколадку. До дома недалеко, и я решаю обойтись без пакета, яблоки несу в прозрачном.

Когда до подъезда остается всего лишь пара метров, то боковым зрением улавливаю характерное движение сбоку от меня, ноги самопроизвольно врезаются в асфальт, а затем я получаю мощный удар в предплечье.

– Марья! – рычит рядом со мной брат. – Твою ж мать! – выставляет руку вперед, хватает меня и не позволяет упасть. – Какого хрена?

– Ты меня напугал! – разъяренно разворачиваясь к нему лицом. Пакет рвется и из него на асфальт один за другим летят красные, аппетитные, ароматные яблоки.

Только хочу заявить Пете, чтобы шел и покупал новые, как широко округляю глаза. Резкая вспышка боли заставляет схватиться за живот, пискнуть и согнуться в три погибели.