Лили отодвинула в сторону свой нетронутый полдник вместе с чашкой чая, которая стояла на подносе. И еда, и чай уже давно остыли. Она понимала, что должна чем-то занять себя, вместо того чтобы продолжать сидеть без дела в кресле в своей гостиной, устремив взгляд на огонь в камине. Если б ей только удалось найти в себе силы.
«Позже, — решила она. — Займусь каким-нибудь делом позже, но не сейчас». Сон — это ведь тоже занятие, не так ли? Долгий дневной сон ей не помешает. В конце концов, прошедшую ночь она не спала. Отдых пойдет ей на пользу. Но что важнее, сон позволит ей убежать, позволит забыть о ее теперешних страданиях, когда она свернется внутри теплого кокона забвения.
Встав с кресла, она направилась в спальню, но не успела сделать и нескольких шагов, как раздался стук в двери гостиной. Надеясь, что, кто бы это ни был, он уйдет, Лили не отозвалась. Когда дверь все равно открылась, она вздохнула и повернулась к незваному гостю.
— Прошу прощения за вторжение, мэм, — сказал дворецкий с извиняющимся выражением лица, — но пришел лорд Весси. Я знаю, вы дали строгие указания не впускать его, но он настаивает, что должен увидеть вас.
От ее усталости не осталось и следа, спина выпрямилась, будто ее хлестнули плетью.
— Полагаю, вы сказали ему, что меня нет дома?
— Да, мэм. Он… э… он говорит, что может отличить, когда я лгу и… как бы это выразиться… я должен сообщить вам, что он не уйдет, покуда вы с ним не поговорите.
«Не уйдет, значит? — вскипела она. — Что ж, может ждать внизу до скончания века!»
— Что ж, посоветуйте его светлости, что все, что он должен мне сказать, может быть выражено в письме. — «Которое я с радостью сожгу, едва оно придет», — пообещала она себе. — А потом сообщите ему, что он может либо покинуть этот дом по доброй воле, либо быть вышвырнут. Вы и лакеи справитесь с этой задачей.
Тревога прорезала глубокие морщины на лбу Ходжеса.
— Ох, мэм, не думаю, что это было бы разумно. Он не уйдет так просто, и маркиз — лорд, в конце концов. Поднять руку на представители знати — это может привести человека за решетку.
Она цыкнула и покачала головой:
— Лорд Весси не отправит вас в тюрьму. Кроме того, он знает, что вы всего лишь выполняете мое распоряжение.
— Она права, — произнес звучный голос из дверей. — Я бы не натравил на вас закон, Ходжес, но вот как следует поколотить вас с лакеями мог бы. Я неплохо дерусь и думаю, что вам бы пришлось изрядно потрудиться, чтобы вытолкать меня за дверь.
Лили покосилась на Итана.
— Ты должен был ждать внизу.
Он вызывающе вскинул бровь и вошел в комнату.
— А я поднялся наверх.
— Ну так можешь возвращаться вниз. — Она ткнула пальцем в сторону двери. — Уходите, милорд! Мне нечего вам сказать!
— Это хорошо. Значит, возможно, помолчишь, чтобы в этот раз выслушать меня. — Он бросил многозначительный взгляд на ожидающего слугу. — Вы свободны, Ходжес.
Она подбоченилась.
— Не приказывай моим слугам. Ты не имеешь права. Особенно когда не являешься желанным гостем в этом доме.
Итан упрямо сжал челюсти.
— Нам нужно кое-что обсудить. — Он прошел дальше в комнату и встал у камина. Скрестив руки, встретился с ней взглядом, и выражение его лица отражало тот же упрямый вызов, который был заметен и в позе.
Лили удержалась от желания в расстройстве топнуть ногой. Кроме того, было бы затруднительно в буквальном смысле вышвырнуть его из дома — на это ее малодушные слуги явно не пойдут. Похоже, от него никак не избавиться. Придется выслушать, что он намерен сказать.
— Ходжес, — проговорила она, немного успокоившись, — вы можете идти.
Взгляд Ходжеса метался между ней и Итаном.
— Слушаюсь, мэм. — Отступив в коридор, он закрыл за собой дверь и оставил их одних.
— Ну что ж, говори, — кивнула она. — И поторапливайся, чтобы не слишком задерживаться в моем доме.
Он горько вздохнул:
— Нам обязательно быть на ножах?
Лили метнула в него взгляд, достаточно горячий, чтобы растопить лед.
— Тебе некого винить, кроме себя самого. Это ведь ты манипулируешь людьми и лжешь им.
— Я не манипулировал тобой и не лгал тебе, — процедил он сквозь зубы.
Она презрительно фыркнула:
— Ха! И полагаю, ты собираешься утверждать, будто мне показалось, что я видела объявление о твоей помолвке в утренней газете? Ты обручен с этой девушкой, не так ли?
Его губы вытянулись в тонкую линию.
— На данный момент да, но я…
— Значит, ты услышал все, что я могла сказать. — Желчь жгла под грудиной, угрожая проделать дыру. — Дверь там. Закрой ее за собой.
Он повысил голос:
— Я не уйду, пока ты не выслушаешь меня. Почему ты так упорно отказываешь мне в этом?
«Потому что если злость уйдет, я могу позволить своим чувствам к тебе вновь взять верх, несмотря на то, что рана, нанесенная тобой, слишком глубока».
— Потому что у меня нет ни малейшего желания слушать твои очередные оправдания и увертки! — сказала она вслух. — Сколько раз я должна это повторять?
С бурлящей в крови яростью она огляделась, и ее взгляд упал на маленькую фарфоровую статуэтку пастушки с ягненком. Не думая, она схватила ее и запустила прямо ему в голову. Он пригнулся, и статуэтка разбилась на дюжину осколков, ударившись о камин. Слезы обожгли глаза. Часто-часто заморгав, она приказала себе не плакать, решительно настроенная не дать ему почувствовать глубину своих страданий.
— Я не виноват, — оборонялся он, готовый увернуться от следующего предмета, который она намерена в него бросить. — Я понятия не имел, что моя мать собирается сделать то, что она сделала. Если б знал, я бы остановил ее.
— И что бы это изменило? Очевидно же, что ты был тайно помолвлен, даже если об этом пока не было объявлено.
— Я не был помолвлен. Это правда, что я говорил с отцом Амелии Додд несколько месяцев назад, еще до того, как мы с тобой познакомились. Но не было никакого брачного соглашения и никакой договоренности между мной и леди Амелией.
— Твоя мать и граф, разумеется, считали иначе.
Его руки непроизвольно сжались в кулаки.
— Граф верит в то, чего хочет, чтобы удовлетворить свои собственные амбиции. Что касается моей матери… она себе на уме и сделала это, чтобы форсировать события. Сатли с мамой уже много лет вынашивают планы объединить наши семьи. Кто-то из моих братьев должен был исполнить эту почетную обязанность — соединить наши семьи посредством брака. Но после смерти Артура и Фредерика эта задача выпала на меня. Мне никогда не следовало даже в мыслях уступить планам матери и Сатли.
— Но ты уступил, — обвиняюще проговорила она.
Он встретился с ней взглядом.
— Я не собирался жениться на ней. Я уже решил поговорить с лордом Сатли и сказать ему, что не сделаю предложения его дочери, в конце концов. Я бы поговорил с ним перед балом, если б знал, что он в городе.
— О, а все это время у тебя не было доступа к перу и чернилам?
Он пропустил волосы сквозь пальцы, растрепав золотистые пряди, что сделало его еще привлекательнее. Лили отругала себя за то, что заметила это, и за то, что восприимчива к его магнетизму даже теперь. Сила противостоять ему со временем придет, заверила она себя, и безысходное отчаяние обрушилось на нее, как холодный январский ветер.
— Честно говоря, я совершенно забыл про свои намерения, — сказал он. — Между нами ничего не было решено, по крайней мере я так думал, к тому же был слишком поглощен тобой, чтобы задумываться об этом деле.
— Так, оказывается, это я виновата в том, что ты забыл, что обручен.
— Сколько раз я должен говорить тебе, что не был обручен?! — разозлился он.
— Тогда, может, и не был, но сейчас да, — тихо напомнила она ему.
«О Боже, он женится на другой, и эта мысль разрывает мне сердце!»
Лили прижала руки к груди, борясь с подкатывающей дрожью.
Он вскинул руку.
— Хорошо, допустим, я обручен. Но это лишь временно. Ты должна верить, что я не собираюсь жениться на Амелии.
В этом, она видела, он честен. Вздохнув, Лили опустила руки.
— Даже если я тебе поверю, это ничего не меняет. Ты обручен с… — Она сглотнула и попыталась назвать имя, но не смогла его выговорить. — С той девушкой, и ничего нельзя сделать.
— Нет, можно, — возразил он. — Я найду способ.
— Какой способ, Итан? Не считая семи или восьми десятков человек, которые слышали объявление прошлым вечером, была еще и заметка в «Морнинг пост». Пути назад нет. Ты связан с ней. — Она помолчала и сделала прерывистый вдох. — Если только она не настолько глупа, чтобы передумать и вернуть тебе твое обещание, помолвка останется в силе.
Он подошел к ней ближе.
— Так или иначе, но я позабочусь, чтобы с этой комедией было покончено. Пока что она отказывается отменить помолвку, но я найду способ убедить ее.
— Значит, ты уже говорил с ней?
— Да. Я приехал сюда сразу после встречи с ней. Я не мог вынести больше ни минуты, не поговорив с тобой. Я пытался объяснить все еще вчера вечером, если ты помнишь, но ты была слишком расстроена. Теперь ты наконец выслушала меня. — Он обнял ее. — Лили, ты единственная, кто мне нужен. Не она, а ты, и только ты. Дай мне время все уладить; доверься мне, и я все исправлю.
— Как я могу на это пойти, когда ты солгал мне? Как могу верить в то, что ты говоришь, когда ты обманывал меня с самого начала?
— Ты должна, потому что я люблю тебя.
Сердце перевернулось у нее в груди. Любит? Правда ли это? — спрашивала она себя.
Желание поднялось в ней, настолько острое, что было почти болезненным. Боже, как же ей хочется верить ему! Как хочется отринуть боль и гнев и принять его объяснения без всяких вопросов или сомнений…
— Если ты меня любишь, — возразила она, — то у тебя странный способ это выразить.
Несколько долгих напряженных мгновений он смотрел ей в глаза.
— Может, это лучше продемонстрирует мои чувства, — пробормотал он. Прежде чем она успела запротестовать, его губы завладели ее губами и он сжал ее в объятии, которое она оказалась бессильна отвергнуть.
Соблазнительный и чувственный восторг его поцелуя вспыхнул и пронесся по ней с быстротой и неукротимостью лесного пожара. Уступив, она позволила ему вовлечь ее в их уже сложившийся собственный отдельный мир, где не существует ничего, кроме бурной страсти и безграничного удовольствия. Смягчившись, Лили ответила на поцелуй, не уступая ему в пылкой страстности. Дыша неровно и часто, она наслаждалась головокружительным запахом его кожи, раскрывая губы шире, чтобы уловить смутный, свежий вкус, который, подобно мяте, задержался у него на языке.
Он еще сильнее прижал ее к себе, не делая попытки скрыть безошибочное свидетельство своего растущего возбуждения. Повернув голову, завладел ее губами, скользнув ладонью по спине вниз, через талию, чтобы погладить изгиб ягодиц.
Ощущения пробудили дремлющий уголок ее сознания, напомнив ей, что будет дальше. Если она позволит этому продолжиться, очень скоро он подхватит ее на руки и понесет в спальню. А как только это случится, битва будет проиграна.
Она проиграет.
Итан сказал, что любит ее, но так ли это? Или его обещания не больше чем ловкое средство пробраться вновь в ее постель? До вчерашнего дня она верила ему безоговорочно, считала порядочным и благородным. Вчерашний вечер разбил эту веру, сорвал шоры заблуждения с ее глаз.
«А если он опять мне лжет? — сомневалась она. — Если ему на данное время просто нужна удобная партнерша в постели? И он, несмотря на свои заверения, намеревается жениться на этой девушке, чтобы угодить своей семье и продлить знатную родословную?» Эта мысль подействовала на нее как ушат ледяной воды, заставив опомниться. Внезапно она осознала, что должна освободиться, что любой ценой должна защитить то, что осталось от ее сердца.
— Нет! — закричала она, прервав поцелуй. — Нет, остановись!.. — Резко всхлипнув, она вырвалась из его объятий.
— Лили, дорогая… — Он снова потянулся к ней, но она сделала несколько неуверенных шагов назад.
— Нет, не прикасайся ко мне. Пока ты помолвлен с ней, ко мне даже не приближайся. Я хочу, чтобы ты ушел!
— Но это несерьезно. Ты ведешь себя неблагоразумно…
— Да что ты? — набросилась на него она. — Это не я солгала о своих намерениях. Не я дала обещание другой и больше не свободна. Может, я и была твоей любовницей, Итан, но, видит Бог, твоей шлюхой я не буду!
Его голова дернулась назад, словно она его ударила, кожа побледнела.
— Я и не прошу тебя об этом.
— Разве? Потому что я буду ничем не лучше ее, если позволю тебе вернуться в мою жизнь. И у меня нет ничего, кроме твоего обещания, что ты не женишься на ней. Что я стану делать, когда придет день, а ты не сможешь разорвать помолвку? Что мне останется думать, когда ты пойдешь под венец с другой женщиной?
Гнев вспыхнул в его глазах, руки сжались в кулаки.
— Я не пойду в церковь ни с какой другой женщиной. Единственная, кто мне нужен, — это ты, и я сегодня же просил бы тебя выйти за меня, если б был свободен сделать это. — Он прошел пару шагов взад-вперед. — Ад и все дьяволы, я не лгу!
У нее перехватило дыхание, надежда забила ключом, как журчащий родник, при мысли о том, чтобы стать его женой. Но она сразу же вспомнила о его помолвке, и плечи поникли. В прошлом, чего бы она ни желала, о чем бы ни молилась с твердой верой, ее ждало лишь разочарование. Если она позволит себе поверить, а он предаст ее, как она сможет жить дальше?
Покачав головой, она подавила свою тоску:
— Нет. Ты должен уйти. Я не могу больше верить тебе. Слишком наслышана о нарушенных обещаниях и легких обманах. Мой отец всю жизнь только и делал, что рассказывал сказку за сказкой, сочиняя свои байки, дабы убедить нас с мамой, что он останется в семье, что в следующий раз все будет по-другому. До следующего вранья. До следующего раза, когда он снова уезжал. Я не дам тебе сделать это со мной.
— Боже правый, Лили, ты отказываешься поверить мне из-за своего отца? В случае, если ты забыла: мы с ним — разные люди.
— Да, но вы оба мужчины, — заявила она, слишком оскорбленная, чтобы задумываться над своими словами. — Тимоти Бейнбридж был эгоистичным бродягой, который причинял людям боль своим легкомыслием. А отчим… о, это ядовитая змея, скрывающаяся под привлекательной внешностью. Но ты, Итан, в каком-то смысле хуже их обоих, потому что заставил меня думать, что у нас может быть что-то хорошее, чистое и настоящее. Но мечты рассеялись как дым.
«Так почему же я по-прежнему люблю его? Почему мысль, что он уйдет, вызывает у меня желание беситься от злости и кричать?» Злясь на свою слабость, она расправила плечи.
— Я хочу, чтобы ты ушел. Немедленно! И в случае, если ты решишь тайком пробраться сюда как-нибудь ночью, должна тебя информировать, что твой ключ больше не подойдет. Я велела сменить все замки, на всех дверях и окнах.
Его челюсти напряглись, ярость полыхнула в глазах, молниеносная, как удар хлыста, а вместе с ней что-то похожее на боль. Когда он заговорил, голос его был как лед:
— Уверяю вас, мадам, что, вздумай я пробраться сюда как-нибудь ночью, ваши пустячные попытки помешать мне не возымели бы никакого действия. Но будьте покойны, я не стану домогаться вашей благосклонности, пока вы сами не попросите меня об этом.
Ее губы потрясенно приоткрылись.
— Всего вам наилучшего, миссис Смайт. — Резко поклонившись, он развернулся и вышел из комнаты.
Жар растекался у нее под грудью, боль камнем легла на сердце. «Неужели я ошиблась? — спрашивала она себя. — Неужели была не права, прогнав его? О Боже, что я наделала? И если он действительно любит меня, не обратилась ли теперь эта любовь в ненависть?»
Дрожа, она опустилась в ближайшее кресло и прижала костяшки пальцев к губам. Слезинка скатилась по щеке, горячая на холодной коже, прежде чем упасть на корсаж. За первой последовали другие, и вскоре она спрятала лицо в ладони и разрыдалась.
Несколько часов спустя Итан покручивал бренди в своем стакане, наблюдая, как полупрозрачная жидкость ручейками стекает по стеклу, мерцает и подмигивает, отражая свет свечей. Резко утратив интерес, он залпом все выпил, затем вскинул два пальца, давая знак одному из официантов клуба «Уайтс» принести ему еще.
Когда официант отправился выполнять его заказ, появилась новая фигура и опустилась в кресло напротив с непринужденной грацией, с которой может держаться лишь чистокровный герцог.
— А тебе не хватит? — заметил Уайверн, кивнув на пустой стакан — пятый по счету с тех пор, как Итан пришел в клуб.
Губы Итана скривились.
— Я бы сказал «нет», поскольку все еще в состоянии вести с тобой разговор. Если ты явился изводить меня, то можешь убираться к черту.
— Я? Изводить человека, который явно хандрит? Что же я был бы за друг, если б так делал?
— Ты пришел позлорадствовать, без сомнения. Ну, валяй, скажи! Я идиот, что обручился с той девушкой, с тем ребенком, которую я никогда не полюблю и к которой могу оказаться прикованным. Против моей воли, должен добавить.
Уайверн сочувственно пожал плечами:
— Ну, я бы напомнил, что предупреждал тебя, но ты несчастен и без того, чтоб я сыпал тебе соль на раны.
Итан стукнул кулаком о мягкий подлокотник кресла.
— Я должен что-то сделать, Тони. Амелия Додд должна образумиться и согласиться покончить с этим фарсом.
— Поэтому ты такой пришибленный?
Встретившись со взглядом друга, он покачал головой.
— Лили вышвырнула меня вон.
— Вот как! А я все гадал, как она восприняла эту новость.
— Плохо. Она убедила себя, что я лгу о моих истинных намерениях в отношении леди Амелии. Думает, что я просто продолжаю использовать ее и что собираюсь жениться на Амелии, несмотря на все свои обещания.
— А чего ты сам хочешь от Лили?
— Всего, — ответил Итан, и его голос смягчился. — Я люблю ее, Тони. Как бы ни бесился я, осознав, что она потеряла веру в меня, мои чувства к ней сильнее, чем когда-либо. Если б только она это поняла. Если б только поверила мне и дала время найти выход из этой передряги. Черт бы побрал мою мать за ее вмешательство!
— Да уж, мама твоя постаралась. Без тебя тебя женила.
Пришел официант, принеся бренди. Герцог дождался, когда официант отойдет, прежде чем заметить:
— Как ни прискорбно это говорить, но что ты можешь сделать, если леди Амелия настаивает на том, чтобы свадьба состоялась?
Итан провел ладонью по лицу.
— Разве что бросить ее… Но должны же быть какие-то другие средства убедить ее отменить помолвку.
— А если их нет? Ты готов отвергнуть ее и столкнуться со скандалом, который неизбежно последует? Многие расценят это как непростительный поступок, особенно ваши с ней семьи.
«Если Лили согласится выйти за меня замуж, плевать мне, кто что там думает. Но примет ли она меня? Или я ошибаюсь в глубине ее чувств ко мне?»
Несмотря на свою явную злость из-за его предательства, на самом деле она никогда не говорила, что любит его. Принимая во внимание ее убежденность в непостоянстве мужчин, он больше не был уверен, что такие чувства будут иметь значение. Он осознал, что глубоко ранил ее своей ложью, даже если эта ложь была простой оплошностью, а не прямым обманом. В любом случае ему предстоит приложить немало усилий, чтобы вновь завоевать ее доверие. Но позволит ли она ему это сделать, или навсегда изгнала его из своего сердца и жизни?
— Я сделаю все, что потребуется, чтобы не жениться на Амелии, — сказал он, — это решено твердо. — Взяв свой стакан, он сделал долгий глоток, наслаждаясь огненным привкусом, который алкоголь оставлял у него во рту. — К тому же она на самом деле и не хочет выходить за меня. Очевидно, леди Амелия влюблена в сына местного викария, парня из какой-то обедневшей семьи, чьи ухаживания граф не намерен принимать во внимание. Если б только я мог убедить ее убежать с ним, мои проблемы были бы решены. — Он замер, внезапно осознав, что только что сказал. — Бог ты мой, ну точно!
— Что такое?
— Мне надо сделать так, чтобы леди Амелия и ее юный поклонник оказались в одной комнате, затем вложить в их головы идею о побеге. Ведь если она любит его так, как утверждает, то не сможет устоять против возможности выйти за него, даже несмотря на угрозу отцовского гнева.
Тони тихонько фыркнул:
— Который будет воистину устрашающим, доведись такому случиться.
Итан оставил без внимания замечание Уайверна и поставил свой стакан на стол. Подавшись в кресле вперед, улыбнулся. Впервые с тех пор, как началась эта матримониальная катастрофа, у него в душе затеплилась надежда и поднялось настроение. Лоб его сосредоточенно нахмурился.
— Теперь мне осталось только вспомнить его имя, — пробормотал он. — Как бишь его? Роберт какой-то… Роберт… Роберт… черт. — Он немного помолчал, потом щелкнул пальцами. — Хоксби! Роберт Хоксби. А принимая во внимание, что он сын викария и ученик доктора, его нетрудно будет отыскать.
Герцог встретился с ним взглядом, одна его черная бровь выгнулась дугой.
— О нет…
— Да, Тони. Как насчет того, чтобы совершить небольшую поездку?