Случайная мама

Глава одиннадцатая

Девочки были в восторге от встречи с бабушкой. Иззи все кружилась и прыгала в маленькой комнате новой квартиры на первом этаже, радостно натыкаясь на громоздящуюся повсюду старую мебель. Белла, сдержанно выражавшая свою радость, изо всех сил — и как будто ненамеренно — тянула носки и приподнимала каблучки, чтобы продемонстрировать свои новенькие туфельки во всей их красе. К сожалению, только Софи, которая и сама любила похвалиться туфлями, заметила ее усилия среди этого танцевального сумасшествия, устроенного Иззи, поэтому наклонилась и прошептала Белле в ухо: «Твои туфли смотрятся потрясающе», и девочка счастливо улыбнулась.

— Иззи, успокойся! — запротестовала миссис Стайлс, когда Иззи обхватила руками ее ноги и зарылась лицом в юбку, завопив со всей мочи:

— Как я рада тебя видеть, бабуля!

— Я тоже рада тебя видеть, дорогая. — Миссис Стайлс одновременно встревожило и обрадовало это проявление любви. — Но я также буду рада, если ты не станешь мучить мои колени, этот артрит — он меня доконает, если раньше не успеет доконать давление, — сказала миссис Стайлс, погладив Иззи по голове.

— Или рак, — напомнила Белла.

— Да, ты права. Возможно, у меня рак, наверное, рак кишечника: у меня ужасные запоры, — уверенно сказала миссис Стайлс. Софи поняла, что за все время пребывания с миссис Стайлс дети обсуждали с ней характер ее возможной кончины, и это ей не понравилось. Отец-ловелас, смертельно больная бабушка — не самый удачный выбор близких родственников.

— Да вы еще всех нас переживете, — с фальшивой веселостью воскликнула Софи.

— Искренне надеюсь, что нет, — уныло ответила миссис Стайлс. Уголки ее губ сползли вниз, как под действием гравитации, и до Софи дошло значение собственных слов.

— Простите, я просто имела в виду… — Она вздохнула. — Слушайте, я на самом деле не знаю, что имела в виду, — сказала она, слабо махнув рукой. — Простите. — Миссис Стайлс не обратила на нее никакого внимания.

— Так, девочки, хотите лимонной перловки и «Френч фэнси»? — сказала миссис Стайлс. Девочки согласно закивали. Софи проследовала за миссис Стайлс в маленькую кухоньку и, прислонившись к дверному косяку, наблюдала, как Белла с Иззи изо всех сил дышат на окно в гостиной, пальчиками рисуя на запотевшей поверхности стекла рожицы, пока конденсат не испарялся. Потом они распахнули двери, ведущие в патио, выбежали в маленький общий дворик и с каким-то совершенно беспочвенным энтузиазмом стали маршировать вокруг стоявшего посреди столика.

— Я только что отмыла эти окна, — сказала миссис Стайлс Софи, поджав губы. Не то чтобы она была не рада девочкам, решила про себя Софи, просто ей не понравилось, что они свалились как снег на голову. Она не любит, когда незваные камешки нарушают гладкую поверхность озера ее обыденной жизни. Софи не винила ее в этом. Два внезапных, пусть даже не слишком серьезных, инсульта и смерть дочери, наверное, вселяют веру в то, что пусть лучше каждый последующий день будет таким же, как и предыдущий, потому что в этом случае у тебя есть хоть какая-то уверенность. А Софи приехала, чтобы бросить в ее озеро здоровенный кирпич, если можно так сказать.

И снова Софи подумала о том, что, пока она так рьяно разыскивала Луиса, не сомневаясь в том, что его приезд разом разрешит все проблемы, она даже ни разу не задумалась над тем, какими последствиями это обернется для остальных. И для миссис Стайлс, и для Тесс Эндрю, и для девочек. Но Луис все равно уже приедет, и она уже никак не сможет этому помешать. Поэтому она должна сказать ей, а если Софи и научилась чему-то за прошедшие несколько дней, так это тому, что, если ты должна сообщить кому-то неприятную новость, то лучше говорить без обиняков.

— Луис приезжает в Лондон увидеться с девочками.

Миссис Стайлс налила воды в две чашки с лимонной перловкой, поставила кувшин на стол и только потом повернулась к Софи.

— Они нашли его, — сказала она. — Я-то надеялась, ради девочек, что они его не найдут. Я просила Тесс, чтобы они не беспокоились. И она сказала, что на это все равно уйдет несколько месяцев.

Софи даже не знала, что сказать, поэтому молча глядела, как миссис Стайлс качает головой и заламывает свои распухшие сучковатые пальцы, а левая сторона ее лица при этом неподвижна.

— Что ж, вот ведь счастье ему привалило, правда? — с горечью сказала она. — Теперь он все будет делать по-своему. Моя дочь погибла — и теперь он может преспокойно прискакать обратно, как настоящий рыцарь, и увезти их с собой бог знает куда и бог знает для какой жизни. — Она метнула на Софи яростный взгляд. — Уж я-то, конечно, больше никогда с ними не увижусь, как только он их заберет. Он мне просто не разрешит.

Софи заправила свои распущенные волосы за уши и задумчиво ухмыльнулась. Она должна быть честной со старухой.

— Его нашла не Тесс, — сказала она. — Его нашла я, то есть я в какой-то степени к этому причастна. Я говорила с ним сегодня. — Софи вспомнила, как ей стало не по себе в конце разговора. — Он серьезно обеспокоен участью девочек, сказал, что сразу же вылетает. — Но Софи не смогла скрыть собственной неуверенности, и лицо миссис Стайлс сохраняло скептическое выражение. — Послушайте, миссис Стайлс, я не могу сейчас воспитывать двоих детей, которые так неожиданно на меня свалились. Как бы я ни… любила девочек, дальше так не может продолжаться ни для них, ни для меня. Это нечестно как по отношению к ним, так и ко мне, и потом — какой у нас выбор? Думаю, Кэрри хотела бы этого.

Миссис Стайлс посмотрела через плечо Софи в окно, где девочки продолжали ходить по кругу, и лучи зимнего солнца совершенно обесцветили ее лицо.

— Кэрри хотела, чтобы их воспитывала ты, — она сделала ударение на последнем слове. — Поэтому ты и была указана в завещании. И потом, ты почти не знала ее на тот момент, когда она погибла, так откуда тебе знать, чего бы ей хотелось? Я могу сказать тебе, чего она не хотела. Она не хотела, чтобы ее муж бросил ее и детей сразу же, как только появились какие-то проблемы. И она не хотела бы, чтобы он забрал с собой девочек. — Миссис Стайлс сузила глаза. — Конечно, он какое-то время будет разыгрывать из себя папашу. Но как долго это продлится? Как долго, прежде чем новизна всего этого не померкнет и ему все это снова не прискучит? И что тогда с ними будет? — Она сделала глубокий дрожащий вдох. — Мне очень жаль, что я не на двадцать лет моложе и не могу сама их воспитывать. Если бы я могла, я бы сражалась за них когтями и зубами, лишь бы они не достались ему, чтобы наконец-то хоть что-то сделать для Кэрри. Чтобы хоть как-то ей помочь. Она никогда не позволяла мне помогать ей. Ей это было неприятно. Иногда у меня возникало такое чувство, будто она ненавидит меня, но мне непонятно, за что, Софи, просто непонятно… Я ведь так любила свое дитя. Она была моей жизнью.

Софи пришла в ужас, увидев, как по напудренной щеке миссис Стайлс покатилась слезинка. Она потянулась и осторожно притронулась рукой к ее хрупкому плечу.

— Я в порядке, — сказала миссис Стайлс, отстранившись. Она взяла правой рукой чайник и подставила его под кран.

— Послушайте, — сказала Софи. — Тесс не позволит ему просто так улететь вместе с ними. И я не позволю, я обещаю вам. И потом, у него все равно ничего не получится, на их стороне — всевозможные законы и т. д.

Она посмотрела в сторону гостиной: девочки проходили через двойные двери, обходили кругом старинный кофейный столик и так дальше по кругу.

— Они еще даже не знают о его приезде. — Она понизила голос. — Они, вообще хотя бы знают, кто он такой?

Миссис Стайлс положила в заварочный чайник два чайных пакетика и уставилась на закипающий на плите чайник.

— Они знают только, что его никогда не было рядом, даже тогда, когда они больше всего в нем нуждались, — сказала она, снимая вскипевший чайник с плиты и до краев наполняя заварочный чайник кипятком. — Я не слышала от Кэрри ни одного плохого слова в его адрес, но я говорила ей, что они должны все знать. Они должны знать, что это за человек.

Софи помедлила, прежде чем задать миссис Стайлс вопрос, ради которого она, собственно, к ней и приехала:

— А вам Кэрри сразу сказала, что Луис ее бросил? Просто, понимаете… я этого не знала.

Миссис Стайлс внимательно посмотрела на нее.

— Она тебе не говорила?

Софи покачала головой.

— Нет, — ответила миссис Стайлс. — Она не сказала мне об этом даже после крестин. Осмелюсь предположить, что она так ничего мне и не рассказала бы, если бы ее не прижало. У нее начались денежные затруднения. Я знаю, что ей не хотелось просить меня о помощи, но у нее не оставалось выбора. Ей нужны были деньги, чтобы оплатить закладные за дом, пока она не приступила еще к своей новой работе, — она собиралась работать на полную ставку. Я, разумеется, спросила, а что предпринимает Луис для того, чтобы помочь им выкарабкаться, и тогда все открылось. К тому моменту он отсутствовал уже почти год.

Миссис Стайлс смотрела перед собой, перебирая воспоминания.

— Когда она была маленькой девочкой, годика два, мы были такими замечательными подружками. Знаешь, мы были так счастливы. Жаль… жаль, что я допустила, чтобы между нами встало все то, что произошло между мной и ее отцом. После того, как он бросил нас, я была очень оскорблена и злилась. Не только на него, а вообще на все на свете. С тех пор мы с ней больше никогда не были так близки. Я знаю, что отталкивала ее, но я не могла ничего с собой поделать. Мне всегда казалось, что однажды все само собой исправится. Я ошибалась. А теперь еще эти двое уедут вместе с Луисом, и я больше никогда не смогу их увидеть.

Софи сжала ладонь миссис Стайлс в своей.

— Я вас умоляю, — сказала Софи. — Постарайтесь не волноваться. Слушайте, я сейчас выйду на улицу и позвоню Тесс. Я ей все расскажу, а уж она-то подскажет, как поступить, о’кей?

— Только ненадолго, — резко сказала миссис Стайлс, наливая в молочник молока. — А то твой чай остынет.

Почему-то — может, потому, что Софи позабыла, какой это был день, — она решила, что социальных работников можно вызывать семь дней в неделю, но оказалось, что в субботу днем до Тесс вообще невозможно дозвониться. Ее мобильный был выключен, а на рабочем шли короткие гудки. Софи вздохнула: вот как ей теперь убедить и миссис Стайлс, и саму себя? Заметив, что на холодном воздухе изо рта у нее выходит пар, она подозрительно посмотрела направо и налево и потянулась в карман за пачкой «Мальборо-лайтс», которую умудрилась купить вчера, пока покупала девочкам большие «Сникерсы». Она выкурила украдкой одну сигарету, затушила окурок носком туфли, подобрала его, сунула в карман, несколько раз глубоко вдохнула холодный воздух и вернулась в дом. У нее разнылись виски, пока она пыталась сообразить, что будет теперь, и вдруг почувствовала, как сильно начинает ее охватывать какая-то безотчетная тревога.

У Софи возникло чрезвычайно странное ощущение уже испытанного ранее чувства. Как будто она уже стояла так однажды на холоде, глядя, как остывает в воздухе вырывающийся изо рта горячий пар, и у нее точно так же мерзли кончики пальцев, а она все равно стояла без движения, потому что следующий момент уже никогда не был бы таким же, как предыдущий.

Это было ощущение де жа вю, такое же сильное и поразительное, как воспоминания, вызываемые запахом фотографий.

У нее ушло немного времени на то, чтобы вызвать его в памяти. Это чувство она испытала на похоронах отца. Софи стояла в своих лучших черных туфлях у небольшой груды осенних цветов в углу кладбища, где крематорий выделил для отца место. Друзья и члены семьи еще покружили немного, обмениваясь рукопожатиями и стараясь не смотреть друг другу в глаза, не зная, что сказать. Потом скромная толпа людей постепенно рассосалась, все направились обратно к машинам, чтобы ехать на поминки. И это ощущение пустоты и тревоги настигло Софи еще до того, как она, наконец-то, осознала, что же произошло. Она стояла рядом с венком, на котором была табличка с надписью: «Папочка, я сильно по тебе скучаю». Боль, шок и ужасное осознание того, что ее любимого отца больше нет, нахлынули на нее разом и пригвоздили к месту.

Она была не в состоянии пошевелиться. Просто стояла и смотрела, как все расходятся. Через несколько секунд Кэрри заметила отсутствие Софи и вернулась за ней.

— Пошли, — сказала она. Щеки у нее порозовели от холода. — Я замерзла.

— Его больше нет, — сказала Софи, уставившись на Кэрри. — Теперь ничего не будет так, как прежде.

— Это не так, — и Кэрри взяла Софи под руку. — Мы останемся такими же, ты и я. Мы всегда будем такими же, я обещаю тебе. Всегда. Когда бы ни понадобилась. И что бы ни случилось. Помнишь?

И теперь Софи узнала это чувство. Она знала, что это то же самое чувство, которое она испытала в тот день, когда навсегда попрощалась с отцом, перед тем, как боль стала слишком сильной и стена между ней и страданием рухнула. И Софи наконец-то поняла, что Кэрри ошибалась, а она была права. Все меняется. Ничто не остается, как прежде.

Когда Софи наконец-то вернулась в дом, она была совершенно неподготовлена к представшему перед ней зрелищу, но оно хотя бы выдернуло девушку из плотно обступившего ее кольца мрачных мыслей.

На самом деле, зрелище было не таким уж необыкновенным: миссис Стайлс сидела на диване, а по бокам от нее расположились девочки, нежно опустив свои аккуратные головки на ее плечи, и вся группа раскачивалась из стороны в сторону. Необыкновенным было то, что Софи услышала. Пожилая леди вместе с обеими внучками исполняли «Мотосайкл эмптинесс» группы «Мэник-стрит причерс» на манер какой-то дикой колыбельной, а Белла с Иззи рьяно вступали с громоподобным гитарным соло: «Nee, nee, nee-nee neecow’s».

Софи и предположить не могла, что доживет до того дня, когда миссис Стайлс будет исполнять закоренело политический валлийский рок, хотя она ради приличия и изменила наиболее сомнительные строки. Но, насколько бы ни было далеко это исполнение от оригинального, оно мгновенно вызвало в памяти незабываемое яркое воспоминание, которое вспыхнуло в сознании Софи в тот самый момент, когда она услышала гитарный рефрен в версии девочек, и оригинальная версия тут же зазвучала у нее в ушах.

Это было летом. Им с Кэрри было около восемнадцати. И они пока были настолько близки, что думали, что всегда будут значить друг для друга то же, что значили друг для друга в тот день. Мысль о том, что когда-нибудь они отдалятся друг от друга, казалась им невозможной. Через несколько недель Кэрри должна была уехать на учебу в университет, а Софи — получить испытательную работу в «МакКарти Хьюз». Первые настоящие шаги в этой жизни они должны были делать в совершенно противоположных направлениях.

Они сидели в парке, у Софи был новенький портативный CD-плейер, весивший целую тонну. Они только что купили новый диск «Мэник-стрит причерс» в магазине «Our Price» на Аппер-стрит и теперь слушали его, сидя на газоне, до отказа врубив громкость, потому что плейер был недостаточно мощным. Одетые полностью в черное, они сидели с грозными и мрачными лицами, потому что им казалось, что слушать «Мэник-стрит причерс», которые и сами были во многом грозными и хмурыми, необходимо именно с таким выражением лица. Но когда началась «Мотосайкл эмптинесс», Софи невольно стала напевать вполголоса и отстукивать босыми ногами ритм по жесткой траве в такт навязчивой мелодии. Кэрри все так же хмуро рассматривала обложку диска.

— Да, Сильвия, мать твою, ты права, — сказала она вслух.

— Кто? — спросила Софи, рассеянно оглянувшись через плечо. Как раз в этот момент она просчитывала шансы на то, чтобы затащить в постель Джеймса Дина Брэдфилда, и, если у нее это получится, то каковы шансы, что его это взбодрит. И будет ли она тогда по-прежнему желать его, потому что его мрачный вид был основной причиной его притягательности.

— Сильвия Плат, дурочка. — И Кэрри закатила глаза. — На обложке под названием «Мотосайкл эмптинесс» написана строчка из ее стихов, про Бога. Точнее, про то, что никакого Бога нет. — Кэрри зачитала Софи эту строчку, которую она сейчас уже не помнила, зато помнила, что не совсем ее «уловила». Софи только моргала, глядя на подругу из-за стекол своих темных очков.

— Какая же ты плебейка, — сказала Кэрри. — Но Джеймс Дин Брэдфилд все равно не будете с тобой спать, потому что ты — яркая представительница среднего класса.

Кэрри вздохнула и откинулась на траву.

— Бога нет, Соф. Так же, как нет порядка и истины, все в этом мире нечестно и несправедливо. За все, что ты хочешь получить, приходится бороться, потому что просто так тебе этого никто не даст. Даже Господь. И особенно — Господь.

Софи села и пристально посмотрела на Кэрри. Она вдруг поняла, что ее обычно столь добродушная подруга кипит от гнева. Ее буквально разрывала ярость.

— Что такое? — просто спросила Софи.

— Мать, что же еще? Как всегда, она. Что бы я ни сделала, ей ничего не нравится. Она никогда не гордилась мной. Я никогда не доставляла ей радости. А теперь еще этот курс, который я выбрала, — и то плохо! Ей безразлично, что это — один из самых тяжелых для поступления курсов живописи в стране. Хочет, чтобы я выбрала что-нибудь более научное, вроде истории. Она — моя мать, а совершенно ничего обо мне не знает. Ничего! Почему бы просто не поддержать меня хотя бы раз в жизни, а не попрекать меня Богом каждые пять минут и пытаться контролировать все, что бы я ни делала? Я просто хочу быть самой собой. Дождаться не могу, когда же я, наконец, окажусь как можно дальше от нее и заживу своей жизнью, нормальной счастливой семейной жизнью и наконец-то освобожусь от нее. — И Кэрри затрясла головой, как будто в нее каким-то образом проникла назойливая оса.

— Она не такая уж и плохая, — сказала Софи. — Мне кажется, она будет по тебе скучать. Просто она за тебя боится.

— Знаю. Тогда почему она всеми силами вызывает во мне желание поскорее от нее уехать?

Софи пожала плечами.

— Не знаю, Кэрри. Твоя мать еще более странная, чем моя.

— Знаешь, что я тебе скажу, — сказала Кэрри. — Начиная с этого момента, я всегда буду поступать так, как захочу. Я больше не позволю себе упустить какой-то шанс, какое-то впечатление или ощущение. Я возьму от жизни все, что смогу. Если я вдруг забуду то, что меня никто не сможет достать или что я никогда не превращусь в свою мать — Господи, прости — я буду слушать эту песню. Песню о том, как нужно жить полной жизнью.

Обе помолчали, снова прослушав будоражащий гитарный бой.

— Вообще-то, мне кажется, что это — про политическую апатию и тиранию, — сказала Софи.

— Знаю, — ответила Кэрри, подмигнув. — Но у нее классный припев.

Прошло еще несколько секунд, прежде чем трио допело припев. Когда же они закончили, Иззи закрыла лицо ладошками и захихикала, Белла со всей серьезностью поцеловала бабушку в щеку, а миссис Стайлс, казалось, стала немного счастливее и спокойнее.

— Вам нужно выступать по телевизору, — сказала Софи, зааплодировав.

— Это была любимая песня Кэрри, — сказала миссис Стайлс. — Вздор, конечно, но они с девочками все время ее пели.

— Не все время, — поправила ее Белла со своей обычной страстью к абсолютной точности. — Это была наша взбадривающая песня. Я, правда, не знаю, о чем она, но…

— У нее классный припев? — закончила за нее Софи. Белла кивнула и улыбнулась.

Софи более-менее держала свои чувства под контролем, когда шла с девочками на автобусную остановку. Ее душевное равновесие пришло в норму после наплыва эмоций, который грозил сокрушить ее видимую сдержанность, пока они были у миссис Стайлс. Ей казалось, что теперь она знает, как разбираться с Луисом, как будто ей подсказала Кэрри. Она понимала, что не сможет захлопнуть дверь у него перед носом, потому что именно Кэрри ее открыла. Софи должна будет впустить его ради девочек и ради того, что лучше для них, потому что это — самое главное. Может, это — их единственный шанс познакомиться со своим отцом, и у нее нет права этому препятствовать. Но она также понимала, что им нужен кто-то, кто мог бы их поддерживать, пока они будут привыкать к нему, а также к тому будущему, которое он им уготовит. Девочкам понадобится кто-то на тот случай, если предсказания миссис Стайлс сбудутся: Луису приестся его новая роль отца, и он решит, что дети для него обуза. Тогда им нужен будет кто-то другой.

Со времени их с Луисом телефонного разговора злость Софи к нему удвоилась. Она злилась на него за то, что он уехал, и за то, что он возвращается. Казалось, невозможно переживать такие чувства одновременно, но она ничего не могла с собой поделать. Она вообще не должна была брать на себя всю эту ответственность. Если бы он был дома, вместе со своей семьей, тогда, возможно, вообще ничего бы этого не произошло. Может, Кэрри была бы сейчас жива, просто находилась бы в двухстах милях отсюда, но ей хотя бы можно было бы позвонить.

Когда Софи попыталась представить себе, какие последствия повлечет за собой возвращение Луиса, она видела всевозможные препятствия и всевозможные острые углы, которые не сможет обойти, но одно она знала наверняка. Их мать-атеистка попросила ее стать их крестной на тот случай, чтобы она могла выручить их в беде, и Софи не собиралась ее подводить. Не потому, что чувствовала себя обязанной, а потому что ей самой так хочется. И хотелось ей этого не только ради детей, которыми она все больше восхищалась и которых постепенно начинала любить, но и ради Кэрри, по которой она также в глубине души скучала: это чувство нарастало в ней постепенно, подобно весенней оттепели. Софи скучала по своей подруге, по своей неукротимой, сильной и независимой Кэрри, которая когда-то была ее лучшей подругой, а также — по тому солнечному дню в Хайбери, когда они лежали на траве, изображая игру на гитаре. Софи скучала по Кэрри, которая теперь была для нее еще более живой, чем много лет назад.

Когда они вернулись домой, уже почти стемнело. Тусклое зимнее солнце опустилось за голые ветви верхушек деревьев, окаймлявших горизонт, озарив холодное серое небо бледным янтарным светом. Софи с сожалением остановилась подле своего черного «Гольфа» с обитым кремовой кожей салоном и нежно похлопала машину. И тут ее осенило. Она вспомнила ту главу в книге про собак, в которой говорилось о боязни щенков перед автомобилями. И про свою коллекцию дисков, разложенную на пассажирском сиденье, среди которой были также лучшие хиты «Мэник-стрит причерс».

— Это моя машина, — сказала она Иззи.

Иззи посмотрела на машину.

— У нее есть имя… можешь угадать, как ее зовут?

Иззи заморгала, уставившись на машину.

— Машина? — спросила она через секунду.

Софи покачала головой.

— Ее зовут Фиби. — Конечно, у этой машины не было никакого имени. Софи любила свой «Гольф» только за то, что на нем делали 100 миль в час по М25, а он по-прежнему не потерял своей эксплуатационной скорости. — Прошлой ночью она сказала мне, что ей одиноко, и ей известно, что ты не хочешь в ней прокатиться, так же как и на другой машине. Но она вот подумала: а вдруг ты захочешь просто немножко в ней посидеть, потому что тогда она перестанет грустить.

Личико Иззи омрачилось.

— Нет, спасибо, Фиби, — сказала она.

Основная разница между собаками и трехлетними детьми в том, поняла Софи, что трехлетние дети могут что-то ответить. «Ни в коем случае не сдавайтесь, пока не преодолеете первое препятствие», — говорилось в книге, поэтому Софи стала настаивать, серьезно обеспокоенная тем, что сама вырыла себе яму. Она открыла заднюю дверцу Фиби и кивнула Белле, чтобы та залезла в машину. — А что, если Белла посидит на заднем сиденье, а я сяду на пассажирское сиденье вот так… — Софи открыла переднюю дверцу и боком уселась на пассажирское сиденье… — Ноги оставлю на тротуаре, а ты сядешь ко мне на коленки? Фиби очень обрадуется.

— Хорошая идея, — сказал Белла, забираясь на краешек сиденья.

Иззи стояла на тротуаре, не шевелясь.

— Я была в машине вместе с мамочкой, — тихо сказала она. — Был большой бум, и меня встряхнуло, да?

Софи закусила губу.

— Я знаю, — сказала она.

— А мамочка вылетела из машины. И больше не вернулась. А она вернется?

У Софи возникло такое чувство, будто она тонет, и она внезапно поняла, что означает выражение «из глубины души». Она была готова к слезам, истерикам и всхлипываниям, но только не к этому. Она обернулась через плечо на Беллу, которая сидела совершенно неподвижно, зарывшись подбородком в воротник пальто и опустив глаза долу.

— Нет, Иззи, — сказала Софи, потому что другого ответа не было. — Мамочка не вернется. Не потому, что она не любит вас с Беллой и не хочет быть с вами, а потому, что теперь она живет на небе, среди звезд… — Софи запнулась, осознав, что Иззи воспринимает каждое ее слово буквально, и увидев, что девочка уже щурится на небо, выискивая звезды, скрывшиеся в вечернем оранжевом сиянии. — Но одно я знаю точно, — сказала Софи, пытаясь снова привлечь внимание Иззи. — Мамочка не хотела бы, чтобы ты чего-то боялась, потому что ты — очень храбрая девочка, и я знаю, что ты не хочешь расстраивать Фиби, ведь правда? Почему бы тебе не подойти и не сесть ко мне на коленки, и мы все вместе споем «Мотосайкл эмптинесс», о’кей?

Иззи смутилась.

— Она имеет в виду песню про маленькую машину, — послышался из сумрака голос Беллы. — Мы часто пели ее по утрам в нашей машине, когда нас возили в детский сад.

— Песню про маленькую машину, — повторила Софи.

Иззи сделала шаг вперед и неуклюже вскарабкалась на колени к Софи, на всякий случай вцепившись кулачками ей в волосы. Она всмотрелась в салон машины.

— Готова, Фиби? — спросила она машину.

— Врррр… Вррррууумммм, готова, — скрипучим голосом пророкотала Софи.

Иззи начала первой напевать мотив, потом подхватила Белла, которая единственная из них знала все слова, — во всяком случае, ту версию, которую исполняла Кэрри. Софи тоже время от времени подпевала, поначалу невпопад. Постепенно бормотание и гудение становилось все громче и громче, пока они не закончили песню буйным крещендо.

— Опа! — воскликнула Софи, зааплодировав за спиной Иззи.

Иззи улыбнулась.

— Тебе понравилось, Фиби? — спросила она. — Тебе теперь лучше, машинка?

— Врррруууммм, да, — ответила Софи своим новым «автомобильным» голосом. И подумать только, что лишь на прошлой неделе она возглавляла совещания по поводу международного импорта в помещении правления директоров. Однако нужда заставит. — Хочешь прокатиться на мне в следующий раз? Ум…. Вррррруууумммм?

Иззи слезла с колен Софи и прыгнула на тротуар.

— Нет, спасибо, Фиби, — сказала она. — Я скоро снова к тебе приду. Я обещаю.

Из общего подъезда возникла соседка Софи с нижнего этажа и быстро сбежала по ступенькам как раз в тот момент, когда Иззи завопила: «Пожалуйста, пустите нас домой, мы так замерзли!» — как сиротка из романов Диккенса. Соседка бросила на Софи холодный взгляд через плечо и направилась на свое вечернее воскресное занятие йогой.

Иззи уже легла и дожидалась Беллу, чтобы та рассказала ей очередную главу своей сказки, когда Белла вышла в кухню за водой. Софи налила ей стакан.

— Здорово вы сегодня придумали, тетя Софи. Я про машину. Думаю, вы смогли немного помочь Иззи, — сказала девочка.

Софи посмотрела на нее и решилась на вопрос, подкрепленный вновь обретенной уверенностью в области знания детской (читай — собачьей) психологии:

— Слушай, а ты нормально это переносишь? Просто я знаю, что ты хотела поговорить про маму… или про папу…

— Я в порядке, — ответила Белла. Она осторожно взяла у Софи стакан, совершенно не изменившись в лице.

— Белла, — начала Софи. — Я просто хочу сказать, что…

— Я в порядке, тетя Софи, — и Белла улыбнулась в подтверждение широкой белозубой улыбкой, однако совершенно безрадостной. — Пойдемте, мне сегодня рассказывать очередную часть моей сказки — про пенальти. — Она с особой тщательностью произнесла слово, услышанное по ВВС от диктора.

— О’кей, — сказала Софи. — Звучит довольно захватывающе.

Через полчаса, одновременно обрадованная и восхищенная тем, что сказочный пони Цветок, судя по всему, сможет после всех испытаний вернуться домой вместе с морскими русалками, Софи вернулась к себе в гостиную и выудила из-под подушек книгу про собак. Пришедшая с кухни Артемида мельком взглянула на нее прежде чем свернуться калачиком в своем кресле спиной к Софи, чтобы показать ей, что хозяйке не стоит больше делать безрассудных попыток погладить ее.

— А как ты считаешь, Артемида? — обратилась Софи к кошачьей спине, бесцельно перелистывая страницы. — Как думаешь, есть здесь что-нибудь о том, как рассказать брошенному щенку о том, что его папочка собирается вернуться? — Конечно нет, так что Софи швырнула книжку на пол и уставилась в потолок. Он возвращается, и она должна им об этом сказать. Но как? И тут Софи осенила совершенно блестящая, как ей показалось, идея.

Пусть им скажет Тесс.

Покончив с этим, она приступила к главе про питание. В ней говорилось, что шоколад может оказаться для собак смертельным.

— Слава богу, мы не собаки, правда, Артемида? — спросила Софи.

Артемида не удостоила ее замечание ответом.