Снежная королева

Глава 14

Спаркс лежал ничком, раскинув руки, поперек своей широченной кровати, и пальцем размазывал на покрытом изысканной резьбой изголовье капельки пролитого иноземного вина. Улетела. Ее больше нет... Он повторял эти слова снова и снова, безостановочно водя пальцем по резному рисунку. Но не хватало сил поверить в это; не хватало сил ни на эмоции, ни на движение — ни на что. Не было слез. Как могло случиться, что она вдруг исчезла из его мира — столь же безвозвратно, как если б умерла? Кто угодно, только не Мун! Ведь она всегда была частью его собственной жизни — с того самого дня, как он появился на свет. Ведь она дала ему клятву верности...

Но нарушила эту клятву и стала сивиллой! Зачем? Почему она так с ним тогда поступила? И теперь — почему она это сделала? Потому что считала, что он к ней никогда не вернется? Ах, почему он тогда не поехал в Нейт! Если бы он был дома, когда она вернулась с Островов Избранных, такого никогда бы не произошло.

Но он в Нейт не поехал. Сперва из-за того, что сразу все как-то не заладилось, а потом, когда его нашла Снежная королева, из-за того, что ему было слишком хорошо во дворце. И в тот, и в другой раз — из-за Карбункула. Нейт и весь мир Лета казались теперь далекими и серыми, словно неведомый, скрытый в тумане берег; единственной реальностью был калейдоскоп столичной жизни, целиком поглотившей его, захватившей настолько, что теперь он никогда уже не сможет удовлетвориться узким мирком островов и моря... Море... море теперь казалось ему всего лишь лужицей воды на каменном шарике планеты... Так было почти со всеми жителями Карбункула. Они часто клялись тысячей богов, но крайне редко молились им — и все необходимые ответы получали от своих машин.

Здесь, в соседней комнате, на столе сейчас лежало описание одной из таких машин... Спаркс битком набил свои в высшей степени просторные апартаменты, отведенные ему королевой, инструментами, приборами и механизмами, которые умели говорить, петь и даже слушать; которые сами умели рисовать и показывать различные картинки; которые сообщали ему, который час, как далеко отсюда до ближайших звезд и многое другое. Иногда он пытался разобраться в их устройстве, но каждый раз у него в руках замечательные работающие механизмы превращались в кучу мусора, или оказывалось, что внутри у них пустота или какие-то металлические стружки, сухой кал насекомых, бесполезные проволочки... Королева каждый раз подбадривала его и позволяла ему исследовать любые приборы и механизмы, имевшиеся во дворце; даже посылала его в Лабиринт, где было множество магазинов, чтобы он мог купить себе новые игрушки.

Он так и не понял, почему она тогда выбрала именно его и почему так щедро награждает за ту малость, что он для нее делает. Впрочем, теперь он уже не так сильно удивлялся этому. Сперва он заметил, как Снежная королева слушает его игру — то было напряжение, ничего общего с музыкой не имевшее; и это владевшее ею напряжение заставляло пальцы Спаркса спотыкаться и брать неверные ноты; порой у него возникало ощущение, что он стоит перед ней голый. А потом — то легкое касание, то шепотом сказанное нежное слово, поцелуй невзначай, нечаянная встреча в укромном уголке... И она была так невероятно похожа на Мун, что отвести от нее глаза было ему нелегко; и невозможно было не замечать ее чувств, не слышать зова собственной плоти...

Но это была не Мун. Это была вечная, нестареющая королева Зимы, и когда он наблюдал, как она обращается с инопланетянами и местными богатеями, получившими у нее аудиенцию, истина эта становилась для него тем более ясной.

В Снежной королеве было то, чего Мун не смогла бы, наверное, приобрести и за всю свою жизнь — глубокая мудрость, расчетливая рассудительность, богатейший опыт, прикрытые флером всепонимающей улыбки. И еще было в ней кое-что, чего никогда не будет в Мун... впрочем, он бы, пожалуй, и не смог бы назвать это словами... Как и в Мун было нечто, совершенно не свойственное Снежной королеве. Нет, Ариенрод никогда бы не смогла заполнить все его мысли, занять место Мун; и никогда бы не смогла стать той единственной, с кем он, как прежде с Мун, разделил бы все...

Но они были немыслимо похожи, и он уже так давно никого не любил... разве что иногда, случайно, в городе... Ариенрод стала его действительностью, Мун — только воспоминанием. И он начинал этого бояться; он боялся утратить связь с реальностью, но боялся утратить и собственное «я», а потому промолчал, когда, наверное, следовало принять ее недвусмысленное приглашение...

Но теперь обрезана та нить, что связывала его с жизнью на островах. Мун больше нет. Покинула Тиамат. Улетела неведомо куда. Теперь больше нет причин возвращаться домой... все равно не распутать то, что они напутали со своим будущим... Он никогда больше не увидит ее, никогда не почувствует рядом ее обнаженное тело — как тогда, впервые, на плетеном коврике у камина... Тогда ветер гремел кровлей и свистел за окнами в темноте, а в соседней комнате спокойно спала бабушка... Слезы наконец полились; он повернулся на бок и похоронил их в теплой мягкой подушке.

Он не столько услышал, сколько почувствовал, что в комнату кто-то вошел, — пахнуло холодным ветерком из открывшейся и бесшумно затворившейся двери. Он приподнялся, вытирая мокрые щеки, и хотел было вскочить, узнав королеву, но она удержала его, положив руку ему на плечо.

— Нет. Сегодня мы с тобой не королева и ее подданный, а всего лишь двое людей, одновременно потерявших того, кого любили. — Ариенрод присела с ним рядом. Ее свободно струящееся платье приоткрывало одно плечо. Она была одета почти просто, на шее — лишь ожерелье из кованых металлических листьев, нанизанных на шелковую нитку с узелками.

Он еще раз вытер лицо, как бы стирая с него и собственную растерянность. Но ничуть не смутился.

— Я... я не понимаю... ваше величество. — Зачем она пришла сюда, почему сидит на его постели? Можно подумать... — Откуда вы узнали? О Мун? О Мун и обо мне?

— Тебе, значит, по-прежнему не ясно, откуда я все знаю? После стольких дней, проведенных здесь? — Она улыбнулась.

Он потупился, обхватив руками колени.

— Но почему... именно мы? Столько людей... мы ведь всего лишь дети Лета.

— Разве ты до сих пор ни о чем не догадался, Спаркс? Посмотри на меня. — Он поднял голову. — Я ведь напоминаю тебе кое-кого?.. Я напоминаю тебе Мун, не правда ли? — Он кивнул. — Ты думал, я этого не знаю? — Она коснулась его плеча. — А я знаю все. Знаю, что это... беспокоит тебя. Она мне родная, одной крови со мной; ближе мне, чем даже ты — ей.

— Может быть, вы... — Он пытался представить себе, в каком родстве они могли состоять, ибо были удивительно похожи, даже в мелочах. — Вы ее тетя? Сестра ее отца?..

Ариенрод покачала головой; светлая прядь волос выпала из прически и заструилась по шее.

— У Мун нет отца... И самой ее тоже больше нет у нас — ни у тебя, ни у меня. Мне так и не представилось возможности повидать ее, но она мне была так же необходима и бесконечно дорога, как и тебе. Может быть, даже больше. Когда-нибудь, надеялась я, она сможет тоже поселиться здесь, в столице, с нами вместе. — На него Ариенрод больше не смотрела; взгляд ее беспокойно скользил по стенам, по украшенной резьбой столешнице...

— Она бы сюда никогда не приехала. — Голос Спаркса звучал уверенно. — Во всяком случае, после того, как стала сивиллой.

— Ты думаешь, нет? Даже ради тебя? — Рука Снежной королевы все еще сочувственно сжимала его плечо. Он вздохнул.

— Для нее всегда важнее всего было стать сивиллой. Но почему вы сразу не сказали мне... о ней и о вас? И... о нас? — Каким-то образом получилось, что он разговаривал уже как бы не с королевой, а с тем единственным человеком, который способен был понять, сколь велика его утрата.

— Я бы непременно со временем рассказала тебе. Вот теперь рассказываю... Мне хотелось сперва понять, хорош ли возлюбленный у моей... родственницы; тот, кого она предпочла всем остальным. Надо сказать, я весьма одобряю ее выбор, весьма! — Рука Ариенрод снова легонько сжала его плечо. Потом она убрала руку и раздраженно отбросила за спину выпавшую из прически прядь; от этого движения волосы ее совсем рассыпались по плечам. Он никогда не видел ее такой — усталой, огорченной, разочарованной. И человечной. Такой похожей на него самого... такой похожей на Мун.

— Теперь я уже никогда не узнаю Мун, Спаркс. У меня остался только ты, чтобы рассказать о ней, напомнить мне, какая она. Расскажи мне, что ты помнишь наиболее ясно и наиболее глубоко связываешь с ней. Что она любила? Что ты в ней любил больше всего? Расскажи мне, как сильно ты ее любил...

Та ночь, наполненная светом очага и шумом ветра, снова возникла в его памяти; и еще — связанные с той ночью тысячи других воспоминаний о Мун: девочка в грубых рукавицах, с ним вместе вытаскивающая из полной сети рыбу и раскладывающая ее на ледяной палубе: девочка, бегущая по пляжу с раскинутыми навстречу ветру руками; и снова она, уже почти взрослая, любимая, шепчущая ему нежные слова и сама такая нежная, теплая рядом с ним...

— Я не могу. Не могу рассказать вам о ней... — Голос у него сорвался. — Не теперь.

— Ее больше нет, Спаркс. — Ариенрод вытащила из волос диадему и тряхнула головой; волосы светлым водопадом рассыпались по ее простому серо-голубому платью. — Но ты не совсем потерял ее. Нет — если сам этого не хочешь... — Она склонилась к нему. — Мы ведь очень похожи с ней, правда?

Он уставился на нее: эта масса вьющихся волос цвета слоновой кости, это хрупкое девичье тело, скрытая мягкой тканью платья небольшая высокая грудь — яркие губы, глаза, как моховой агат... В глазах ее был вопрос, но ответ уже читался на склонившемся к нему лице.

— Позволь мне стать для тебя — Мун. — Она кончиками пальцев коснулась его рыжих волос — такое знакомое, чуть пугливое движение! Он почувствовал, что у него на виске забилась жилка. В голове шумело море, вот только он не знал, благословляло оно его или проклинало. Да и не хотел знать.

Море тоже не смогло бы погасить огонь, зажегшийся в его душе. Спаркс протянул руку и впервые коснулся обнаженного плеча Ариенрод, ее прохладной округлой руки...

Она затрепетала под этой лаской и потянула его к себе, упав на постель и уверенно руководя им...

— Дай мне почувствовать, как сильно ты любишь ее...

Спаркс лежал с закрытыми глазами, слушая собственное тело, упивающееся благодатной истомой. Он вдохнул мускусный аромат прильнувшей к нему Ариенрод, ощущая теплые изгибы ее тела. Морем от нее не пахло совсем; зато пахло какими-то заморскими духами. И все-таки присутствие моря он в ней ощущал; Моря и Хозяйки, вечно юной, одетой в пену... и морские птицы слетают с ее волос, а губы ее — словно заря или... кровь... Это Хозяйка лежала так же тихо и ждала его в течение долгих столетий... Он слушал ее ритмичное и тихое дыхание; потом открыл глаза, чтобы еще раз взглянуть ей в лицо. Глаза Ариенрод были закрыты; она чуть улыбалась в полудреме. Сейчас она казалась ему той, чьим именем он назвал ее, когда совсем потерял голову...

Он вздрогнул от изумления, в очередной раз осознав, что рядом с ним лежит сама королева Зимы. Но тут же исполнился глубокой нежности; ему до боли хотелось осчастливить ее, одарить любовью, которую он поклялся отдать той, другой, ее второму «я». Сейчас ему хотелось быть верным только ей, отдать за нее жизнь...

— Ариенрод... — он выдохнул непривычное имя. — Ариенрод. Я хочу, чтобы, кроме меня, у тебя никого не было.

Она открыла глаза и посмотрела на него с явным осуждением.

— Нет. Нет, любовь моя, это невозможно.

— Почему? — Он жестом собственника обнял ее и прижал к себе. — Я был единственным для Мун. Позволь мне быть единственным и для тебя. Я не хочу становиться всего лишь еще одной рыбкой в твоем неводе. Не хочу делить тебя с сотней других.

— Но ты должен, Спаркс. Я твоя королева и повелительница. Никто не смеет ограничивать мои действия, никто не смеет командовать мной... я никогда и никому не позволю этого. А потому никогда не будет никого, для меня единственного — ни мужчины, ни женщины. Я сама — Единственная. Но такого, как ты, у меня тоже никогда не будет... — Она нежно поцеловала его в лоб, потрогала медальон, лежавший у него на груди. — Мой Звездный Мальчик.

Он вздрогнул.

— В чем дело?

— Так называла меня она. — Спаркс резко приподнялся на локте, глядя на Ариенрод сверху вниз; она лежала спокойно, улыбаясь ему, словно выпав вдруг из потока безжалостного времени. — Если я не могу быть для тебя единственным мужчиной, то позволь мне, по крайней мере, стать тем единственным, с кем будут считаться! — Он вспомнил язвительного и недружелюбного человека, всегда стоявшего по правую руку от Ариенрод; этот человек вечно поддразнивал его и смеялся над ним по любому поводу, с каким-то злобным весельем все глубже погружаясь в пучину горькой ревности. — Я хочу вызвать на поединок Звездного Быка!

— Звездного Быка? — Ариенрод удивленно заморгала. Она была искренне поражена. Потом рассмеялась. — Любовь моя, ты здесь слишком недолго, ты вряд ли понимаешь, что говоришь... нет, ты слишком юн и полон жизни, чтобы жертвовать этим. Ибо жизнью тебе и придется пожертвовать, если ты бросишь вызов Звездному Быку. Мне приятно твое желание, однако этот поединок я запрещаю. Поверь, для этого человека в моем сердце уже нет места. С того самого дня, когда я впервые надела маску Снежной королевы — ах, это было так давно!.. — выражение ее глаз переменилось, она больше не видела перед собою Спаркса, — ...в постели моей и в моей жизни не было ни одного мужчины, который заставил бы меня тосковать по тем временам, когда я звалась просто Ариенрод и жила в мире невежественном, но свободном; когда сны и мечты что-то значили для меня именно потому, что далеко не всегда воплощались в жизнь... Ты заставляешь меня мечтать об утраченной невинности, Спаркс... ты заставляешь меня МЕЧТАТЬ. Зачем тебе это? Ты ведь все равно не сможешь прыгнуть выше собственной головы, чтобы заставить меня любить тебя — единственного. А Звездный Бык способен убить тебя любым оружием, какое бы ты ни выбрал, даже голыми руками. К тому же Звездный Бык непременно должен быть инопланетянином, чтобы поддерживать контакты с другими инопланетянами и помогать мне держать их на короткой сворке.

— Но ведь я тоже инопланетянин! — Он покачал в воздухе своей медалью. — С другой стороны, я в достаточной степени принадлежу нашему миру и ненавижу его — подобно тебе. Я много слушал и смотрел; и многому научился у тебя во дворце. И в городе тоже. Я понял, зачем Карбункул инопланетянам. Остальному меня можешь научить ты... — Он улыбнулся: такой улыбки Мун бы не поняла. — И я знаю, что действительно могу бросить Звездному Быку вызов и выиграть поединок — даже если ты в это и не веришь. — Он перестал улыбаться.

Ариенрод молча, изучающе смотрела на него; он чувствовал, как глаза ее как бы что-то взвешивают и измеряют. Кажется, тень промелькнула по ее лицу, прежде чем она кивнула.

— Хорошо. Можешь вызывать его. Но если проиграешь, я назову тебя жалким маленьким хвастуном и займусь с ним любовью у тебя на могиле. — Она поймала качавшуюся в воздухе медаль и притянула Спаркса к себе.

— Я не проиграю. — Он снова жадно припал к ее губам. — И если я не могу быть твоим единственным возлюбленным, то буду среди них лучшим!