Значит, она действительно верит, что станет королевой Лета? И слышит голоса, говорящие ей, что она непременно победит? Джеруша медленно мерила шагами гулкое пространство приемной. Она слишком нервничала, чтобы сидеть спокойно на одном из роскошных пустующих кресел. И это при вероятности не более одного процента? Нет, Джеруша, Вселенной абсолютно безразлично, во что там верит эта девочка... или ты сама, или кто-то еще... Для нее это просто не имеет значения.
Здесь, в гулкой тишине приемной Хованнеса, ничто не отвлекало ее внимания — и она перебирала в памяти, точно полузабытые фотографии, печальные воспоминания о тех событиях, что вскоре станут для нее невозвратным прошлым, и в реальной жизни их место займут новые вещи и люди, ибо скоро Смена Времен Года. Всему на свете свойственно меняться, но каков будет реальный результат этих перемен? И сказываются ли решения каждого из нас, какими бы важными они ни казались, хотя бы в малейшей степени на общем порядке взаимоотношений людей и вещей?..
Проходя мимо окна, Джеруша увидела собственное отражение на фоне мерцающих огней праздничного города и молча уставилась туда.
— Комиссар ПалаТион, как хорошо, что вы пришли! Я знаю, насколько вы сейчас заняты. — Верховный судья Хованнес, внезапно появившись в дверном проеме, изысканным жестом приглашал ее войти в кабинет, и она постаралась не думать о том, что он все-таки заставил ее ждать достаточно долго — значительно дольше, чем допускали приличия, тем более что время визита было обозначено точно.
Она молча отдала ему честь.
— Я не могу быть слишком занята, если речь идет о благополучии Гегемонии, ваша честь. — Или о моем собственном благополучии. А еще мне всегда любопытно, как это человек может врать, совершенно не стесняясь... Она вежливо коснулась его руки и впереди него прошла в глубь кабинета. Центральное место здесь занимал длинный стол с мониторами общего компьютера. За столом восседала знакомая компания местных чиновников; она давно уже знала их всех и всех недолюбливала. Кроме местных бюрократов за столом сидели и несколько членов Ассамблеи, в основном люди ей незнакомые. Видимо, догадалась она, каждый пришел со своим последним отчетом. Даже на такой малонаселенной и слаборазвитой планете процесс окончательной эвакуации носил черты некоей вселенской катастрофы. На лицах уроженцев Харему, как всегда выделявшихся среди остальных, была написана откровенная скука. Благодарение богам, я всего лишь комиссар полиции, а не государственный чиновник. Джеруша подумала, что с тех пор, как заняла этот пост, она и занимается как раз в основном чиновничьей работой. Зато вчера я снова стала настоящим полицейским!
Они приветствовали ее аплодисментами, которые заменяло постукивание ладонями по столешнице; она уже почти привыкла к подобной реакции, хотя еще до вчерашнего дня подобные знаки внимания с их стороны казались ей немыслимыми. Большинство собравшихся здесь чиновников, как и большая часть полицейских в ее отряде, были родом с Ньюхевена; Гегемония, видимо, полагала, что культурная однородность способствует более эффективному исполнению ими своих функций. И сегодня ей было особенно приятно, что она тоже с Ньюхевена и именно ей адресованы эти аплодисменты, в том числе и уроженцев Харему; пожалуй, сегодня это было даже важнее того, что она всего лишь женщина. Джеруша с достоинством поклонилась, благодаря за оказанное уважение, и уселась на в высшей степени неудобный стул, стоявший к ней ближе всего.
— Я уверен, все вы уже слышали, — Верховный судья Хованнес призвал всех к молчанию, — что комиссару ПалаТион удалось раскрыть заговор и в самый последний момент блестяще предотвратить попытку Снежной королевы удержать свою власть на планете Тиамат...
Джеруша жадно вслушивалась в его слова, впитывая каждый лестный для себя эпитет, словно аромат редких благовоний. Боги, так ведь можно и привыкнуть к похвалам! Несмотря на то, что сам Хованнес был родом с Харему, он не скупился на похвалы ей, прекрасно сознавая, что, будучи Верховным судьей как бы разделяет с ней ее славу, и мазал бутерброд лестью весьма щедро. Впрочем, он довольно часто отхлебывал из стакана какую-то прозрачную жидкость; интересно, подумала Джеруша, простая ли это вода, или что-то более крепкое, способное смягчить мучительную необходимость хвалить ее и делать ей комплименты?
— ...Хотя, как вам известно, имелись определенные разногласия относительно... хм, назначения женщины на пост комиссара полиции, я полагаю, что ПалаТион вполне достойно ответила своим оппонентам. И я отнюдь не уверен, что первоначально предложенный на этот пост старший инспектор Мантаньес сумел бы в данной ситуации достигнуть лучших результатов.
Да уж это точно, черт побери! Джеруша с притворной скромностью потупилась, пряча невольную улыбку.
— Я всего лишь честно выполняла свой долг, ваша честь; как и всегда. — А ты тут совершенно ни при чем, надо сказать! Она прикусила язык, чтобы не сказать это вслух.
— И тем не менее, комиссар, — соблаговолил обратиться к ней один из членов Ассамблеи, — вы закончите свою службу на Тиамат, получив благодарность в приказе! Вы оказали великую услугу и этой планете, и женскому полу вообще. — При этих словах один или двое представителей Ньюхевена закашлялись. — Именно благодаря подобным примерам и можно доказать, что монополией на интеллект не может обладать ни какая-то одна планета, ни какой-то один из полов, ни какая-то одна раса. Каждый может и должен делать свой вклад в дальнейшее развитие Гегемонии, даже если вклад этот и не у всех одинаков, соответствуя индивидуальным возможностям каждого...
— Интересно, кто вложил ему в башку подобную чушь, — кисло пробурчал Директор департамента здравоохранения.
— Не знаю, — ответила Джеруша, прикрывая рот рукой, — однако на его примере легко убедиться, что, даже если твоя жизнь продолжается несколько столетий, она ничему порой научить не способна. — Она заметила, как дрогнули губы директора и округлились глаза; он с трудом сдержал улыбку и дружески подмигнул ей.
— А вы, комиссар, не хотите сказать нам несколько слов?
Джеруша вздрогнула, но быстро поняла, что член Ассамблей даже и не заметил, что кто-то бесцеремонно переговаривается у него под носом. Боги, только бы голос не дрогнул! Она прокашлялась.
— Благодарю вас, сэр. На самом деле, направляясь сюда, я не имела намерения выступать с речью, и, честно говоря, у меня крайне мало времени... — Ну минутку-то послушайте все-таки! — Но раз уж мне предоставлено слово на столь высоком собрании, то, возможно, имеет смысл очень кратко обсудить одну весьма важную проблему. — Она встала, опершись пальцами о стол. — Несколько недель тому назад я получила очень тревожную информацию относительно меров — это существа, обитающие в морях Тиамат и используемые нами для получения так называемой «живой воды», — пояснила она специально для тех членов Ассамблеи, которые действительно не представляли себе, кто такие меры. — Мне сообщили, что меры созданы Старой Империей как разумные существа с высоким уровнем развития интеллекта! Человек, сообщивший мне об этом, получил данную информацию непосредственно от предсказательницы, погруженной им в Транс.
Она видела, как смысл ее слов медленно доходит до них, точно круги на воде от брошенного камня; и пыталась догадаться, искренне ли они удивлены или все-таки все это им давно известно, а сама она — единственный человек в этой комнате, который слепо не замечал очевидного... Но если кто-то из них и притворялся, изображая изумление, то делал это довольно успешно. Вокруг тут же поднялся возмущенный гул.
— Неужели вы хотите сказать, комиссар, — возмущенно спросил Хованнес, — что мы умышленно занимались уничтожением целой расы мыслящих существ?
Она кивнула, по-прежнему глядя в стол и от волнения слегка постукивая ногой об пол.
— То есть, разумеется, не умышленно. — Перед ее мысленным взором вновь предстал тот залитый кровью берег: но вы ведь убивали их, чтобы продлить собственную жизнь! — Я уверена, что ни один из присутствующих, ни один из уважаемых членов Ассамблеи не допустил бы ничего подобного. — Она пристально посмотрела на того, кто носил особый знак Старейшего; это был мужчина лет шестидесяти на вид, которому на самом деле было во много раз больше. — Но когда-то же кто-то безусловно знал о том, кто такие меры, потому что ведь очень давно известно, откуда берется «живая вода». — Если даже Старейший и знал что-то, по лицу его совершенно невозможно было это прочесть; она вдруг удивилась, что вообще хочет заметить на его лице проявление каких-либо чувств.
— Итак, вы предполагаете, — громко спросил ее один из уроженцев Харему, — что наши предки сознательно скрывали правду о мерах — так сказать, из эгоистических побуждений? — Она физически ощутила мрачную значимость слова «предки» в его устах, и поняла, что совершила неверный шаг. Любая критика предков для жителей Харему воспринималась как оскорбление столь же тяжкое, как обвинение кого-то из уроженцев Ньюхевена в инцесте.
Однако она упрямо кивнула.
— Да, сэр, кто-то из них непременно должен был знать об этом.
Хованнес отхлебнул из своего стакана и тяжело обронил:
— Это слишком тяжкое обвинение, тем более в такой момент, комиссар ПалаТион.
Она снова кивнула.
— Я понимаю, ваша честь. Однако не могу представить себе более подходящей аудитории для того, чтобы понять суть проблемы. Если эта информация соответствует действительности...
— Кто предъявляет подобное обвинение? Каковы его доказательства?
— Инопланетянин по имени Нгенет; у него на Тиамат родовое поместье... плантация...
— Нгенет? — Директор департамента коммуникаций насмешливо почесал мочку уха. — Этот ренегат? Да он готов обвинить Гегемонию в любой гнусности! Это всем известно. А вы, комиссар, чем слушать его, лучше приготовили бы ему место в тюрьме!
Джеруша усмехнулась.
— Когда-то я действительно подумывала об этом. Однако Нгенет клянется, что получил эту информацию от сивиллы — здешней предсказательницы; достаточно легко проверить, не лжет ли он: ведь мы можем задать тот же вопрос любому другому предсказателю.
— Я оскорбил бы честь своих предков, начав столь унизительную проверку! — пробормотал один из членов Ассамблеи.
— Мне кажется, — Джеруша снова смотрела в стол, — что будущее обитателей целой планеты — как гуманоидов, так и негуманоидов — имеет куда большее значение, чем репутация нескольких уроженцев Харему, тысячелетия назад обратившихся в прах. Если мы сейчас закроем глаза на имевшее место массовое убийство разумных существ, то окажемся ничуть не лучше здешней Снежной королевы. Нет, значительно хуже! На нас будет кровь невинных меров, умерщвленных руками тех рабов и лакеев Ариенрод, которые всего лишь вынуждены подчиняться ей; в то время как мы сами виноваты, удерживая их в состоянии варварства! — Потрясенная тем, что осмелилась предъявить им подобные обвинения, она вдруг на мгновение вспомнила того, кто подсказал ей эту идею.
За столом воцарилась мертвая тишина, и Джеруша, почувствовав себя крайне неуютно, села. И сидела неподвижно, отчетливо слыша каждый свой вдох и выдох, чувствуя, как с каждым мгновением иссякает их показная доброжелательность, улетучивается вместе со сквозняком из этой огромной комнаты.
— Прошу прощения, господа. Я... я знаю, что это неожиданно. И я понимаю, нелегко согласиться с подобными обвинениями; именно поэтому я потратила немало времени и усилий, чтобы определить, для себя самой, прежде всего, как мне быть с этой информацией дальше, составлять ли докладную...
— Докладную составлять не нужно, — быстро сказал Хованнес.
Она вопросительно посмотрела на него, слушая нарастающий гневный шумок за столом, исходивший прежде всего от уроженцев Харему и ее соотечественников с Ньюхевена. Черт бы тебя побрал, дуру этакую! С чего это ты решила, что им захочется смотреть правде в глаза, да еще такой правде? Тебе-то самой хотелось бы?.. — Ассамблея обсудит этот вопрос после нашей эвакуации с Тиамат. Если соответствующее решение будет принято, Гегемонический координационный центр на Харему сможет в определенных пределах изменить политику Гегемонии.
— Но я надеюсь, что вы, по крайней мере, обратитесь к помощи предсказателей? — Джеруша незаметно терзала под столом ремешок от наручных часов, страстно мечтая о горсточке йесты.
— Предсказатель есть на борту нашего корабля, — сообщил Хованнес, в сущности так и не ответив на ее вопрос.
Жаль мне вашего предсказателя, бедняжку — в таком-то окружении... Она далеко не была уверена, что они вообще зададут ему тот единственный вопрос, который задать стоило.
— Так или иначе, — Хованнес нахмурился, поскольку Джеруша упорно молчала, — решение Ассамблеи вас касаться не будет; вы отныне будете жить и работать вдали от Тиамат. Как и все мы, впрочем. Мы высоко ценим вашу заботу об этой планете и вашу честность в отношении Гегемонии. Но с настоящего времени вопросы жизни Тиамат будут носить для нас чисто академический характер.
— Полагаю, вы правы, ваша честь. — Можно считать, что и дождь не идет, если на вас конкретно не упало ни капли. Она встала и механически, точно робот, отдала честь. — Благодарю всех за предоставленную мне возможность выступить. Но мне необходимо вернуться к исполнению своих обязанностей, пока и они не приобрели чисто академического характера. — Она повернулась, не ожидая формального разрешения, и быстро вышла из комнаты.
Уже по крайней мере на середине приемной она услышала голос Хованнеса. Она замедлила свой бег, обернулась, то краснея, то бледнея, и увидела, что он один. Понять выражение его лица она так и не сумела.
— Вы даже не дали членам Ассамблеи возможности сообщить о вашем новом назначении, комиссар. — Он смотрел укоризненно: она явно вела себя бестактно перед высокими гостями, однако более он не прибавил ни слова.
— Ох, прошу прощения! — Джеруша машинально протянула руку и онемевшими пальцами взяла у него текст предписания; пальцы у нее совершенно онемели. О боги, какова же будет моя дальнейшая судьба?
— Вы разве не хотите взглянуть? — Это было не простое любопытство и не проявление доброжелательного понимания, и Джеруша почувствовала, как вслед за пальцами у нее немеет все тело.
Она чуть было не сказала «нет», но какая-то упрямая часть ее души не могла не принять вызов Хованнеса.
— Разумеется, хочу. — Она быстро просматривала страницу за страницей, роняя прочитанные листки на пол. Все подразделение, работавшее на Тиамат, распускалось; полицейских отправляли на разные планеты, как она, собственно, и ожидала... Мантаньес получал очередное назначение в чине старшего инспектора... А она... Наконец она обнаружила собственную фамилию и прочитала...
— Это ошибка. — Джеруша была совершенно спокойна: она просто не поверила собственным глазам. Потом снова уткнулась в текст: так, командующий полицейским подразделением, то есть пост примерно тот же, что и сейчас... Но только — на станции Рай, в Силлагонге, на Большой Голубой. — Там же ничего нет! Там только пустыня, засыпанная радиоактивным пеплом...
— Там есть крупная исправительная колония. И ведется интенсивная добыча минеральных веществ. Все это очень важно для Гегемонии, комиссар. Существуют планы по расширению колонии, а потому охрану там решено усилить.
— Черт побери! Я офицер полиции и не желаю служить надзирателем в лагере для уголовников. — Она скомкала листок. — Почему именно мне дается такое поручение? Только потому, что я сказала правду? Не моя вина, если...
— Такое назначение было предусмотрено для вас с самого начала, комиссар. Однако за проделанную вами работу вы были повышены в звании. — Хованнес тщательно подбирал слова и выговаривал их с тягучей медлительностью облеченного властью человека, привыкшего пользоваться как собственной властью, так и получаемой из первоисточников информацией. — Реабилитация преступников, в конце концов, не менее важна, чем их привлечение к ответственности. Кто-то же должен это делать, а вы доказали, что отлично можете справиться с... любым труднейшим заданием.
— Но вы ведь загоняете меня в тупик! — Спорить было унизительно, однако она ничего не могла поделать с собственным темпераментом. — Я сейчас являюсь комиссаром полиции целой планеты. Мне только что была объявлена благодарность в приказе. Я не могу молча смотреть, как рушится моя карьера!
— Разумеется, не можете, — отеческим тоном поддержал он ее. — А почему бы вам не обсудить это снова с членами Ассамблеи? Хотя вряд ли вам удастся расположить их к себе — особенно после столь тяжких и оскорбительных обвинений в их адрес. — Темные глаза Хованнеса стали непроницаемо черными. — Давайте поговорим начистоту, комиссар. Оба мы понимаем, что назначением на столь высокий пост вы обязаны исключительно вмешательству Снежной королевы. Вас и инспектором полиции-то сделали, просто чтобы умаслить ее. А уж назначения на пост комиссара вы и подавно не заслуживали. Вы понимаете не хуже меня, что мужчины, находившиеся у вас в подчинении, никогда не могли смириться с этим. — Но ведь все это — происки Ариенрод! А теперь все будет иначе, ведь наступает Смена Времен Года... — Моральное состояние в вашем подразделении было поистине ужасным, как о том не раз докладывал мне старший инспектор Мантаньес. Полиция в вас не только не нуждается — она не желает принимать вас. Примете ли вы новое назначение или откажетесь, решать вам. Нам это совершенно безразлично. — Заложив руки за спину, Хованнес возвышался над ней, неколебимый как стена. Она вспомнила те банальные похвалы, которые он расточал ей всего несколько минут назад.
Ты специально подводил меня к этому, ублюдок. Я предчувствовала такой конец. Знала, что это случится скоро, но после вчерашних событий решила... подумала...
— Я буду протестовать, Хованнес. — Голос ее дрожал от ярости — причем больше всего она сердилась на себя, потому что сама допустила все это. — Снежной королеве не удалось меня уничтожить, не удастся и вам. — Но ей-то как раз это удалось, Джеруша, ей-то удалось... Она резко повернулась и пошла прочь, и на этот раз Хованнес ее не окликнул.
Выйдя из здания Суда, Джеруша направилась вниз по Голубой аллее к полицейскому управлению. Даже во время Фестиваля чересчур веселые компании избегали этой части города. Сперва она хотела одного: отправиться прямиком к своим ребятам из управления, рассказать им, в чем дело, и выяснить, может ли она рассчитывать на их поддержку. Она видела, что их отношение к ней после вчерашних событий менялось прямо на глазах; это можно было прочесть буквально на каждом лице. Но как сильно оно уже успело измениться? Ах, если бы она располагала временем для того, чтобы доказать, что способна и впредь пользоваться не меньшим уважением, чем любой мужчина! Но времени-то у нее и не было. Его вряд ли хватит даже для того, чтобы попытаться прибегнуть к их помощи... Да и стоит ли стараться?
Она обнаружила, что стоит в полном одиночестве перед зданием полицейского управления — старинным огромным домом, прямо-таки каким-то архитектурным ископаемым, ставшим ей таким привычным. Ни одно другое здание, ни один пост не будут столь ненавистны ей... или — она вдруг отчетливо осознала это — столь важны для нее. Но всегда, на любой планете, если она будет продолжать носить форму полицейского, она всегда будет чувствовать себя аутсайдером, всегда должна будет бороться не только за результаты собственной работы, но и за право ее выполнять. И всегда найдется другой Хованнес, другой Мантаньес, которые непременно постараются изгнать ее из своего круга. Боги, неужели она действительно хочет всю оставшуюся жизнь провести в подобной борьбе? Нет... нет, если сумеет найти для себя другое занятие, которое значило бы для нее не меньше, чем теперешняя работа. Без подобного дела она своей жизни не мыслила, не видела в ней цели, смысла, будущего... ничего. Она прошла дальше, мимо полицейского участка до конца аллеи, и нырнула в праздничный поток.