Всю ночь и весь следующий день шел снег. Кэтрин чувствовала себя как птица, пойманная в силки. Единственное, что немного отвлекло ее, так это просьба Брука помочь ему сшить ей шубу. За все эти годы, сказал он, ему довелось пошить три шубы. Как-то раз Пол дал ему фабричную парку голубых тонов, но Брук не решился ее надеть, так как при дневном свете, да еще на снегу, был бы в ней очень заметен.
Так что весь день напролет они трудились над шубой. Брук подбил ее кроличьим мехом, и на следующее утро покончил с рукавами и воротником и, довольный собой, вручил ей обновку, едва она проснулась.
Шубка была Кэтрин в самый раз!
И она очень ей понравилась, несмотря на грубоватость швов и завязки вместо пуговиц. Впрочем, больше всего она понравилась потому, что была сшита руками любимого.
Облачившись в шубку, Кэтрин подошла к окну. И едва увидела за снежными сугробами, доходящими до середины окна, ясное голубое небо.
— Слава богу, небо чистое. А если еще завьюжит, мы будем заживо похоронены.
— Давай после завтрака прогуляемся. Заодно испытаем обновку.
Они еле выбрались из снежного плена. По хребту, однако, идти было не так тяжело, и они пошли вдоль него, жадно вдыхая морозный воздух. Вскоре им открылся удивительный по своей красоте вид, и они остановились, замерев от благоговения перед величием первозданной природы.
Кэтрин уткнулась Бруку в плечо, и он нежно ее обнял. Она почувствовала себя действительно счастливой женщиной. Какой мужчина был рядом с нею!
Любовные игры стали их основным способом времяпрепровождения. Даже занимаясь шитьем шубы, они кончили тем, что бросились в объятия друг друга среди всех этих лоскутков и кусочков меха.
Каждый раз она все больше убеждалась в серьезности взаимных чувств.
Их отношения приносили Кэтрин как ни с чем не сравнимую радость, так и нарастающую тревогу. Через несколько дней у Кэтрин должен был начаться опасный период. И ей, волей-неволей, придется объяснить Бруку, что в середине ее цикла они не могут заниматься любовью. До того Кэтрин никогда не боялась забеременеть, но сейчас… Здешняя жизнь действовала на нее, как некий яд замедленного действия, а она вовсе не хотела, чтобы растущее чувство к Бруку способствовало помутнению ее рассудка.
— Ну, так как шуба? Годится?
— У меня никогда не было лучшей.
Брук просиял.
— Погуляем еще?
— Только сначала я кое о чем тебя спрошу.
Брук уловил в голосе Кэтрин нотки тревоги.
— А что случилось?
Она закусила губу.
— Последние несколько дней были самыми лучшими в моей жизни.
— В моей тоже. Так в чем же проблема?
— Проблема в том, что мы сами себя обманываем. Так не может продолжаться.
— Но почему?
— Брук, ну не могу же я жить здесь всегда. Мы с тобой просто пребываем в мире грез.
Он ничего ей не ответил.
— Ну, как ты не понимаешь?
— Я тут уже давно живу. И вполне счастлив.
— Да… но я не такая, как ты. Моя жизнь сильно отличалась от твоей.
Брук никак не реагировал на ее слова, даже не глядел на нее. Внезапно все показалось Кэтрин таким безнадежным.
— Скажи мне, какие у тебя планы, — сказала она, беря его за руку. — Каким тебе рисуется наше будущее?
— Я люблю тебя, Кэтрин. И хочу, чтобы это продолжалось вечно.
Слова эти тронули Кэтрин. Несмотря на внешнюю грубость, своей безыскусностью он напоминал мальчишку. Она представила себе, что именно эти слова он мог говорить своей подружке юности Опаль. Должно быть, произнося их тогда, он верил в искренность своих чувств точно так же, как и сейчас.
На ее глаза набежали слезы, и она наклонила его голову, чтобы поцеловать в губы.
— Не сердись на меня, — взмолилась она.
— Чего же ты хочешь? Какие у тебя планы?
— Я хочу, чтобы мы были вместе, но не здесь.
Он покачал головой.
— Нет.
— Ты мне уже говорил, что в Кейлоуне тебя ничего не ждет. Но я предлагаю не это. Ты можешь поехать со мной в Орегон. Весной кончается срок аренды моего ранчо. Там мы заживем совсем не так, как в городе. Там кругом природа, прямо как здесь. Ты сможешь приспособиться к жизни на ранчо.
Он снова глянул в сторону заснеженных вершин.
— Я не могу.
— Но почему? Ты боишься?
— Нет, дело не в этом.
— А в чем же?
Он не ответил.
— Брук, ну не молчи же, объясни мне!
— Ты не понимаешь, но я скажу тебе. Смерть Фреда Килмана была не случайной.
Кровь отхлынула от лица Кэтрин.
— Что значит не случайной?
— То, что я хотел его убить. И он умер по моей вине.
Кэтрин была просто ошеломлена. Чего-чего, а такого признания она никак не ожидала от Брука.
— Ты хочешь сказать, что убил его намеренно?
— В каком-то смысле, да. Фред уже давно преследовал меня, главным образом из-за Опаль. В ту ночь он попытался развязать драку. Сказал несколько гадостей Опаль, чтобы разозлить меня. Больше я уже не мог этого выносить. Это было просто выше моих сил. Мы начали драться, и я не смог остановиться и перестать его бить. Не смог до тех пор, пока не понял, что он умер.
— Но Опаль сказала шерифу, что ты действовал в пределах самообороны.
— Сначала — да. А потом я утратил контроль над собой и бил его, пока…
— Но ведь это не значит, что ты убийца. Закон не может не принимать во внимание то обстоятельство, что не ты был зачинщиком драки. Прокурор решил не возбуждать против тебя дела.
— Да, потому что мне помогла Опаль. Я так и думал, что она солжет ради меня. Я решил уйти и никогда больше не возвращаться.
— Но ведь это было так давно, Брук.
Он взял ее за плечи, глаза его заволокли слезы.
— Но я-то знаю, что сделал, и должен с этим жить, Кэтрин. Ничто не может изменить содеянного. Я останусь здесь. Навсегда.
— Но если ты и совершил ошибку, то уже сполна за нее заплатил.
— Первая часть моей жизни навсегда кончилась, когда я уехал из Кейлоуна. Осталась только вторая, и она связана с горами.
— Но ведь теперь многое изменилось и ты больше не один.
— Это правда, только в том случае, если ты останешься со мной.
Кэтрин была на грани истерики. Жизнь Брука казалась ей теперь вдвойне трагичной!
Она не могла найти слов утешения, а только прижалась к нему и долго-долго держала в своих объятиях. Теперь Кэтрин поняла окончательно, что вряд ли сможет что-либо изменить. Уехав отсюда, она навеки потеряет любимого.
То, что Брук раскрыл правду, не могло не отразиться на их отношениях. Кэтрин считала, что он преувеличил собственную вину. Но в любом случае, то наказание, к которому он сам себя приговорил, — пятнадцатилетняя ссылка — было более чем достаточным. Сколько всего пришлось ему пережить за эти годы!
Кэтрин пыталась несколько раз поднимать эту тему, но Брук всякий раз отказывался ее обсуждать. Он говорил, что для него может иметь значение только одно — разделит ли она с ним его заточение.
Все осложнилось и ее боязнью за себя. Кэтрин объяснила Бруку, что они должны были в течение нескольких дней воздержаться от секса. Он сказал, что все понимает, но в конечном счете их осторожность привела к усилению напряженности между ними.
Так они прожили больше недели. Внешне все было очень даже неплохо, потому что они были вежливы и предупредительны друг с другом, но близость и теплота куда-то ушли. Кэтрин очень переживала из-за этого.
В первую ночь Брук хотел уйти в свою спальню, но Кэтрин настояла на том, чтобы он остался. Он подчинился ее желанию и даже обнимал ее во сне, но на третью ночь ушел к себе, сказав, что ему очень трудно заснуть, зная, что он не может быть близок с ней.
Кэтрин изо всех сил старалась сделать так, чтобы Брук не воспринимал их вынужденную разлуку как наказание. Они часто целовались, но всякий раз в его глазах появлялось выражение боли. И сожаления.
Почти все время мела метель, и они большей частью оставались дома. У Брука было полно работы — надо было столько всего переделать! Кэтрин помогала ему — готовила еду, убирала, чинила одежду. И еще они много времени проводили за книгами.
Как-то раз примерно в середине декабря выдался относительно ясный денек. Оба они уже вдоволь насиделись дома и потому решили выйти подышать на природе. Воздух был морозным, но прогулка подняла настроение Кэтрин. Брук тоже выглядел веселее, был улыбчив, и от этой неожиданной перемены Кэтрин почувствовала прилив сил.
На вершине хребта, откуда ветер унес почти весь снег, Кэтрин пустилась бегом, обрадовавшись возможности подвигаться, доставить себе мышечную радость. Отбежав на порядочное расстояние, она махнула Бруку, чтоб тот следовал за ней.
Он так и сделал. Теперь она стала убегать от него, а он — догонять. Брук крикнул, что, как только догонит Кэтрин, заставит ее искупаться в снегу. Она вскрикнула — так хорошо и радостно ей было!
Наконец Брук поймал любимую и, посадив ее в сугроб, стал сыпать на нее сверху снег.
— Ах ты, негодник! — закричала она, отряхиваясь.
Брук от души хохотал, глядя, как она отфыркивается, стряхивая снег с лица и волос.
— Ну, смотри, я тебя достану!
— И что же сделает хилое создание весом с ягненка, когда догонит меня — лесного зверя?
— Ах так, да ты ничем не лучше тех ковбоев, которые заявляли, что я не могу участвовать в родео, потому что девчонка!
— А они были не правы?
— Конечно, умник, еще как не правы, и ты тоже не ошибись.
Кэтрин слепила снежок и бросила его в Брука. Она застала его врасплох, и ей удалось залепить его лицо снегом. Борода стала белой, как мука. Теперь наступил черед Брука отфыркиваться. Кэтрин завизжала от восторга.
— Вот тебе, никогда больше не называй меня хилым созданием! Или тебе будет еще хуже!
— Да, я совершил большую ошибку, не позволив тебе убежать от меня. Должно быть, я чересчур мягкосердечный.
— Все твои любезности напускные, — неожиданно выпалила Кэтрин, — а на самом деле у тебя необузданное, дикое сердце!
Лица их соприкоснулись, пар от горячего дыхания смешался. Неожиданно Кэтрин захлестнула волна желания.
Воздержание усилило их страсть, и они принялись жадно целовать друг друга. Внезапно Кэтрин охватило такое чувство, словно она хочет, но никак не может насытиться, удовлетворить свой голод. Голод по Бруку. Она почти укусила его губу.
Они целовались так страстно, что Кэтрин вздрогнула, когда он неожиданно отпрянул от нее.
— Что случилось?
— Ш-ш-ш!
Он прислушивался к чему-то. Да, то был звук мотора. Сначала он решил, что к ним приближается вертолет, но потом понял, что звук какой-то другой.
— Не шевелись! — приказал он.
Кэтрин подняла глаза к небу и увидела самолет. Он висел почти над их головами.
— Разве нам не следует спрятаться?
— На таком открытом месте им ничего не стоит выследить нас. Но глаз привлекает движущаяся точка. Так что, если мы будем абсолютно недвижимы, у нас появится шанс остаться незамеченными.
— А что случится, если нас заметят?
— Ну, наверное, это зависит от того, кто там, наверху. Пилот может передать о нас по радио, власти же знают, что в это время года в горах нет никого.
— И, значит, здесь можем быть только мы, — охнула она.
— Да, только мы.
Самолет улетел. Увидел ли их пилот? Этого они никак не могли знать.
— Ты думаешь, они увидели нас? — спросила девушка.
— Думаю, что вряд ли. Хотя, кто знает. Мне следовало быть более внимательным, тогда мы успели бы вовремя спрятаться за скалой.
— Это я во всем виновата.
— Нет, просто я чересчур тобой очарован.
— А я — тобой.
— Значит, когда я сказал, что у нас есть проблема, то был не очень-то не прав, правда?
Кэтрин несогласно покачала головой.
— Что ты хочешь сказать своим «нет»?
— Думаю, что у меня опять все в порядке, так что у нас нет никаких проблем.
— Ты что-то предлагаешь, Кэтрин, или мне показалось?
— Пожалуй, предлагаю.
Брук развел огромный кострище — в пещере стояла такая холодина, что ее необходимо было согреть. А потом они занялись любовью, жаркой и неистовой. После долгого перерыва они никак не могли насытиться друг другом.
Наконец Брук отодвинулся от Кэтрин, и она осталась лежать навзничь в сладостном изнеможении. В теле ее все еще звучали отголоски завершающего шквала. Даже в кончиках пальцев ощущалось легкое покалывание.
Брук пребывал в таком же блаженном состоянии, как и она сама. Они не касались друг друга, но душою были нерасторжимо связаны.
— У тебя всегда так бывает? — спросил он.
— Ты хочешь сказать — с другими мужчинами?
— Да.
— Бог мой, конечно нет.
— Почему нет?
— Да потому, Брук, что природа наградила тебя таким талантом.
Слова эти не могли не понравиться Бруку.
Легонько поцеловав Кэтрин, он встал и подошел к окну. Каким-то шестым чувством она угадала, что Брук тревожится из-за самолета, пролетавшего над ними во время недавней прогулки. Заметили ли их? Его не мог не волновать этот облет.
Они снова слились в исступленном порыве страсти и в конце концов уснули, сраженные сладкой усталостью, в объятиях друг друга.
Этот день принес новый поворот в их отношениях. К ним вернулась теплота и близость, но взаимная привязанность стала такой щемящей — наверное, из-за того, что теперь оба понимали, насколько недолговечно и зыбко их счастье.
Как-то вечером, когда они лежали в объятиях друг друга под меховым одеялом, Брук спросил Кэтрин:
— Тебе не кажется, что Рождество уже очень скоро?
— Кажется. Оно будет послезавтра.
— Так ты ведешь счет дням?
— Особенно перед Рождеством — я так его обожаю.
— Чего же ты молчишь? Мы ведь собирались устроить елку.
— Так ты действительно этого хочешь? Я думала, ты сказал это просто из вежливости.
— Да нет, я только очень сожалею о том, что у нас не может быть подарков в цветастой бумаге и тому подобных вещей.
— А что бы ты мне подарил, имея возможность пойти в магазин и выбрать какой угодно подарок?
С минуту он поразмышлял и ответил:
— Наверное, электричество и водопровод, словом, то, что могло бы удержать тебя здесь.
Кэтрин рассмеялась и шутя ткнула его под ребра.
— Мужчины обожают быть практичными, правда?
— А ты что бы мне подарила?
— Ну, с этим просто. Силу, чтобы ты сумел себя простить.
Брук посерьезнел, и она воспользовалась его молчанием.
— Почему ты никак не можешь понять, что мир уже отпустил твои грехи за то, что произошло с Фредом Килманом? Тебе только остается простить себя самого.
— Я вовсе не уверен в том, что мир действительно так милостив.
— Не суди всех по Джеффри Килману. У него и его брата был свой, жестокий, взгляд на жизнь, присущий его кругу. Джеффри просто антисоциален и совсем не является хорошим человеком.
— Слушай, давай лучше поговорим о Рождестве. Завтра должен быть хороший день. И я, пожалуй, возьму топор и спущусь вниз. Там деревья не такие тощие, и я срублю хорошенькую елочку.
— Хорошо. А я, пока ты будешь ходить, посмотрю, что тут можно использовать в качестве украшений.
На следующее утро он надел шубу, варежки и меховую шапку. Когда он был готов, Кэтрин крепко прижалась к любимому.
— Будь хорошей девочкой, а я скоро вернусь.
— А ты будь осторожен. Я не хочу, чтоб с тобой что-нибудь случилось.
— О боже, Кэтрин, ты говоришь, прямо как мамочка.
Она ущипнула его за бороду.
— Представляю, что ты скажешь, если я забеременею.
— Знаешь, мне приходится самому справляться с кучей вещей. Так что не могу сказать, что мечтаю научиться принимать роды.
— Поверь мне, я сделаю все, чтобы уж об этом-то тебе не пришлось беспокоиться.
Брук тяжело вздохнул:
— Я знаю.
Кэтрин стиснула его руку.
— Я люблю тебя, Брук Сэвидж. И хочу, чтоб ты знал об этом.
Его глаза блеснули:
— Пожалуй, за пятнадцать лет я не слышал ничего более приятного. — И поцеловав ее, он взял топор и выскользнул наружу.
Кэтрин задернула меховой полог и привалила к нему камень. Оглядевшись, она поразилась тому, насколько все для нее изменилось с уходом Брука. Ведь в последнее время она не расставалась с ним буквально ни на минуту. Девушка уселась в кресло-качалку и уставилась на языки пламени. Что-то ждало их в будущем? Разве можно было в их положении что-то предвидеть? Или она просто переняла привычку Брука жить сегодняшним днем?
Кэтрин не хотела сейчас думать о будущем. В глубине души она волновалась за Брука, хотя, может, кому-нибудь это показалось бы просто глупым. Конечно же, он был вполне способен позаботиться о себе. Но что бы делала она сама, вернувшись в Орегон, если бы знала, что Брук один в пещере, или же бродит по горам? Наверное, она думала бы о нем непрестанно.
Кэтрин пододвинула кресло к свету и попыталась почитать. Она не смогла сосредоточиться и бросила книжку, решив, что лучше сделает что-нибудь по хозяйству. Однако за последние дни они здорово потрудились и переделали практически все дела.
Она не была особенно голодна, но все-таки съела яблоко. Делать было абсолютно нечего. В конце концов она надумала решить проблему свободного времени, выйдя на воздух. На дворе было морозно, но безветрено, что само по себе было достаточно необычно. Сквозь облака проглядывало солнце.
Она пробралась к хребту, туда, где они обычно гуляли. Как странно было находиться здесь без Брука! Она так к нему привыкла, что без него чувствовала себя ненужной и одинокой.
Но если она по-настоящему любит его, то каково же ей будет расстаться с ним? Вряд ли она сумеет ездить к нему в горы на свидания. Нет, с Бруком возможно было либо все, либо ничего. Либо она будет вести с ним здесь эту фантасмагорическую жизнь, либо вернется в свой собственный мир.
Кэтрин была настолько погружена в свои невеселые мысли, что не услышала шум самолета. Когда же она наконец его услышала, он уже скользил над долиной. Кэтрин пронзил страх. Она находилась на открытой местности, прямо на вершине горы. И спрятаться было негде.
Она оцепенела, вспомнив, слова Брука о том, что движущиеся предметы привлекают взгляд наблюдателя. Самолет все кружил и кружил. Вероятно, ее увидели. Что же теперь будет?
Наконец самолет улетел туда, откуда появился. Кэтрин не знала, что думать, что делать. Слава богу, ее хотя бы не видели выходящей из пещеры. Но она находилась в какой-нибудь сотне метров от нее и, значит, ей необходимо как можно скорее скрыться.
Кэтрин со всех ног понеслась к пещере. Пот лился с нее градом, сердце вырывалось из груди. По каким-то неуловимым, но очевидным для нее признакам, она осознала, что мир, который, казалось бы, остался для нее так далеко, снова ворвался в ее жизнь. Вопрос заключался лишь в том, будет ли тот новый мир, который она обрела с Бруком, безжалостно разрушен вмешательством извне. Или она сумеет удержать зыбкое и такое хрупкое счастье, счастье, которое она познала высоко в горах.
Брук услышал рев самолета, уже спускаясь с горы. Он шел, стараясь избегать глубокого снега, где опасность провалиться и потерять равновесие поджидала на каждом шагу. Однако, услышав этот небесный гул, он метнулся в сторону зарослей.
Замерев, он понаблюдал за кругами, которые описывал самолет неподалеку от пещеры. Почему он прилип к этому месту? Может, пилот сумел что-то заметить?
Брук встревожился не на шутку и решил, что, как только найдет подходящую елочку, тут же вернется домой.
Наконец он нашел то, что искал. Деревце было чуть выше его и имело прекрасно оформленную крону. Брук представил себе, как обрадуется Кэтрин, когда он принесет его в пещеру.
Ему запомнилась елка на Рождество перед гибелью родителей. Мама дала ему тогда пять долларов и ключи от машины. На эти деньги он сумел раздобыть только худосочное деревце, которое и водрузил в гостиной, чтобы все могли его видеть. Родителей не стало через несколько дней после Рождества.
Тогда Брук подумал, что это последнее Рождество в его жизни. Но с появлением Кэтрин сердце его оттаяло, и он поймал себя на том, что с нетерпением ждет этого чудесного праздника.
Он уже поднимался в гору, волоча за собой елку, когда в небе снова раздался шум. В долину спускался вертолет. Значит, с самолета увидели нечто такое, что заставило их прислать на разведку вертолет.
К великому ужасу Брука, винтокрылый хищник приземлился совсем близко от пещеры. Неужели они выследили его убежище?
— О боже, — только и сумел вымолвить он.
Должно быть, с вертолета высадилась поисковая партия. Значит, Кэтрин грозила опасность!
Ему предстоял подъем по почти отвесному склону — он не мог добраться до пещеры меньше чем за час. Бросив елку, Брук на четвереньках полез вверх по заснеженному склону, тяжело дыша. Легкие обжигал ледяной воздух, но он не обращал на это внимания. Ничто сейчас не имело для него значения, ничто, кроме того, что его любимой грозила опасность!