Брук коптил оленину, она помогала ему нарезать куски. Они работали, погруженные в свои мысли, и повисшее между ними безмолвие было наполнено невольными чувственными переживаниями. Кэтрин старалась, но не могла выгнать из своей головы мысли о том, что Брук изо всех сил пытался задержать ее в своем логове на всю зиму. Как женщину или как человека, знающего, где он скрывается?
Самое же худшее заключалось в том, что, несмотря на все ее возмущение его нежеланием просигналить вертолету, она должна была попытаться рассеять враждебность между ними. Однако если она будет дружелюбна с Бруком, он может истолковать ее поведение превратно. Так что же ей делать? Теперь, когда она потеряла его доверие, ей вряд ли удастся убедить его в своих добрых намерениях…
Покончив с приготовлением ужина, Брук на несколько минут исчез в своей импровизированной спальне. Оттуда он вышел уже в серо-голубой рубашке, с приглаженными волосами и расчесанной бородой.
Кэтрин ничего не сказала — и так было достаточно очевидно, что он задумал. Голой он ее уже видел. Ноги рассматривал. За руку держал. И не мог не заметить, как все это на нее подействовало. Так что теперь приготовился к грандиозному обольщению.
Кэтрин только одно не было ясно — примет он ее отпор, или заставит подчиниться силой. Что же, она будет предельно осторожной.
— Поскольку сегодня у нас будет настоящий ужин, я решил, что неплохо слегка прихорошиться.
Подумав, Кэтрин решила оставить его сентенции без ответа.
Брук поставил еду на стол и расставил тарелки.
— Пойду принесу свечи — не так часто женщины ко мне приходят на ужин.
Он отошел в сторону, исчез в темноте и тут же появился в свете стеариновых фитилей.
— Ну как тебе это? — Брук выглядел чрезвычайно довольным собой.
— Твоя запасливость не перестает меня изумлять.
— Да, не хватает только белоснежной скатерти и вина, — дрогнула от смеха его бородища.
— Я думала, что ты и это принесешь.
Губ Брука коснулась грустная улыбка.
— Знаешь, а я никогда не пробовал вина. Только пиво, а вино ни разу.
Кэтрин взглянула на этого взрослого мальчишку. Несмотря на всю его суровость, она явно чувствовала к нему сострадание. Ей захотелось дотронуться до его руки, и только в последний момент она осознала всю опасность этого желания.
Еда была превосходной.
— Надеюсь, ты все это не украл.
— Нет. — Брук отрицательно покачал головой.
— Полагаю, я не должна спрашивать тебя о том, где ты все это взял.
— У меня есть на кого опереться, — признался Брук. — Я знаю его уже сто лет.
— Пол Диспейн?
Брук окаменел.
— Обещай, что никогда больше не повторишь его имя.
— Хорошо. Но Брук, прошу тебя, расскажи мне о нем.
После долгого молчания он сказал:
— Пол был лучшим другом моего отца. Перед тем как уйти в горы, я видел его всего пару раз. У него хижина примерно в семи милях отсюда. В первый год я понял, что без помощи других мне зиму не пережить, и пошел к Полу. Он отшельник, одинокий волк, много пьет — они вместе с моим отцом служили на Аляске. Пол нес моего умирающего отца на руках. Каждый раз, напившись, он мне об этом рассказывает.
— Так это он тебя всем снабжает?
— Да, я спускаюсь к нему каждую смену года. Мы не слишком близки с ним, но для меня много значит его расположенность, потому что он тень моего отца. А моя жизнь благодаря ему намного легче.
— А ты не боишься, что он может выдать тебя — пускай и случайно?
— Сказать по правде, куда больше меня волнует то, что он может умереть. Иногда я думаю, что на этом свете его удерживает только необходимость помогать мне. Он все для меня делает — даже тащит библиотечные книги. Нет, я, конечно, их возвращаю, — виновато улыбнулся Брук, — но они у меня задерживаются иногда по полгода.
— Да ты, очевидно, прочитал больше, чем многие люди с университетским образованием.
— Я действительно много читаю, особенно зимой.
— Так значит, Пол единственный человек, с которым ты общаешься?
— Да, только с ним я и говорил в течение всех этих лет.
Как же ему непросто — быть рядом с другим человеком, да еще с женщиной!
Должно быть, он уже забыл о ее стремлении убежать, потому что лицо его было спокойным, голос ровным.
— Ты прекрасный повар, — сказала Кэтрин, откусывая еще один кусочек, — мясо просто превосходно!
— Иногда я ужасно жалею о том, что не умею готовить разные блюда. Например, о пирогах с поджаристой корочкой я просто мечтаю. Как-то раз Пол дал мне мешок с мукой, и я попытался замесить тесто. Но когда добавил в муку воду, все превратилось в некую липкую жижу. Потом я спросил Пола о том, как надо печь пироги, и он сказал, что и сам не знает, и пообещал мне купить пирожков, но, очевидно, забыл об этом. Впрочем, ты, наверное, уже порядком устала от моей дурацкой болтовни.
— Ну, у тебя же немного возможностей поболтать.
В его глазах промелькнули какие-то искорки, и она испугалась. Но вовсе не из-за того, что беспокоило ее вначале. Тогда она боялась в нем зверя, теперь — его мужского обаяния.
— Ты мне нравишься, Кэтрин, — сказал он, приложив руки к груди. — Я понимаю, что ты хочешь поговорить о том, что произошло сегодня утром. И перед тем, как мы начнем этот разговор, хотел, чтобы ты узнала обо мне хоть что-то.
Его полная искренность не могла не тронуть Кэтрин. Она улыбнулась.
— Спасибо, мне это очень приятно.
— И не думай, что это из-за того, что ты первая женщина, с которой я говорю после стольких лет. Я действительно считаю, что ты — замечательная. Правда.
— А ты уверен, что правильно разобрался в своих чувствах?
Брук нахмурился.
— О чем ты говоришь? Неужели действительно думаешь, что я не способен в них разобраться?
— Нет, я просто стараюсь объяснить тебе, что ты можешь и ошибаться.
Ему явно не понравились ее слова.
— Слушай, мой образ жизни, может, и сделал меня несколько странным, но дураком — нет.
— Извини, если я тебя обидела.
Брук ничего не сказал на это, а просто как бы забрался снова в свою скорлупку.
— Слушай, — решилась Кэтрин. — Могу я быть с тобой откровенной? Я хочу, чтобы ты вернулся со мной в город.
Лицо его осталось каменным. По нему нельзя было прочесть ровным счетом ничего.
— Брук, ну давай, по крайней мере, это обсудим.
— Я никогда не вернусь. Никогда.
— Но почему?
— Потому что моя жизнь — здесь, а в Кейлоуне у меня ничего не осталось.
— Брук, у тебя не будет никаких проблем с законом — против тебя не выдвинуты никакие обвинения, и люди считают, что ты просто защищался.
— Я это знаю — мне говорил Пол. Закона я не боюсь.
— Так почему же ты тогда не вернешься? Ведь ты еще молод, у тебя все впереди.
— Я просто хочу, чтоб меня оставили в покое.
— Не понимаю, почему.
— А тебе и не надо этого понимать.
Он так уверенно говорил. Неужели она действительно надеялась уговорить его бросить горы после того, как и пятнадцать лет жизни в одиночку не убедили его это сделать?
— Кэтрин, тебе не стоит огорчаться из-за меня.
— Но я так хотела бы тебе помочь. И не могу этого сделать, потому что ты мне не доверяешь.
— Помощь нужна не мне, а тебе. Мы в моем мире, а не в твоем.
— Да, я знаю, что обязана тебе жизнью.
— Да нет, дело не в этом. Это вопрос выживания. Чтобы выжить, тебе нужен и я, и это жилище.
— Но я хочу оставаться здесь не больше, чем ты хочешь спускаться с гор.
— Из-за меня?
— Из-за многих вещей.
— Скажи мне, из-за каких.
Ох, ну как же объяснить ему, что там, внизу, ее ждет целый мир? Мир, сотканный из стольких составляющих, что в двух словах этого не передать!
— Я бы позволил тебе просигналить вертолету, если бы дело касалось только тебя.
— Действительно позволил бы?
— Конечно, я бы этому не обрадовался, — признался он.
— Вот видишь, Брук, в том-то и дело.
Ей пришлось быть грубой, даже жестокой с ним, но это было необходимо. Он должен был понять ее чувства.
— У тебя есть друг? — внезапно спросил он. Да, Брук не скрывал хода своих мыслей.
— Был, — честно призналась она. — Но в данный момент нет.
— Я подумал, что, может, ты из-за него не хочешь остаться здесь со мной.
— Да, я знаю, о чем ты подумал. Но дело не в этом.
— Тогда я ничего не понимаю.
Кэтрин охватило уныние.
— Давай поговорим о чем-нибудь другом.
Немного помолчав, Брук попросил.
— Расскажи мне о своей жизни. Я ведь ничего о тебе не знаю, только то, что ты из университета.
Кэтрин с облегчением вздохнула.
— Ну, я выросла на ранчо у бабушки, в Орегоне. Я не городская.
— А я и не думал, что ты городская. Я несколько раз бывал в Портленде, и мне этого хватило, чтобы понять, что люди там совсем не такие, как в Кейлоуне.
— Наверное, мое сердце все еще на ферме среди ковбоев.
— Расскажи мне о своей семье.
Кэтрин рассказала Бруку о своем детстве, проведенном с бабушкой.
— Ты часто ездишь на свое ранчо? — спросил он.
— Уже давно там не была. Как-то проезжала мимо, почувствовала укол ностальгии.
— А бабушки тебе очень не хватает?
При мысли об этой старушке глаза Кэтрин наполнились слезами.
— Не представляю, как вообще ты можешь жить здесь, в полном одиночестве.
— Ну, теперь-то я не один, да и ты — не одна. А ты любила своего друга?
— Думала, что любила. Но, наверное, недостаточно.
— А что произошло между вами?
Кэтрин видела, что Брук действительно хочет узнать о ней как можно больше.
Вообще-то, ей вечно не везло с мужчинами. В старших классах она была влюблена в парня, плененного другой. А в колледже вокруг нее вилось слишком много ухажеров, и ей казалось, что у всех на уме только одно. У нее было несколько друзей, но мужчина, который ей был нужен, все не попадался.
В последнее время она встречалась с Фрэнком Хоуки, начинающим хирургом. Он был серьезным человеком и действительно хотел связать с ней свою жизнь. Вот Кэтрин и решила, что именно он-то ей и нужен. Последние несколько месяцев они жили вместе, а потом Фрэнк закончил ординатуру и подался в американский госпиталь в Бейрут. Он звал ее с собой.
— Но я решила не ехать с ним сразу, а сначала завершить свою работу. Однако разлука с ним показала, что я жаждала вовсе не таких отношений.
— Может, ты все-таки его не любила?
— Может быть.
Они молча посмотрели друг на друга.
Кэтрин доела несколько кукурузных зернышек, остававшихся на ее тарелке, и отложила вилку.
— Ужин был превосходен, спасибо. Раз ты готовил, я уберу.
Они оба встали.
— Нет-нет, ты отдохни, а в следующий раз я буду готовить, а ты — убирать.
— Вы так обычно с Фрэнком делали?
Она кивнула и вышла из-за стола.
Мытье посуды не заняло у Кэтрин много времени, так что она скоро вернулась к Бруку.
— Надеюсь, наша беседа не очень тебя опечалила, — сказал он.
— А я что, кажусь печальной?
— Да.
Странно, до чего же откровенны они были друг с другом! С Фрэнком, например, они всегда говорили недомолвками, и истинный смысл сказанного вечно приходилось выискивать в подтексте. Единственный человек, который был столь же откровенен с Кэтрин, давно умер. То была ее бабушка.
Брук поднялся и неожиданно взял ее за плечи.
— Я не хочу, чтобы ты грустила, Кэтрин.
— Да это пустяки. Просто в последние несколько дней на меня столько всего навалилось. — Она нервно улыбнулась.
Брук взял девушку за подбородок.
— Ну вот, теперь он немного лучше. А был таким распухшим. Видела бы ты, сколько на тебе было крови, когда я вытащил тебя из реки! Я тогда подумал, что ты умерла.
Он легонько коснулся ее щеки кончиком пальца, и девушка вздрогнула. Она чувствовала, какие токи исходят от Брука, и отлично понимала, чего ему стоит сдерживать себя.
— Ты расстроилась, когда я сказал, что ты нравишься мне?
Кэтрин покачала головой — в его глазах все так ясно читалось, и это одновременно и пугало, и притягивало ее.
— Ты такая красивая, Кэтрин.
Она замерла. Одна ее половина хотела слиться с ним в объятии, другая — была в ужасе от того, к чему это могло бы привести.
— Я смотрел на твои губы, когда ты спала. Мне очень хотелось их поцеловать. Но я подумал, что не могу этого сделать, потому что не знаю тебя. Но теперь я тебя знаю. И еще сильнее хочу поцеловать.
Похоже, Брук не замечал того, что она дрожит всем телом.
— О чем ты думаешь? Разве это хорошо? — срывающимся голосом спросила она.
Вместо ответа Брук прижал девушку к себе. Ему не пришлось прилагать никаких усилий. Очарованная им, она была не в силах ему сопротивляться.
Брук наклонил голову и нежно коснулся губами ее губ.
Кэтрин не оттолкнула его. Она дала ему целовать себя, восхищаясь, как, подобно паутине, оплетают ее лицо борода и усы Брука. Губы его были влажными и чувственными.
Кэтрин ощутила покалывание в груди. Теперь он уже жадно целовал ее, а язык его проникал все глубже и глубже. Его набухшее естество вернуло ее к реальности. Она не должна была поддаваться ему. Ни к чему, кроме как к беде, это не могло привести. Кэтрин собралась с силами и заставила себя высвободиться из его объятий.
— Нет, — пробормотала она, — Брук, мы не должны.
Несмотря на ее протесты, он начал покрывать поцелуями ее шею.
— Нет! — уже во весь голос закричала она.
Брук столь быстро освободил ее, что она чуть не упала.
— Что случилось?
— Я не хочу, чтобы ты целовал меня.
— Но почему?
Она метнулась к очагу.
— Оставь меня!
— Кэтрин, но что такого я сделал? Я просто хотел поцеловать тебя. Я думал, что ты тоже этого хочешь.
— Нет, не хочу!
— Но… я подумал.
— Ты ошибся, Брук! — Сердце у нее заколотилось, и она почувствовала себя так, как тогда, когда к ней приставал пьяный Джеффри Килман. — Просто не трогай меня!
В его глазах появились гневные искорки.
— Я делал только то, чего, как мне казалось, тебе хотелось.
— Извини, если ввела тебя в заблуждение. Я просто посочувствовала тебе, а ты принял это за что-то другое.
Брук отрицательно покачал головой.
— Нет, ты боишься чего-то.
— Да нет, я сама виновата. Не пытайся больше меня целовать.
— Ладно, я иду спать. — Он зашагал по направлению к нише, где была его постель.
— Брук, — позвала Кэтрин.
— Что? — остановился он.
— Извини, это я виновата.
— Почему ты не сказала, что я тебе не нравлюсь? Все было бы гораздо проще.
— Но это неправда. Ты очень нравишься мне. Только не в том смысле.
Не сказав больше ни слова, Брук скрылся под сводами своей спальни.