Гертруда зажгла свечу и высоко подняла ее над головой. Гости замерли, как кролики при свете факела, оставаясь в причудливых позах, в которых оборвавшаяся музыка застала их две минуты назад. Алек загораживал руками Кэрри, а Рут, совсем как я, оказалась посреди комнаты, предположительно там, где ее оставил партнер. Она улыбнулась мне, и я вновь заметила, что Рут на редкость красива, миниатюрна и прелестно сложена. Я отвернулась.
Кто-то спросил слегка язвительно:
— Это часть программы, Гертруда?
— Конечно, нет, — отозвалась хозяйка. — Наверное, перегорели пробки. Должно быть, гроза виновата. Джо сейчас проверяет счетчик… Я принесу еще свеч. Кстати, — счастливым голосом сказала Гертруда, — праздник надо было устроить при свечах. Как прекрасно все мы выглядим в этом освещении!
Бросив взгляд на Рут, я услышала собственное бормотание:
— О да, черт бы нас побрал…
— Простите? — вежливо переспросил кто-то за моей спиной.
Я потрясла головой. Что со мной происходит? Стою в переполненной комнате, бормоча себе под нос. Приди в себя, девочка.
— Простите? — не мог угомониться вежливый незнакомец.
— Ничего, ничего, — весело ответила я. — Я молюсь, вот и все.
Рут подошла ко мне.
— Обидно, — лукаво пожаловалась она. — Только вошла во вкус…
Я хотела было горячо с ней согласиться, но вспомнила, что обнималась с ее мужем. Интересно, они с Виктором тоже развлекались подобным образом? Я ощутила острую неприязнь к собеседнице и одновременно странное удовлетворение.
Наши достойные партнеры вновь оказались рядом.
— Уличные фонари тоже погасли, — сообщил Виктор. — Не знаю, принадлежит ли вон та «БМВ» кому-то из присутствующих, но на машину упало дерево.
Вопль, от которого кровь застыла в жилах, прорезал воздух, и кто-то опрометью бросился в ночь.
Роланд спросил:
— Кто хочет еще выпить?
— Мне — только сок, — сказала Рут.
— Мне тоже, — сказал он. — Я за рулем.
Я невольно отметила, что Роланд — абсолютная противоположность Гордону: не только намного красивее, но и гораздо ответственнее в отношении спиртного, к тому же полон других достоинств… Почему, ну почему я лезу сравнивать? Жалкий человечишка. Отвернувшись к Виктору, я пожалела, что не могу подобрать слов для беседы. Неплохо сблизиться с таким мужчиной в физиологическом смысле, но вот общаться… Ничего не приходило в голову.
Виктор потер руки и весело посмотрел на меня.
— А вот я не за рулем, — сказал он. — Поэтому выпью. Пожалуй, пива…
Я вздохнула с облегчением. У меня были подозрения, что позже Виктор предложит подвезти меня домой; теперь такая вероятность исключалась. Да, вот так мыслит женщина в подобной ситуации. Конечно, весьма самонадеянно предсказывать развитие событий, но в половине случаев вы просто вынуждены это делать. После заявления Виктора я расслабилась.
— А вы? — продолжал он. — За рулем?
— Нет, я приехала и уеду на такси, — очень твердо ответила я. — Кстати, — я сощурилась, взглянув на часы, — мне пора.
— О, побудьте еще, — попросила Рут. — Или вам нужно возвращаться к дочери?
— Нет, она у друзей.
— Вот вы и попались, — мягко сказал Роланд. — Значит, ничто не мешает вам остаться и выпить — бургундское просто изумительное.
— Почему бы тебе не принести даме вина, — сказал Виктор, — вместо того, чтобы стоять столбом?
— Иду, — отозвался Роланд. — Никуда отсюда не исчезайте. — Он ткнул в меня пальцем. Мне захотелось этот палец откусить.
— Итак, — начала я тоном счастливой матери, — у вас есть дети? У меня дочка, ей десять лет. — Заговорив о Рейчел, я ожидала прилива красноречия, но этого почему-то не случилось.
— Э-э… Нет, — ответила Рут.
— Господи, — поразился Виктор, — должно быть, вы стали мамой в очень юном возрасте.
— Это свечи, — отпарировала я. — Плохо видно морщины.
— Отвали, Виктор, — сказала Рут и снова начала мне нравиться.
— Хорошо, — не стал спорить тот. — Пойду погляжу, что творится снаружи.
— Давай, — благодушно согласилась она.
Когда Виктор ушел, Рут сказала:
— Если ей десять, вы, наверное, уже не помните, что такое младенец и все прочее…
— О нет, — возразила я. — Это не забывается…
Она потупила прелестные глазки. Сердце упало, словно последовав за ее взглядом, и долго не желало подниматься, даже когда Рут снова посмотрела на меня. Я догадалась, что сейчас последует, и не хотела этого слышать.
— Вообще-то, — начала она неловко, — я беременна, и, ну то есть я очень счастлива, просто все случилось не по плану. — Рут жалко засмеялась. — Трудно совмещать воспитание ребенка с карьерой и всем остальным? Большинство наших друзей не имеют детей. Я уже говорила с Кэрри… — Рут посмотрела в потолок. — Но мне это не помогло.
— И не поможет, — сказала я. — В принципе совет такой… — Собственная ужасная история пронеслась перед глазами. — Постарайтесь сохранить жизнь и вашему браку, и вашему ребенку. Если получится, значит, вам по плечу практически все на свете. Я сделала ошибку, упустив один из аспектов, поэтому я в разводе.
— Он — хороший муж, — с чувством сказала Рут. — И я очень его люблю. Просто он, кажется, вообразил, что все произойдет само собой. Такой оптимист…
— Вот как? — спросила я с самым непринужденным видом, какой только смогла изобразить. — Ну ему не рожать, верно?
— Вот именно, — сказала Рут. — Это я ему и повторяю…
Мы продолжали беседу (я — довольно неуклюже), пока не вернулся оживленный Роланд, держа бокалы с вином.
Рут выпроводила его, сказав:
— Отнеси Виктору на улицу, ладно, Ро?
Как хорошо выдрессированный муж, он молча подчинился.
Лидия могла бы мной гордиться. Менее всего мне в тот момент хотелось обсуждать излюбленную прежде детскую тему.
Однако, зная порядок, я продолжала:
— У вас появилась тошнота по утрам?
— О нет, — ответила Рут, округлив глаза. — Чувствую себя отлично в любое время дня.
— Вы и выглядите отлично, — процедила я сквозь зубы. Где-то в носу задержался запах кожи ее мужа, доносившийся сквозь рубашку.
Рут потупила глазки и почти прошептала:
— И еще одно…
— Да?
— Я все время чувствую себя такой сексуальной, просто каждую минуту хочу…
— Вот как? — чопорно осведомилась я. — Рада за вас. — Вытащив платок, я как следует высморкалась, желая избавиться от осевшего запаха, залпом выпила вино и сказала: — Пойду поищу Гертруду и вызову такси.
— А где вы живете?
Я назвала свой адрес.
— Почему бы Роланду не отвезти вас домой? Он не станет возражать.
Я накрыла ладонью ее красивую маленькую ручку, подумав: эх ты, наивная малышка…
— Пожалуй, я все-таки предпочту такси… Но спасибо за предложение.
Я поспешила отойти. Щеки горели от стыда, желания и выпитого вина. Наткнувшись неузнанной на Роланда с Виктором в освещенном свечами коридоре, я не остановилась, хотя Виктор сказал: «Эй! Осторожней!», подхватив меня под руку, и кинулась на кухне к телефону.
Там оказались Гертруда с Алеком, кушавшие в компании нескольких таких же голубиных душ. Я не могла проглотить ни кусочка, мечтая выбраться отсюда как можно скорее.
— Попробуй хрустящее печенье с бренди, — сказала Гертруда. — Если уж я его хвалю, значит, и вправду очень удалось.
— Нет, спасибо, — отозвалась я. — Можно позвонить? Хочу вызвать такси.
— Обязательно уже уезжать? Сейчас только полночь. Я думала, романтическая атмосфера при свечах позволит всем расслабиться. Алек предлагает сыграть в убийство в темноте. — Она хихикнула, как школьница, и я отчетливо разглядела, как Алек лизнул ее в ухо. Отвратительный старческий вздор, чуть не сказала я.
— Да вот, понимаете ли, нянька… — нехотя пояснила я. Мне совершенно не хотелось разговаривать.
Я набрала номер вызова такси.
— Очень жаль, — ответили в трубке, причем в голосе не ощущалось сожаления, — но машин нет.
— Что?
— Гроза виновата — все в панике. Свободных машин не осталось, — радостно поделился голос.
Я положила трубку.
— Гертруда, у тебя есть телефоны служб заказа такси?
Отклеив себя от Алека, Гертруда торжественно поплыла ко мне. Наклонившись, чтобы достать телефонный справочник Томпсона из ближайшего буфета, она негромко проговорила:
— А зачем ехать? Он же тебе очень понравился, — она выпрямилась, вручила мне книгу и улыбнулась русалочьей улыбкой, — насколько я разглядела.
Я взяла справочник.
— Удивляюсь, как ты вообще что-то заметила — в твоем-то состоянии.
— Ой, сколько надменности! — засмеялась Гертруда. — Какой же ты ребенок…
— Ты тоже, — проворчала я, роясь в справочнике. Тут же меня охватило раскаяние: — Я не имела в виду… Я рада, что ты счастлива.
— Ничуть, — сказала она, разворачиваясь мощным корпусом в направлении своего счастья и подмигнув мне самым раздражающим образом. — Что еще важнее, — Гертруда приложила палец к губам и понизила голос, — нам не нужно волноваться о презервативах. Я столько могу порассказать о пожилых любовниках…
Ха, подумала я. Ха-ха.
Свободных такси не оказалось — той ночью их, видимо, не существовало в природе. Я решила проглотить собственную гордость и попросить Джо и Кэрри сделать огромный крюк и подбросить меня домой. Вернувшись в залу, где происходила вечеринка, я увидела, что многие гости уже разошлись. Джо остался, а вот Кэрри не было видно.
Я глубоко вздохнула — ненавижу просить об одолжениях — и сказала:
— Джо, не мог бы ты в виде особой любезности подвезти меня? Пожалуйста! Я не смогла заказать такси ни за какие деньги и…
— А мы без машины, — озабоченно отозвался Джо. — Дети у друзей, а мы с Кэрри остаемся у Гертруды. Иначе, конечно, подвез бы. Сюда нас привез Алек, завтра он и отвезет. Старый крейсер, как обычно, на приколе.
Я вспомнила, что Джо с Кэрри находится в состоянии вечной войны с огромным «пежо».
— Ах да, конечно, — сказала я. — Я понимаю и — спасибо. Может, если я попрошу Алека, он меня захватит…
— Э-э-э… — протянул Джо. — Во-первых, он слишком много выпил, а во-вторых…
— Да?
— Ну он тоже остается ночевать.
— О черт! — Я топнула ногой.
— Ты тоже можешь остаться, — мягко предложил Джо.
— Нет, не могу. — Мысль оказаться утром бок о бок со всеми этими счастливыми, сексуально удовлетворенными людьми, сосредоточенно жующими за роскошным столом, показалась нестерпимо горькой. — Мне нужно вернуться из-за… — я не могла солгать мужчине в сутане, сказав «из-за Рейчел», — из-за Брайана.
— Какого Брайана? — спросил Джо.
— Ну Брайана.
— Какого Брайана? — повторил голос.
Я посмотрела на Джо: его губы не шевелились.
— Кто такой Брайан?
Я обернулась: Роланд был тут как тут, покачивался на каблуках, руки в карманах.
— Мой пес, — ответила я.
— Господи, — огорчился Роланд, — ненавижу собак.
— Ну а я люблю собак.
Как я могла такое сказать?
— Несмотря на это, — сказал он, улыбаясь, — могу я предложить довезти вас до дома? Гертруда сказала, что вас нужно подвезти, а я могу поехать этой дорогой.
— А где Рут? — спросила я.
— Вон там. — Он кивнул в направлении французских застекленных дверей. Рут с Виктором выглядывали наружу, указывая друг другу на всякие разрушения.
— Ну если вы не против, прекрасно, — сказала я как можно нелюбезнее. — Спасибо. — И выскочила в коридор за пальто, пока ни один из нас не успел ничего добавить.
Натянув пальто, я принялась застегивать его столь свирепо, что одна пуговица осталась у меня в руке. Я решила ни с кем не прощаться, чтобы не расплескать свой гнев и возвести из него преграду. Из зеркала на меня глянула особа чернее тучи. Сердце гулко и безжалостно билось под лучшей шерстью от «Либерти». Зачем ему понадобилось приходить к Гертруде и пахнуть так чудесно? Почему он пришел и оказался таким прекрасным? Схватив сумку, я застегнула ее, прижимая локтем.
— Готовы? — спросил Роланд, появляясь в зеркале неясным отражением, опасно прекрасный в свете свечей.
Готова взорваться, подумала я, и мы вышли в ревущую ночь.
Какое-то время мы не разговаривали, если не считать моей фразы:
— У меня тоже «рено». Хорошие машины, не правда ли?
На это Роланд сказал:
— Полагаю, да. Я не знаток автомобилей. Для меня они — средство передвижения из пункта А в пункт Б. Кстати, где расположен Б?
Я сказала, и мы поехали в молчании.
Улицы представляли собой фантастическое зрелище: поваленные ветром или опасно наклонившиеся деревья — очень часто приходилось выбирать обходные пути, объезжая завалы, — множество пожарных машин, куда ни глянь — полицейские. Один или два раза мы видели деревья, проломившие крыши домов. Патни-Коммон выглядел разоренным, заваленный вывернутыми из земли вековыми деревьями, с торчащими к небу корнями, напоминавшими поверженных гигантов.
— Боже мой, — сказала я, внезапно вспомнив о своей главной в жизни роли. — Надеюсь, с Рейчел все в порядке.
— С вашей дочкой?
— С моей дочерью.
— Уверен, что все в порядке. Где она сейчас?
— Ночует у моих друзей.
— Вот как? — сказал он. — Значит, вам нет необходимости возвращаться, чтобы отпустить няньку?
— Я и не говорила, что возвращаюсь из-за этого.
— Вы так сказали Гертруде.
— Откуда вы знаете?
— Потому что она предложила мне отвезти вас домой.
— Неужели?
Молчание.
— Почему именно вам?
Он на секунду оторвал руки от руля, воздев их в жесте «понятия не имею», и искоса взглянул на меня:
— Не спрашивайте, — сказал он. — Я всего лишь пианист…
Я не засмеялась.
Мы проехали Барнс, где буря, видимо, была не такой сильной.
— Похоже, сюда гроза добралась уже выдохшись, — сказал он. — Значит, волнуетесь о дочери?
— Человек никогда не перестает волноваться о своих детях, — сухо сказала я. — Скоро сами почувствуете.
— Вот как? — Роланд осторожно переехал толстую ветку, лежавшую поперек дороги. — Спасибо за предупреждение.
— Не за что.
— Расскажите о ней.
— О ком?
— О вашей дочке.
— Ну, она… э-э-э… — начала я и, представьте, к своему раздражению, не смогла придумать, что сказать. Пожав плечами, я ответила: — Она… это… чудесное создание.
А он, как вам нравится, имел наглость заявить:
— Как ее мама?
Я накрепко закрыла рот.
Когда мы добрались до Мортлейка, я восстановила речевые функции, дабы объяснять Роланду дорогу.
— Нельзя ли проехать мимо дома моей подруги? — попросила я. — Хочу убедиться, что он в целости и сохранности.
— Конечно, можно.
С домом все оказалось в порядке. Он стоял темный, не поврежденный и за исключением слегка взъерошенных розовых кустов совершенно такой же, как всегда.
— Теперь к вам? — уточнил Роланд.
— Да, — коротко ответила я, думая: не приглашай его в дом, что бы ни случилось, не пускай его на порог.
Флоризель-стрит перегородило лишь одно поваленное дерево, которое мы благополучно объехали. Квартал оказался более или менее не тронут. Голые ветви глицинии вяло повисли перед входной дверью, сломанная шпалера часто постукивала в окно эркера. Роланд въехал на пустое парковочное место Уэббов рядом с моей машиной и заглушил мотор.
— О, зачем же, — пискнула я. — Высадите меня и поезжайте.
— Который из домов? — спросил он.
— Этот. — Я указала на усыпанное ветками крыльцо.
Роланд вышел из машины, открыл дверцу с моей стороны, и я попыталась выйти, забыв отстегнуть ремень безопасности. Ремень был снабжен хитрым противоинерционным устройством, и меня буквально притянуло обратно на кресло. Роланд рассмеялся.
— Я думал, вы дока в технике, — сказал он и наклонился ко мне помочь. В смысле, наклонился через меня. Я вдохнула запах его волос и съежилась на сиденье, стараясь избежать прикосновений. Отстегнув ремень, Роланд подал мне руку, на которую я оперлась с наивозможной легкостью и выкарабкалась наружу.
— Ну, спасибо вам огромное, — сказала я, отступив в сторону и пожимая его руку, все еще находившуюся в моей.
— Не за что, — ответил Роланд, открывая калитку.
— До свидания, — попрощалась я на оптимистической ноте, несколько смазанной тем, что Роланд уже шел к крыльцу, а я оставалась на тротуаре.
— Нужно их подвязать, — сказал он, отведя свисающие ветки от двери. — Похоже, глициния не пострадала.
— Хорошо, — весело отозвалась я, роясь в поисках ключей.
— Можно сходить у вас в туалет? — спросил Роланд.
— Что? — похолодела я.
— В ту-а-лет, — повторил он.
— Что? — Я все еще копалась в сумочке, хотя уже нащупала ключи. Они позвякивали у меня, прекрасно имитируя скрежет моих зубов.
— Мне надо пописать, — пояснил он. — Вы не возражаете?
— Ик, — вырвалось у меня. Сердце, этот стыдливый орган, сделало то, о чем рассказывается в книгах, — перевернулось. «Рут, — застучало в висках. — Рут, Рут, Рут».
— Беременные часто писают, — сообщила я.
Эти слова потрясли Роланда — собственно, с этой целью они были сказаны.
— Уф, — сказал он. — Наверное, так и есть.
— Ну ладно, заходите, — открыв дверь, я щелкнула выключателем. Света не было. Тут до меня дошло, что на всей улице нет ни одного освещенного окна и уличные фонари тоже не горят. Единственным источником света служила луна. После ночной бури светило, видимо, решило взять реванш и сияло вовсю.
— У меня в машине есть фонарик, — сказал Роланд и буквально через минуту вернулся с фонарем. Я, не успев опомниться и сообразить, что делать дальше, так и стояла в коридоре.
— Вверх по лестнице, первая дверь налево, — наконец произнесла я, перешла на кухню и снова машинально щелкнула выключателем. В темноте раздалось ворчание Брайана — его обычное приветствие. Забыв о благоразумии, я нашарила спички и пошла с коробком в гостиную, где стояла старая масляная лампа — моя любимая медная вещица. Обычно я пользовалась лампой во время вечеринок, там еще оставалось масло после Хеллоуина, устроенного для подружек Рейчел. Говоря «забыв о благоразумии», я имею в виду, что розовый стеклянный абажур лампы рассеивал прелестный мягкий свет, весьма способствующий созданию романтической атмосферы и совершенно не подходивший для прощания с таким красавцем, как Роланд. Даже если он чей-то муж, даже если его жена беременна…
Не сняв пальто, я зажгла фитиль. Комната тут же наполнилась нежно-розовым свечением. Послышался звук сливаемой воды, и на лестнице замелькал луч фонарика. Вскоре Роланд вошел в комнату.
— Как красиво, — произнес он как-то слишком нежно.
Я оглядела стены, занавески и немногочисленную мебель.
— Да, действительно, — поддержала я гостя.
— Я не это имел в виду, — сообщил он.
— Ик! — снова вырвалось у меня.
Мысли мои путались. Пока я выбирала между приступом икоты, тем, чтобы вывалить содержимое желудка на его туфли, и даже еще более чудовищными вещами, Роланд подошел, обнял меня за плечи и сказал:
— Я хотел бы сделать то, о чем мечтаю весь вечер.
И поцеловал меня, продолжавшую икать. Причем чересчур активно использовал язык. Или недостаточно активно? Я не совсем уверена.
— Рут, — пробормотала я сквозь жадный поцелуй.
— Забудь об этом[38], — проговорил он.
У меня не осталось сил сопротивляться, мышцы ослабли, веки склеились. Возникла глупейшая мысль, что если продолжать целоваться, не открывая глаз, все останется лишь в воображении. Поэтому я держала веки сомкнутыми очень долгое время. Ощутив очень нежное, теплое поглаживание по задней стороне икры, я несколько отстраненно удивилась, как Роланд исхитрился туда дотянуться. Это продолжалось довольно долго (как и поцелуй), пока я не поняла, что ноги касается мягкий мех, не имеющий ничего общего с мужской щетиной. Наконец до меня дошло, что это проклятый Брайан в непривычно прекрасном настроении крутился под ногами, тихонько поскуливая. Я отстранилась — с большой неохотой — и выдохнула:
— Это собака.
— Знаю, — шепнул Роланд, и я почувствовала, как он отвесил Брайану деликатный, но довольно внушительный пинок.
Я по-прежнему не открывала глаза, зная, что волшебство рассеется, едва я это сделаю. Что я увижу? Женатого мужчину, который скоро станет папашей. С закрытыми же глазами Роланд оставался лишь чувственным наслаждением. Поэтому поцелуй длился упоительно долго, прежде чем Роланд чуть отстранился.
— М-м-м, — обнимая меня за плечи, он посмотрел вниз, на что-то у наших ног. — Лучший друг женщины, похоже, кое-что припас для хозяйки.
Глазами, блестевшими от желания, которое невозможно было скрыть, я тоже посмотрела вниз. Недавняя икота не шла ни в какое сравнение с мощным, леденящим кровь криком, который я испустила. Леденящий кровь — самый уместный эпитет. Брайан лежал почти так же безжизненно, как обычно, с одной лишь разницей — его хвост, вместо того чтобы понуро свисать, был горделиво поднят вверх. Причину сей невероятной активности пес сжимал в челюстях.
Булстрод, мертвый, как ископаемая птица дронт, безжизненно-вялый, с остекленевшими глазами, свисал из слюнявой песьей пасти.
Булстрод!!