Соль под кожей. Том первый

Глава тридцатая: Данте

Глава тридцатая: Данте

Прошлое

— Это все?

Совещание закончилось несколько минут назад, но я только сейчас замечаю, что не один в огромном пустом зале, где еще воняет жаркими спорами и истерикой, которую устроила начальник отдела маркетинга. Ей почему-то очень не понравилось отвечать на мои неудобные вопросы, хотя на вопрос, когда она получала премию в последний раз (каждый месяц, на протяжение всего последнего года), она точно могла бы ответить.

— Валерия? Ты еще тут? — Я на минуту отвлекаюсь от переписки и бросаю на нее мимолетный взгляд. — Какие-то вопросы? Если это не важно — у моего секретаря можно оставить…

— Ты не в порядке, Дима.

В последнее время меня никто не называет просто по имени. Некому стало это делать.

— Дмитрий Александрович, Валерия, или можете на хуй увольняться, если не готовы соблюдать субординацию.

Снова погружаюсь в переписку одновременно с двумя симпатичными цыпочками. Одну зовут Карина и у нее настолько жгучая восточная внешность, что впервые в жизни моя сексуальная фантазия работает на полную катушку. Другая, Александра, милашка в круглых а ля «Гарри Поттер» очках, прилизанная, строгая канцелярская мышь, но чрезвычайно острая на язык. Переписка с ней чем-то напоминает наши с Валерией разговоры из тех времен, когда я мог набрать ее посреди ночи и нарваться на поток сонных проклятий.

Когда это было?

За окном снежно, нас уже вторую неделю беспощадно штурмуют метели и двадцатиградусные морозы, абсолютно несвойственные для наших широт. Тогда тоже шел снег, но жидкий и едва заметный.

Год прошел.

Надо же.

— То, что я на тебя работаю, Дмитрий Александрович, — демонстративно грызет мое имя по слогам, — не дает тебе право разговаривать со мной таким тоном.

— Пока я вам плачу, Валерия Дмитриевна, — кривляю ее стиль, — я буду делать все, что захочу.

— Типа, ты всратое богатое дерьмо и поэтому тебе все можно?

— Типа, да.

Я назначаю свидание Карине на восемнадцать тридцать, но предупреждаю заранее, что у меня самолет в девять вечера, поэтому я буду вынужден покинуть ее в двадцать ноль ноль даже если она решит пригласить меня к себе на чай. И тут же пишу Александре, что взял билеты на поздний сеанс в кино, на двадцать один сорок, и раз завтра целая заслуженная суббота, то после сеанса я отведу ее в одно милое заведение, которое работает «до последнего клиента». Не уверен, что даже эти ухищрения помогут мне раскрутить ее на секс, но так же уверен, что хочу оставить знойную Карину на десерт.

Я так увлекаюсь перемалыванием мыслей о предстоящих похождениях, что не замечаю, как Валерия оказывается рядом. Вырастает буквально передо мной, забирает телефон и делает с ним какие-то манипуляции. Бесполезно пытаться отобрать назад свою игрушку — она достаточно окрепла, чтобы, по потребности, зарядить мне в зубы. Поэтому просто складываю ладони домиком и молча жду, что она выкинет на этот раз.

— Вот, теперь вас ничего не отвлекает, Дмитрий Александрович, и вы, наконец, обратите на меня свое драгоценное внимание.

Она сделала скриншоты из чатов переписок и отправила их девушкам: Карине — мою переписку с Сашей, а Саше — наш с Кариной бессмысленный чес. Естественно, обе тут же заваливают меня шквалом вопросов, матов и вопросительных знаков.

Зол ли я? Нет.

Расстроен ли, что мои планы на драйвовый вечер пошли по пизде? Да вообще по фигу.

Пишу обеим «Иди на хуй», и без сожаления удаляю обе переписки с полной блокировкой контактов. Если подытожить, то мое отношение к случившемуся можно охарактеризовать фразой всем известного кота из старого мультика: «Да у меня этого гуталину — ну просто завались!»

В последнее время, поток женщин в моей жизни можно смело назвать бесперебойным конвейером. Бывают дни, когда я обедаю у одной, ночую у другой, а просыпаюсь — с третьей. Причем не факт, что я до конца не путаюсь в их именах, поэтому давно взял за правило называть своих тёлок «куклами, сосками и сучками».

Единственная женщина, чье имя я помню — это Валерия.

Но я с ней и не трахаюсь, так что все закономерно.

— Что? — Валерия не понимает причину моей расслабленной улыбки, с которой оцениваю ее с ног до головы.

Сегодня на ней строгая «двойка» с брюками-дудочками, которые до неприличия ластятся к ее мускулистым ногам. Спортивную фигуру, над которой старательно пашут с тяжелыми весами четыре раза в неделю, не скрыть даже за совершенно асексуальным деловым стилем.

— Раздумываю, как мне озаглавить этот манифест и какое дисциплинарное взыскание применить, чтобы ты впредь даже не думала…

— Избавлю тебя от тяжелых мыслительных усилий, — перебивает она. Берет ручку и бумагу с каря стола, наспех царапает пару строчек и кладет передо мной. — Я увольняюсь, шутов. Ебись оно все конем.

Пока я разглядываю ее «Иди ты на хуй вместе со своим дисциплинарным взысканием!!!», написанное неопрятным почерком поперек всего листа, Валерия успевает дойти до двери.

— Лори, я за тобой не побегу, — пытаюсь остановить ее от очевидной ошибки.

— Да, я в курсе. Мне все равно.

Она не хлопает дверью, но ее уход почему-то все равно меня оглушает. Перечитываю ее ноту протеста снова и снова, как будто от этого мне откроется истинный тайный смысл короткой категоричной фразы.

А еще через час, который я провожу тупо таращась в потолок, раздается вкрадчивый стук в дверь и на пороге появляется очкастая новенькая из отдела кадров. Так и жмется у входа, пока не рявкаю, чтобы уже шевелила жопой либо сюда, либо обратно.

— Ван дер Виндт просила передать вам лично в руки.

Охуеть.

Она действительно написала заявление на увольнение. Оформленное в отделе кадров по всем правилам, со всеми необходимыми оговорками — отказом отработать две положенных недели, отказом от выплаты компенсации за отпуск, а также отсутствием претензий на рекомендацию для следующего работодателя. И на этот раз никаких непонятных кривых загогулин — только ровные, чётко выведенные аккуратные буквы, строчка к строчке.

— Она совсем что ли охренела?! — завожусь с места в карьер. Зверею за секунды.

Вылетаю в коридор. Оттуда — до лифта. И только случайно слышу непонятный писк в спину от очкастой девчонки:

— Валерия Дмитриевна уехала минут десять назад. Сказала, что вы в курсе и сами ее отпустили.

Я выхожу на улицы, прыгаю в машину и мчусь к ней.

Прошло два года с тех пор, как купил эту квартиру и можно смело сказать, что она давно отработала каждую копейку, но ключи от всех дверей у меня до сих пор при себе — висят на отдельной связке вместе с маленьким брелоком в форме половинки кекса, который Валерия подарила на мой День рождения в прошлом году. В этом я даже не помню, приглашал ли ее и виделись ли мы в тот день и вообще — в том месяце. Меня даже слегка подергивает совесть, когда открываю своим ключом дверь ее квартиры, надеясь застать врасплох.

Но там пусто.

Куда бы Валерия не отправилась прямиком из офиса, но явно не сюда. Хотя, может, торчит в пробках? Звоню Хмельницкому, чтобы уточнить, нет ли у них сегодня тренировки.

— Ты там совсем мозги что ли проебал, Шутов? — со свойственной ему прямолинейностью, интересуется Хмель. — Она уже полгода сама по себе. Я научил эту девочку всему, что знал. А «бикинистку» из нее делать я не нанимался.

Полгода?

Я заглядываю в телефон, нахожу нашу переписку, но последние сообщения датированы еще апрелем, а сейчас уже февраль. Нахожу входящие и исходящие звонки, но там ее номера вообще не найти — так давно я его набирал.

Делаю это сейчас, но она не берет трубку, а потом, когда наяриваю снова и снова, просто блокирует мой номер, потому что все попытки дозвона обрываются короткими бессмысленными гудками.

— Ладно, красавица моя, — говорю, обращаясь к висящей на стене страшной африканкой маске, — подожду тебя здесь. Спать-то ты наверняка приползешь.

Проходит еще минут десять тотальной тишины. И щелчки настенных часов начинают раздражать мой непривыкший к такому аудио-молчанию слух. Включаю телевизор, ютуб — и наобум первое, что лезет в рекомендациях. Валерия слушает всякое американское старье и еще джаз, так что тягучий голос Эми Уайнхаус вполне устраивает и меня тоже. Делаю рейд на кухню, чтобы сварить себе кофе. Открываю ящик и присвистываю, потому что внутри нет абсолютно ничего, кроме пары чашек. Никакого чая или даже намека на сахар, хотя, насколько я помню, Валерия давно перешла на заменитель. Но пофигу — ящик-то почему пустой?

Внутри царапает первое нехорошее подозрение, и оно становится только крепче, когда ровно такую же картину я нахожу и в холодильнике. Он пустой. И судя по неработающим датчикам и отсутствию холода внутри — отключен. Пустой, чистый холодильник. У меня дома примерно та же картина, справедливости ради, но я точно не вырубаю его от сети, блять.

Иду в спальню, распахиваю шкаф, потом — комод, следом — антресоли.

Везде пусто, не считая пары вешалок и нескольких пакетиков с шариками геля в тумбе, где обычно хранят постельное белье.

В ванной та же картина — ничего вообще нет, не считая идеальной, я бы даже сказал — хирургической чистоты везде.

Я делаю еще одну экскурсию по квартире, и единственная мысль, котороая возникает у меня в конце — какого хера я сразу не понял, что здесь никто не живет? Причем, судя по слою пыли на подоконниках (с оглядкой на идеальную чистоту в остальном) — не живет уже довольно давно.

Попытка дозвониться до Валерии снова проваливается. Я реально торчу у нее в блоке. Пытаюсь написать на рабочую почту, но что это даст? Даже если Валерия прочитает сообщения — это никак не обязывает ее отвечать. С сообщениями та же история— они просто «висят» в вакууме. У меня есть ее номер в другом популярном мессенджере, но я так давно туда не писал, что даже не удивляюсь, когда и там все «вылизано» — никаких сообщений, скрытый ник, отсутствие даты последнего визита. Она, блять, давно все это сделала или успела пока я тут валял дурака?

— Хорошо, Лори, значит, поиграю в твое «Ну, погоди», — бурчу себе под нос, набираю номер своего главного умельца и без приветствия выдаю ценные указания: — Кулибин, мне нужно найти одного человека.

— Вообще-то я Петров, — обиженно мямлит голос на другом конце связи.

Жаль, что не могу до него дотянуться, а то бы уебал разок, чтобы не был таким правильно сделанным.

— Валерия Дмитриевна Ван дер Виндт…

Я сливаю ему номер ее тачки, потому что сам помогал ее регистрировать, ее идентификационный код, код ID-карты, права. Все, что знаю, потому что эта информация проходила через мои руки. Если Валерия действительно придумала от меня сбежать, то за эти два года она из умницы-красавицы деградировала обратно в дуру. Только теперь красивую и жопастую дуру, что не отменяет сути ее абсолютно идиотской выходки.

— Завтра… — пытается сказать Петров, но я громко посылаю его на хуй.

— Полчаса тебе даю. Час — максимум. Или ты на хер уволен, понял?!

— Дмитрий Александрович… это же не…!

— Время пошло.

И пока он там выпрыгивает из штанов, рискуя остаться без хорошего денежного довольствия, я пытаюсь восстановить дыхание, потому что в груди снова адски жжет. Распахиваю настежь окно и сдыхаю морозный воздух, пытаясь одновременно проанализировать, какого черта вообще происходит. И чего меня так плющит из-за ее побега. Да эта прибацанная мне вообще никто! Ни жена, ни сестра, и член я в нее тоже не совал. Хотя последнее, как показала жизнь, работает как раз в обратную сторону. А о Лори я до сегодняшнего дня вообще почти не вспоминал, да и то только когда натыкался на ее имя в каких-то документах.

Мой взгляд падает вниз и перед глазами плывет.

Накатывает такое сильное головокружение, что от окна отлетаю буквально пулей.

Черт.

Черт!

Я никогда не боялся высоты. Всегда запросто прыгал с вертолета, когда катал сёрфил, обожал сам пилотировать, и всегда снимал пентхаусы в самых высоких отелях мира. Но все в одночасье изменилось после того дня.

Я забиваюсь в угол, потому что мне нужны две этих проклятых стены, чтобы не дать мне развалиться на части.

В памяти мелькают ярко-красные следы на мокрой брусчатке.

Растрепанные волосы.

Бледное, умиротворенное лицо Алины.

— Убирайся на хер из моей головы! — стучу себя по вискам, но это не приносит результата.

Чем больше времени проходит — тем больше пространства в моем сознании занимает Алина. Теперь она там почти полноправная хозяйка. Живет и властвует, смотрит с укором на все мои попытки продолжать жить без нее. Стала похожей на распятого на кресте невинно осужденного. Иногда я даже начинаю слышать ее голос, и в такие моменты не спасают ни снотворные, ни антидепрессанты.

— Пошла на хуй, слышишь! — ору ее полупрозрачной фигуре, которая как раз обустроилась на диване Валерии. — Что тебе от меня нужно?!

Она просто молчит и улыбается.

А самое хуевое — я не могу прогнать ее, как раньше. И сам свалить не могу, хотя пытался убежать от прошлого почти на край мира.

Невозможно убежать от того, что гните внутри тебя самого.

Единственное мое спасение — курево.

Я думал, что стал много курить, когда мы с Алиной попытались возродить отношения, но на самом деле это было просто баловством по сравнению с тем, сколько сигарет я выкуриваю за день сейчас. Из-за этого дважды пропустил визит к доктору, и уже получил от него сдержанное, но гневное напоминание. А я, блять, просто не знаю, чем оправдать свое явно ухудшившееся состояние. Типа, я слабак и снова все проебал?

Когда первая волна боли сходит, снова пытаюсь дозвониться до Валерии, уже почти ни на что не надеясь. И снова в пустую. Из-за чего все началось хоть? Верчу в памяти нашу перепалку и в конце концов нахожу отправную точку — Валерия честно сказала, что я не в порядке. А в этом мире не так много людей, способных бросить мне в лицу такую дичь.

Моя русалка осмелела с тех пор, как отрезала рыбий хвост, отрастив взамен пару пиздатых ног. Они были такими уже год назад, а как сейчас? Что вообще с ней происходило за этот год? Я ни хера не знаю о женщине, которая, как мне когда-то показалось, могла бы исцелить меня от самого себя.

В перерывах между моими обсессивно-компульсивными попытками дозвониться до Валерии, поступает входящий от Петрова.

— Тачка с таким номером зарегистрирована на имя Бурковского Сергея Сергеевича, уже три месяца как. По паспорту и коду нарыл три банковских счета.

— Скинь мне выписки.

— Уже, на рабочее «мыло».

Значит, и машину она тоже продала. Избавилась от всех моих подарков в лучших традициях театрального разрыва отношений. Фигня в том, что, судя по датам, Валерия сделала это уже давно. Как будто готовилась свалить с орбиты моей жизни и только искала подходящий повод, который я сегодня так «любезно» предоставил.

Я пересматриваю выписки по картам. На одной, судя по движению денег, «висят» всякие постоянные интернет-платежи — за приложения в телефоне, оплата интернета. Абонплата за спортзал. В названии получателя есть только название сети, но у них всего три зала. Они разбросаны по всему городу, но у меня есть сумма, а она не меняется на протяжение всех трех месяцев. Вбиваю в поисковик название фитнеса, захожу на официальный сайт, нахожу прайс и вуаля — ровно столько стоит безлимитный вечерний абонемент, с пятнадцати до двадцати двух. Работает (точнее, работала) Валерия до семи и никогда не была поймана за нарушением служебной дисциплины, значит, ловить ее можно в промежутке с шести до десяти.

Вторая карта — та, на которую она получает официальную зарплату. Отсюда Валерия просто снимает наличку и разбрасывает деньги на другие счета.

Третья — виртуальная, привязан к телефону. Если верить выписке — Валерия рассчитывалась ей час назад в домашней пекарне, которая в квартале от Набережной. Этих как раз полно по всему городу, так что вряд ли бы она стала ехать нарочно за хлебом и булочками к черту на рога. Значит, где-то там и живет. Это заметно сужает круг поиска, но все равно почти то же самое, что искать иголку в стоге снега.

Для всех, кроме меня.

Еще один звонок одному старому должнику из коммунальной службы и через десять минут у меня есть номера всех домов в том районе и списки жильцов. Тут есть две новостройки, одна из которых введена в эксплуатацию четыре месяца назад и половина квартир там до сих пор пустует. Валерия наверняка поселилась там. Она пахала как лошадь, получала за это приличную плату, так что наверняка накопила на первый взнос за «однушку» — вряд ли в одиночку могла потянуть больше. Хотя…

Да с чего я вообще решил, что она до сих пор ведет монашеский образ жизни, если только что с удивлением для себя выяснил, что почти на год выпустил ее из поля зрения.

Перебираю список квартир, и вот она — на третьем листе. Действительно, однокомнатная квартира на седьмом этаже.

Я сразу еду туда, отмечаю, что там нет закрытого въезда и мне это почему-то вообще не нравится. Оставляю машину около подъезда, в дом попадаю вообще без проблем, потому что видеодомофон еще не подключен. Поднимаюсь на нужный этаж, до двери с номером «124». Нажимаю на звонок. Дважды для верности или просто от нетерпения?

Она открывает дверь и вместо удивления сует мне под нос телефон, со включенным таймером.

— Четыре часа и двадцать семь минут, — комментирует на тот случай, если я вдруг не успел рассмотреть.

— Ну и как, я уложился в ГОСТ?

— Я дала тебе фору в пять часов, но в уме держала три. Так что ты почти не разочаровал. А теперь — иди на хер.

Она пытается закрыть дверь у меня перед носом, но я успеваю воткнуть ногу в просвет и несильно отталкиваю Валерию внутрь. Захожу, закрываюсь на защелку, сбрасываю пальто прямо на пол, потому что в упор не вижу ни вешалки, ни того, что могло бы выполнять ее функции.

— Я не приглашала тебя в гости, Дима.

— А я как Винни-Пух — без приглашения и со свиньей, — корчу ехидную рожу и пока она не совсем пришла в себя, топаю вглубь ее владений. — Кстати, ты явно переплатила за эту конуру пару лишних «косарей» — территория не огорожена, домофон не работает, нет никакого наружного видеонаблюдения. Готов биться об заклад, что стрёмные ребята уже взяли на прицел ваш подземный гараж.

— И как я выживала без твоих ценных советов — ума не приложу.

Она не обгоняет, спокойно идет сзади, пока я совершаю короткий променад по ее новому жилищу. Одна просторная комната, сдвоенная ванна с душевой — судя по звуку, дешевый пластик, хотя выглядит пристойно. И небольшая кухня. Зато «красивый» вид на еще один незаконченный корпус. Когда все будет готово — вид станет лучше, если только очень нравится смотреть на чужие сохнущие трусы и лифчики.

— Ну и какая причина этого манифеста самостоятельности? — не могу удержаться и не подколоть ее.

— У меня развилась внезапная агорофобия — слишком много для меня одной целых шестьдесят квадратных метров.

— Угу. А теперь попытка номер два и постарайся быть убедительнее.

— Мне это не по карману.

— Пиздишь. Счета за комуналку оплачивает фирма.

Валерия только слегка вздергивает брови вверх.

Очень, мать его, хреновый сигнал. Я жду объяснений, но она явно с ними не торопится. Начинаю ковыряться в памяти, когда мне в последний раз приносили расчеты на проверку. Несколько месяцев назад? Я, блять, ни хера не помню!

— Кофе будешь? Но предупреждаю — у меня обычный, не эти твои любимые сорта, высраные ангоровымими макаками.

— Никогда ничего такого не пил.

— Шутов… Шутов…

Она уже не выглядит ни злой, ни обиженной.

Ведет себя как понимающая и всепрощающая, и от этого еще хуже. Но я послушно иду за ней на кухню, где из всей мебели — маленький диванчик на двоих и раскладной дачный стол из дешевого, крашенного под древесину, пластика.

— Почему ты не сказала, что тебе перестали оплачивать счета?

Валерия закидывает кофе в керамическую турку, добавляет туда какие-то толченые специи, помешивает на маленьком огне.

— Я написала тебе на рабочую почту.

— Не правда, я бы точно увидел!

—Я написала тебе три письма. Ни на одно ты так и не ответил.

— Наверное, попали в спам. — Хотя я представляю, насколько жалко выгляжу, пытаясь оправдать свои очевидные косяки. — Почему не перезвонила? Не пришла лично?! Мы с тобой не просто…

Я замолкаю, стреноженный ее взглядом в упор.

Она приходила, и наверняка я точно так же послал ее на хер, как сегодня. Возможно, в более мягкой форме или наоборот. Может это случилось не раз и не два, а сегодняшний «посыл» окончательно переполнил чашу ее терпения.

Самое херовое, что мне ссыкотно спросить, сколько времени я проебал впустую. Точнее, я знаю хронометраж, но ни хрена не помню, как конкретно мы пересекались с ней на этом отрезке. Хотя я впахивал как сука, приумножил капитал и даже вернул вспять времена, когда мне было по приколу трахать все, что шевелится. Правда, никакого вкуса в этом уже не осталось, только чисто механический процесс и легкое подергивание в паху, когда раскручивал на секс очередную «нетакуську». Завел себе целый список вызовов — секс на первом свидании, трахнуть девственницу на третьем, выебать замужнюю телку в койке, где она трахается с мужем и прочая дичь. Я закрыл его почти полностью, не считая пунктов с полной дичью.

«А чем ты жила все это время?» — мысленно спрашиваю Валерию, пока она сторожит кофе, чтобы не убежал.

— Ты должна вернуться, Лори. — Голос предательски хрипит, как будто я крепко простужен. Хотя, может быть — горло и правда уже несколько дней побаливает и, кажется, есть небольшая температура.

Дожился.

В моей жизни столько бабла, что можно каждый день менять тачки и мне хватит на целый год таких развлечений, а на сдачу снимать шлюх и трахать их в самых дорогих отелях мира. Но нет ни единой живой души, которой было бы не по хер на мое здоровье или что я ел на завтрак и завтракал ли вообще.

— Тебе нужна помощь, Дим. — Валерия ставит передо мной чашку со свежезаваренным кофе.

В той квартире у нее был целый фарфоровый сервис для таких церемоний, а здесь только пара копеечных чашек из чайных наборов, которые она наполняет кофе только на треть.

— Я в порядке. Вернись на работу. Сделаем вид, что ты не писала никаких заявлений, а я не видел то, что ты не могла написать.

Кофе на вкус и правда так себе, но все-таки немного бодрит. Чтобы хоть как-то перебить его едкую горечь, тянусь за сигаретой. Валерия тут же обирает и ее, и всю пачку. Мнет, ломает и выбрасывает в ведро. Пытается отвоевать зажигалку, но я демонстративно тычу ей под нос гравировку на одной из граней: «Любимому дымоходу от его спички. А.Л.»

— Она ни хера тебя не любила, если подарила тебе это дерьмо, — сквозь зубы шипит Валерия.

— Когда ты успела стать великим знатоком отношений? — Знаю, что не стоит заедаться, но взвинчиваюсь с полоборота.

— В перерывах, пока ходила туда, куда ты меня посылал.

— В следующий раз выберу маршрут поинтереснее, чтобы с полосой препятствий, крокодилами и волчьими ямами.

— Следующего раза не будет, Шутов — я уволилась, и меня в этой гребаной жизни больше ни хера с тобой не связывает. Так что допивай мой дерьмовый кофе и уёбывай на все четыре стороны!

Она явно хочет бросить еще одну убийственную гадость в качестве последней жирной точки, но раздумывает.

Что я творю?

Я же пришел разобраться в чем дело. Ну вот, разобрался, решил, что должен все исправить, но вместо того, чтобы сгладить острые углы — окончательно все испортил.

Пока меня болтает из раскаяния в желание послать ее снова, Валерия хмурится, протягивает руку. Хочет пощупать мой лоб, но я нервно отбрасываю ее руку, встаю и достаю сигареты из потайного кармана. Прикуриваю от газовой плиты. Демонстративно, зная, что Валерия следит за каждым моим шагом.

— У тебя температура… кажется.

— Спасибо, мамочка, — кривляюсь, но сам не понимаю, зачем. — Может, сделаешь мне чай с малиновым вареньем и дашь вкусное лекарство от всех болезней?

— Дим, прекрати, пожалуйста. Это не шутки. Когда ты в последний раз был у Павлова?

Я слышу искреннее беспокойство в ее голосе, но упоминание моего лечащего врача сводит на нет внезапно вспыхнувшее тепло в груди.

— А вот это что-то новенькое… — Затягиваюсь, подхожу ближе и выпускаю дым ей в лицо, прекрасно зная, что Валерия терпеть не может курильщиков. Кажется, только благодаря ее постоянному бубнежу, парочка моих сотрудников окончательно искоренили в себе эту вредную привычку. — Я, может, и выпал в анабиоз на чертову кучу времени, но не до такой же степени, чтобы не помнить, что не посвящал тебя в содержание моей медицинской карты. И тем более не знакомил со своим лечащим врачом.

Она сглатывает. Старается не подать виду, но сдержанности ей еще учиться и учиться.

Но ей хотя бы хватает смелости не пятиться, когда напираю на нее и практически расплющиваю своей грудью. Странно, как я раньше не замечал насколько она мелкая — до подбородка едва достает, хотя при этом в моей голове ее образ никак не связан с чем-то хрупким, чем-то, что можно легко сломать.

— Рылась в моих личных вещах, Гарина?

Она крепко жмурится, как будто я сделала самое страшное, что вообще можно сделать.

— Уходи, Шутов, — пытается отвести взгляд, но я хватаю ее за подбородок и заставляю смотреть прямо на меня. — Я нигде не рылась, чтоб тебя!

— Помнишь девятое правило, Гарина? Если тебя застукали с доказательствами — говори правду, потому что ты не можешь знать наверняка, знает ее твой оппонент или нет.

— Ты не помнишь, да? — Она вдруг прищуривается, становясь похожей на смертельно ядовитую змею, и теперь уже мне не по себе от такой разительной молниеносной трансформации. — Не помнишь, как я забирала тебя из какого-то притона, как ты заблевал мне всю машину, как требовал отвезти тебя к Алине, потому что вы не успели договорить?

Я одергиваюсь от нее всем телом, и мы, как в хорошем запутанном детективе, меняемся местами. Теперь она — плохой полицейский, а я застуканная с поличным шпана, загнанная в угол и совершенно беспомощная.

— Ты не помнишь. — Валерия кивает, отбирает у меня сигарету и к полному моему охуеванию, спокойно и, блять, профессионально затягивается. Правда, тут же тушит ее об циферблат моих часов, стоимость которых, конечно же, ей прекрасно известна. — И как потом я привезла тебя домой, два часа отмывала в душе, отпаивала всякой медицинской дрянью, потому что ты едва не подыхал у меня на руках.

Ее хлесткие слова похожи на широкие рваные мазки кистью, которые постепенно раскрашивают картину моего нелицеприятного прошлого.

В тот вечер я был реально в говно. Со смерти Алины прошло уже несколько месяцев, а я как будто заледенел внутри и совсем ничего не чувствовал. Единственное, на что вообще был способен — сохранить ее в памяти еще живой. Долго выковыривал наши с ней самые счастливые моменты, ее улыбку, смех, как она мягко прижималась ко мне во мне, каждое глупое сообщение без причины, в котором объяснялась в любви. Но сколько бы ни копался — перед глазами была только та бесконечная ночь, бледное лицо, в странной росписи из капелек крови и навеки остекленевшие распахнутые глаза. А еще — улыбка. До боли наивная, счастливая. Как будто в свою последнюю секунду, Алина, наконец, обрела покой.

Где-то в другом мире.

Где-то там. Где я уже никогда не смог бы ее достать, чтобы снова причинить боль.

Ведь это я ее убил, даже если не стоял сзади и не нашептывал на ухо, что нужно сделать, чтобы весь этот кошмар, наконец, закончился.

Сейчас я хорошо помню, что в тот день проснулся с четким осознанием собственной вины. Открыла глаза, встал, почистил зубы, но фраза «Ты виноват» на репите вертелась в голове без остановки. И я не придумал ничего лучше, чем заглушить ее вместе с собой. Вырубить питание во всей машине, раз не получилось отключить «верхний этаж».

Где меня носило — наверное, не вспомню уже никогда. Были какие-то левые люди, тупые бабы, курево, бухло, громкая тупая музыка, скорость и ветер в ушах. А потом кто-то схватил меня за руку и потащил на свет из темноты, хотя я брыкался и сучил ногами, как маленький ребенок.

— Как ты нашла меня?

— Ты сам позвонил. Сказал, что тебе хреново, просил прощения, что не приехал в аэропорт.

— А ты… приехала?

Валерия безразлично пожимает плечами и сухо бросает, что теперь это не имеет никакого значения.

Думаю, она приехала. Собрала большой чемодан вещей, красивые купальники, модные женские штучки.

— Когда тебе стало немного лучше, ты попросил сделать пару звонков. Сказал код от телефона. Медсестра из больницы позвонила как раз когда он был у меня в руках. Я ничего не искала намеренно, если для тебя это принципиальный вопрос. Так получилось. Ну а потом я сама перезвонила Павлову, представилась твоей невестой, сказала парочку фактов, которые сделали мою ложь убедительной, разыграла встревоженную влюбленную девочку, надавила на жалость, чтобы расположить к себе.

— Все, как я учил. Прям гордость берет.

Она оставляет мою иронию без внимания. Осторожно проводит ладонью по моей груди, забирается под пиджак, выуживает припрятанные сигареты и отправляет их следом за предыдущей пачкой.

— И он вот так просто все тебе вывалил?

— Нет, я предложила увидеться и поговорить. Прохоров сказал, что я могу заехать в клинику, он освободит для меня место. Я приехала с уже «подготовленным» заплаканным лицом. Если тебя беспокоит вопрос его профпригодности, то поверь — он сопротивлялся больше, чем это сделал бы любой другой врач на его месте.

— Да я понял, понял.

Демонстративно набираю номер приемной Прохорова, сообщаю его секретарше, что он уволен и я больше не их клиент.

— Чувствуешь себя героем? — интересуется Валерия, следя за мной в прихожую.

— Нет, просто сваливаю от тупой тёлки, которая не уважает мое право на личную жизнь.

— Потому что мне не все равно, что с тобой происходит.

— Нет, блять, потому что ты возомнила себя Жанной д’Арк — мученицей за чужие грехи!

Злость во мне закипает так внезапно, что на мгновение темнеет в глазах, а уши наполняются противным навязчивым звоном. Делать вид, что я в порядке, все сложнее, особенно когда Валерия пытается загородить мне выход.

— Отвали, — оттаскиваю ее за плечо.

— У тебя температура, Шутов. Ради бога, дай мне просто позаботиться о тебе, а потом убирайся на все четыре стороны и больше никогда не возвращайся!

Я снова грубо отодвигаю ее в сторону, и на этот раз Валерия дает мне уйти.

Из машины набираю первый же номер из своей телефонной книги. На том конце связи какой-то не очень свежий женский голос на фоне грохочущей музыки. Сначала меня обкладывают трехэтажным матом, потом начинаются слезы, и на этом я прощаюсь. Следующая по списку тоже в дрова. И третья, блять, тоже!

Сука!

Сегодня точно не мой день.

И температура, кажется, действительно есть.