Солярис

Глава 23

Я сидела на залитой солнцем пристани. С трудом, но мне всё же удалось отыскать место окутанное тенью и прохладой. Это была тонкая дорожка, толщиной не более метра, с одной стороны примыкающая к высокой городской стене, а с другой — оканчивающаяся водной гладью.

Я расстелила пятнистое покрывало на холодной уличной плитке, плюхнулась сверху и откинулась спиной на белёсую стену. А затем весь следующий час провела за переписыванием конспекта по архитектуре девятнадцатого века. Когда голова стала пухнуть от объёма новой информации, а рука затекать от безостановочной писанины, я отложила учебник в сторону и посмотрела на рыболовные суденышки, мирно покачивающиеся на волнах.

Это место было наполнено покоем, тем, что за последние десять дней так и не настал в моей душе. Я думала, что смогу забыть об Алеке, но его образ всплывал у меня в голове каждый раз, как я закрывала глаза. Казалось бы, разлука должна охладить мои чувства, но она лишь распаляла их. Мне очень его не хватало.

Я сделала глубокий вдох и подтянула колени к груди, мысленно возвращаясь к своему первому телефонному разговору с Линой. Подруга связалась со мной в день моего приезда, часов в одиннадцать вечера, благо часовой пояс у нас был одинаковый, и рассказала довольно волнующую историю.

Так получилось, что её предположения насчёт Алека подтвердились. Он и вправду меня искал.

Я, конечно, догадывалась об этом по тринадцати пропущенным вызовам. Но надеялась, что приятель остановится на звонках. Я ошиблась.

Когда уроки закончились, и Лина с Ингой отправились в «La Palette», на выходе из школы они столкнулись с моим парнем. Точнее, бывшим парнем. Если верить словам подруги, тот выглядел взъерошенным и уставшим, словно не спал всю ночь.

— Он приезжал к школе утром, — начала Лина — но не увидел тебя, поэтому решил попытать счастье после уроков.

— Что ему было нужно? — плотно сжав челюсть, спросила я.

— Ты, — последовал короткий ответ.

— Ты сказала, что я уехала из города?

— Да, но как ты и просила, я не сказала куда.

— Как он отреагировал? — непроизвольно вырвалось у меня, отчего я дала себе мысленный подзатыльник. Мне не должно быть до этого дела.

— Не поверишь, разозлился.

— Ого.

— Да, если честно, я думала, что он расстроится или просто удивится. Но он, казалось, был вне себя от злости.

— На меня?

— Сомневаюсь. Скорее на себя, за то, что допустил это.

— Нечего было скрывать свою невесту, тогда бы может я и не уехала.

Лина промолчала. Мне показалось, что она очень хочет возразить, но сдерживается.

Несомненно, в арсенале у подруги было много противоречащих доводов, с большей частью которых мне волей-неволей пришлось бы согласиться, но я была не совсем в том настроении, чтобы выслушивать моральные лекции на тему своего побега из Соляриса. Поэтому я попросту продолжила наш разговор, стараясь отвлечь внимание Лины от своих последних слов.

— Ладно, он что-то еще сказал? — просто спросила я.

— Спросил, когда ты вернёшься.

— Но ты…

— Ответила, как ты и просила, — поспешила убедить меня подруга.

— Дай угадаю, он разозлился еще больше?

— Так и есть.

— И это всё? — тихо спросила я, а затем почувствовала…

Мне хотелось, чтобы он всё отрицал. Чтобы сказал Лине, что всё это страшная ошибка. Что газеты написали неправду. Что Катерина ему никакая не невеста, и я всё неправильно поняла. Мне хотелось, чтобы он сказал, что нашел выход. Что мне стоит вернуться, ведь у нас есть будущее. Но вместо этого Лина ответила:

— Просто сказал, что вам нужно поговорить.

Я горько выдохнула. А подруга продолжила.

— Но Мила, он и вправду выглядел взволнованным. Было видно, что ему это очень важно, что ему важна ты.

— Спасибо что рассказала мне, — закрыв глаза, произнесла я.

— Ты не вернёшься? — с надеждой в голосе произнесла девушка.

— Нет. По крайней мере, не сейчас.

— Поступай, как велит сердце, — мягко сказала она.

За это я и любила Лину. Подруга всегда поддерживала меня, даже если мои поступки были безумны.

— А как там Глеб, он видел газету? — вспомнила я о друге из кафе.

Весь следующий час мы проболтали на разные темы. Мне повезло, Глеб сегодня не брался за почту, либо же намеренно умолчал об этом. Но в чём я была уверена — и он, и девочки из книжного клуба поверили в то, что я слегла дома с заразной болезнью.

Затем мы говорили о всякой ерунде, и могли бы делать это всю ночь, если бы Андрей Николаевич не отправил Лину спать. Бросать трубку не хотелось, но мы договорились созваниваться каждые два-три дня, чтобы я была в курсе всех новостей. Благодаря этой маленькой сделке, нам стало намного проще оторваться друг от друга.

После того раза Лина звонила мне дважды, Алек больше не появлялся, и подруга ничего о нём не слышала. Зато стала известна дата конкурса Равенской Академии: девятнадцатое октября. До этого дня оставалось чуть больше двух недель, так что всё свободное время Лина посвящала репетициям в танцевальном зале.

Поразительно, но меня тоже пробило на творчество. Все эти дни я почти безостановочно писала стихи и музыку, словно внутри меня была река, сдерживаемая плотиной, в которой внезапно образовалась брешь. А потом эта брешь стала больше и продолжала расти, пока плотина не рухнула. Музыка лилась из меня потоком, я так много её насочиняла, что моя полупустая нотная тетрадь закончилась за шесть дней. Мне пришлось обойти все магазинчики города, чтобы найти и купить новую.

Прямо сейчас я потянулась к сумке и извлекла оттуда блокнот со стихами. Почти все они были об Алеке. Милые, добрые, грустные, отчаянные, нежные, полные любви и боли. Также были стихи о дружбе и приключениях. Но была еще одна… обо мне. И именно её я никак не могла закончить.

Мой взгляд вперился в закорючки на бумаге, мозг отчаянно думал, чем же закончить песню. Я снова и снова перечитывала четверостишия, с каждым разом делая это всё быстрее. Но спустя минуту, перечеркнула всё творение целиком и отбросила тетрадь в сторону. Мой лоб уткнулся в колени, я глубоко задышала. Закрыв глаза и посчитав до десяти, мне удалось восстановить хрупкое душевное равновесие. Как раз в этот миг мой живот заурчал, я почувствовала голод. Взгляд упал на высокую часовую башню, возвышающуюся над городом, словно белокаменная хозяйка — близилось время обеда.

Стоило поспешить, иначе я вновь грозила вызвать недовольство бабушки. Наспех засунув учебник и тетради в сумку, я вскочила на ноги, подняла плед с пыльной плитки и пошагала от пристани прочь.

Я широко распахнула глаза, вскакивая с постели и глотая ртом воздух. Прошло несколько секунд прежде, чем я поняла, где нахожусь. Вокруг царила тишина и прохлада, я была в собственной спальне. Той, что находилась в бабушкином греческом доме. Мне снова приснился кошмар.

Со дня моего приезда все ночи разделились на два типа. В одни я мучилась бессонницей, а в другие становилась зрительницей моих персональных ночных кошмаров. Все они отличались друг от друга, но так или иначе были связаны с Алеком и Катериной.

Однажды мне приснилось, как мой парень, точнее бывший парень, катал свою невесту на лошади, а я бежала за ними, пытаясь привлечь к себе внимание. Пара же только смеялась.

В следующий раз он привёл её на крышу «Солярис центра», в место, где мы впервые поцеловались. Катерина, увидев гитару, решила выкинуть её «за борт» многоэтажки. В попытках остановить хищную красотку, я сорвалась с крыши, а затем меня вырвало из собственного сна.

Сегодня же мне приснилось, как Алек и Катерина гуляют по улицам близ его особняка, по тем самым, по которым я убегала с приёма. Словно призрак, я кралась за парочкой, нутром чувствуя, что для них я и вправду невидимка. Затем двое дошли до моста, но не до того, на который я упала, а до того, на котором мы с Алеком впервые встретились. Они смотрели на водную гладь, затем начали целоваться. Приятель крепко прижимал девушку к себе, она уперлась ладонями в его мускулистую грудь. Я попыталась ворваться между ними, разделить собой, но прошла сквозь них, словно действительно была призраком, а затем упала в воду. «Ничего страшного, я же умею плавать» — пронеслось в моей голове. Но нет, я начала тонуть. Вода быстро попала в лёгкие. Я звала Алека, просила его прийти мне на помощь, но он не слышал меня. Потом я почувствовала, как погружаюсь под воду и… проснулась.

Дыхание сбилось, словно я пробежала марафон, глаза щипали, я чувствовала, как они распухли от слёз. Всё тело покрывал холодный пот, постель стала влажной и измялась, мне сразу захотелось принять горячий душ или выпить, нет, не кофе, чаю. Впервые за много лет мне хотелось чаю.

Я села на кровати и спустила ноги, но стоило пальчикам дотронуться до пола, как я отдернула их, почувствовав острый холод. Однако спустя несколько секунд я осмелилась повторить свой манёвр, мои стопы вновь пронзил лёд, но на этот раз я была к нему готова. Стянув с запястья резинку для волос, я собрала ею влажные локоны, а затем медленно прошла к креслу, сняла с него бабушкин тёплый кардиган и натянула на свои плечи. Моя любимая пижама с героями комиксов вмиг скрылась под шерстью. Присев на корточки и пошарив руками под креслом, я нащупала тапочки и, натянув их на ноги, пошагала прочь из спальни, да и из дома в целом.

Оказавшись в общей комнате, я мельком взглянула на часы, к моему большому удивлению, они показывали половину седьмого утра. Довольно поздно, по моим полуночным меркам. Так уж вышло, что постоянная бессонница и регулярные ночные кошмары вынуждали меня вставать в четыре-пять утра. Чаще всего, я сразу бралась за увлекательную книгу, пытаясь отвлечься от собственной реальности. К тому же, это был отличный способ скоротать время до завтрака.

Я толкнула входную дверь плечом, та поддалась и отворилась, выпуская меня наружу, на просторный, освещённый рассветным солнцем дворик. Я очень любила это место, и судя по тому, как бабушка здесь всё обустроила — она тоже.

Справа от меня тянулась белоснежная стена высотой метров шесть, она служила перегородкой между нашим двором и домом соседей «сверху». Прямо под ней распласталась широкая скамейка-качели, покрытая толстым пледом и усыпанная подушками. Напротив скамьи стоял большой журнальный столик. Под ним располагалось что-то вроде полки, куда были сложены книги, газеты, какие-то бумаги и прочие мелочи. В центре стоял большой подсвечник в виде уличного фонаря.

Пару лет назад мы с бабушкой покупали его вместе, Арина тоже была с нами. Это был жаркий летний день, а местный рынок переполняли покупатели и просто любопытные туристы. Помню, как я спросила: «Почему ты просто не поставишь свечи на стол?». Бабушка ответила, что в таком случае они постоянно будут гаснуть из-за ветра. Я нашла этот аргумент весьма убедительным, а уже через десять минут держала в руках подсвечник.

Помимо скамьи вокруг столика стояли плетёные кресла, аналогично накрытые тонкими покрывалами и подушками. Я взяла одно из них и потащила в противоположную часть двора — к ограде, с которой открывался чудесный вид на море.

Приставив кресло вплотную, я уселась сверху и, подтянув колени к груди, стала наблюдать за рассветным солнцем, сияющим на водной глади.

Тёплый ветер приятно дул в лицо, но ощущение внутреннего холода так меня и не покинуло, поэтому я еще сильнее закуталась в кофту.

Какой ужасный сон… Неужели меня и вправду так сильно это задело? Видимо да.

Все эти дни я думала о том, что случилось. Поначалу мне казалось, что я приняла верное решение, затем я начала жалеть о собственной поспешности. Ведь можно было остаться, поговорить с Алеком, чтобы он всё объяснил. Но я так сильно испугалась правды, что просто сбежала. Спустя еще два дня меня настигла злость. Меня возмущало то, что приятель скрыл свою помолвку. Если у него и в самом деле были ко мне чувства, если он доверял мне, то должен был рассказать. Неужели Катерина страшнее, чем джентльменский клуб «Гремучая змея»? Он поведал мне секрет отцовской компании на одном из наших первых свиданий, а про юную мисс Дандреро умолчал. Неужели я и вправду была игрушкой?

Но все эти мысли не имели никакого значения, ведь как бы сильно я не пыталась ненавидеть Алека и злиться на него, внутри меня поглощали лишь нежные чувства. Стоило мне попытаться связать его имя с чем-то плохим, как меня накрывала волна влюблённости.

Я с тоской вспоминала вечер, в который мы встретились, неоднократно задаваясь вопросами: «Что за сила подвигла его нагрубить мне?», «Что за сила подвигла меня ему ответить?» и «Что заставило его передумать и пригласить меня на кофе?». Казалось бы, два человека, возненавидевшие друг друга с первой секунды, спустя десять минут сменяют гнев на милость. Чудеса какие-то.

Несмотря на то, как сильно я отрицала восторженные возгласы Лины о «судьбе» и «счастье», со временем я начала сама в них верить.

Когда Алек поцеловал меня тогда, на крыше, я думала, что это и вправду судьба. Что я и вправду нашла своё счастье. И я действительно была счастлива рядом с ним.

Сейчас, спустя одиннадцать дней разлуки, обдумав всё случившееся не один десяток раз, я чувствовала, что приняла верное решение. Уверена, Алек поступил бы также, будь на кону моя мечта.

Только сейчас я поняла, что так и не рассказала ему свой самый главный секрет, тот, которого сама очень сильно боялась. Я мечтала петь на сцене.

Да, я показала приятелю то, что люблю играть. Но я так и не сказала, как хочу делать это на людях. А в чём смысл? Ведь это бы испортило наши отношения с папой еще больше, а мы и так были в сильной ссоре.

Великие силы, как же мне сейчас не хватало папы! Моего папочки. Того, кто обнимет, погладит по голове и скажет, что всё будет хорошо. Того, кто был моим лучшим другом.

Я не знала, сколько сидела так, плавая в собственных мыслях, но стоило за моей спиной раздаться шарканью, как я вынырнула из омута переживаний. Обернувшись, я увидела бабушку, приближающуюся ко мне медленными шагами. Женщина была в белой рубахе до колена и таких же белых штанах. Подойдя почти вплотную, она запрыгнула на выступ ограды, совсем как молодая девчонка, и подставила лицо солнышку.

Так вот от кого у меня любовь к золотому светилу.

— Тебе опять не спится? — мягко спросила она.

— Да, — коротко отрезала я.

— Знаешь, я не стала задавать вопросы, когда ты приехала. Позволила тебе самой во всём разобраться. Но как я вижу, пока это у тебя выходит скверно.

— Если честно, я не думала, что всё так, — я запнулась, подбирая слово — сложно.

— Знаешь, это кажется банальным, но может, если ты со мной поделишься, тебе станет легче? И как-никак я могу дать совет.

Я задумалась. С одной стороны, мне было страшно рассказывать обо всём. Снова переживать каждый момент. Но с другой… Бабушка была самой мудрой и сильной женщиной из всех, что я когда-либо встречала. И она любила меня. Так что же я потеряю, если раскроюсь перед одним из самых близких для меня людей? Пожалуй, ничего.

— Хорошо, но это будет длинная история.

— Тогда давай займём место помягче, — улыбнулась она. — Возможно, мне стоит сделать кофе?

— Если только с ликёром, — фыркнула в ответ я.

— Даже не мечтай, никакого алкоголя. Сейчас же только восемь утра, — подмигнула бабушка.

Я усмехнулась, понимая, что она специально промолчала насчёт моего несовершеннолетия.

— Тогда лучше чаю.

— Успокаивающего?

— Именно. Бабуль?

— Да, птичка?

— Может, я могу чем-то помочь?

— Да, — она вмиг посерьёзнела. — Пока я вожусь с чашками, подбери нюни, собери мысли в кучу и верни, наконец, кресло на место.

— Есть, мэм, — усмехнулась я, отдавая честь.

Сразу после моих слов, Любона Ванифатьевна скрылась за дверью. Я послушно вернула плетёное ложе на прежнее место, уселась на скамью-качели, которая сейчас была спрятана в тени, и начала мысленно готовится к предстоящему разговору.

Не прошло и пяти минут, как женщина вернулась во двор, неся в руках поднос с чаем, чашками и миску с шоколадными конфетами. Грациозно поставив всё на стол, она уселась в противоположной части скамьи, приготовившись меня слушать. Пока её мягкие руки разливали горячий напиток, я начала свой рассказ.

Слова лились из меня нескончаемым потоком. Я начала с нашей первой встречи, попутно, упомянув о ссоре с папой, затем перешла к первому свиданию и тому, как Алек спас мне жизнь. Затем последовала история его исчезновения и появления, второго свидания. Бабушка выглядела спокойной. Время от времени, когда я отхлёбывала очередную порцию чая, она могла задать какой-нибудь вопрос. Чтобы лучше понять ситуацию. Я не скупилась на эпитеты, описывая всё как можно ярче и ближе к моим собственным чувствам.

Когда Любона Ванифатьевна наливала себе третью чашку чая, мой рассказ перешел к свиданию на крыше. Я была приятно удивлена, когда родственница не то что не отругала меня за проникновение в «Солярис центр», но и посмеялась над моей безудержной наглостью.

Её очень тронуло то, что Алек не спешил со мной сближаться. Бабушка назвала это «благородством джентльмена, что так редко можно встретить в наши дни», чего скрывать, от этих слов у меня на душе немного потеплело.

Потом я рассказала, ей о ситуации с Максом и драке на парковке. Хотя это сложно было назвать дракой, ведь удар был один и довольно четкий. А затем моя история подошла к клубу «Гремучая змея». По поводу жуткой банды бабуля ничего не высказала, видимо, посчитав их недостойными расточительства её слов.

Наконец, моя история приблизилась вплотную к нашей последней встрече на крыльце, когда Алек пригласил меня на приём в собственном особняке, к присланным им подаркам. Стоит отметить, что мою реакцию на гребень она не разделила.

— Ну и зря, — фыркнула она. — Грех отказываться от таких подарков.

Если быть честной, сейчас я даже не знала, где эта заколка. В последний раз я видела гребень, когда хотела выбросить его в грязное болото, потом же окончательно забыла про подарок. Скорее всего, он пылится на дне голубенького клатча где-то в моей комнате в Солярисе.

Когда мой рассказ подступил к роковому вечеру, я отставила чашку в сторону и стала говорить, сплетя пальцы в крепкий замок. Мои ладони вспотели от волнения. И всё же я продолжала говорить без перебоев.

Повторяя каждую деталь того дня, я вновь захотела разрыдаться. Но уже попросту не могла. Казалось, за все эти дни я и так выплакала годовой запас слёз. Причём такой, что мой внутренний солёный пруд пересох.

Историю о Катерине бабушка встретила с серьёзным, задумчивым выражением лица. На какое-то мгновение мне даже показалось, что ей тоже грустно. Но это ощущение пропало также быстро, как появилось.

— Теперь ты всё знаешь, — выдохнула я.

Бабушка молчала, но чуть позже произнесла:

— Да, ситуация неприятная. Теперь я понимаю, почему ты так переживаешь. Хочешь — верь, хочешь — нет, но много лет назад я была в очень похожем положении.

— Ты? — мои глаза округлились от удивления.

— Угу, — кивнула она, отхлёбывая чай.

— Но, но как это было? Расскажи! — меня переполняли ужас и любопытство, одна мысль о том, что бабушка пережила что-то подобное, волновала меня не меньше, чем произошедшее между мной и Алеком.

Любона Ванифатьевна вновь задумалась, словно решая, стоит ли доверить мне свой рассказ. Через минуту она мне прямо так и сказала.

— Знаешь, поначалу я не хотела тебе говорить. Но сейчас понимаю, что тебе нужно это услышать, просто для того, чтобы в полной мере оценить мой совет.

Я напряглась, боясь представить, что она расскажет дальше.

— Когда мне было шестнадцать, я отправилась на всё лето в гости к своей тётке. Она была единственной сестрой моей матери и жила одна, в небольшом английском городишке — Олардо. После того, как война отняла у неё мужа, мы с братом часто навещали её. Но мой дорогой родственник в тот год отправился в университет в Берлине, поэтому я поехала к тётке одна. Кто бы мог подумать, что именно это лето принесёт столько приключений.

Ты, наверное, знаешь, что после окончания войны, во многих городах стали открываться военные базы для обучения будущих солдат и восполнения армии?

— Знаю, — кивнула я, припоминая что-то подобное из курса европейской истории, пока бабушка отхлёбывала чай.

— Рядом с Олардо как раз основали такую. Она находилась в глухих лесах, отчего наш маленький английский городок оказался самым близким пунктом цивилизации. И так уж завелось, что стоило молодым солдатам дождаться выходного дня, как они заполоняли весь город.

Еще в Олардо у меня были друзья — миловидная рыжая девушка Мишель и бойкий смешливый парень Айрис. Разумеется, к моему приезду они знали все любимые заведения юношей в форме.

Подобных мест оказалось несколько, но самым излюбленным был просторный бар-клуб «У Джека». Чего скрывать, меня саму давненько привлекало это место. Каждый вечер выходного там проводили танцы, напитки лились рекой, а музыканты играли так громко и весело, что дыхание перехватывало.

Я мечтала попасть в это место со своего первого приезда к тёте, но ребят младше шестнадцати в клуб не пускали. Теперь понимаешь, как сильно я радовалась, когда узнала, что не только попаду в это чудесное место, но и встречу там много красивых юношей?

— Могу себе представить, — усмехнулась я.

— Когда настал долгожданный выходной, мы с Мишель собирались весь день. Я надела своё любимое красное платье. Прическа, туфли, помада — всё по высшему разряду. А потом мы отправились в клуб.

До сих пор помню своё первое впечатление. Внутри это место оказалось еще более живым и громким, чем казалось снаружи. Тут и там сновали красивые девушки, многих из них сопровождали кавалеры, большую часть которых составляли парни в зеленой форме. Часть ребят сидела за столами, кто-то выпивал, кто-то играл в карты и смеялся. Но все оставались в неизменно хорошем настроении.

Первую половину вечера мы — я, Мишель и Айрис — безостановочно танцевали, пока у всех троих не сбилось дыхание и не закружилась голова. Когда разговор зашел о прохладительных напитках, я вызвалась быть курьером и отправилась прямиком к бару. Стоит заметить, что людей там было не меньше, чем на танцполе. Так что мне пришлось изрядно попотеть, чтобы пробиться к первому ряду.

Стоило достичь своей цели, как меня настигла волна разочарования, ведь бармен оказался на другом конце стойки, и, казалось, обслуживал всех, кроме меня. Целых десять минут я пыталась привлечь к себе его внимание: размахивала руками, кричала, но всё было безуспешно. А потом… потом я услышала тихий смех у себя за спиной. Обернушись, я встретилась взглядом с золотисто-карими глазами молодого мужчины. На нём тоже была зелёная униформа, но выглядел он немного старших своих собратьев по армии. Его лицо было загорелым, а волосы имели цвет каштана. В руке незнакомец держал полупустой стакан чего-то крепкого, но, несмотря на внешнюю беззаботность, его взгляд был полон тоски.

— Простите? — только и спросила я.

Мужчина поднёс пальцы к пухлым губам и громко свистнул. Через миг официант стоял напротив.

— Да, сэр? — с большой почтительностью спросил долговязый парень по ту сторону крепкого стола.

«Сэр» лишь кивнул в мою сторону. Я заказала напитки, а пока ожидала, успела выразить благодарность за помощь.

— Было невыносимо смотреть на то, как вы мучаетесь, — лишь усмехнулся он.

Мой взгляд упал на его форму. Только сейчас я заметила, что она несколько отличалась от одежды других юношей. Эта имела иной, более холодный оттенок, вместо простой кофты на незнакомце были рубашка, обтягивающая крепкие мускулистые руки, и китель. Последний мужчина небрежно повесил на спинку стула.

— А вы не солдат, — произнесла я прежде, чем успела обдумать тактичность этих слов.

— Больше нет, — ухмыльнулся мой собеседник в ответ.

Возникла небольшая пауза. А затем я сказала, лукаво склонив голову на бок:

— Даже не знаю, поздравить вас или посочувствовать.

— А что бы вы предпочли сами? — незнакомец окинул меня пристальным взглядом, а затем посмотрел прямо в глаза. Я почувствовала, как моё сердце забилось быстрее.

— Я бы предпочла, чтобы вы танцевали и веселились со всеми, а не выпивали в полном одиночестве.

— Справедливо, — кивнул мужчина.

Казалось, мой ответ его вполне устроил. Я уже было открыла рот, чтобы задать новый вопрос, как из толпы вынырнули Айрис и Мишель. Оба выглядели еще более раскрасневшимися и запыхавшимися, чем десять минут назад.

— Любона, ты куда запропастилась? Мы тебя сто лет ждём! — воскликнул парень.

Я вмиг покраснела, совершенно смущенная тем, что забыла о своих друзьях.

— Я долго не могла докричаться до бармена, — попыталась оправдаться я.

Краешком уха я уловила, как незнакомец тихо повторяет моё имя, словно пробуя его на вкус.

— Теперь понятно, — лукаво улыбнулась Мишель, переводя взгляд с меня на мужчину рядом.

Ребята взяли свои бокалы с лимонадом и поспешили обратно в танцующую толпу.

— Ты идёшь? — бросил через плечо Айрис.

— Да, — поспешно ответила я, хватая свою порцию и поворачиваясь к центру зала.

Но прежде чем я успела сделать несколько шагов, чья-то рука легла мне на плечо.

— Любона, — тихо сказал мужчина, а затем еле заметно встряхнул головой и добавил — приятно было познакомиться.

— И мне, — улыбнулась я. А затем поняла, что не узнала самого главного. — Как вас зовут?

Незнакомец улыбнулся.

— Эдвард.

— До завтра, Эдвард, — крикнула я на ходу и скрылась в толпе.

Кто мог подумать, что этот мужчина, в будущем станет моей первой любовью, — Любона Ванифатьевна поставила чашку на стол и потянулась за конфетой.

— Вау, бабушка! Это так романтично и… — я запнулась, не зная, стоит говорить вслух слово, вертевшееся у меня на уме. Но я решилась. — И сексуально!

— О да, Мила, это было очень сексуально, — захихикала она.

Прямо сейчас я не понимала, как это связано со мной и Алеком, но мне хотелось внимать каждому слову.

— Что было дальше? — не выдержала я.

— Дальше? — хмыкнула бабушка — ну слушай. С того самого вечера мы стали много общаться с Эдвардом. Он оказался командующим местной ротой. Что-то вроде тренера новобранцев. Сам он — много воевал, побывал в самых горячих точках, насмотрелся таких кошмаров и потерял стольких близких, что обратно на войну ему не хотелось.

— Поэтому он стал обучать молодняк?

— Именно. А еще потому, что в Олардо жила его семья — сестра и родители. В общем, поначалу мы пересекались лишь на танцах в клубе. Много болтали, флиртовали, однажды, я даже заставила его со мной потанцевать. А потом… Потом у нас начался роман. И скажу сразу, довольных оказалось мало.

— Почему? — не сдержалась я.

— Эдварду было двадцать четыре, мне шестнадцать. Думаю, ты и так всё понимаешь.

— Оу, — я прикрыла губы рукой.

— Да, — горько усмехнулась бабушка. Это сейчас принимают тот факт, что любви все возрасты покорны. Тогда же это казалось чем-то из ряда вон выходящим. Правда, это всё равно не помешало нам встречаться. Мы провели три чудесных месяца вместе и были очень счастливы. А потом лето подошло к концу.

Мне нужно было возвращаться домой, к родным. Знаешь, я не одну неделю уговаривала маму перевести меня местную школу. Образование в Англии было ничуть не хуже, чем на родине. Язык я знала хорошо, да и жить с тёткой было вполне комфортно.

Поначалу мама отказывалась, называла это глупой затеей, но потом она передумала. Наверное, тётя что-то сказала ей, или, возможно, брат, но в итоге мама согласилась.

Как сейчас помню: я сидела в своей комнате с Айрисом и Мишель, когда влетела тётушка и сообщила приятную новость. Я была так счастлива, что прыгала на кровати минут пятнадцать, не меньше.

Как раз в этот же вечер у нас с Эдвардом было назначено свидание. Мы собирались пойти в кино на новый фильм с Мэрилин Монро в главной роли. Весь день, мне не терпелось сообщить любимому о своём переезде.

Я хорошо помню, с какой тщательностью собиралась на свидание. Вновь надела любимое красное платье, то самое, которое надевала в день нашего знакомства, — бабушка мечтательно замолчала. Её взгляд устремился к городу.

Только сейчас я заметила, что небо полностью окрасилось в голубой цвет. Сколько же часов мы здесь сидим? Хотя… Разве это имело хоть какое-то значение?

В этот миг, словно очнувшись ото сна, бабушка продолжила рассказ:

— Я так сильно волновалась, что пришла к кинотеатру раньше времени. Помню, как нелепо переминалась с ноги на ногу, а потом заметила Айриса. Он шел по другой стороне улицы, но услышав мой оклик, подошел ближе. Помню, как мне показалось, будто бы друг был чем-то взволнован, но он быстро спрятал это чувство внутри. Мы мило болтали, он пытался меня поддержать, сказать, что всё будет хорошо. А затем…

Любона Ванифатьевна неожиданно замолчала. Её глаза потемнели, а внутри меня всё похолодело, предчувствуя худшее.

— Затем он поцеловал меня. Я была так удивлена, что первые пять секунд просто стояла, не шевелясь, а потом, просто отстранилась. Не оттолкнула, не ударила, не наругалась. От шока что у меня не находилось слов. Но стоило мне придумать, что ответить лучшему другу, как я заметила, что его взгляд направлен вовсе не на меня, а на нечто, за моей спиной. Обернувшись, я увидела Эдварда. В руках у него был огромный букет алых роз, так подходящих к моему платью и его зелёной форме.

Не успела я сделать и шага ему на встречу, как тот лишь покачал головой и поспешил покинуть улицу. Я хотела побежать за ним, сказать, что это недоразумение, и я бы побежала, если бы Айрис не схватил меня за руку и не повернул к себе.

Он начал говорить что-то о том, что всё это время любил меня и что ему невыносимо видеть меня с Эдвардом. Мне даже слушать не хотелось. Я пыталась вырваться из цепкой хватки приятеля. Как только мне это удалось, я обернулась в поисках своего Эдварда, но его уже и след простыл. Я не знала, что делать, куда бежать. Но потом решила, что логичнее будет отправиться к его дому. Там бы парень точно появился рано или поздно. И я была права.

К тому моменту, как я достигла нужного порога, Эдвард уже был у себя. Только встретил меня не он, а его мать. Ох, это была та еще стерва, ненавидела меня пуще других. В тот вечер она наорала на меня, да так, что до сих пор страшно. Назвала меня десятком острых словечек, а еще добавила, что я унизила её сына, что отныне Эдвард ненавидит меня за то, что я его опозорила. Что ему не нужна, такая обманщица как я.

И сколько бы я не упиралась, не просила её о нашей с ним встрече. Женщина продолжала меня прогонять.

Я приходила к его дому три дня подряд. На последний мне стали угрожать физической расправой, вынуждая уехать. Помню, как его мать говорила мне ту же фразу, что и та мерзавка, Катерина, говорила тебе: «Без тебя ему будет лучше и бла бла бла». Но тогда, много лет назад, я послушала.

— Ты вернулась домой к родителям? — округлив глаза, спросила я.

— Конечно, вернулась. И сразу постаралась забыть всю эту историю.

— А что же Эдвард?

— Об этом я узнала намного позже. Через два года. После истории с Эдвардом я перестала приезжать в Олардо. Но однажды, однажды мне пришлось вернуться. Лишь на пару дней, чтобы похоронить тётю.

Она скончалась от сердечного приступа, её нашла подруга. Церемония была быстрой, чему я была безгранично рада, ведь мне хотелось поскорее уехать обратно в родной дом. Так больно было находиться в этом английском городишке. Правда тогда я не знала, что может быть еще больнее, — бабушка глубоко вздохнула, готовясь, как я догадывалась, к самой трудной части. — Когда я покидала кладбище, то заметила среди плит сестру своего любимого Эдварда — Элеонор. Мне сразу захотелось подойти ближе, узнать, как она поживает, как там мой… как там он.

Помню, как я небрежно поспешила к ней, но стоило подойти вплотную, как в поле зрения попали надписи на надгробиях. Имя, которое было написано на самой свежей, было мне слишком хорошо знакомо. Помню, как я упала на колени прямо у его могилы. Элеонор даже не удивилась, видимо знала, что я в городе.

— Как, как это произошло? — спросила я у бабушки, заметив, как трясётся мой голос.

— После получаса моих рыданий, мы с Элеонор отправились в мой, точнее в тёткий, дом. Там за бутылкой водки девушка рассказала, что почти сразу после моего отъезда Эдвард отправился на войну. Я была шокирована, ведь знала, как сильно та его ранила. Несомненно, я понимала, что после того поцелуя, Эдвард, вероятнее всего возненавидел меня. Но даже эта ненависть не заставила бы его вернуться на поле боя.

— И что же это было? — мои руки блуждали по телу, не находя удобной позы.

— Ложь, — отрезала бабушка. — Оказалось, что все те дни, когда я караулила любимого возле порога его дома, тот работал на военной базе. Он даже не был зол, просто расстроен и удивлён. Эдвард ушел тогда от кинотеатра, чтобы хорошенько обдумать увиденное, а потом у него появились неотложные дела. При первой же возможности парень вернулся домой и сразу получил записку, якобы от меня. Там говорилось что-то вроде: «Наши отношения были ошибкой. Я тебя не люблю, и никогда не любила. Пожалуйста, не ищи меня. Мне будет лучше без тебя», — Любона Ванифатьевна глубоко вздохнула, даже сейчас, спустя много лет, в её глазах стояли слёзы.

Я не знала, что и сказать. Лишь смотрела в бабушкины пустые глаза. Пока она не продолжила:

— Не знаю, кто писал записку, но он попал точно в цель. Потому что другие слова не смогли бы убедить его уехать. Элеонор сказала, что после этого Эдвард словно превратился в живого мертвеца. Война не пугала его, даже наоборот, казалась спасением. Ты, наверное, спросишь, к чему я всё это рассказываю?

Я догадывалась. Теперь, когда её история была закончена, я понимала, к чему клонит бабуля. И всё же, ответом на её вопрос был лёгкий кивок.

— Никогда не верь чужим словам. Против вас с Алеком могли сговориться десятки, сотни людей. Но единственные, кто знает правду — ты и он.

— Я просто хотела, как лучше. Лучше для него.

— Эдвард думал, что наша разлука лучше для меня.

— Но так говорилось в записке, подписанной твоим именем. Алек же ничего мне не сказал, я лишь смотрела в лицо фактам.

— Действительно ли это были факты, или всё же догадки? — я нахмурилась. — Мила, ты говорила, что хотела бы, чтобы был выход. Откуда ты знаешь, что Алек не нашел его?

Теперь всё моё тело напряглось. А бабушка тем временем продолжала.

— Ты так привыкла всё контролировать, что сделала этот выбор за вас обоих. Но ты должна была довериться своему любимому.

— Я… Я просто испугалась, что он разобьёт мне сердце. Не уверена, что мне хватит клея, чтобы вновь склеить его. И к тому же, вдруг у Алека нет решения? Вдруг он просто предпочёл бы бросить семью ради меня?

— Тогда Алек будет знать, что принял это решение самостоятельно. Ты думаешь, что поступаешь благородно — жертвуешь собой, ради счастья любимого. На самом же деле, ты лишаешь его права голоса. Алек — не ребёнок, он взрослый мужчина. Я уверена, что перед тем, как сделать свой выбор он не раз всё взвесил и обдумал.

— Но если этот выбор — ошибка?

— Вы оба не узнаете это, пока не попробуете.

— А если это конец? Если у него нет решения?

— Тебе всё равно следует с ним поговорить.

— Но почему?

— Потому, что каждый заслуживает возможности объясниться и потому, что ты любишь его. И если есть хоть малейший шанс на то, что еще можно всё исправить — ты должна воспользоваться им. Иначе, может стать слишком поздно.

Я вновь представила могилу Эдварда и бабушку, стоящую перед ней на коленях с мокрыми от слёз щеками. Меня передернуло.

— Все думают, что я сильная и смелая, причём, еще и постоянно об этом напоминают. Но правда в том, что мне страшно. И мне стыдно за этот страх. Я сбежала, как последняя трусиха. Вот ты, ты боролась за свою любовь. Я же просто уехала, спряталась.

— Смелый не тот, кто ничего не боится, а тот, кто, несмотря на страх, продолжает идти вперёд. Да, возможно, твоё сердце будет необратимо разбито. Но также есть шанс, что ты станешь самой счастливой девушкой на свете. Реши для себя, стоил ли игра свеч. Ведь, возможно, проще и вправду забыть всю эту историю и жить дальше. Просто подумай об этом. Не обязательно принимать решение сейчас.

— Хорошо, — медленно кивнула я, смотря на голубое небо. — Эй, бабушка?

— Да?

— Как ты оправилась после потери Эдварда?

В этот миг её взгляд наполнился тоской, она мягко произнесла:

— А кто сказал, что я оправилась?

— Но дедушка…

— Я любила твоего деда не меньше. И я была с ним очень счастлива, но в глубине души я продолжала любить и Эдварда тоже. Сейчас их обоих не стало, но их любовь, она по-прежнему живёт внутри меня.

— Спасибо, что рассказала, — мягко улыбнулась я. — Ты была права, мне намного лучше.

— Для чего еще нужны бабушки, — легко усмехнулась она, пожимая плечами, словно и не рассказывала только что самую печальную историю в своей жизни.

Теперь, глядя на неё, я видела человека, пережившего большую трагедию. Теперь я восхищалась ею еще больше.

Подул прохладный ветер. Я осталась сидеть на качелях, погруженная в свои мысли и переживания. Сейчас я чувствовала, что пустота, разрастающаяся внутри меня все эти дни, уменьшилась, а голова заполнилась мыслями. В словах бабушки о том, что мне нужно поговорить с Алеком был толк. Я и сама не раз об этом думала. Но теперь я поняла, что просто боялась. Боялась встретиться с ним всё это время. Но сейчас, я, кажется, была готова. Тем более, я знала точно — игра стоит свеч.

Разговор с бабушкой здорово изменил ход моих мыслей, и всё же я не побежала покупать билет домой. Прежде чем покинуть греческий дом, я должна была убедиться — решение о разговоре с Алеком принято на холодную голову. Поэтому предпочла переждать пару дней, снова и снова хорошенько всё обдумать, и лишь потом вернутся в мир моих страхов.

Однако вечером произошло то, чего никто не ожидал.

Мы с бабушкой накрывали стол для ужина, весело напевая греческие песни, когда мой мобильник завибрировал. Это был звонок от мамы.

— Да? Привет, мам, — начала я, придерживая телефон плечом и расставляя тарелки.

— Мила, тебе срочно нужно вернуться в Солярис, — отрезала она ледяным тоном, без какого-либо приветствия.

— Что случилось? — испуганно воскликнула я.

Бабушка резко повернула голову в мою сторону и замерла, прислушиваясь к каждому слову.

— Твоя сестра… — продолжила мама и запнулась — с Ариной случилась беда.