Сотвори свое счастье

11

В понедельник они все же собрались посетить магазины, где продавались ковры. Ни Камерон, ни Пегги не касались тем, которые обсуждались в воскресенье, не вспоминали и о том, что случилось на автостоянке. Каждый добросовестно играл свою роль — клиента и дизайнера. Выбирая ковры, они советовались друг с другом относительно расцветки и рисунка, обменивались вежливыми замечаниями — и больше ничего.

И тем не менее Пегги явно ощущала возникшее между ними напряжение. С каждой минутой ей все труднее было находиться рядом с Камероном. Она понимала, что нравится ему, но вместе с тем знала, насколько он непреклонен в своем отрицательном суждении о браке и семье. Его собственное прошлое было его врагом, а с вечным напоминанием о нем выступал дядя Джон, заявляя об опасности брачных уз. Мать Камерона настроила сына против женщин, а Джон Слейтер показал племяннику, как завоевать в жизни благополучие, получить удовольствие и не потерять свободы. Пегги не могла с ним соревноваться.

Наконец ковер был выбран, и они покинули магазин. Камерон и Пегги приехали туда каждый на своей машине, и теперь он проводил ее к автомобилю.

— Думаю, — отозвался Камерон, — что ты успела неплохо узнать меня. Все остальное для моего дома ты сможешь выбрать сама. Пегги поняла: ему так же, как и ей, было нелегко.

— Я всегда смогу вернуть в магазин то, что тебе не понравится.

— Я предоставляю выбор всего что нужно на твое усмотрение.

Она провожала Камерона взглядом, пока он шел к своей машине. Мысль о том, что они больше не связаны совместными походами по магазинам, принесла ей и облегчение, и разочарование.

В течение нескольких недель Пегги сама принимала решения. Мебель и другие вещи были закуплены и вскоре доставлены в квартиру Слейтера. Пегги с Камероном почти не виделись. Реакцию Камерона на свою деятельность она узнала однажды от его экономки Пэт. Только раз он выразил недовольство. Это было связано с картиной, которую Пегги приобрела: морской пейзаж в голубых и зеленых тонах. Ей казалось, что картина как нельзя лучше подойдет для его кабинета, но он потребовал заменить морской пейзаж на ее собственную картину, которая до сих пор висела в фойе напротив входа в мастерскую.

В конце ноября квартира Камерона обрела завершенный вид. «Вот и близится день, когда в работе будет поставлен последний штрих и я смогу вернуться к обычной жизни», — думала Пегги. На два месяца она отложила другие заказы. Теперь каждая лампа, картина, ваза и горшок с растением, которые она подобрала для интерьера, приближали ее к этому дню. Работа почти завершена, и вскоре Пегги Барнетт, дизайнер по интерьеру, будет свободна от обязательств перед Камероном. Единственное, что еще беспокоило ее, так это софа. Ей все время обещали ускорить доставку, но, увы, на обещания не посадишь гостей.

В конце концов осталось найти только торшер. Пегги почувствовала себя победительницей, когда обнаружила то, что искала, в одном из художественных салонов. Современную по форме, железную кованую стойку завершал элегантный дымчато-синий стеклянный абажур.

— Ну, как он тебе? — спросила Пегги, показывая торшер Кэролин, их с Дарлин помощнице.

— Интересный.

Указывая рукой в глубь мастерской, Пегги спросила:

— Дарлин там?

— Она у себя наверху. — Кэролин подошла поближе, чтобы получше рассмотреть торшер. — Он предназначен для дома Слейтера?

— Для его гостиной. Если торшер понравится ему, то в основном все будет закончено. Останется только софа. — Пегги направилась к кухонной двери. — Но, прежде чем отправить торшер Слейтеру, я покажу его Дарлин.

Дарлин была наверху, в своей спальне, и как раз натягивала через голову шерстяной свитер.

— Я нашла подходящую лампу, — сказала Пегги и поставила торшер на пол.

— Наконец-то. — Дарлин прошлась по комнате и осмотрела светильник со всех сторон. — То, что нужно, — заключила она.

— И я так думаю. — Пегги присела на край кровати, посреди которой стояла открытая дорожная сумка, — сверху лежал шелковый пеньюар. — Отправляешься куда-то на ночь?

Дарлин усмехнулась и подошла к туалетному столику.

— Митч пригласил меня на выходные в Лейк-Фонтану, — ответила она, смотрясь в зеркало. — Я только что говорила с ним по телефону. Сейчас он принимает душ, а потом заедет за мной. Кэролин закроет мастерскую сегодня и откроет завтра утром. А тебе придется закрыть наше заведение завтра вечером, ты не против?

Пегги согласно кивнула. Она-то не собиралась никуда уезжать.

— Конечно. — Улыбаясь, она достала пеньюар из сумки. — Весьма обольстительный. Итак, предстоит решающая ночь?

Дарлин повернулась к ней, в руках сверкнули сережки.

— Решающая — для кого?

— Ты сама знаешь. Для того, с кем ты проведешь эту ночь.

Дарлин усмехнулась, затем вдела сережку в ухо.

— Ну, это уже произошло пару недель назад.

Пегги положила пеньюар обратно в сумку.

— А я и не знала, что у вас так серьезно.

— Да я не уверена, что это серьезно. Я так решила, чтобы не жалеть лет через десять, что упустила хорошего парня. — Она задумчиво улыбнулась. — Он мне нравится.

Пегги искренне обрадовалась, снова увидев блеск в глазах подруги.

— Мне кажется, он любит тебя.

— Надеюсь, что это так. — Она вдела в ухо вторую сережку. — Митч говорит, что Камерон любит тебя.

— Его любовь ограничивается желанием переспать со мной.

— А ты еще не спала с ним? — удивилась Дарлин.

— Конечно, нет. Он мой клиент, а я не сплю с клиентами.

— Это значит: «Закончу работу, и тогда берегись, парень!» Не так ли?

— Нет, это значит: «Закончу работу, и прощай, парень!» Этот человек не хочет вступать в брак. Он ясно высказался по этому поводу.

— А разве обязательно выходить замуж за того, с кем спишь?

— Я не… — Пегги осеклась. Дарлин слишком хорошо знала свою подругу, ей не стоило оправдываться. — Ну хорошо, я не девственница, у меня были мужчины, и я заранее знала, что они не собираются на мне жениться. Но тут особый случай.

— Потому что ты влюбилась в Камерона?

— Я в него не влюбилась, — ответила Пегги. — И не позволю себе влюбиться. Я не собираюсь с ним бороться. Головой не прошибешь стену.

Дарлин снисходительно улыбнулась.

— Митч говорит, что ты заставляешь Камерона страдать, как никогда в жизни. Интересно, чем это кончится?

— Я не видела Камерона целый месяц. Как же я могла заставить его страдать? — На самом деле Пегги тоже страдала. Она не могла спать спокойно с тех пор, как впервые встретила его.

— Митч уверяет, что вы с Камероном предназначены друг для друга, как это и предсказала по радио ясновидящая, но вы оба слишком упрямы, чтобы признать ее правоту.

— И ты, и Митч ошибаетесь. Камерон и я совсем не созданы друг для друга, мы совершенно разные люди. Мне, между прочим, наплевать на предсказания каких-то ясновидящих. И я, кстати, вовсе не упрямая.

— Ну, конечно, — продолжая снисходительно улыбаться, согласилась Дарлин.

— Вот именно. — Пегги встала. — Желаю тебе хорошо провести время в Висконсине. Нет — желаю чудесно провести там время. До встречи в понедельник. — Она показала на торшер. — Все-таки удачный торшер я подобрала Камерону.

— Ты собираешься прямо сейчас отвезти ему лампу?

— Да. А почему бы нет? Что-то не так?

— Напротив, все хорошо, — Дарлин одобрительно кивнула, не выдержала и опять улыбнулась. — Все в полном порядке.

Пегги постучала в дверь Камерона около половины пятого. В это время экономка Пэт обычно уже уходила, а хозяин еще не возвращался. В доме пока никого не было, но она с самого начала взяла за правило стучать, прежде чем войти. Чужая квартира есть чужая квартира, не стоит быть слишком бесцеремонной, даже если тебе доверили ключ от нее. Не услышав ответа, Пегги вставила ключ в замочную скважину и открыла дверь.

Переступив порог прихожей, она сразу заметила, что Камерон уже вернулся домой. Его пальто, небрежно брошенное, свисало со спинки одного из двух обтянутых голубой замшей легких кресел, выбранных ими для гостиной, портфель валялся на китайском ковре, поиски которого заняли у них уйму времени. Дрожь возбуждения охватила Пегги, от волнения ее затошнило, и она громко позвала его.

— Это ты, Пегги? — в ответ услышала она его голос из спальни.

— Наконец я достала торшер, который давно искала. — Она надеялась, что голос не подведет ее, не выдаст волнения.

— Отлично, сейчас я выйду, — отозвался он.

Она подошла к свободному креслу, поставила торшер рядом с ним и включила штепсель в розетку у края ковра. Щелкнув кнопкой выключателя, удостоверилась, что лампа работает. Мягкий, но довольно яркий свет позволял читать отдыхающему в кресле. Остальные уголки большой комнаты освещались встроенными в стены светильниками и бра.

Слыша, как дверь спальни открывается, Пегги отступила назад, давая Камерону возможность хорошо рассмотреть новое приобретение. Затем она медленно повернулась к нему.

Он шел ей навстречу в одном только банном полотенце в цветную полоску, обернутом вокруг талии. Больше на нем ничего не было.

У Пегги перехватило дыхание, тошнотворный ком подступил к горлу, и она судорожно глотнула.

— Мне нравится, — заявил он, смотря на нее, и кивнул в знак одобрения.

Волосы на голове и груди были влажными, лицо — чисто выбритым. С сентября загорелая кожа слегка побледнела. Он казался Пегги воином-варваром, готовым к сражению.

Она заставила себя дышать ровно и глубоко, чтобы успокоить бешеные удары сердца, и хотя целый месяц избегала встречи с Камероном, все ее усилия оказались напрасными, как только Пегги увидела его. Видимо, он всегда будет волновать ее.

— Я не ожидала застать тебя дома, — еле слышно произнесла она.

Пегги была смущена, и Камерон заметил, что, бросив короткий взгляд на его бедра, девушка поскорее отвела глаза. Они оба понимали недвусмысленность положения, в котором случайно оказались.

Камерон подошел к ней вплотную и улыбнулся. Принимая душ, он думал о Пегги. С тех пор как они встретились впервые, Камерон постоянно думал о ней — в любом месте, в любое время. Его посещали безумные мысли. Навязчивые фантазии.

— Сегодня я ушел рано, — заговорил он, — встретился с Митчем в клубе, поработал над документами и решил пораньше вернуться домой.

— Ну, да… а я, ах… — Пегги отступила назад и наткнулась на спинку кресла.

Камерон протянул руку и придержал ее за плечо.

— Не упади.

— Не упаду, я только хотела сказать… — Она опустила глаза, опять остановив взгляд на его бедрах и от смущения покраснела. — Мне пора идти.

Она была готова бежать, словно испуганный кролик, но он держал ее за плечо, не отпуская.

— У тебя вечером свидание?

— Нет, я… — Она как завороженная смотрела на его рот.

Только десять минут назад воображение рисовало ему заманчивые картины: вот она лежит в его объятиях, он страстно целует ее, а она отвечает на его поцелуи. Он не исключал, что это предзнаменование.

— Что? — спросил он мягко, не отпуская ее.

Она облизнула губы.

— Я, ах… У тебя самого, наверное, свидание… или что-то в этом роде. Я не хочу задерживать тебя.

Он усмехнулся. Она и не подозревала, как поощряюще прозвучали ее слова.

— Ты меня не сможешь задержать. Но я готов остаться, чтобы смотреть на тебя.

— Камерон…

Пегги тихо выдохнула его имя. Такая неуверенность и колебание позволяли Слейтеру надеяться на ее благосклонность. Он дотронулся до ее волос.

— Я думал, что мне будет легче, если мы перестанем встречаться.

— И что же?

Заглянув ему в глаза, она прочла в них страстное желание. Он ни на миг не сомневался, что и Пегги чувствовала то же самое.

— Мне не хватает наших походов по магазинам, — признался он. — Я скучал по тебе.

Пегги не отстранилась, теплые пальцы согрели его руку, грубая шерсть пальто коснулась обнаженной груди. Ее губы были мягкими и сочными, а поцелуи — он ведь помнил — нежными и страстными. Ему захотелось вновь прикоснуться к этим губам, почувствовать их аромат и вкус, вновь пережить блаженство, на вершины которого вела его эта женщина, и тот невероятный взрыв ощущений, о которых до сих пор ему не приходилось даже мечтать.

И Камерон поцеловал Пегги, потом еще и еще. Поцелуи становились все более страстными, язык все глубже проникал в мягкую и сладкую нежность ее рта. Вдруг Пегги, словно очнувшись, вздрогнула, и Камерон отпустил ее, говоря:

— Я хочу тебя, Пегги, и ты знаешь об этом. Ты знала с самого начала… с нашей первой встречи…

— Да. И что будет дальше?

— Дальше? Зачем думать об этом сейчас? Не лучше ли дарить друг другу радость и наслаждение? — спросил Камерон, отстаивая свою независимость.

— Не знаю, — прошептала Пегги, стараясь сохранить благоразумие.

Но Камерон своими поцелуями приводил ее в смятение и лишал рассудка. Она не могла больше противиться все возрастающему желанию — и Камерон был тому причиной. Он обрел над ней слишком большую власть, подавил волю к сопротивлению. Пегги боялась, но Дарлин, возможно, была права, спрашивая, не пожалеет ли ее подруга спустя многие годы о том, что сегодня отстояла свои взгляды, защитила принципы, оттолкнув человека, которого любила?

— Ты ведешь нечестную игру, — хрипло произнесла она, медленно обнимая его.

— В любви, как и на войне, честности не бывает.

— Но ты меня не любишь, и это — не война.

— Ты не права. Это — война желаний. И я хочу тебя.

Она вынуждена была поверить — его губы не лгали, неистово целуя ее. Ее тело, нет — ее душа! — жаждало этой близости, пусть на один день, на одно мгновение, насколько он пожелает. Она никогда не пожалеет о том, что отдалась ему, даря и принимая наслаждение.

Камерон запустил пальцы в ее волосы, губами прильнул к губам, проникая языком в их сладкую, бархатную глубину. Он целовал ее медленно и жадно, наслаждаясь и упиваясь каждым прикосновением.

А она… она часто представляла себе момент их близости. Длинными бессонными ночами Пегги мечтала о его объятиях, поцелуях и ласках. Самых интимных. Она хотела принадлежать ему.

Сначала Пегги сопротивлялась своим чувствам и желаниям — такая связь, по ее мнению, не имела будущего, лишь боль и горечь оставляя в сердце. Поэтому Пегги отвергала все ухаживания и домогательства Камерона. Внешне ей это даже неплохо удавалось, но сердцу не прикажешь, и, не заметив когда, она все же влюбилась — страстно и безнадежно.

Он расстегнул верхнюю пуговицу ее пальто, и она уже знала о том, что нет такой силы, которая способна остановить их сейчас, оторвать друг от друга. Но он ее не любил, мимолетное увлечение скоро пройдет, и они расстанутся — без каких-либо обязательств и обещаний. «И без сожаления», — заранее решила Пегги.

— Камерон, — проговорила она.

— Да, — пробормотал он, расстегивая вторую пуговицу.

— Я тоже хочу тебя, — призналась Пегги.

Он приподнял ей голову, чтобы взглянуть в глаза, и тогда Пегги заметила удивление и растерянность на его лице. Видимо, он не ожидал от нее слов признания. Протянув руку, она коснулась его щеки. Его еще влажные волосы казались темнее и длиннее, чем обычно. Пегги взъерошила их пальцами, ощущая на себе внимательный взгляд зеленых глаз.

— Ты удивлен?

— Нет, — сказал он тихо и улыбнулся, — но должен сказать, что не ожидал от тебя признания.

— Не слишком ли ты уверен в себе?

— Нет. Совсем нет.

Он снял пальто с ее плеч, позволив упасть ему на пол, затем перешел к свитеру и тонкой кофточке, бросив их на кресло. Она повернулась, чтобы дать ему возможность расстегнуть крючки на лифчике, и в тот самый момент, когда лифчик расстегнулся, Камерон прижал ее к себе, и его ладони накрыли ее грудь.

— Какой прекрасный живой лифчик, — прошептала она, глядя на большие руки, укрывшие холмики грудей. Он заставил ее чувствовать себя маленькой и слабой, и очень желанной. Как же она могла противиться его желанию?

— Тебе это нравится? — спросил он, нежно потирая пальцами ее соски и вызывая сладкую дрожь во всем теле.

Он целовал ее шею и плечи, осторожно посасывал мочку уха, а потом повернул Пегги лицом к себе. Его взгляд обжигал и завораживал.

— Тебе хорошо?

Он склонил голову, целуя впадинку у основания шеи, нежно коснулся языком сначала одного, потом другого соска, заставляя женщину стонать от наслаждения.

— Я уронил полотенце, — выдохнул он и положил ее руку себе на живот.

Пальцы Пегги легонько погладили мягкую кожу, упругие мышцы вздрогнули от этой ласки. Камерон медленно продвигал ее руку вниз, и в теле Пегги росло предвкушение блаженства.

Зеленые глаза Камерона потемнели, в них зажглись желтые огоньки, ноздри вздрогнули, а рот раскрылся в судорожном вздохе, когда пальцы Пегги сомкнулись на его возбужденной плоти.

— Пегги… — простонал он, целуя ее губы.

Этот поцелуй был жестким и требовательным, и она ответила движением ладони. Камерон прекратил целовать ее и отвел в сторону руку, сжимающую его плоть.

— Это кончится неприятностями, — тяжело дыша, заявил он и, кивком указывая в сторону спальни, предложил: — Хочешь посмотреть мою новую спальню? Мой дизайнер по интерьеру — женщина, у которой хороший вкус.

Он склонился над Пегги, поцеловал ее в щеку и удовлетворенно улыбнулся.

— Очень вкусно.

— Надеюсь, там больше нет зеркал на потолке, — серьезным тоном проговорила Пегги, подыгрывая его веселому настроению, хотя легкомыслие не было свойственно ее натуре. На самом деле она испытывала страх — страх за себя, за свое будущее. По спине пробежали мурашки, вызывая дрожь и лишая ее сил, и она, как тонущий за соломинку, ухватилась за его руку.

— Никаких зеркал, никаких наручников, никаких плеток, — сказал он.

— Я что-то не помню ни наручников, ни плеток, — ответила она дрожащим голосом, когда они вошли в спальню, которую она так недавно оформляла.

— Я прятал их вместе с надувными женщинами.

Она засмеялась, представив себе Камерона с надувной женщиной.

— Да ты хулиган, Камерон Слейтер.

Дверь в ванную была приоткрыта, и влажный воздух проникал в спальню. Огромное ложе, приобретение которого стоило Пегги немалых трудов, было накрыто ярко-синим стеганым бархатным одеялом. В изголовье лежали светлые разноцветные подушки. Не сводя глаз с Пегги, Камерон отодвинул подушки и откинул одеяло, открывая простыни в белую и синюю полоску.

Камерон смотрел на Пегги, губы которой слегка припухли от страстных поцелуев, волосы рассыпались и свободными волнами падали на плечи, оттеняя молочную белизну кожи. Затвердевшие соски, которые он только что ласкал, венчали грудь, словно розовые бутоны.

Женщины всегда казались Камерону существами не слишком умными, вполне предсказуемыми и… очень опасными. Их нежность и сердечную заботу он ценил высоко, но боялся попасть под их влияние, поэтому заранее пресекал любые попытки посягнуть на его свободу, желание контролировать и управлять им. Он всегда держал их на расстоянии, беря то, что они ему предлагали, но давая лишь то, что сам считал нужным. Он давно пресытился женскими чарами, и это несколько беспокоило его. Но на этот раз он встретил женщину необычную, другую, непохожую на остальных.

В глазах Пегги он увидел неподдельный испуг, и у него защемило сердце. Он хотел ее, хотел так, как никогда еще не желал ни одну женщину, но боялся причинить ей боль.

— У тебя все в порядке?

— Я нервничаю, — призналась она и попыталась улыбнуться. — Это игра, а я не привыкла играть.

— Никакая это не игра. — Подняв руку, он погладил ее по волосам, отвел с лица упавшие пряди. — Мы честны друг перед другом.

Он поцеловал ее в лоб, затем в шею. Она замерла в ожидании. Камерон целовал ее шею и плечи, потом его губы нежно и ласково коснулись возбужденного соска.

Если бы он был честен, то признался бы, что тоже нервничает. Он хотел доставить ей удовольствие, подарить радость, которую она заслуживала. И Камерон успокоился немного, когда услышал тихий вздох удовлетворения, сорвавшийся с ее губ. А когда ее руки обвились вокруг его шеи и она всем трепещущим от желания телом прижалась к нему, он понял, что бояться ему больше нечего.

Он осыпал ее поцелуями, целовал алые губы, атласную шею и розовые мочки ушей. Он хотел видеть ее всю — обнаженную, как он сам, — и, расстегнув пуговицу на ее слаксах, поспешно опустил «молнию». Она тихонько засмеялась и подсказала:

— Не забудь про сапоги.

Он встал на колени, расстегнул сапоги, потом опустил слаксы вниз, а вместе с ними и трусики. Опрокинув Пегги на кровать, он стащил с нее сапоги и всю одежду.

Все еще стоя на коленях, Камерон смотрел на Пегги, не в силах оторвать взгляда от ее прекрасного тела.

Три месяца он мечтал об этом мгновении и представлял себе обнаженную Пегги. В воображении она являлась к нему, соблазнительно улыбаясь, готовая ответить на любое его желание. Целых три месяца между ними нарастало напряжение, каждое прикосновение и каждый взгляд рождали страсть. Сейчас в ее глазах он видел эту страсть и… беспокойство.

Он улыбнулся, пытаясь разрядить обстановку.

— Теперь мы с тобой на равных.

— Да, — согласилась Пегги, хотя знала, что это неправда. Камерон имел преимущество с первого дня их знакомства.

В тот день, когда он вошел в ее мастерскую и посмотрел на нее своими порочными зелеными глазами и обольстительно улыбнулся, у нее не осталось сомнений насчет того, как закончится их знакомство. Тогда она впервые изменила свои планы ради него. И с тех пор все время их меняла.

Он прикоснулся к ее бедру, и она, взглянув на него, заметила его улыбку.

— Мне нравится эта бабочка.

— Это так, глупость.

— Она сводит меня с ума с тех пор, как я впервые увидел ее.

Она нахмурилась, не понимая.

— Когда ты видел мою бабочку?

— В то утро, когда ты была очень застенчива и до подбородка куталась в афганский плед.

— Боже мой! — Она вспомнила и покраснела. — Что же ты еще увидел?

— Достаточно, чтобы потерять голову. — Он наклонился и поцеловал маленькую бабочку, вытатуированную на бедре Пегги. — Ты в самом деле сводишь меня с ума.

Его теплая грудь накрыла ее бедра, волосы, щекоча, коснулись упругого живота. Пегги судорожно вздохнула и закрыла глаза, когда он раздвинул ей ноги и начал покрывать поцелуями внутреннюю поверхность бедер. Каждый поцелуй, каждое прикосновение вызывали трепет во всем теле. И только когда он добрался до ее сокровенного места, погладив пальцами волосы между ее ног, она открыла глаза и увидела, что он смотрит ей в лицо.

Камерон вспомнил, как его дядя говорил, что все женщины одинаковы, их не отличить одну от другой, особенно в темноте. До сегодняшнего вечера он был с ним согласен. За многие годы Камерон Слейтер познал немало женщин, и они действительно походили друг на друга. Они появлялись в его жизни и исчезали, удовлетворив мужские потребности. Больше они были ему не нужны.

Но сегодня он был рад, что в комнате светло. Сегодня он хотел видеть Пегги, видеть мягкие, курчавые, медового цвета волосы, которые защищали ее сокровенное место, видеть вспышку румянца на ее щеках. Для него она была тайной, загадкой, которую он хотел познать.

Ее запах был сладок и обольстителен, а тело, словно инструмент, откликалось на каждое прикосновение. Едва заметно она сильнее раздвинула ноги, приглашая его к продолжению любовной игры. И он охотно принял это приглашение.

— Камерон! — простонала она и положила руки ему на голову, чтобы остановить его. — Я…

Она не закончила фразы, а он не остановился. Жар, исходивший от ее тела, тихие стоны и движения бедер только разжигали его. Еще немного, и она…

Поднявшись на ноги, он открыл тумбочку у кровати и вынул из ящика серебристый пакетик. Через мгновение он уже склонялся над ней, приподняв ее бедра и раздвинув коленями ее ноги. — Пегги, посмотри на меня.

Она посмотрела ему в лицо, и он понял, что никогда не забудет этого мгновения. Ее глаза цвета какао потемнели от страсти, и Камерон словно утонул в их сверкающей глубине.

— Я давно этого хотел, — признался он, пораженный, что это действительно происходит. — Мы ведь оба этого хотели.

Он уложил ее на подушках и медленно, осторожно вошел в нее. Пегги знала, что он прав. Она так же сильно, как и он, желала этой близости. Ее протесты были несерьезны, а возражения — притворны. Глядя вверх, она пожалела, что сняла зеркала над кроватью. Впервые в жизни ей захотелось увидеть слияние тел в любовном экстазе. Увидеть себя. Потому что никогда прежде ее ощущения не были столь совершенны.

Обхватив ногами его талию, она всем телом прильнула к нему. Он был частью ее, он был внутри и вокруг нее, и она была частью его. Он открыл ей новые грани жизни, он заполнил ее всю, уводя за пределы действительности.

Когда она достигла апогея, ее тело содрогнулось, а он сопровождал ее на вершину блаженства, проникая в нее все глубже и глубже. Это было лишь мгновение — быстротечное, как взрыв, но необыкновенное по своей силе. В этой яркой вспышке было также и то, что они уже познали раньше, поэтому Камерон в изнеможении удовлетворенно выдохнул ей в ухо:

— Я был прав.

— В чем? — спросила Пегги, хотя это не очень ее интересовало.

— В том, что нам будет хорошо вместе. — Он нежно поцеловал ее в губы.

Пегги закрыла глаза, надеясь, что он будет молчать. Она проиграла и стала его трофеем — очередным в жизни Камерона Слейтера. Она смирилась с этим еще до того, как вошла в его спальню, хотя глубоко в душе еще надеялась… мечтала…

— Подожди минуту, — сказал он, вставая. — Я сейчас вернусь.

Когда за Камероном закрылась дверь ванной, Пегги села, подтянув колени к подбородку. Она хотела защитить себя, случившееся сделало ее уязвимой.

Произошло то, что и должно было произойти, — она отдалась Камерону.

Вся беда в том, что она его любила.

Но это ничего не меняло.